Ахты как экономический, политический и культурный центр Лезгин Самурской долины

Автор Л.Б. Панек

В рукописи имеются некоторые неточности в отношении ссылок на литературу: кое-где отсутствуют год издания, указание на страницы, иногда ссылки совсем отсутствуют. В тех случаях, когда дополнить недостающие сведения не удалось, дается авторская ссылка. Статья приводится с некоторыми сокращениями.

В историческом процессе смены общественно-экономических формаций у лезгин Самурской долины видная роль принадлежала селению Ахты.

Литературные источники и сведения об Ахты, записанные от ахтынцев старшего поколения и относящиеся, следовательно, к концу XIX — началу XX в., дают нам представление об этом селении как крупном^[1] экономическом, культурном и политическом центре Самурской долины, центре, в котором происходили сложные соци­альные процессы.

Возвышение Ахты уходит своими корнями в далекое прошлое и ему благоприятствовали как географические, так и исторические условия.

Ахты расположено у слияния рек Самура и Ахты-Чая, оно состоит из двух частей — гюнейской (северной) и кузайской (южной). Счи­тают, что основано оно первоначально было на Гюнейской стороне. Кузайская же сторона заселилась значительно позднее. Считается, что до заселения на ней было лишь кладбище гюнейцев. В начале XX в., из-за соседства этого кладбища с базаром, гюнейцы перестали хоронить на нем своих покойников^[2]. Обе половины селе­ния разделены бурным потоком Ахты-чая, через которые теперь перекинуты два моста.

Немалую роль в былом возвышении Ахты играло его удачное в отношении обороноспособности положение. Гюнейская часть как бы прилепилась к выступу горного хребта Келесхев, увенчанного когда-то крепостью, фундамент которой сохранился до наших дней. Были и в самом селении боевые башни, впоследствии за ненадобнос­тью перестроенные. На одной из таких перестроенных крепостей сохранился до настоящего времени камень с надписью: «Владелец крепости ширваншах Халиль Уллах»^[3].

С южной стороны селение подходит вплотную к берегам Ахтычая. Бурный поток этой реки преграждал подступ к селению с этой стороны. К северу от Ахты протекает Самур, также представлявший серьезное препятствие для перехода противника^[4].

Помимо сооружения боевых башен и крепостей ахтынцы приме­няли еще и другие способы защиты от врага. Так, они строили дома закрытого типа — квадратный двор в середине был как бы обрамлен со всех сторон домом, в одной стене которого оставлено пространство для ворот. Наружные стены такого дома в старину окон не имели, окна выходили лишь во двор. При хорошо запертых тяжелых прочных воротах такая постройка представляла собой своего рода небольшую крепость, в которой жила семья, состоявшая из отца и не отделившихся сыновей. Этот тип жилища, но уже с окнами на фасаде, продолжали строить вплоть до революции.

Для защиты от нападений группа родственников нередко распо­лагала свои жилища плотно друг к другу, вокруг небольшой площа­ди, оставляя в этом «кольце» лишь один выход, который в момент опасности вся группа защищала, чтоб не допустить врага в свои дома. Жилища родственников нередко имели между собой внутренние ходы, что также объединяло их во время нападения врагов. Для обо­роны были использованы и узкие улицы, которые легко можно было забаррикадировать. Ахты с его многочисленным населением, хоро­шо защищенными жилищами, плотно прилепившимися к горному склону, было для врага недоступным, и неудивительно, что мелкие, слабо защищенные аулы, страдающие от постоянных нападений, или отдельные семьи, подвергавшиеся опасности, искали защиты у его жителей. Ахты принимало их к себе, разрешая поселиться на определенных условиях на ахтынской земле. Из селений, переселив­шихся к Ахты, называют ц1ийи хуьр («новое село») Цхюр, которое постоянно подвергалось нападениям большого селения Хнов. Цхюрцы обратились за помощью к жителям Ахты. Ахтынцы разрешили им поселиться на кузайской стороне, при условии платы налога (хардж) и выполнения бесплатно некото­рых полевых работ. Квартал, в котором живут цхюрцы, называется кулиярским. Жители Гюнейской стороны производили это название от «къул» — раб, а сами кулиярцы связывают это название со словом «къуьл» — пшеница, потому что они имели много пшеницы.

Жители селения Зрых подвергались постоянным нападениям. Несколько мирасов^[5] этого селения — Лим(неразб.)ияр, Кураку и Убарые переселились, по преданию, под защиту Ахты, на кузайскую сторону в Пелтуярский квартал.

На стене упомянутого выше дома, переделанного из крепости, сохранились следы какой-то надписи. Говорят, что здесь было вы­сечено на камне обязательство кузайцев платить дань гюнейцам, но однажды ночью, тайком, накрыв надпись войлоком, кузайцы сбили ее молотками.

В некоторых случаях селения, подвергавшиеся нападениям, пригла­шали ахтынцев для организации обороны. Так, переселились в сел. Зрых два ахтынских рода Семдар и Канашар из Пелтуярского квартала.

Как более многочисленное, сильное и хорошо защищенное селе­ние, Ахты заняло руководящую роль среди окружающих его один­надцати более мелких сельских обществ^[6], которые объединились в союз, называемый Ахты-пара, по имени возглавляющего селения.

Мы не знаем, когда образовались союзы вольных обществ Самурской долины: Ахты-пара, Докуз-пара и Ахты-пара, Наиболее раннее сведение о вольных обществах мы имеем у пол­ковника Ивана Гербера, назначенного в 1727 г. одним из комиссаров по заключению договора между Россией и Турцией и написавшего труд под заглавием «Известия о находящихся на западной стороне Каспийского моря между Астраханью и рекой Курой и землях и о их состоянии в 1727 г.». В труде своем Гербер говорит, что воль­ные общества Самурской долины состоят из многих селений, во главе каждой их них стоит старшина, что старшин этих захо­тят — слушают, а захотят — не слушают, что все селения одного общества в случае опасности помогают друг другу, что живут они в труднодоступных бездорожных местах и никому не подчиняются. Попытки персов и дербентского хана подчинить их своей власти получили отпор^[7].

В «Описании Южного Дагестана, владений Дербентского, Ку­бинского, Ахтынского, Рутульского, сделанного во время снятия земли на карту кавказского гренадерского полку секунд-майором Федором Симоновичем … в 1796 году»^[8] говорится следующее: «Оно управляется народом, стоя над наследним началом, и разделяется на три округа, заключающие в себе до 30 деревень. Первый округ Ахты(неразб.)ара, в нем Ахты главное селение».

М.М. Ковалевскому в конце XIX в. удалось собрать интересные сведения об Ахты в прошлом: «Древнейший и обыкновенно наиболее сильный аул, — пишет он, — брал на себя руководство судьбами соседних с ним обществ, и в этом случае сельский старшина аула принимал на себя предводительство в военных походах и сосредо­точивал в своих руках право судебного разбирательства в области и селениях, находящихся под его защитой <…> Лезгинское селение Ахты несло обязательство военной защиты одиннадцати сельских обществ, составляющих с ним один союз. Эти общества обязаны были во время войны подчиняться руководству ахтынских начальников, в лице сорока аксакалов, выдвигаемых тухумами по одному от каж­дого. В мирное же время эти аксакалы наблюдали за своевременным взносом “закята” и следили за тем, чтобы в гражданских и уголовных делах окончательные решения постановляемы были исключительно ахтынскими посредниками. Другие преимущества ахтынцев состо­яли в том, что при выдаче своих дочерей замуж за жителей одного из одиннадцати подчиненных им селений весь аул получал особый платеж размером в 3(неразб.) рубля», а в случае убийства ахтынца за его кровь взимался платеж в два раза больший против того, какой следовал за кровь жителей подчиненного селения^[9].

Процесс разделения труда, обмена и появления частной собствен­ности происходил в таком крупном центральном пункте, как Ахты, значительно интенсивнее, чем в прочих селениях.

Земельная площадь состояла из совершенно неравномерных участков, принадлежащих отдельным малым семьям или семейным общинам, которые одни имели право распоряжаться этой землей и ее отчуждением. Отдельные владельцы могли свою землю продавать, дарить, сдавать в аренду. Правда, в первую очередь, владелец дол­жен был предложить ее своим сородичам, но если он не мог сойтись с ними в цене, то имел право продать этот участок чужеродцам. Цены на землю стояли высокие. Маленькие клочки пашни, очищенные когда-то от камней, были разбросаны нередко в 10-20 местах и отстояли от селения на 5-8 верст. Богатые старались путем покупки сконцентрировать хорошие земли в небольшом количестве участков, неподалеку от селения. Помимо большего количества и лучшего качества пахотной земли, богач извлекал из нее прибавочную стоимость путем найма рабочей силы для ее обработки или сдачи ее в аренду. Так, например, земли ахтынцев подходили к самому селению Гданг, жители которого почти не имели своих пахотных земель и обрабатывали земли ахтынцев, получая за это половину урожая.

Богатые захватывали не только лучшие земли, но и большую часть воды для орошения. Процесс мельчания (парцелярности) учас­тников и появления земельной бедноты явились следствием частной собственности на землю.

Немалую роль в процессе дифференциации этого общества сыг­рало и скотоводство. Крупные барановоды использовали в большей степени природные ресурсы (пастбища и покосы), чем мелкие. Кроме того, они извлекали прибавочный продукт из наемного труда пасту­хов и от пастьбы чужих баранов за приплод. Невозможность получить средства пропитания на своей земле вызвала появление еще одного «занятия», которое было распространено на определенном этапе исторического развития у многих народов Дагестана и за его преде­лами — занятия грабежами. Приобретение частной собственности в виде добычи, полученной грабежом, способствовало опять-таки углублению процесса дифференциации данного общества. О том, с какого периода грабежи стали одним из средств существования лезгин Самурской долины и способствовали процессу накопления частной собственности, мы не имеем точных данных. В одном из доку­ментов кайтагских уцмиев ширваншах жалуется своему племяннику Эльчаву на их постоянные набеги: «Что скажешь, о Эльчав Багадыр, если этот народ останется таким образом (т.е. в разбоях. — Л.П.)? Владение мое разорится <…> разбойники часто спускаются с дорог, идущих по горным высотам, ввиду деревень Альфа (Фий. — Л.П.), Мезав (Маза. — Л.П.), Куруш и Хиналуг. Я намерен утвердить твоего сына Мугаммедбека в управлении крепостью Ахир (Ихир. — Л.П.), чтобы он охранял дороги горных высот. Тогда нет сомнения, прекра­тятся разбои, прислуга и невольники твоего сына будут надежными защитниками жителей Ширвана». Мухаммедбек утвердился в кре­пости Ихире и сдерживал набеги лезгин на Ширван.

О набегах лезгин пишет также И. Гербер (1728): «Они мало имеют пашней и скотоводства и полагаются на то, что работают для них другие. Одно их пропитание — грабительство и разбойничество. Они никому подати не платят, да от них бы ничего и не потребовали, если б они только других не грабили. Обычай их есть, что с малыми партиями нечаянно нападут на соседей в Мушкуре, Табасаране, Кубе, да и в Шабране, и все, что схватить могут, с собой увозят, особливо лошади и скот для них не безопасны»¹⁰.

Лезгины Самурской долины были постоянными участниками больших военных предприятий казикумухских ханов, а также со­вершали более мелкие набеги на соседние области. Об участии лезгин в набегах Сурхай Хана мы узнаем от того же И. Гербера. « Сурхай хан, — пишет он, — с самого юношества много разбоев чинил с подданными своими, и <…> разорением всего Ширвана, Ардебила, Шамахан и Карабага столь много имения собрал, что тавлинцев, лезгинов, кюрелов (кюринцев) и другие разбойничьи народы так себе обязанными учинить мог, что они всегда готовы были повиноваться его желаниям»¹¹.

Шариат также предусматривал раздел военной добычи, по кото­рому 1/5 ее установлена Кораном для неимущих, а 4/5 делятся по­ровну между участвующими в набеге. В Ахты как крупном сильном селении, которому были подчинены соседние сельские общества, было немало таких удальцов «бахтачияров», приобретавших себе средства пропитания и богатство путем набегов. Память о них со­хранилась в народе до сегодняшнего дня. Так, наиболее сильными и многочисленными тухумами в Ахты считали тухумы Кабанар, Кисрияр и Сирияр, из этих родов и выходили бахтачияры. Хотя от тухума Кабанар осталось сейчас только 2-3 потомка, не имеющих никакой силы, остальные, преследуемые русской властью за свою «деятельность», давно уже переселились в Кумух, тем не менее до сих пор, когда ребенок заплачет, его пугают: «Большой крик не по­дымай, Кабанары придут» или «Не кричи, Сирияр придет». Вокруг тухумов группировалась молодежь из других родов.

• Там же. С. 109.
• Там же.

Чтобы проехать из Ахты в Баку, надо было ждать более десяти дней, пока не наберется группа человек двадцать, так как ехать в одиночку было опасно.

В памяти народной сохранились рассказы о том, что бахтачияры при нападении придавали себе устрашающий вид — надевали на голову рога, выворачивали шубы мехом наружу, привязывали к меху колокольчики, чтобы производить больше шума. В таком виде они шли на дорогу и отбирали от приезжих скот, зерно и дру­гие продукты. В более давние времена бахтачияры ходили пешком, но впоследствии стали действовать на конях, обертывая последним копыта войлоком или прибивая подковы в обратную сторону, чтобы ввести в заблуждение преследователей.

В начале XVIII в. лезгины еще смотрели на грабежи, как на необ­ходимый и честный труд. «Воровство — наша пашня и соха, — гово­рили они, когда в 1727 г. от них требовали присяги, чтоб они были верны России и воздержались от грабежей, — сим жили наши предки и мы никакого другого пропитания от них в наследство не получили; все, чем мы владеем, есть воровством собранное имение и так должно будет нам в Российском подданстве с голоду умереть, пусть с нами сделают что хотят, но мы будем себя защищать до последней капли крови и лучше нам умереть честными людьми, нежели с голоду». Так сказали они представителям русской власти. И, не пожелав дать присяги, сели на коней и уехали¹³.

После присоединения Дагестана к России отношение к набегам бахтачияров должно было постепенно измениться. Грабеж уже не рас­сматривался как необходимый промысел, а наоборот, являлся помехой честному труду. Развитию мирной хозяйственной жизни, которая ста­ла устанавливаться с приходом русских, бахтачияры наносили вред. При наличии русского законодательства и исполнительной власти борьба с бахтачиярами, которые уже в эту новую эпоху рассматрива­лись как злостные грабители, не представляла особых трудностей.

Безземелье и малоземелье сузили для ахтынцев возможность заниматься сельским хозяйством и способствовали развитию среди них ремесел. Этому благоприятствовали и хорошие условия для сбыта ремесленных произведений.

Здесь было большое количество ремесленников, среди них ков­ровщицы, чувячники, сапожники, портные, шубники, валяльщи­ки, шапошники, шорники, ткачи, деревообделочники, ювелиры, оружейники, кузнецы, ковщики и медники.

По свидетельству стариков, перед революцией в Ахты было 26 портных, 35 башмачников, 4 ткача, 4 ювелира, 5 кузнецов и 10 ка-

• Там же. С. 163.
• Гербер И. Известия.. С. 129.

менщиков. Формы этой отрасли труда были самые разнообразные. Были здесь и общинные ремесленники, которые удовлетворяли текущие нужды всей общины и в возмещение за свой труд получали с каждого двора вознаграждение продуктами. К такого типа ремес­ленникам относились сельские кузнецы.

Были ремесленники, которые ходили по домам, например шуб­ники, наконец, такие, которые сидели дома и выполняли работу по заказу или для продажи на базаре.

В таком многолюдном центре, как Ахты, ремесленники имели возможность сами сбывать свои товары. Многие выносили свои мастерские из домов в торговый (базарный) квартал, где легче было получить заказы и сбыть продукцию, сделанную на продажу. В пос­леднем случае его изделия являлись уже товаром, он сам не только ремесленником, но и торговцем, а помещение, где он работает — и мастерской, и лавкой. Женщины-ковровщицы работали всегда на дому и сбывали свои изделия перекупщикам.

Как правило, отец или дядя обучали своему ремеслу сына или племянника, и таким образом профессия эта переходила из поколе­ния в поколение и была наследственной.

Считают, что ремесленники были, главным образом, на Гюнейской стороне, а торговцы — преимущественно на Кузайской.

Ремесло здесь еще не вполне отделилось от сельского хозяйства. «Вто­рое крупное разделение труда» еще не было завершено, ремесленник еще не совсем расстался с уходящим из-под его ног клочком земли.

Другим обстоятельством, благоприятствовавшим экономическо­му росту Ахты и вместе с тем и разложению первобытно-общинных отношений, было центральное местонахождение этого селения на горных путях, по которым шел обмен, с одной стороны, между гор­ными скотоводами и равнинными земледельцами, с другой — между горным Дагестаном и промышленным центром Нухой.

Из Кубинской провинции, преимущественно из селений Гиль, Из(неразб.)аб и Маугли Кент, которые ахтынцы называли «хлеб­ными мешками», сюда привозили зерно, фрукты, дыни, арбузы и древесный уголь. Хлеб, уголь и дрова доставляли сюда также из Магарамкентского района, а уголь — из селения Хулуг Кусарского района. Рутульцы привозили в Ахты рожь, сушеное мясо, масло, сыр. Южные селения Ахтынского района Ущугул, Фий, Маза, Борч и Хнов занимались почти исключительно овцеводством и привози­ли в Ахты на обмен свои продукты животноводства. Так как сбыт этих продуктов в Ахты был более выгоден, то привозили сюда и из Курахского наибства.

Таким образом, в Ахты был сосредоточен обмен продуктов живот­новодства горных селений на зерно и лесные материалы плоскостных районов.

Здесь же совершался обмен этих сельскохозяйственных продук­тов на изделия кустарные и промышленные.

Так будугцы привозили сюда свои грубые толстые сукна, кото­рые употребляли на мужскую верхнюю одежду. Они ценились за свою прочность, так как не рвались при прохождении по колючим кустарникам, особенно обильно растущим в Кубинском уезде, и во время дождя становились плотными и непромокаемыми. Здесь же продавали и тонкие цахурские сукна из шерсти мягкошерстной по­роды овцы «цирау», а также славящиеся своим хорошим качеством сукна акушинцев. Фабричные ткани стоили дорого, линяли от дождя и солнца, их употребляли только на нарядную одежду, повседнев­ную же рабочую одежду предпочитали делать из сукна местного производства. Продавались здесь и андийские бурки, считавшиеся лучшими на Кавказе; андийцы возили их через Ахты и дальше в Нуху. Табасаранцы привозили сюда свои изделия из пеньки, хлопка (ковры, мешки, веревки), а также особую халву из орехов и груше­вой воды. Глиняную посуду поставляли в Ахты кубинцы и агульцы, причем последние не делали ее на сами, а скупали у табасаранцев. Табасаранская посуда, носящая название «яхул каб»¹⁴ — тонкостен­ная, легкая, при постукивании звенит подобно фарфору, она служит для хранения масла, и достоинство ее заключается в том, что масло не впитывается в ее стенки. «Нюгет каб» называли тяжелые толстостен­ные горшки, привозимые в Ахты из селения Нугет. Горшки эти привозили сами мастера, их употребляли только для хранения молока, так как масло впитывалось в их пористые стенки. Торговцы из Деничи  привозили сюда на верблюдах мазут для освещения. Каждый из них имел приблизительно по пять верблюдов, которых разводили в селении Джорат на Апшеронском полуострове и в селении Церез(неразб.) в Ширване. Оба эти селения расположены в безводной местности, в которой заниматься земле­делием было невозможно, почему они и стали разводить здесь этих неприхотливых животных.

Привозили в Ахты свои изделия ремесленники соседних лезгинс­ких селений. Ялджугцы продавали здесь свои ковры, бурки, кошмы, сапоги и кнуты; калукцы — башмаки и выделанные кожи; кузнецы из селения Ихир имели в Ахты свои кузнечные мастерские, в которых они из железа, доставленного им из Дербента, изготовляли щипцы, топоры, ножи, кинжалы, лемехи.

Продавали здесь и деревянную посуду. Лучшими ложками счита­лись ложки, сделанные в с. Кулук из абрикосового дерева (машмаш тур — абрикосовая ложка), они отличались прочностью, гладкой поверхностью и не давали трещин. Ложки, сделанные из мягкой породы дерева, неаккуратной работы, употреблялись бедняками и

• Яхулами лезгины называют суммарно лаков, табасаранцев, агулов и даргинцев.

назывались по национальности мастера «Яхул тур». Ложки, изго­товленные ложкарями-рутульцами, тоже считались грубой и плохой работой. Их называли «вана вац тур»^[10].

В.И. Ленин относит появление ремесла к началу производства на заказ. «Первой формой промышленности, отрываемой от патриар­хального земледелия, является ремесло, т.е. производство изделий по заказу потребителя. Материал может принадлежать при этом потребителю — заказчику или ремесленнику, а оплата труда ремес­ленника происходит либо деньгами, либо натурой»^[11].

Работа на заказ всегда носит временный характер и предпола­гает правоспособность ремесленника свободно договариваться с заказчиками.

«В этой форме промышленности, — пишет В.И. Ленин, — нет еще товарного производства, здесь появляется лишь товарное обра­щение в том случае, когда ремесленник получает плату деньгами или продает полученную за работу долю продукта, покупая себе сырые материалы и орудия производства. <…>

На более высокую ступень поднимается ремесло в том случае, когда появляются ремесленники — мелкие товаропроизводители, сбывающие свои изделия на местном узкоограниченном рынке и по­тому еще не нуждающиеся в посреднической деятельности купца»^[12]. На этой стадии «продукт по-прежнему переходит непосредственно из рук производителя в руки потребителя, причем продаже продукта предшествует иногда обмен его на сельскохозяйственные продук- ты»^[13]. Торговля в Ахты, как и в других селениях Дагестана, носила по преимуществу меновой характер. Обмен и продажа на деньги исчислялись в зависимости от цен на зерно. Кроме продуктов сель­ского хозяйства и произведений ремесла привозили в Ахты и разные промышленные товары: из Нухи — особые узорчатые ситцы, синюю бязь, шелковые платки и легкий табак, из России — мануфактуру, особенно русские сукна, железо, медь, сахар^[14].

Обмен в Ахты происходил или непосредственно между самими производителями в натуральной и реже в денежной форме или с участием скупщиков и торговцев.

Хлеб доставляли в Ахты четыре крупных скупщика. Все они жили, как большинство торговцев, в базарном квартале на Кузайской стороне. Весной, имея при себе достаточную сумму, они отправлялись в плоскостные или предгорные селения, где на кабальных услови­ях запродавали им хлеб будущего урожая. Тяжесть этих условий заключалась в том, что крестьяне должны были вернуть хлеб с нового урожая на сумму вдвое большую той, которую они получили авансом. Народ считал нечестную торговлю хлебом делом грешным и подтверждал свой взгляд тем, что торговцы, которые вели ее, впоследствии разорились.

В конце XIX и начале XX веков торговля ахтынцев вышла из ра­мок Дагестана и Ширвана. Крупный торговец Хаджи Закарья значительно расширил свое дело и ездил за товарами в Москву и на Нижегородскую ярмарку. По виду торговли, какую вели торговцы, они носили разные наименования. «Гевер алверчи» называли бродячего торговца, «тажир алверчи» — торговец, который сидит на одном месте, никуда не ездит и все товары к нему привозят, «бакьалом» называли бакалейщика. Термин, как известно, проникший и в русский язык из турецкого. «Парчачи» — называли торговца мануфактурой (от тур. «пере пар­ча» — «материя»).

Таким образом, в Ахты имел место развитый обмен и торговля, а известно, что торговля и купеческий капитал разлагающе действуют на докапиталистические способы производства.

Мы знаем, что «первое разделение труда», т.е. выделение ско­товодства, вызвало обмен продуктов земледелия на продукты ско­товодства; «второе разделение труда» — выделение ремесла — еще более способствовало развитию обмена и торговли. Производство все возрастающей части продуктов труда непосредственно для обмена превратило, по словам Ф. Энгельса, обмен между отдельными произ­водителями в жизненную необходимость для общества, «появляется класс, который, не принимая никакого участия в производстве, <…> становится неустранимым посредником между двумя производите­лями и эксплуатирует обоих»²⁰.

В данном случае мы не можем еще говорить о классе торговцев, но отмечаем лишь появление соответствующих лиц, которые зани­мались торговлей.

Существенной особенностью всякого торгового центра является наличие базара. Базар в Ахты был вечный, т.е. торговля там не прекращалась ни на один день. «Бурное селение было Ахты», — го­ворят старики, большое оживление на базаре наблюдалось особенно летом.

Из Кубинского и Дербентского районов товары привозились на арбах, из Нухи за отсутствием дороги пользовались вьючным транспортом. Соответственно объему торговли в Ахты было большое количество караван-сараев, в которых приехавшие могли

• Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. М., 1945. С. 187.

останавливаться на ночлег, а также оставлять там свои арбы и транспортных животных.

Из Кубы, Нухи, Хачмаза и других равнинных мест приезжали сюда летом на своих фургонах, как на дачу, спасаться в горах от жары. Они останавливались у своих кунаков или в комнатах для приезжих при чайханах тех же караван-сараев.

Извозный промысел составлял для некоторых крестьян основной источник их существования, занимались им преимущественно жители селений Ахты, Цюхюля, Мака и Кара-Кюре. Расчет с аробщиками производили умышленно в Ахты, чтобы на заработанные деньги они тут же покупали себе мануфактуру, металлические и другие хозяйственные вещи. Среди ахтынцев было немало фургонщиков, которые занимались перевозкой пассажиров.

Малоземелье, вызванное природными условиями, а также и прибиранием в свои руки земли богачами, приводило к необходи­мости «избыточное» население Ахты искать приработка в отхожих промыслах или переселяться в другие места. Подтверждение тому положению мы находим у В.И. Ленина: «Беднота соединяет продажу своей рабочей силы с ничтожными размерами посевов»^[15].

Отхожие промыслы есть массовый отход «избыточного сельского населения в поисках работы по найму в районы развитой промыш­ленности или сельского хозяйства. Отходничество присуще капита­листической форме хозяйства»^[16].

Отходничество имело здесь разнообразные формы: значитель­ный процент мужского населения уходил рабочими на Бакинские и нефтяные промыслы или батраками в Ширван на сельско­хозяйственные работы — косьбу, жатву и другое. Были также отходники-ремесленники: шубники, каменщики, деревообделочники и другие. Начиная с 12 лет мальчики уходили на заработки вместе со своими отцами.

Некоторые бедняки уходили в Ширван и образовывали там артели по использованию нефти из колодцев. С собой отходники ред­ко брали семью. Молодых женщин брать боялись, так как их могли похитить. Но, иногда, можно было видеть даже большую семью, погруженную на 7-8 арбах, перекочевывающую на всю зиму в плоскостные районы.

В обзоре Дагестанской области за 1892 г. по интересующему нас вопросу приведены цифры, которые показывают, что из общего ко­личества отходников из Дагестана в 70 366 человек 37 155 человек²³ приходилось на Самурский округ, что составляло почти все взрослое население округа, в котором считалось 62 752 человека. Некоторый процент отходников постепенно отрывался от своего селения и сохра­нял с ним лишь родственные связи, но значительное большинство тяготело к горам, т.к. плохо переносило в летний период жаркий климат равнины.

В.И. Ленин считал, что отхожие промыслы имели прогрессивное значение, что они вырывали крестьян из их обстановки, замкнутости и раздробленности и вовлекали широкие массы в водоворот обще­ственной жизни и в совместную с пролетариатом классовую борьбу против эксплуататоров.

И действительно, дагестанские отходники, побывавшие в про­мышленных центрах и городах, способствовали росту культуры и политического сознания в родных аулах.

В Ахты до сих пор сохранились некоторые черты родового строя: к таким чертам относится, например, расселение родственными группами. В этом селении 6 кварталов: Хамам мягъле, Вини мягъ- ле, К1ених мягъле, Базар мягъле, Кулияр мягъле и Петуяр мягъле. В каждом квартале родственники живут компактными группами. Например, Пелтуярский квартал населяют Мурсарар, Ахмедар, Ленп1ияр, Чабалар, Убакар, Канашар, Саидар и Алхасар.

В Кулиярском квартале живут опять-таки более или менее ком­пактными группами тохумы Ххуркъар, Ахмединбур, Исмихнар, Валбацар, Лагъайсар, К1ак1ахар, Церевар, Терзияр, Шекъвер, К1енешар и Велияр. То же самое и в прочих кварталах. Сейчас, конечно, такое расселение по родственному признаку не является обязательным.

Но в группе сородичей еще нередко и сейчас можно видеть како­го-нибудь старика, который пользуется авторитетом и к которому обращаются за советом в разных домашних делах. Функции этих родовых старейшин, которые когда-то наряду с родовым собранием управляли ромом, стали теперь очень ограниченными. По материа­лам М.М. Ковалевского мы видим, что в прошлом ахтынские старей­шины (аксакалы) по одному от каждого рода были и организаторами военных дел, и судьями.

В таком большом населенном пункте, как Ахты, с многочислен­ным населением, пестрым родовым составом и дифференцированным разделением труда не могло сохраниться родового устройства. Род по своему характеру всегда стремится к обособленности, всегда противо­поставляет себя другому роду. Эту особенность родовой организации отметил еще Л. Морган²⁴.

Частная собственность на скот и на землю, развитие обмена и тор­говли нарушали родовые связи и объединяли людей разных родов по

• Обзоры Дагестанской области. Темир-Хан Шура, 1993.
• Морган Л. Древнее общество. 1935. С. 62.

роду их занятий и экономическому положению. К тому же при тесном сожительстве большого количества родов на одной территории, что имело место в Ахты, у этих родов возникало много общих интересов. Сюда в полной мере могут быть отнесены слова Ф. Энгельса: «Родс­твенный характер связи отступал на задний план перед территори­альным; род исчезал в марке, в которой, впрочем, еще достаточно часто заметны следы ее происхождения из отношений родства членов общины»²⁵. В Дагестане вообще и, в частности, в Ахты таким объеди­нением по территориальному признаку является джамаат (общество). Дела, касающиеся всего селения, обсуждались на общем сходе всего взрослого мужского населения. Этот общий сход собирался в Ахты около джума-мечети. Старики сидели обычно в центре, а молодые стояли по краям. Во главе управления стоял старшина, он имел двух помощников: одного с Гюнейской, другого — с Кузайской стороны, секретаря, муллу и двух других секретарей. Председателем джамаата был старшина. Особого порядка на этих собраниях не было.

К органам управления следует отнести и сельский суд, в состав которого входили шесть аксакалов, от каждого квартала по одному, а председателем был кази.

Постепенно джамаат утрачивал свойственные ему когда-то черты демократизма, он испытывал все большее влияние богачей и духовенства. Возникают общественные должности (старшины). Эти старшины в условиях развивающейся частной собственности используют свое общественное положение.

В середине XIX в. (1839 г.) вольное общество Ахты-пара уже прекращает свое существование. Ахты становится центром Самурского округа и входит в состав Российской Империи. «Родовая ор­ганизация, — пишет Ф. Энгельс, — переходила в территориальную и оказалась поэтому в состоянии приспособиться к государству»²⁶. Правящая верхушка джамаата становится теперь выразительницей классовых интересов царской России.

Ахты являлось не только политическим и экономическим, но и культурным центром Самурской долины.

В своей работе «Асари Дагестан» Гасан Алкадарский называ­ет несколько ахтынских ученых, в том числе Мирзу-Али-эфенди Ахтынского, который преподавал как гуманитарные, так и естес­твенные науки (физику). Сам Гасан Алкадарский изучал под его руководством физику и философию. Сохранился рассказ о том, что Шамиль арестовал Мирзу-Али-эфенди за то, что тот выступал против него. На это обвинение Мирза-Али-эфенди ответил Шамилю: «Я тебе подчиняюсь по шариату, но не как государственному властителю. Ты не падишах, ты сегодня все, а завтра уйдешь, а люди должны жить вечно. Как правитель ты не правитель, но я тебе подчиняюсь».

• Энгельс Ф. Происхождение семьи™ С. 171.
• Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 14. С. 182.

Летом этого года (1951 г.) мне удалось познакомиться в Ахты с библиотекой одного покойного муллы, в которой кроме книг религиозного содержания было немало рукописных и печатных научных книг. Годы, указанные на рукописных книгах, свидетель­ствуют о научных интересах некоторых представителей Ахты во второй половине XVIII в. к таким наукам как история, астрономия и география.

После присоединения Дагестана к России открылись более широкие возможности для мирного культурного развития. По сви­детельству одного неизвестного лица, жившего в первой половине XIX века, «с первых дней окончания военных действий в Самурском округе не слышно стало ни одного выстрела и не было решительно ни одного покушения к нападению, грабежу и убийству. Проложенный новый кратчайший путь на 300 с лишком верст, сближающий Кубу и Дербент с Тифлисом, хотя требует лучшей обработки дороги, но отныне совершенно уже безопасен»^[17].

Проведенные царским правительством дороги, первоначально для военных целей, служили в дальнейшем для мирных торговых сношений.

Построенный в 1914 г. на Ахтынском почтовом тракте Самурский железобетонный мост заменил прежнюю опасную переправу вброд и облегчил связь Ахты с промышленным центром Дагестана — Де­рбентом, приближая его в то же время к железной дороге, постро­енной в 1899 г. Наибольшие успехи в области плодоводства также были достигнуты в Ахты. Ахтынцы очень много поработали над выведением у себя культурных сортов фруктов и овощей, которые по своему качеству, размеру и вкусу получили известность во всем Дагестане.

Первая «русская» сельская школа (2-классное училище) в Да­гестане открыта была в 1861 г. именно в Ахты. Духовенство было в большой оппозиции к этому культурному мероприятию. «Наших детей хотят сделать гяурами, хотят от нас отнять веру», — гово­рили они. В школе училось сначала всего 12 мальчиков, это были по преимуществу сыновья Кази, юзбаши и торговцев. К 1899 г. в этой же школе обучалось 54 мальчика, а в 1903 г. уже 120, в числе которых были и бедняки, и середняки. Хотя мусульманские шко­лы при мечетях продолжали существовать, но ахтынцы осознали необходимость подлинного просвещения, сами стали подавать за­явления с просьбой устранить вторую школу и активно помогали этому делу. В 1913 г. в Ахты была открыта вторая школа (одноклас­сная), в которой уже учились девочки. При 2-классном училище были устроены ремесленное отделение и опытный фруктовый сад.

В ремесленном отделении преподавались слесарное, кузнечное, столярное и токарное ремесла.

В селении Ахты в 1908 г. зародился и лезгинский театр. Первые спектакли проводились в Ахтынской крепости с благотворительной целью. Женщин-артисток сначала не было, и женские роли испол­няли мужчины. Первая пьеса, поставленная на лезгинском языке, носила название «Бурж-али», ее сочинил ахтынец Магомед Эюбов, который даже не умел писать. Не будучи записанной, со слов, на память эта вещь ставится в театре по сей день.

Селение Ахты, занимая господствующее положение в Самурской долине, постепенно становилось поселением городского типа.

Мы знаем, что города возникали в хорошо обороняемом пункте, жители которого на определенных условиях принимали на себя защиту пришельцев.

Мы знаем, что города образуются большей частью как места для обмена товаров, в удобных пунктах: на скрещивании дорог или при устьях судоходных рек; что они возникают на известной ступени общественного разделения труда, в частности, выделение ремесла из сельского хозяйства является одной из основных предпосылок к образованию города.

Мы знаем, что городами считаются более или менее многонаселен­ные пункты, в которых для значительного количества жителей сель­ское хозяйство не является основным источником существования.

Город характеризуется также наличием постоянного рынка в его пределах, который обеспечивал бы обмен продуктов сельского хозяйства, ремесленных и позднее промышленных изделий.

Возникнув на известной ступени разделения труда, город сам становится орудием дальнейшего развития этого разделения.

В поселение городского типа более резко проявляется рост соци­альных противоречий.

Город становится очагом зарождающейся культуры и является прогрессивным фактором общественной жизни.

Все эти признаки города в большей или меньшей степени свойственны были и Ахты. Недаром лезгины называли его в отличие от п оселений сельского типа (хюр) шехером, т.е. городом. Был период, когда лезгины действительно могли видеть в нем зарождающийся город.

Л.Б. Панек

Подготовка текста к публикации и примечания Е.Л. Капустиной

^[1]  По данным 1882 г., число жителей в наиболее крупных населенных пунктах Дагестана составляло в Большом Казанище — 5049, Тарку — 2176, Губден — 5473, Карабудахкент — 4431, Хаджал-Маха — 2188, Акуша — 5200, Урахи — 4145, Кая-Кент — 5094, Дербент — 13775, Петровск — 3895, Ахты — 5798 человек. Таким образом. Только город Дербент превосходил по численности населения Ахты.

^[2]  Впоследствии кладбище это застроилось домами и квартал этот стал называться «сырар мягле», т.е. кладбищенский квартал.

^[3]  Ширваншах Калиль Уллах жил в 1417-1462 годах н.э.

^[4] Так, например, при осаде ахтынского укрепления в 1848 г. князь Ар- гутинский-Долгорукий, явившийся оказать помощь осажденным, не смог преодолеть со своим отрядом трудности перехода через Самур и вынужден был повернуть обратно. Тем более трудным препятствием была эта река во времена отдаленные.

^[5] «Мирас» — группа близких родственников.

^[6] Кроме сел Ахты в эти общества входили следующие селения: Гра, Зрых, Ухул, Кака, Гдынг, Луткун, Маза, Кочах, Миджах, Смугул, Хал, Гогаз, Усур, Фий, Хкем, Къуляр, Гдым, Ялак и два рутульских селения Борч и Хнов.

^[7]  Гербер И. Известия о находящихся на западной стороне Каспийского моря между Астраханью и рекой Курой и землях и о их состоянии в 1727 г. С. 100.

^[8]  ЦВИА. ФВА. Д. 18474, л. 45.

^[9] Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. М., 1890. Т. 2. С. 164.

^[10]  «Вана вац» в переводе означает «верхняя река», т.е. верхнее течение Самура, начиная от селения Хрюк.

^[11] Ленин В.И. Сочинения. Т. 2. С. 254-255.

^[12] Там же. С. 256.

^[13] Там же. С. 257.

^[14]  О торговле России с Дагестаном и Ширваном см.: Броневский С. Но­вейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. Ч. 2. С. 402-403.

Ленин В.И. Сочинения. Т. 3. С. 82.

^[16] Там же. С. 82.

^[17] Исторические сведения о бывших вольных общинах Кубинской про­винции, составляющих ныне Самурский округ // Материалы по истории Чечни и Дагестана. 1940. С. 334.

Примечания

© Источник: Рукописный фонд института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН. Фонд 3, опись 3, дело № 2