ГЛАВА II

Первый этап освободительного движения народов Восточного Кавказа под руководством Хаджи-Давуда(1707-1722 гг.)

• § 1.Истоки и предпосылки освободительного движения
• § 2. Первые антииранские восстания.Начало борьбы народов Восточного Кавказа против сефевидского владычества (1707-1711 гг.)
• §3. Хаджи-Давуд во главе восставшего народа.Перерастание разрозненных, стихийных выступлений в организованное освободительное движение и его дальнейшее развитие (1711-1719 гг.)
• §4. Взятие Шемахи.Свержение сефевидского владычества (1720-1722 гг.)

Освободительное движение народов Восточного Кавказа против иноземного владычества в первой трети XVIII века, продолжавшееся более 20 лет, можно условно разделить на два этапа. Первый этап охватывает период со времени начала первых антииранских восстаний (1707-1708 гг.) до Персидского похода Петра I (1722г.), ознаменовавшего собой начало прямого военного вмешательства иностранных держав в события, связанные с данным движением. Отличительной особенностью пер­вого этапа движения является его исключительно антииранский, антисефевидский характер. Второй этап движения охватывает период времени с 1722 по 1728 год. Отличительной особенностью данного этапа движения является то, что оно приобретает в это время сначала антироссийскую, а затем и антиосманскую направленность, сохраняя при этом и свой антииранский характер.

§ 1.Истоки и предпосылки освободительного движения

Чтобы понять истинную подоплеку событий исследуемой проблемы, нам представляется целесообразным их изложение и анализ предварить кратким освещением некоторых аспектов, связанных с истоками сефевидской экспансии на Восточном Кавказе, так как данное движение, по нашему глубокому убеждению, имела не только социально-экономические и политические, но и исторические и этнорелигиозные предпосылки.

Известно, что на Восточном Кавказе до завоевания их Сефевидами исповедовался суннитский толк ислама. Первые попытки насаждения здесь шиизма были предприняты ещё задолго до образования Сефевидского государства и связаны с владетельными шейхами, обосновавшимися в Ардебиле во главе духовного ордена «Сефевийе». Имя ордену и роду шейхов дал почитавшийся святым Сефи-ад-дин Исхак аль-Мусави аль-Ардебили(1252-1334). Со временем его последователи примкнули к шиизму, стремясь использовать его популярность для укрепления своего влияния.[1]

Учитывая ту историческую роль, какую шиизм сыграл в создании Кызылбашского государства, необходимо остановиться на основных догматах и идеях шиизма.

Шиизм (от араб. – ши¢¢а – партия, секта, группа приверженцев) – одно из двух(наряду с суннизмом) основных направлений в исламе. Главное разногласие между суннизмом и шиизмом сводится к тому, что сунниты почитают наряду с Мухаммедом ещё четырех правоверных халифов, последовательно правивших в 632-661 гг.,- Абу-Бекра, Омара, Османа, Али, а также их преемников-халифов Омейадской и Абассидской династий. Шииты же отвергают суннитских халифов, кроме Али, как узурпаторов. Суннитским халифам шииты противопоставляют 12 своих имамов, потомков Али и Фатимы, дочери пророка Мухаммеда. Некоторые шииты ставят Али выше Мухаммеда, считая первого воплощением Бога, а второго лишь его посланником. По преданию все 12 шиитских имамов (кроме последнего) умерли насильственной смертью и являются мучениками за веру. Считается, что двенадцатый последний имам таинственно исчез. Он стал махди – «руководимым» Богом, мессией ислама. Грядущее появление махди, согласно учению шиитов, «наполнит землю правдой и справедливостью». Всё это делало шиизм очень популярным среди угнетенного крестьянства и кочевников.[2]

В государствах Ближнего Востока и Средней Азии в XIV-XV вв. господствующим вероисповеданием был суннитский толк ислама. Шиизм был распространен в Иране, а также в арабском Ираке и Сирии. К этому времени уже существовали различные шиитские секты, очень часто сильно враждовавшие друг с другом. Ардебильские шейхи – Сефевиды придерживались умеренного шиизма (имамиты), наиболее отвечавшего идеологии феодальных слоев шиитского движения.[3]

В 1447 году во главе ордена «Сефевийе» стал шейх Джунейд. Со временем он вошел в доверие к правителю Кара-Коюнлу Джахан-шаху и стал претендовать на его место. Но Джахан-шах вынудил коварного шейха покинуть пределы своего государства. Точно также поступил и османский султан, когда Джунейд оказался с группой своих сторонников в Турции. Тогда Джунейд удалился в небольшое княжество Караман, правитель которого, узнав об истинных намерениях шейха, также предложил ему убраться восвояси. После этого Джунейд бежал в Сирию. Правитель Сирии Билал-оглы сначала приютил беглеца, подарив ему одну из старых крепостей. Вокруг шейха снова стали собираться его единомышленники из разных тюркских племен. Узнав об этом, Билал-оглы, по указанию египетского султана, также выдворил шейха из своей страны. После долгих скитаний и неудач, Джунейд, наконец, нашел пристанище у правителя Ак-Коюнлу Узун-Хасана, враждовавшего с Джахан-шахом.[4]

В 1459 году Джунейд, собрав большое войско, предпринял поход на север, в Лезгистан, якобы, для ведения «священной войны с неверными». В 1460 году состоялось кровопролитное сражение на берегу реки Самур, в котором Джунейд, его дервиши и гази («борцы за веру») были наголову разбиты лезгинами, а сам шейх убит. Так бесславно завершил свою деятельность один из выдающихся авантюристов в средневековой истории мусульманского Востока.[5]

Именно с этого времени и начинается эпоха сефевидской экспансии на Восточный Кавказ, завоеванию которого Сефевиды придавали первостепенное значение, так как видели в нем естественную пограничную территорию и удобное место для обороны своих пределов с севера. Кроме того, сефевидских захватчиков привлекали богатые природными ресурсами предгорные и равнинные районы Восточного Кавказа.[6]

Сын и преемник Джунейда шейх Хайдар(1460-1488) продолжил авантюры своего отца. Его сторонники впервые начали носить чалму с 12 красными полос­ками в честь 12 шиитских «святых имамов». Поэтому последователи Сефевидов стали с тех пор называться кызылбашами (тюрк. – «красноголовые»)[7].

Хайдар совершил три похода на Восточный Кавказ, и третий ока­зался для него последним. Это случилось в 1488 году. Завладев Шемахой, Хайдар жестоко расправился с местными жителями, учинив массовую рез­ню. Затем он двинулся на север, в сторону Дербента. Сопротивление дербентцев вынудило Хайдара отступить в Табасаран, где в июле 1488 года произошло крупное сражение между кызылбашами и местными силами. Тюрк­ские захватчики были наголову разбиты, а Хайдар убит.[8]

В 1499 году во главе кызылбашев стал сын Хайдара – Исмаил. Искусный политик и дипломат, он сумел за короткое время привлечь на свою сторону большинство тюркских кочевых племен. Сколотив огромную армию, Исмаил также предпринял поход на север, в страну лезгин, где нашли свой бесславный конец его дед и отец. Осенью 1500 года кызылбашские орды переправились через Куру и вступили на территорию Ширвана. Настигнутый врасплох, правитель Ширвана Фаррух – Яссар укрылся в крепости, неподалеку от Шемахи. Сражение между ширванцами и кызылбашами произошло в местности Джабани, в котором последние одержали победу. Правитель Ширвана был убит. Кызылбаши завладели огромными богатствами, принадлежавшими ширваншахам.[9]

После этого кызылбашские орды снова двинулись в сторону Дербента. Жители Самурской долины и Табасарана первыми приняли удар завоевателей. В течение 1,5 месяцев сефевидским захватчикам не удавалось сломить сопротивление горцев. И всё-же натиском во много раз превосходящих сил противника лезгины и табасаранцы вынуждены были прекратить борьбу. Кызылбаши жестоко расправились с мирным населением. Ряд горских феодальных владетелей вынужден были признать политическую зависимость от Сефевидов.[10]

Весной 1501 года войска Исмаила захватили Баку, жестоко расправившись с его жителями. Была разрушена фамильная усыпальница ширванских шахов, преданы осквернению религиозные святыни суннитов. В том же 1501 году Исмаил вернулся в Тебриз и провозгласил себя шахом(1501-1524).Так было основано государство, вошедшее в историю как Сефевидское или Кызылбашское.[11]

Вскоре началась война Сефевидов с государством Ак-Коюнлу. Воспользовавшись этим, ширванский престол занял сын Фаррух-Яссара Шейхшах или Ибрагим II (1502-1524).Через некоторое время он отказался от повиновения Сефевидам. Поэтому в1509 году Исмаил I снова направился походом на Ширван. Переправившись через Куру, Кызылбаши снова захватили Баку и ряд других ширванских городов. Упорное сопротивление захватчикам оказали жители Дербента. Но после долгой осады кызылбашам удалось устроить подкоп под 12 башнями крепости и захватить её.[12] Чтобы закрепиться в городе Исмаил I поселил в Дербенте 500 семейств из Тебриза, назначил правителем в городе своего ставленника Мансурбека, дав ему титул султана.[13]

Однако народы Ширвана не смирились с поражением. По всей стране развернулась освободительная борьба против иноземных завоевателей. Кызылбашам пришлось предпринять ещё один поход в Ширван (1519). Но и после этого Ширван сохранил свою внутреннюю самостоятельность.[14]

После смерти Шейхшаха на ширванский престол были последовательно возведены Султан-Халил (1524-1536) и Шахрух (1536-1538).

Весной 1538 года многотысячные кызылбашские орды снова, уже в который раз, двинулись на Ширван. Сметая всё живое на своем пути, они достигли крепости Бугурд, в котором укрылся ширваншах Шахрух. После четырехмесячной осады крепость была взята. Вскоре весь Ширван оказался под властью кызылбашских захватчиков. Под предлогом борьбы с зачинщиками беспорядков сефевидский шах Тахмасиб (1524-1576) практически полностью уничтожил местную суннитскую феодальную знать, заменив её верхушкой тюркских шиитских кызылбашских племен. Последний ширванский шах Шахрух был увезен в Тебриз и казнен.[15]

Ликвидация Ширванского государства облегчило Сефевидам завоевание других лезгинских земель. В 1551 году они захватили Шекинское владение. До этого были подчинены земли по нижнему и среднему течению реки Самур. В номинальную зависимость от кызылбашского шаха до конца XVI века попало и Цахурское султанство, а затем, в начале XVII века, и некоторые другие дагестанские феодальные владетели. Однако окончательно завоевать весь Восточный Кавказ сефевидские шахи при всем своем старании так и не смогли.[16]Характерно в этом отношении сообщение турецкого путешественника Эвлия Челеби, который писал, что « они (лезгины-А.Б.) неоднократно громили кызылбашские войска и в данный момент ведут войну с ними, ибо они ненавидят кызылбашей.» [17]

На территории Ширвана и Шеки Сефевидами было учреждено Ширванское беглербекство, в состав которого вошли и земли современного Южного Дагестана. Для управления беглербекством был назначен наместник-беглербек.

Население Ширвана было обложено различными податями. Налоги взыскивались без всякой пощады. Важнейшим мероприятием Сефевидов на захваченных территориях явилось проведение религиозной реформы. Шиизм был официально объявлен государственной религией.[18] Он стал «средством не только обоснования власти кызылбашской знати, но и весьма действенным орудием борьбы Сефевидов со всеми политическими врагами»[19]

Сефевиды насильственно насаждали шиизм и преследовали приверженцев суннизма. Иностранные путешественники рассказывают о больших жестокостях, допускавшихся кызылбашами по отношению к противникам шиизма. Сунниты, спасаясь от репрессий, в массовом порядке переселялись в малопригодные для жизни горные районы. Политика шиитизации, проводившаяся Сефевидами с первых лет завоевания Ширвана, сочеталась с политикой переселения сюда кызылбашских кочевых племен, тюркизации уцелевшего от террора местного коренного населения.[20] В результате за относительно короткий промежуток времени был изменен не только религиозный, но и этнический фон населения Ширвана. Заметим, что среди современных историков Азербайджана по этому вопросу господствует официальная точка зрения, согласно которой тюрки-азербайджанцы стали преобладающим населением на территории Ширвана чуть ли не со времен Кавказской Албании, т.е. с первых веков нашей эры.

В течение всего последующего времени Восточный Кавказ оставался объектом захватнических притязаний Сефевидского государства, а затем и Османской империи, которые поочередно сменяли здесь друг друга.[21]

Народы Восточного Кавказа не раз поднимались на борьбу со своими поработителями. Крупные вооруженные выступления против кызылбашев и турок были отмечены в 1545, 1548, 1549, 1554, 1577-1578, 1601, 1604, 1609, 1614, 1616, 1645, 1659-1660 годах. Все эти восстания были жестоко подавлены. Так, после восстания 1577-1578 годов, как сообщает источник, «400 неблагословенных голов участников его было отослано во дворец прибежища ислама» [22] (т.е. – шаха – А.Б.).

Одним из наиболее крупных вооруженных выступлений было восстание 1615 года, которое началось в соседней Кахетии, а затем перекинулось на Ширван. Ширванцев возглавил один из бывших военачальников шахской армии Дели Мелик. Он связался с царем Кахетии Теймуразом и договорился с ним о совместных действиях. Восстание принимало всё более широкий размах. Объединенное войско освободило ряд городов. Однако, в конце концов, не на шутку напуганному шаху Аббасу I удалось подавить это восстание, жестоко наказав его зачинщиков и участников.[23]

Таким образом, Восточный Кавказ ещё задолго до начала XVIII стал объектом захватнических устремлений тюрско-кызылбашских завоевателей во главе с династией Сефевидов. По замыслу кызылбашских правителей, Ширван, учитывая его выгодное стратегическое положение, богатые природные, материальные и людские ресурсы, должен был стать опорой их владычества на Кавказе. Однако Ширван, преобладающее большинство населения которого к началу Сефевидской агрессии составляли лезгины-сунниты, не подходил для такой роли. Тем более, что суннизм являлся государственной религией злейшего врага и главного противника Сефевидов – Османской империи. Поэтому скорейшая шиитизация и тюркизация Ширвана стала для Сефевидов задачей первостепенной важности. Выражалось это, прежде всего в том, что для обеспечения политического преобладания в крае проводилось планомерное заселение его наиболее плодородных земель тюрками – кызылбашами (азербайджанцами). Коренное же население выгонялось с насиженных мест или просто уничтожалось. Опираясь на поддержку шаха, религиозные проповедники распространяли шиизм среди суннитского населения Восточного Кавказа, подчас применяя при этом насильственные меры. Шииты ставились в более привилегированное положение, а сунниты подвергались всяческим преследованиям. Так национальный гнет усиливался гнетом религиозным.[24]

«Ставя своей целью религиозно-культурную ассимиляцию и духовное закабаление коренных жителей, – писал по этому же поводу А. Тамай,-Сефевиды с самого начала их захватнической войны проводили политику шиитизации страны. Обряды в суннитских мечетях заменялись шиитскими с применением подчас вооруженной силы. Такими средствами шиизм пробивал себе путь в далекие суровые суннитские ущелья, в важные стратегические пункты. Особенно больших успехов он добился в богатых городах ширвано-дагестанской плоскости: Шемахе, Дербенте, Баку. Этим объясняется, почему многие районы и города Ширвана, и в частности Дагестана, исповедует в наши дни шиитский толк ислама. Свидетелем кызылбашской тирании и террора служит далекий лезгинский аул у седой горы Шалбуздага Мискинджи, который в окружении суннитских гор и ущелий едва ли принял шиитскую веру сефевидского Ирана по доброй воле. Политика шиитизации должна была в то же время служить для захватчиков средством усиления антагонизма между пришлым и коренным населением».[25]

В осуществлении политики шиитизации и тюркизации лезгин и других народов Восточного Кавказа сефевидско-кызылбашские власти не гнушались ничем, вплоть до физического истребления тех, кто отказывался принять новую веру. Население многих городов и сел Ширвана подвергалось дикому разгрому и поголовному истреблению. «Всё это в то время, – возмущается очевидец всего этого Кючюк Челеби-заде,- когда тут же рядом в церкви христиане свободно и без всякого препятствия исполняли свои обряды».[26]

Это вызывало недовольство и возмущение не только среди суннитского духовенства, но и со стороны широких народных масс. Недоверие ко всему кызылбашскому доходило до того, что местное население, как сообщает другой автор XVIII века Эвлия Челеби, брезгало «вести с ними торговые связи, когда рука об руку обменивают свой товар с русскими христианами».[27]

В начале XVIII века общее состояние Сефевидского государства характеризовалось глубоким политическим и экономическим упадком. Дворцовые интриги, борьба различных феодальных группировок, рост влияния евнухов и духовенства способствовали дальнейшему ослаблению государства. Подлинная власть принадлежала феодальной клике, возведшей на престол шаха Султан-Хусейна (1694-1722), которого иезуитский священник-миссионер Т. Крусинский и другие современники характеризовали как пьяницу и самого глупого человека из числа всех, когда-либо правивших в Иране. Султан-Хусейн вполне оправдал ожидания знати и полностью передел ей ведение государственных дел.[28] «Здесь ныне такая глава, – доносил русский посланник А.П. Волынский,- что ни он над подданными, но у своих подданных подданный, и чаю редко такого дурачка можно сыскать между простых не токмо из коронованных, того ради сам ни в какие дела вступать не изволит, но во всем положился на своего наместника, Ехтма Давлета, который всякого скота глупее».[29]

Кризис, охвативший всю империю, усугублялся сепаратистскими настроениями военно-кочевой знати с её непримиримо враждебным отношением к центральной власти.[30] Как писал С. Гмелин: «При шахах областные ханы вели себя по-шахски…о себе столь высоко думают, что между собою и верховным своим начальником никакого различия не полагают.…В своем поведении не дают ему отчету».[31]

Все государственные чиновники, начиная с высших министров и об­ластных беглербеков и кончая низшими служащими, будучи насквозь коррумпированы, отличались ненасытной алчностью.[32]

Непродуманная и недальновидная политика шахского правитель­ства приводила к тому, что основная масса крестьян становилась не­платежеспособной. Зачастую сбор налога с населения производился на­сильственным образом, с помощью солдат. Были повышены старые налоги и введены новые. Нередко дополнительно собирались налоги и за пред­шествовавшие годы.[33] Волынский, который был свидетелем всего этого, от­мечает корыстолюбие беглербеков, которые «больше ищут свою, нежели государственную пользу». Ширванский беглербек в 1715 году собрал 200 тысяч туманов налогов и присвоил себе половину, не внеся в шахскую казну-всё это «уже у них вошло в обычай»[34].

В таких условиях суммы, поступавшие от налогов, не могли покрыть государственных расходов. Поэтому шахское правительство нередко прибе­гало к ещё большему увеличению существующих податей и введению но­вых. Налоговое бремя приняло небывалые размеры. Таким способом Сефевиды пытались предотвратить свое падение. Но это приводило только к ещё большему усилению эксплуатации крестьянства и трудового на­селения городов, подрыву сельского хозяйства и ремесла.[35]

Один из современников событий католикос агванский[36] Есаи Асан Джалалян описал, как в Карабахе проводилась пе­репись населения для составления новых списков по налоговому обложению. Записывали «все возрасты, начиная с 15 лет и выше». Перед нача­лом переписи был обнародован шахский указ, в котором говорилось: «Кто найдет скрывающегося и спрятавшегося и сообщит о нём царю, – голова скрывающегося – царю, а имущество тому, кто донес о нём»[37].

Перепись была проведена в течение трех лет и была закончена в 1702 году. И сразу же начался сбор налогов «в новом размере». Из Тебриза в Гянджу прибыл везир Атрпатаканский[38] по имени Мирза Тахир в сопровождении 1100 чиновников и вооруженной челяди. Все они разъехались по селениям, в каждом из которых собирали старшин (старост), духовных лиц и гзирей.[39] Их запирали по разным домам, и с их слов записывали сведения о достатке каждого из жителей села. Затем показания сличались и, «если находили несоответствие в них, то подвешивали упомянутых мужей на дереве и избивали их палками». Новые налоги были настолько тяжелыми, что «переносить их не было возможности, поэтому (население) мучили, истязали и побоями отнимали столько, сколько хотели». Крестьяне в отчаянии покидали родные места, селения пустели.[40]

Но правительство не ограничилось и этим. Были введены ещё но­вые налоги: налог за пользование поливной водой (абикуран), налог на оплату расходов принцев (шахзаде и ахраджат), налог в размере шести динар (шеш динар). Все они вскоре были утроены. Была увеличена в три раза и подушная подать.[41] В новые списки записывали размеры земель, количество вод, а также сады, пастбища и даже «деревья и другие насаждения – всё то, что необходимо человеку». Это явилось «новым вымога­тельством, – продолжает далее Есаи католикос, – которое было добавлено к ранее установленным налогам»[42].

Это чрезвычайное повышение налогов было распространено на все области, подвластные Сефевидам, в том числе и на Ширван.

В свете приведенных выше положений можно заключить, что освободительное движение народов Восточного Кавказа в первой трети XVIII века имело глубокие исторические, этнорелигиозные, социально-экономические и политические корни. Жестокая эксплуатация, усиление налогового гнета, всевозраставший произвол иранской администрации, наличие национального и религиозного гнета явились главными предпосылками, вызвавшими массовые народные волнения. Стараясь выкачать с населения всё большие доходы и пытаясь задержать самобытное развитие края, кызылбаши ввели в стране настоящий террор, Потому, нет ничего удивительного в том, что доведенные до отчаяния народные массы Восточного Кавказа предприняли попытку сбросить с себя ненавистное иноземное иго и обрести независимость.

§ 2. Первые антииранские восстания.
Начало борьбы народов Восточного Кавказа против сефевидского владычества (1707-1711 гг.)

В самом начале изучаемого периода негодование народных масс выражалось главным образом в пассивной форме. Иезу­ит Иоанн Баптист Ламан, посетивший Ширван в начале XVIII века, писал, что»… крестьяне до такой степени угнетены, что все почти подумыва­ют уходить из города, и если бы у них было в виду какое-нибудь безо­пасное убежище, то решительно ни один бы не остался»[43].

В других источниках имеются уже сведения о массовых бегствах крестьян в отдаленные места. Сообщаются также о действиях разбойничьих отрядов, совершавших нападения на отдельные феодальные поместья и купеческие караваны.[44]

Интересные сведения о начале народных волнений в Сефевидском государстве сообщает албанский католикос Есаи Асан Джалалян. «В ра­йонах Хорасана и Кандагара, – пишет он, – обитало племя, именуемое афган­цами. Относительно этого племени говорят, что оно происходит от оби­тателей Кавказа из страны аланов, что родом они агваны… Завоевав­ший большую часть света тиран Ланк-Тамурр, о котором свидетельствует историк,[45] вывел то племя из места его обитания и поселил его в количестве 25 (по первоисточнику – 10 тысяч человек – А.Б.) в той стра­не… А потом в этих районах начались смуты и волнения… Отвратились (от царства персидского) и область Астрабада и её начальник по име­ни Атинагурт, а также горцы – обитатели снежных вершин Кавказа и племя леков, называемых иначе лезгинами… Все эти племена, отколовшись, вос­стали против царя персидского… Восстания следовали одно за другим и в одно и то же время»[46].

Одно из первых крупных антисефевидских выступлений на Восточ­ном Кавказе произошло в 1707 году в Джаро-Белоканских вольных об­ществах.[47] Эти общества, как и некоторые другие районы Дагестана, нахо­дились лишь в номинальной зависимости от Ирана. Как считают некоторые историки, сефевидское правительство, учитывая трудности приведения в покорность воинственных джарцев, удовлетворяясь формальной их зави­симостью и стараясь использовать их в качестве защитников границ, отпускало из государственной казны старшинам вольных обществ опре­деленные денежные средства.[48] Однако, как сообщает английский путешест­венник Д. Ханвей, в последние годы из-за неурядиц в Персии, злоупотреб­лений ширванских беглербеков полагающегося джарцам «жалованья» не платили. Это, якобы, и привело к тому, что джарцы напали на Ширван.[49] Выступление джарцев вызвало большую тревогу в Исфахане. Для борьбы с ними шах напра­вил своего наместника в Кахетии Имам Кули-хана. Ему удалось подавить восстание. При этом было разрушено селение Джар.[50]

Находившийся в Иране, известный деятель армянского освободительного движения И.Ори, будучи в Шемахе в 1709 году, сообщал, что прои­зошло вооруженное столкновение между войсками ширванского беглербека и повстанческими отрядами, возглавляемыми неким Литвали-беком. Но повстанцы потерпели поражение, было много убитых и раненых. Литвали-бек бежал в Ардебиль.[51]

Тот же И.Ори, в том же 1709 году писал из Шемахи князю П.М.Га­гарину, что «шемахинцы же пребывают ещё в смятении с персианами и у них многия за несколькое время деревни пожгли и пограбили»[52].

В 1709 или же в 1710 году, как сообщает источник, неким Султан-Мурадом Дагестанским, находившимся на службе у шаха, было разорено лезгинское селение Мюшкюр. По всей видимости, селение Мюшкюр, входившее в состав Кубинского ханства, было в ту пору центром антикызылбашской и антишиитской пропаганды Хаджи-Давуда.[53]

В 1711 году восстания против сефевидских захватчиков снова на­чались в Джаро-Белоканских вольных обществах и в Елисуйском султан­стве.[54] «С этой стороны гор, в местах, которые называются Ках, Дчар, Та­ла и во многих других селениях, – сообщает Есаи католикос, – поднялись народы, именуемые лезгинами, а во главе их стал Али-Султан, до этого по приказу шаха управлявший страной. Все они объединились, объявили себя самостоятельными, отвратились от царя и восстали против него»[55].

К джарцам и цахурцам присоединились многие из жителей Шеки и Ширвана. Восставшие прошли по окрестностям Шемахи, Гянджи, Казаха, Акстафы, Шамшадиля, Дзегама, Шамхора, доходили до самой Барды.[56]

Для подавления восстания шахское правительство приказало своим ставленникам на местах использовать регулярную армию. Но как свиде­тельствует источник: «Сколько ни приказывал шах находящимся в Шема­хе и Гяндже и их районах персидским войскам выступить против них (лезгин), однако находившиеся в этих городах ханы, как ни старались, никак не смогли противостоять им, и сами терпели поражения»[57].

По приказу шаха против восставших выступил ширванский беглербек Гасан-Али-хан с пятнадцатитысячным войском, но «они (лезгины), напав внезапно рано утром, перебили большую часть его войска, сам хан был убит, а остальные бежали обратно».[58] После этого на восставших был брошен гянджинский беглербек Угурлу-хан, которого также постигла не­удача. С остатками своих войск он вынужден был обратиться в бегство и укрыться в Гянджинской крепости. Затем ряд попыток разбить отряды восставших сделал шекинский правитель Кичик-хан. Но и его старания также оказались безуспешными. В одном из сражений его войска были разгромлены, а сам он убит.[59]

Так началась вооруженная борьба доведенных до отчаяния непосиль­ным гнетом народных масс Восточного Кавказа против иноземного владычества. Эта борьба ещё не носила ярко выраженного освободительного характера, во многом была стихийна и зачастую происходила в форме грабежей и погромов. Выступления 1707-1711 годов не принесли населе­нию Восточного Кавказа избавления от сефевидского гнета, но они зало­жили начало борьбы против иноземного господства, переросшей затем в организованное освободительное движение. В ходе этих первых выступлений произошли изменения в отношении феодальных владетелей Восточного Кавказа к сефевидскому Ирану. В обстановке всеобщего народного недовольства они не могли уже всецело ориентироваться на разваливав­шуюся деспотическую феодальную монархию Ирана. Поэтому некоторая часть феодальных владетелей присоединилась к освободительной борьбе своего народа, другие заняли выжидательную позицию, и лишь отдельные продолжали придерживаться зависимых вассальных отношений с шахским Ираном.

§3. Хаджи-Давуд во главе восставшего народа.
Перерастание разрозненных, стихийных выступлений в организованное освободительное движение и его дальнейшее развитие (1711-1719 гг.)

Недовольство народа иранскими властями нарастало с каждым днем. Повсеместно продолжались вооруженные выступления. Но они всё ещё носили неорганизованный характер. Нужен был авторитетный, ничем не запятнавший себя человек, который возглавил бы эту борьбу. Таким человеком стал уроженец Мюшкюрского магала, глава местного суннитского духовенства Хаджи-Давуд. Возглавив восстание, он сумел придать стихийным и разрозненным выступлениям более организованный и целенаправленный характер. Освободительная борьба вступила в новую фазу своего развития.

Хаджи-Давуд Мюшкюрский (Лезгинский)-организатор и руководитель народно-освободительного движения на Восточном Кавказе против иноземного владычества в первой трети XVIII века

В этот период Хаджи-Давуд упоминается также и как духовный учитель или глава суннитского духовенства Лезгистана.[62] Действительно, Хаджи-Давуд был глубоко верующим человеком, и его уважали за особую благочестивость. Титул «Хаджи» он получил в связи с посещением мусульманских святынь в Мекке.[63] Поэтому он и стал известен в истории лезгинского и других наро­дов Дагестана под именем Хаджи-Давуд.Как свидетельствуют источники, Хаджи-Давуд по своему происхождению не был феодалом. Он происходил из зажиточной крестьянской семьи. В селении Дедал Хаджи-Давуд имел собственный дом, небольшой участок земли, ко­торый он сам и обрабатывал. Он, как и многие его односельчане, был свободным крестьянином-лежбером среднего достатка.[60] Правда, в источни­ках конца 10-х начала 20-х годов XVIII века Хаджи-Давуд упоминается уже как «бек и лезгинский владелец». Возможно, что к этому времени он действительно владел некоторыми населенными пунктами в округе сво­его родного селения Дедал. Что касается титула «бека», то П.Г. Бутков пишет, что Хаджи-Давуд его себе присвоил.[61] К сожалению, в нашем распоря­жении нет более достоверных документальных данных, сообщающих о том, как Хаджи-Давуд стал владетельным беком.

Современники неоднократно отмечали его незаурядные способности и уважение, которым он пользовался в народе. В 1718 году член посольства А.Волынского дворянин А.Лопу­хин писал в своём «Журнале»: «Поехали мы от Низовой пристани в путь свой в 1-м часу пополудни до Мензиля Дадили, до которого нам сказа­ли 3 агача (мили), куда приехали в пятом часу пополудни, ночевали тут в деревне Хаджи-Дауд бека, о котором нам сказывали, что он человек чесной и знатной и сей деревни господин»[64].

О том же писал и русский офицер И.Гербер: «Дауд-бек простой породы из Мушкур, именем Дауд или Давыд, только умом остер…»[65]. Эти признания, отнюдь не благорасположенных к нему современников, в достаточной мере позволяют утверждать, что в то смут­ное время Хаджи-Давуд зарекомендовал себя как человек честный, поря­дочный и мужественный.[66]

С именем Хаджи-Давуда связана почти вся история народно-освободительной борьбы на Восточном Кавказе в первой трети XVIII века. Именно он явился его главным организатором и руководителем. Несомненно, что Хаджи-Давуд соединял в себе редкие дарования полководца, политика и администратора. Без этого он не смог бы так долго стоять на гребне освободительной борьбы своего народа, когда сильнейшие мировые державы делали все, чтобы подчинить его своим интересам и подавить возглавляемое им движение. В своей борьбе Хаджи-Давуд преследовал только одну цель: освобождение от иноземного владычества и воссоздание на территории Ширвана и Лезгистана самостоятельного суннитского государства.

Особая заслуга Хаджи-Давуда состоит в том, что он сумел вовлечь в движение некоторых горских феодальных правителей, что расширило социальную базу движения и придало ему общенародный характер. Одним из первых присоединился к восставшему народу, уже упоминав­шийся выше, Али-Султан Цахурский – правитель Елисуйского вла­дения, о котором И.Гербер писал как об уезде «убогом, обнятом высоки­ми снежными горами» и зависимом от шемахинского хана (беглербека).[67] О вассальных отношениях цахурских султанов с Сефевидским государством свидетельствуют и шахские фирманы, периодически выдававшиеся им на утверждение их владельческих прав. Таким фирманом от шаха Султан-Хусейна был утвержден в правах владетеля и Али-Султан.[68] Всё это, а так­же вхождение Цахурского владения в состав Ширванского беглербекства, дают нам основание полагать, что кризис, охвативший Сефевидское государство и связанное с этим усиление со­циального и национального гнёта, самым естественным образом отрази­лось на положении населения Елисуйского султанства, что и вынудило цахурцев во главе со своим правителем подняться на борьбу против иноземного ига.

Присоединился к повстанцам и владетель Кайтага – уцмий Ахмед-хан. Главным мотивом, побудившим уцмия примкнуть к восставшему народу, была его давняя вражда с кубинским Султан-Ахмед-ханом.[70] Возможно, зная об этом и желая не допустить присоедине­ния Ахмед-хана к повстанцам, персидский шах вынужден был в своё вре­мя признать его уцмием, увеличив при этом размер жалования со ста до двухсот туманов.[71]С давних времен Елисуйское султанство было неразрывно связано с соседними Джаро-Белоканскими союзами сельских общин. Джарский джамаат принимал активное участие при избрании и утверждении цахурского правителя-султана.[69] Потому неудивительно, что Али-Султан Цахурский оказывается через некоторое время и во главе джаро-белоканцев.

Чолак-Сурхай-казикумухский халклавчи(предводитель)

Среди восставших оказался вскоре и Сурхай Казикумухский. Став в 1700 году халклавчи (предводитель) в Казикумухском владении и расправившись затем со всеми своими соперниками[72], Сурхай начал укреплять свою власть над лакскими сельскими общинами и проводить политику, направленную на расширение своих владений.[73] Такая политика, в конеч­ном итоге, и привела его в Ширван, где в это время разворачивались события, связанные с освободительной борьбой против сефевидского вла­дычества. Отметим, что Сурхаю со временем удалось использовать эти события в своих политических целях.[74] Заметим также, что Сурхай, как и другие вышеназванные феодальные владетели, нахо­дился в начале XVIII века на шахской службе, получая ежегодное денеж­ное содержание в размере 2000 рублей.[75]

Что касается других дагестанских феодальных владетелей, то они в большинстве своем по тем или иным причинам остались в стороне от освободительного движения. Расположенные поблизости от Дербента, таба­саранские владения и союзы сельских общин находились в сильной за­висимости от дербентского султана.[76] А затем, в начале 20-х годов, Табасаран попал под влияние России. В силу этого майсум и кадий были заняты решением своих внутренних проблем и не принимали участия в ос­вободительной борьбе.

Неоднозначные внешнеполитические ориентиры выбрали кумыкские князья.[77] Будучи в остром соперничестве друг с другом и противобор­ствуя с кабардинскими князьями, они, к тому же, находились под силь­ным влиянием России и Османской империи, каждая из которых стремилась привести их под своё подданство.[78] Некоторые из кумыкских владетелей продолжали поддерживать вассальные отношения и с Сефевидским госу­дарством. Так, тарковский шамхал Адиль-Гирей делал всё возможное, что­бы помочь шаху подавить антииранские выступления. «Когда бунт в Ширване и Дагестане начался, – писал И.Гербер, – то шамхал по сво­ей мочи трудился оное утушить, токмо понеже он ни добротою, ни силою то учинить не мог»[79].

Такую позицию шамхала во многом можно объяснить тем, что он, в отличие от других дагестанских владетелей, пользовался на службе у шаха особыми привилегиями. Шамхальство, занимая выгодное стратегическое положение, играло первостепенную роль в охране северных границ Сефевидского государства. Именно поэтому шамхал считался валием всего Дагестана и «при дворе шаховом шамхалы были всегда в великом почтении»[80]. Из шахской казны шамхал ежегодно получал по 4000 туманов (40 000 рублей) денежного содержания.[81]

Из других крупных дагестанских владетелей не принимал участия в антисефевидском движении хунзахский Умма-хан. Не испытывая на се­бе никакого иноземного гнета, он был занят в этот период подчинением близлежащих вольных обществ и владений.[82]

Таким образом, отношение дагестанских феодальных правителей к народно-освободительной борьбе во многом зависело от решаемых ими на данный момент конкретных задач. В обстановке захват­нической политики соседних держав каждый из них исходил из своих собственных интересов. Но в создавшихся условиях эти интересы неред­ко совпадали с общенародными, связанными с освобождением от иноземного ига.

Прежде чем приступить к описанию хода освободительного движе­ния, следует отметить, что среди исследователей как современных, так и дореволюционных нет единого мнения относительно хронологизации и локализации отдельных событий, связанных с движением. Поэтому для вос­произведения возможно полной и наглядной картины событий нам пред­ставляется целесообразным привести вначале в хронологическом поряд­ке данные из различных источников и исследований дореволюционных и современных авторов, а затем попытаться дать им общую оценку и произ­вести необходимые, на наш взгляд, коррективы и дополнения.

Как уже было сказано, среди первых, кто присоединился к восстав­шему народу, был кайтагский уцмий Ахмед-хан, который, как пишет А.Бакиханов, «посредством тайных прокламаций старался возмутить жителей Ширвана и вооружить их против Персии»[83]. «О жители Мускура, о жители Ширвана! – говорилось в одной из таких прокламаций. Я хочу освободить вашу страну от рафизитов.[84] Если вы хотите избавиться от них, пошлите ко мне своих людей для переговоров». Как пишется далее в анонимной хронике: «Те согласились, послали одного из самых благоразумных людей, по имени Хаджжи-Дауд. Хаджжи-Дауд прибыл к Ахмед-хану-усуми, и они начали переговоры»[85].

Адиль-Гирей -шамхал Тарковский

То, что Хаджи-Давуд ездил в Кайтаг для переговоров с уцмием, под­тверждается и тем же А.Бакихановым: «Хаджи-Давуд Мускурский, духовный учитель, по выбору общества был отправлен к уцмию, с которым был обсуждён и составлен план всеобщего восстания»[86]. Надо полагать, что к этому времени Хаджи-Давуд уже успел зарекомендовать себя как смелый и благо­разумный человек. Поэтому он и был выбран для ведения переговоров. Во время пребывания в Дагестане Хаджи-Давуду удалось склонить на свою сторону и Сурхая, казикумухского халклавчи, человека энергичного и сильного.[87]

Эту своего рода небольшую дипломатическую поездку Хаджи-Давуда можно расценить как свидетельство не только его целеустремленности и неиссякаемой энергии, но и как умения говорить с людьми, убеждать их.[88]

Вернувшись на родину, Хаджи-Давуд провозгласил, что он призван Всевышним избавить правоверных суннитов от тирании исказителей и врагов ислама – шиитов.[89] Этот призыв нужен был ему для того, чтобы поднять и сплотить широкие народные массы для свержения ненавистного инозем­ного ига. В эпоху феодализма почти у всех народов общественные проблемы и противоречия осознавались лишь в религиозной форме, с помощью религиозных понятий и терминологии.[90] Для народных масс, подавленных феодальным гнетом, религия была наиболее понятной и приемлемой фор­мой идеологии. На это указывал в своё время и В.И.Ленин, отмечая, что «выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития»[91].

Один из русских исследователей XIX века А.Комаров писал, что Хаджи-Давуд создал и распространил особое духовное учение, сущность которого клонилась к уничтожению светской власти. Исходя из этого, Комаров полагал, что это учение мало чем отличается от так называемо­го «мюридизма» – идеологии освободительного движения горцев Дагестана и Чечни в 20–50-х годах XIX века.[92] Об этом же писали и некоторые другие более поздние авторы, указывая на несомненную параллель Хаджи-Давуд – Шейх Мансур и Имам Шамиль.[93] Учитывая то, что тарикат накшбандийского толка, известный по русским источникам ХIХ века как «мюридизм», получил распространение на Восточном Кавказе ещё задолго до XIX века, можно согласиться с таким мнением. Как писал известный дагестанский ученый XIX века М.Казембек, мюридистскую идеологию может иметь любое движение, использующее знамя газавата, когда во главе его стоит духовное лицо.[94]

Немаловажным аргументом в пользу вышеприведенной версии о схо­жести идеологий этих двух движений может служить, на наш взгляд, и хорошо известный факт паломничества Хаджи-Давуда в Мекку, которое мно­гие источники напрямую связывают с началом его религиозной и полити­ческой деятельности.[95] Огромное значение Мекки и Медины, как центров общения и интеллектуального обмена мнениями, в последние годы призна­но исследователями. Мекка тогда была сборным пунктом для недовольных своим положением суннитов со всех концов Сефевидской империи. Обще­признан также и тот факт, что многие из вернувшихся домой паломников становились затем предводителями массовых восстаний под религиозными знаменами.[96]

В 1708 году на хадж в Мекку ездил и афганский князь Мир-Вейс, отец Мир-Махмуда. Вернувшись на родину, он утвердил фатву, которая признавала законность джихада против шиитских угнетателей[97], а через некоторое время он возглавил восстание против Сефевидов.

О времени пребывания Хаджи-Давуда в Мекке источники ничего не сообщают. Нет также достоверных данных и о том, когда он возглавил освободительное движение. Путем сопоставления и сравнительного ана­лиза различных источников всё, что мы можем сказать по этому поводу – это то, что Хаджи-Давуд оказался во главе восставшего народа где-то в 1710 или же 1711 году.

Антииранские призывы Хаджи-Давуда, как и следовало ожидать, нашли широкий отклик у суннитских народов Восточного Кавказа, подвергавшихся жестокому гнету со стороны персидско-кызылбашских захватчиков. В Дагестане антишиитскую пропаганду проводил казикумухский халклавчи Сурхай, который «разглашал в народе», что Хаджи-Давуд «возбудил всех правоверных мусульманов от эретического персидского и кызылбашского подданства освободить и их холопство, под которым данные жили, с себя сбросить, и чтоб все верные сунны к ним приставали и помогли б всех эретических кызылбашцев изкоренить»[98].

А между тем прежние стихийные и разрозненные вооруженные выступления благодаря Хаджи-Давуду с каждым днем приобретали все большую стройность и организованность, превращаясь в хорошо управляемое освободительное движение. Восставшие совершали беспрерывные и молниеносные нападения на шахские гарнизоны и укрепления, на отдельные сефевидские отряды и уничтожали представителей персидско-кызылбашской власти на местах.[99] По сообщениям некоторых авторов, Хаджи-Давуд при содействии кайтагских отрядов, присланных уцмием Ахмед-ханом, овладел в эти годы некоторыми крупными ширванскими городами, такими как Шаб­ран и Худат.[100]

Убедившись в перспективности начатого дела, уцмий Ахмед-хан, набрав из кайтагцев и акушинцев большое войско, осенью 1711 года уже сам прибыл в Мюшкюрский магал и как пишет Г. Алкадари, «совместно с Хаджи-Давудом занялся управлением»[101]. Одновременно из Казикумуха со своим войском прибыл сюда и Чолак-Сурхай. Пришли также джаро-белоканские и цахурские отряды под предводительством Али-Султана. Теперь повстанцы представляли внушительную силу. В объединенном войске на­считывалось до 30 тысяч человек.[102]

Это войско осенью 1711 года осадило Шемаху, но, встретив силь­ное сопротивление, вынуждено было снять осаду. Ахмед-хан и Сурхай воз­вратились в свои владения, собираясь весной к новому походу на Ширван. Узнав об этом, шах приказал шамхалу Адиль-Гирею предотвратить наме­чаемое выступление горцев. Адиль-Гирей, выполняя приказ шаха, пригрозил уцмию нападением на его владения в случае, если тот снова пойдет на Шемаху. По этой причине Ахмед-хан вынужден был остаться в Кайтаге, но отправил на соединение с повстанцами отряд под начальством Хасбулата.[103]

Весной 1712 года объединенные отряды повстанцев, возглавляемые Хаджи-Давудом, Чолак-Сурхаем и ещё некоторыми другими феодалами вновь подошли к Шемахе и стали готовиться к длительной осаде крепости. Но на этот раз, уверенный в своих силах беглербек Гасан-хан, изменил тактику и не стал защищаться за стенами города. С отборными частями своего войска он вышел из стен крепости, намереваясь разбить повстан­цев в открытом бою. В ходе завязавшегося недалеко от города ожесто­ченного сражения сефевидские войска потерпели полное поражение. Часть персидско-кызылбашского войска была истреблена прямо на поле боя, а другая часть в панике обратилась в бегство. Пал на поле боя и сам беглербек. Преследуя отступавших, повстанцы без труда ворвались в город и начали грабить торговые ряды и имущество сефевидской знати.[104] Как писал П.Г.Бутков, повстанцы «причинили великое опустошение горо­ду Шемахе, отправлявшему знатную торговлю с Азиятцами и Европейцами превосходным своим шёлком и другими вещами, и русских купцов, в Шема­хе обретавшихся… до смерти побили, и не на один миллион пожитков их пограбили»[105].

О захвате Хаджи-Давудом Шемахи в 1712 году пишет и современ­ник событий русский офицер Ф.И.Соймонов: «В 1712 году произшедшей бунт лезгов и других горских народов, во время котораго город Шемахия разграблен, и у некоторых россиян похищены великие капиталы»[106].

Овладев Шемахой, повстанцы, однако, не позаботились о закреплении города за собой. Они придерживались в этот период тактики неожиданных нападений на сефевидские города и укрепления.[107] В этом заключалась характерная особенность движения вплоть до 1720 года. Повстанцы ог­раничивались внезапными и молниеносными нападениями на отряды шах­ских войск и резиденции персидских сатрапов.[108]

По мнению же В.Н.Левиатова, повстанцы держали Шемаху в своих руках в течение некоторого времени, но затем «вынуждены были его ос­тавить и скрыться в горах или в сёлах. В Шемахе была восстановлена иранская администрация… Через некоторое время восстание против иран­ской власти было подавлено»[109].

К сожалению, отсутствие достаточных сведений не позволяет нам подробно осветить весь ход освободительного движения. Практически нет данных о событиях между 1712 и 1715 годами. Да и сведения в по­следующие 4-5 лет также очень скудны и носят фрагментарный характер. Однако, несмотря на это, вопреки мнению отдельных авторов, мы всё же полагаем, что борьба в эти годы не прекращалась. Она только, как правильно замечает А. Тамай, то затихала, то разгоралась с новой силой.[110] Это находит подтверждение и у П.Г.Буткова, который писал: «После того (т.е. после взятия Шемахи в 1712 году – А. Б.), Дауд-бек не преставал чинить разбо­ев, от коих в 1719 году заперты были все пути ширванской торговли»[111].

Как уже отмечалось, в 1715-1718 годах в Иране находилось посольство А.Волынского, направленное туда Петром I «для постановления между Россиею и Персиею торгового трактата и нужных по производству онаго определений коих ещё никог­да постановлено не было»[112]. Кроме того, Волынскому была дана и секретная инструкция, в которой предписывалось тщательно изучить местность, караванные дороги для продвижения войск, узнать о состоянии армии. Волынскому было поручено также требовать от персидских властей, что­бы были обеспечены условия свободной и безопасной торговли и возме­щены убытки, связанные с ограблением русских купцов в Шемахе. В случае если шах заявил бы о невозможности испол­нить это требование, Волынский должен был «предложить ему помощь Рос­сии»[113].

Посольство пробыло в Исфахане с 14 марта до 1 сентября 1717 года. Возвращаясь обратно, Во­лынский довольно долго, с 12 декабря 1717 года до 16 июня 1718 года, оставался в Шемахе. Затем через Низовую посольство благополучно вер­нулось в Астрахань.[114]

Будучи в Ширване, Волынский и члены его посольства стали свидетелями повсеместных народных волнений и вооруженных восстаний. Так, в 1715 или 1716 году, когда посольство прибыло в Низовую, один из его членов Дж. Белл писал, что «значительное число нагорных жителей совершило нападение на соседние аулы». Это сильно встревожило всех членов посольства.[115]

В апреле 1717 года уже сам Волынский пишет в своем журнале: «Сего ж числа здесь в Шемахе получена ведомость, что народ лезгинской (которое живут в горах близ Низовской пристани) разорили некоторой городок имянуемой Акташи, где жителей побрали в полон не мало и при том некоторой купецкой караван разграбили, а сие место от Шемахи верст с 40»[116].

Через некоторое время Волынский делает в своем журнале другую запись, которая сообщает, что «здесь в провинции Шемахинской (или Ширванской) вчерашнего числа и ещё несколько деревень в верстах в 50-ти от Шемахи разорили и многих армянских жен и детей в полон попрали».[117]

По-видимому, к этому времени повсеместные народные волнения достигают своего апогея. Восстаниями были охвачены почти весь Ширван и многие районы Дагестана. Повстанцы во главе с Хаджи-Давудом с каждым днем приближались к Шемахе. По этому поводу Волынский в своей реляции к канцлеру Головкину от 30 мая 1718 года писал: «…а здесь ныне так пусто стало, что некоторой народ, имянуемой лезгинской, в свою во­лю около Шемахи уже и в двадцати верстах деревни разоряют, от кото­рых мы и здесь не без страха, чтоб и сюда не пришли, а сказывают, что их уже собралося около осми тысяч, к которым многие и иные горские народы под тем имянем пристают. Пред несколькими днями прислал сюда Дербентской салтан нарочного куриера, которой уже и к шаху с тем от­правлен наскоро, что оные лезгинцы собираютца и хотят в семнадцати тысячах приттить разорять Дербент, так же и деревни, которые тамо и около пристани Низовской»[118].

Сефевидские власти ничего не могли предпринять против восставшего народа. Земля горела под ногами завоевателей. Народ снова почувствовал себя хозяином на своей земле. Об этом свидетельствует и следующая запись в журнале Волынского, сделанная им, по-видимому, перед самым отъездом из Шемахи: «Народ, имянуемой лезги, пришли в 8000.… И притом, видя (что) им от персиан припятия никакова нет, пришли они уже к Шемахе, около котораго в пяти и четырех милях разорили множество деревень и людей. И тако мы пять дней в таком были страхе, что ежедневно при­шествия их в Шемаху ожидали, которой бы так как и протчие места, конечно, могли разорить, ежели б пожелали. И поистине великому удивлению и смеху достойно, – продолжает далее русский посланник, – что оне лезгинцы чинят с персианы. Имеют они в Шемахе особливой караван-сарай…, которой и называется лезгинской, где они с своими караванами останав­ливаются с товаром.… И тако оные лезгинцы при моей бытности больше трех месяцев в провинции Ширванской в свою волю воевали, которые и при отъезде моем в тех местах остались…»[119].

Ту же картину наблюдал и член посольства Волынского А.И.Лопу­хин, отправленный в 1718 году из Шемахи в Астрахань для доставки сло­на, подаренного шахом Петру I. При этом ему дана была инструкция вести подробные путевые записи.[120] «В ближнем соседстве сего города народ лязгинской, – писал он, будучи ещё в Кубе, – которой живет в горах повы­ше горы Шаддага, и против шаха воююти, уезды разоряют. Другой народ ближе ещё тех называются курали, которые великие воры, нет спуску ни своим персиянам, ни посторонним, всех с кого смогут, тово бьют и грабят, а живут они от Кубы агачей в 4-х на Суре…»[121].

Лопухин был также свидетелем того, как в Кубе люди открыто и без­боязненно говорили о своем неподчинении шахским властям. «И народ очень вольной, – писал он по этому поводу, – и своего государя не почитают и не слушают»[122]. С подобными настроениями в народе Лопухин стал­кивался и в других местах. Ему часто приходилось слышать от населения: «…мы шаха не боимся и ево не слушаем»[123].

В своем журнале Лопухин осветил и некоторые аспекты взаимоотно­шений дагестанских владетелей с соперничавшими в регионе державами. Предполагалось, что Лопухин, снабженный сопроводительными письмами от Волынского и ширванского беглербека в адрес дербентского султана, кайтагского уцмия и тарковского шамхала, должен был опереться при вы­полнении своей миссии на их помощь и поддержку. Обращение шемахинского беглербека и Волынского к султану, уцмию и шамхалу объяснялось не толь­ко тем, что они владели почти всем приморским Дагестаном, но и тем, что все три этих владетеля сохраняли лояльные отношения как с Ираном, так и с Россией. Причем шамхал Адиль-Гирей, разочаровавшийся к этому вре­мени в шахе из-за его беспомощности в борьбе с восставшим народом, стал отходить от него и сближаться с царским двором. Кайтагский же уцмий Ахмед-хан, воздержавшись от дальнейшего участия в антииранском движении, во многом сохранил прежние вассальные отношения с шахскими властями.

Двойную игру вёл и казикумухский владетель Сурхай. Как пишет И.Гербер, он, оставаясь в это время в персидском подданстве, одновремен­но находился на службе и у турецкого султана.[124] Через некоторое время Сурхай, подкупленный иранским правительством, оказывается уже в Дербенте в качестве юзбаши.[125]

В эти же годы восставшие совершали нападения на шахские гарни­зоны и шиитские населенные пункты не только на Восточном Кавказе, но и в соседних областях. Сефевидские наместники, чувствуя бессилие центральных властей, собственными силами делали все возможное для обуздания восставшего народа и прекращения волнений. Так, по свидетель­ству того же А.П.Волынского, гянджинский беглербек вынужден был за­ключить договор с некоторыми горскими феодалами, «что должен платить им по вся годы по 2000 рублей манетою и несколько сот рублев при том протчими подарками, зато чтоб впредь деревень не разоряли ганджинских»[126].

Повстанцы нападали на шахских сатрапов и их владения и в Восточ­ной Грузии. Как сообщает Есаи Асан Джалалян, после нескольких крово­пролитных и ожесточенных сражений, Имам-Кули хан, замещавший в то вре­мя в Кахетии грузинского царя (джанишин), был обращен в бегство. «Итак, год за годом продвигаясь вперед, – пишет далее Есаи католикос, – они (лез­гины) разорили всю его (Имам-Кули хана) страну и даже царские резиденции его отца, а затем, минуя епископский дом, они поднялись на укрепле­ния Тушинских гор»[127].

О нападениях джарских повстанцев на Тифлис и Гянджу сообщает и турецкий посланник в Иране Бедреддинзаде Али-бей. Происходило это, как он пишет, в течение 3 лет, начиная с 1716 года. Поначалу джарцев возглавляли некие Канлы Шабан и Молла Абдуллах. Вскоре к ним присое­динились цахурцы во главе с Али-Султаном. Правитель Картлии Вахтанг VI через некоторое время был вынужден вступить в переговоры с цахурским правителем, в результате которого был заключен договор о пере­мирии, и «вплоть до наступления сего благополучного (1135/1722) года между ними воцарило спокойствие, безопасность и лицемерие».[128]

Есть свидетельства о том, что в нападениях на Грузию из дагестан­ских феодалов, кроме Али-Султана, принимал участие и Чолак-Сурхай Кази-кумухский. «Какой-то главарь их по имени Сурхай, – сообщает источник, – дошел до страны иберов, прошел до нижней части Кахетии и Тпхиса[129], опус­тошил область называемую Сомхет[130]и Думны»[131]

Элементы грабежей и разбоев были характерны, как известно, для всех освободительных и крестьянских войн и движений. Присутствовали они, не­сомненно, и в описываемом нами движении. Примерами этого могут служить вышеприведенные свидетельства о набегах на Грузию и Гянджу. Но это ни в коем случае не может быть основанием утверждать, как это делают некоторые авторы,[132] что повстанцы занима­лись повсюду одними лишь грабежами и разбоями и не преследовали никаких политических целей.

Народные волнения и связанные с ними вооруженные выступления не прекращались и в последующие годы. Об этом свидетельствуют сооб­щения других российских посланников Ф.Беневени и Д.Петричиса, побывав­ших на Восточном Кавказе в 1719-1720 годах. «Лезгины, – доносил Беневени из Шемахи в 1719 году, – обиды великие чинят шаховским подданным»[133]. Некоторое время спустя, 5 января 1720 года, он уже сообщал, что «мы здесь в Шемахе в великом страхе обретаемся понеже оные грозят под город, чего ради все ближние деревни опустели… многие от оных лезгинцев разорены, также немалая часть персиян, которые шли против их войною побиты и в полон взяты… Понеже лезгинцы в великом собрании и ни во что поставляют персиян»[134]. 1-го июня 1720 года Беневени сви­детельствует об охвате «бунтом» даже близлежащее к дербентским сте­нам население и, что восставшие стали «чинить великие разбойства по Низовой дороге» и сожгли ряд деревень.[135] Через месяц в донесении от 1 июля 1720 года посланник сообщает, что «керельские[136] деревенские жи­тели забунтовали против кызылбашей в уезде Дербентском»[137].

В 1719 году через территорию Ширвана почти по маршруту А.П.Во­лынского проезжал дипломатический курьер Российского государства Д. Петричис. В своем рапорте президенту Коллегии иностранных дел Г.И.Головкину, он писал: «…около Шемахи многия учинилися мятежи, грабежи и ребеля и для того опасаясь я чрез Шемаху поехать принужден назад возвратиться»[138].

Вышеприведенный фактический материал позволяет нам сделать вывод о том, что народные волнения на Восточном Кавказе в рассмот­ренный период были повсеместными и нарастали с каждым годом. Стихий­ные и разрозненные поначалу они переросли со временем в организован­ное освободительное движение. Решающую роль в этом сыграл Хаджи-Давуд Мюшкюрский. Он стал вдохновителем, организатором и главным руководи­телем общенародной борьбы против иноземного ига. Благодаря призывам Хаджи-Давуда о необходимости борьбы против персидско-кызылбашских угнетателей, движение приобретает исключительно антииранскую направ­ленность. Хаджи-Давуду удалось вовлечь в движение широкие социальные слои населения. Этому способствовало облечение движения в религиозную оболочку. По всей видимости, восставшему народу во главе с Хаджи-Давудом удалось овладеть в 1712 году главным городом Ширвана – Шемахой. Но вскоре повстанцы оставили этот важнейший форпост сефевидского владычества на Восточном Кавказе. Ис­точники ничего не сообщают о причинах, побудивших их покинуть Шемаху. Но, как правильно считает А. Тамай, повстанцы во главе с Хаджи-Давудом придержи­вались в этот период тактики молниеносных ударов по сефевидским ук­реплениям и населенным пунктам и не стремились удерживать их за собой. Как искусный полководец и расчетливый политик Хаджи-Давуд принял такую тактику исходя из трезвой оценки своих сил и возможностей. Плохо вооруженные и недостаточно обученные по­встанческие отряды не смогли бы долго противостоять хоть и порядком ослабленной, но всё ещё достаточно сильной сефевидской армии. Поэтому подобная тактика была вполне оправдана и являлась единственно вер­ной в сложившихся условиях. Молниеносные набеги повстанцев подрывали устои сефевидского владычества на Восточном Кавказе и подготавливали почву для ее полного свержения.

§4. Взятие Шемахи.
Свержение сефевидского владычества (1720-1722 гг.)

К 1720 году кризис Сефевидского государства приближался к своему апогею. Восстани­ями был охвачен не только Кавказ, но и другие территории, находившие­ся под сефевидским игом. На юге арабские повстанцы в 1717 году захва­тили Бахрейн и ряд других островов Персидского залива. Продолжалось восстание афганского племени гильзаев во главе с Мир-Махмудом, став­шего правителем Кандагара в 1717 году. В районе Герата в 1716 году восстало другое афганское суннитское племя – абдали, которое, объединив­шись с узбеками, стало совершать нападения на Хорасан. В эти же годы начались восстания в Курдистане и Луристане. Отряды курдов иногда до­ходили до самых стен Исфахана.[139]

Учитывая сложившуюся благоприятную обстановку, Хаджи-Давуд начал готовиться к новым выступлениям. Он стал рассылать в разные общества Дагестана письма с призывами подняться против Сефевидов, организовы­вал отряды, уговаривал феодальных владетелей выступить против Персии.[140] Как и прежде, лозунги Хаджи-Давуда в борьбе с персидско-кызылбашскими захватчиками носили ярко выраженный антишиитский характер.[141]

Сефевидские власти, в свою очередь, принимали отчаянные меры для подавления всё более разгоравшихся народных волнений. В какой-то момент им даже удалось схватить Хаджи-Давуда и заключить его в дербентскую тюрьму. Это случилось, по всей вероятности, в конце 1719 года.[142] Однако вскоре с помощью верных друзей и единомышленников ему удалось бежать из заточения. Оказавшись на свободе, Хаджи-Давуд с уд­военной энергией взялся за прерванное дело.[143]

Антисефевидская пропаганда Хаджи-Давуда и на сей раз возымело своё действие. Как пишет И.Гербер, «…народы приставали к восстанию толпами»[144]. Со всех концов Лезгистана и всего Восточного Кавказа к нему начали стекаться угнетенные, доведенные до отчаяния народные массы. Во главе со своими старшинами прибыли отряды из Кюры, Табасарана и Самурской долины. Али-Султан привел отряды из Цахура и Джаро-Белоканских вольных обществ. Прибыли также отряды из Шеки, Барды и ря­да других мест. Вскоре к Хаджи-Давуду присоединилась и часть жителей Рустау.[145] По этому поводу в записях одного из современников находим: «Во время ребелии[146] и конфузии рустауские деревни между собой разделились и те, близ Дагистани лежащие, соединились с нижними дагистанцами и себя к ним стали числить, а другие к бунтовщикам пристали, с ними заедино действовали и Дауд-беку поддались»[147].

Со временем в антииранское движение были втянуты и некоторые ширванские феодалы, в частности куткашенский мелик Ибрагим и его брат Касум. Они происходили из древнего и богатого рода местных меликов, исповедовавших суннизм. С годами эти мелики сумели накопить столько богатства, что их дальнейшее существование в шиитском государстве, где последователи суннизма подвергались всяческим гонениям на рели­гиозной и национальной почве, стало невозможным. К шаху стали поступать доносы от шемахинских беглербеков о «неблагонадежности» куткашенских меликов, на что он приказал уничтожить весь род этих меликов и кон­фисковать их имущество. Были казнены мелик Махмуд-отец Ибрагима и его брат Ахмед. Через некоторое время был казнен и старший брат Ибрагима – Пейкар, а сам Ибрагим вместе с другим братом Касумом подвергся страш­ным пыткам. Семьи братьев были захвачены в плен и увезены в Шемаху. Но Ибрагиму и Касуму всё-же удалось уйти от преследовавших их шах­ских властей и примкнуть к восставшим.[148]

Между тем само Сефевидское государство стало объектом иноземной агрессии. В 1722 году афганцы-гильзаи под предводительством Мир-Махмуда вторглись в пределы Персии и заняли город Керман.[149] Перепуганный шах начал принимать экстренные меры. В числе таких мер он «отправил чиновника своего, полковника своей гвардии Магмут-Бега, с указами и знатною сум­мою денег и многими подарками в Дагистан, к шамхалу и усмию, требуя, чтоб они, сколько возможно набрали войска и спешили к нему на помощь. Сии, исполняя волю шаха, собрали войско, и оное под предводительством Сурхая, владетеля казыкумукского, отправили к своему назначению»[150].

Однако собранное шамхалом, уцмием и Сурхаем войско не достиг­ло пределов Персии. Когда оно достигло Ширвана, то «здесь явил­ся к Сурхай-хану Дауд-бек, совершенно изменивший своими советами, назначение посланного в Персию подкрепления»[151]. Проявив большую настой­чивость, Хаджи-Давуд сумел склонить Сурхая на свою сторону и убедить его повернуть войско против того, кому оно предназначалось.[152] При этом, по словам И.Гербера, он будто-бы говорил Сурхаю: «Ныне нам время себя людьми поставить и богатиться, нежели мы сей случай из рук упустим, то мы достойны, чтоб весь свет нас дураками признал, ибо сила в наших ру­ках, шах от Мир-Махмута утеснен, и никто мешать не может»[153]. Конечно, мы не можем точно установить, что именно говорил Хаджи-Давуд Сурхаю, пы­таясь склонить его на свою сторону. Известно только, что Хаджи-Давуд сумел убедить Сурхая не идти на помощь шаху, а наоборот, выступить против него.

Первым из значительных городов Ширвана, который был освобожден объединенными отрядами во главе с Хаджи-Давудом, стал Шабран. Произошло это, судя по источнику, в июне 1720 года.[154] Несмотря на сопротивление со стороны гарнизона сефевидских войск, крепость была взята повстанцами после непродолжительной осады. В результате город был полностью очищен от кызылбашских захватчиков.[155]

Эта удача ещё более раздула пламя восстания. Через некоторое вре­мя, примерно в июле 1720 года, объединенные от­ряды повстанцев под общим командованием Хаджи-Давуда подошли уже к крепости Худат. Вот как описывается это событие в вышеупомянутой анонимной дагестанской хронике: «Эмир Худата, а им был тогда сын Ахмадхана, сына Хусайнхана убитого в Баршли, – собрал всех тамошних шиитов. Когда воители за веру (т.е. – повстанцы – А.Б.) подошли к Худату, (то) осадили и захватили его вмиг, (а затем) осажда­ли цитадель эмира около недели. Некоторые храбрецы захватили (с собой) лестницы, взобрались по ним на стены цитадели, ворвались в цитадель, захватили их эмира, убили (многих) защитников, захватили их имущество»[156].

Во время взятия Худата был убит кубинский правитель Султан-Ахмед-хан. Погибли и члены его семьи, за исключением грудного ребенка, который был тайно увезён и спрятан в одном из близлежащих лезгинских сёл.[157] Возможно, как считают некоторые авторы, Султан-Ахмед-хан не был убит повстанцами, а стал жертвой феодальной междоусобицы,[158] на истоки которой было уже указано выше.

К сказанному следует добавить, что источники ничего не сообща­ют об участии Сурхая Казикумухского во взятии Шабрана и Худата. Толь­ко П.Г.Бутков упоминает о «местечке» Шабран, «которое 1720 года от Дауд-Бега и Сурхая совсем разорено»[159]. Возможно, что осторожный и рас­четливый Сурхай, спеша на помощь шаху, оставил у Хаджи-Давуда только часть своего войска, а сам, опасаясь последствий, вернулся в Казикумух. И только потом, окончательно убедившись в перспективности начатого дела, открыто присоединился к повстанцам. Во всяком случае, в анонимной дагестанской хронике сообщается о его участии в осаде Шемахи, начав­шейся в августе 1720 года.[160]

Прибыл к Хаджи-Давуду к этому времени и сам уцмий Ахмед-хан во главе с отрядом, собранным из кайтагцев и акушинцев.[161] Пришел со сво­им войском и цахурский Али-Султан.[162] Все «они прибыли в землю Мускур, – сообщает анонимный автор. Все жители его (Мускура), Куббы, Кулхана[163] и Куры[164] сошлись вместе, так что количество их достигло примерно трид­цати тысяч»[165]. Все эти отряды, состоявшие из жителей суннитских наро­дов Восточного Кавказа – лезгин, лакцев, кайтагцев, аварцев, цахурцев, акушинцев «всем своим могуществом подошли к городу Шемахе, вели в те­чение восьми дней ожесточенные сражения, но взять его не смогли. К ним дошла весть, что некоторые из оставшихся после них (соплеменников) подняли смуту в их стране. Поэтому в одну ночь они внезапно отошли и возвратились в свою страну»[166].

Видимо, смута, о которой пишет албанский католикос, была связана с происками шамхала Адиль-Гирея, который по-прежнему сохранял верно­подданнические отношения с сефевидским шахом и неоднократно угрожал уцмию и поддерживавшим его акушинским старшинам нападением на Кайтаг и Акуша-Дарго.[167] Поэтому уцмий Ахмед-хан со своим войском и отрядом акушинцев вынужден был вернуться в Дагестан.

После ухода Ахмед-хана, Хаджи-Давуд решил снять осаду Шемахи. О при­чинах, побудивших его принять такое решение, источники ничего не сооб­щают. Через некоторое время, осенью того же 1720 года, повстанцы во гла­ве с Хаджи-Давудом и Сурхаем отправились взять город Баку. Но бакин­ский юзбаши Дергах-Кули-бек в сражении, состоявшемся недалеко от города – в местности с тех пор называемым «Кровавым холмом», сумел нанести поражение повстанцам.[168]

Не добившись успеха в Баку, Хаджи-Давуд направил свои отряды на север, намереваясь освободить Кубу и Дербент. Была уже поздняя осень 1720 года. Дербентом в то время правил наиб Имам-Кули-бек, так как султан «яко главный повелитель тамошнего места и окольных дистрик­тов, выехал из Дербента, для великой опасности от Дауд-бега и Сурхая Казы-Кумыкскаго»[169] и «побег свой взял в Персию к шаху»[170]. Надо пола­гать, что освобождению Дербента от персидско-кызылбашских захватчи­ков Хаджи-Давуд придавал большое значение, учитывая его первостепен­ное стратегическое положение. Овладев Дербентом, он рассчитывал укре­пить свое влияние не только в Ширване и Лезгистане, но распространить его и на Дагестан.

Однако Хаджи-Давуда и на этот раз настигла неудача. Ему не удалось овладеть также хорошо укрепленной Дербентской крепостью.[171] Наиб Имам-Кули-бек сумел должным образом организовать оборону крепости и от­бить все атаки восставших. После нескольких недель безуспешных попы­ток проникнуть в город Хаджи-Давуд вынужден был, учитывая к тому же и близость зимы, снять осаду крепости и вернуться в Мюшкюр.[172]

Таким образом, к концу 1720 года освободительным движением про­тив сефевидского владычества была охвачена большая часть Восточного Кавказа. Но, в отличие от предшествующего периода, теперь повстанцы не ограничивались молниеносными нападениями на города и другие населен­ные пункты, где была сосредоточена сефевидская администрация и прожи­вали шиитские поселенцы-персы и кызылбаши (азербайджанцы). В новых условиях, когда кризис Сефевидского государства дошел до своего апогея, стало возможным не только отвоёвывать, но и удерживать за собой освобожденные на­селенные пункты и устанавливать там свои властные структуры. В этом состоит характерная особенность данного периода освободительного движения. Сефевидские войска и персидско-кызылбашская знать к концу 1720 года практически были заперты в городах Шемахе, Баку и Дербенте. Вся остальная территория Ширвана контролировалась Хаджи-Давудом.

Между тем успешные действия повстанцев вызвали серьёзное бес­покойство в правящих кругах России и Османской империи. Каждое из этих государств намеревалось при первом же удобном случае вмешаться в события и направить их в нужное для себя русло. Зная об этом, Хаджи-Давуд, как умный и дальновидный политик, стал принимать меры, чтобы не допустить такой неблагоприятный для себя поворот событий. Понимая, что он один не сможет противостоять экспансии этих двух держав, Хаджи-Давуд решил заручиться сначала поддержкой одной из них, что­бы затем, используя их противоречия, попытаться отстоять свою независимость. Такое решение, на наш взгляд, было единственно правильным в сложившихся условиях. В качестве такой «опорной» державы могла выступить Россия или же Турция. Но предпочтение было отдано России.

На первый взгляд, такое решение Хаджи-Давуда выглядит не совсем логичным. Ведь была альтернатива: единоверная Турция. Более того, анти-шиитские лозунги Хаджи-Давуда, казалось бы, как раз и должны были сбли­зить его именно с Османской империей, противоречия которой с Сефевидским государством всегда исходили из противостояния между суннизмом и шиизмом, или, во всяком случае, облекались в такую форму. Но, на наш взгляд, обращение Хаджи-Давуда именно к России, а не к Турции, было не случайным. Оно было обусловлено сложившейся обстановкой, связанной, прежде всего с последними приготовлениями России к началу военных действий на Кавказе. Это было вполне осознанным и хорошо продуманным шагом Хаджи-Давуда, с помощью которого он надеялся получить в ли­це России сильного и надежного союзника.

С этой целью с начала 1721 года Хаджи-Давуд неоднократно обра­щался с письмами и посланиями к представителям русских властей в Астрахани. В одном из таких писем Хаджи-Давуда к астраханскому воево­де И.В.Кикину было написано: «Пресветлейшему и державнейшему великого государя подручному честнейшему и высокопочтенному и высокородному астраханскому боярину Ивану дружелюбия и доброго здравия желаю. Преж сего нам от кызылбаш многие обиды были и покою нам от них не стало для того, что они сделали обиду чрез силу и за то стали мы с ними, кызылбаши, в неприятельстве и за свою кровь им отмстим, и Дербень и Шемаху, и Баку осадили, и при тех городах деревни разорили, и в кото­рых числах будем брать и городы, будем милость божия над нами, будет и дело ведает весь народ, а я ныне для дружелюбия пресветлейшему и державнейшему великому государю под руку иттить так же, и юрты свои отдать и ему государю верно служить готов, и как придет ваши войска и что понадобитца строить город или иное, что я и буду со всеми сво­ими людьми великому государю служить верностью; а ныне присланному от вас в одном судне чепаром мы сказали и по своей вере единым богом и по курану и по шириети и по муртузалиевой голове, чтоб приезжали к нам торговые люди, а мы и волосам и не тронем, и сколько людей мочи будет зделало добродетель, а я ныне чаю, что у нас будет всё под моею рукою и чтоб они, торговые люди, ни в чем не опасались а я преж сего к вашей милости писал письмо, что донести к великому государю, а от­поведи нет и иное письмо вашей милости объявил ли или нет не ведаю»[173].

В другом письме на имя того же И.В.Кикина Хаджи-Давуд писал: «Честнейшему и превосходительному Ивану доношу: ныне я хочу с вашею милостию дружелюбие иметь и соседство и доноси мои слова великому государю, чтоб по своему государеву указу велел своим торговым людем свинцу и железа и протчее, что нам надобно, провозить, а мы сторонним людем продавать не будем и всем закажем, а от нас буде понадобитца шолк и иное что, то окроме государевых людей продавать не будем и будем заказывать и иные у нас шолк поспеет в скорых числах»[174].

Читая эти письма, первое, что бросается в глаза – это то, что Хаджи-Давуд уже в достаточной степени чувствовал себя хозяином на осво­божденных территориях и предпринимал попытки к налаживанию там нормальной хозяйственной жизни. Четко проявляются также и его намерения в отношении России в военной, торговой и других областях. Видно, что Хаджи-Давуд не собирается ограничиться достигнутым, а намерен полностью освободить Ширван и весь Восточный Кавказ от ненавистного иноземного ига. Поэтому, видимо, он и просил разрешить русским купцам привозить в его владения свинец и железо в обмен на шёлк-сырец. В письмах чет­ко прослеживается также и то, почему Хаджи-Давуд воюет с кызылбашами и его решимость довести начатое дело до конца. Кстати, в другом своем письме представителям Русского государства Хаджи-Давуд уже прямо за­являет, что он ведёт войну «не для властолюбия и богатства и не для иного, кроме того, чтоб освободить суннитов от кызылбаш»[175].

Однако, несмотря на искренность своих намерений, Хаджи-Давуд так и не смог добиться поддержки у России. Известную роль в этом, видимо, сыг­рал А.П.Волынский, на которого Пётр I всецело полагался в тот период в своей кавказской политике. Волынский не советовал Петру I «сбли­жаться с владельцами… иноверных народов Кавказа и указывал на оружие как на единственное средство держать их в страхе и подчинении русским интересам»[176]. В одном из своих донесений Петру I Волынский прямо пи­шет: «…и мне мнится, здешние народы привлечь политикою к стороне вашей невозможно, ежели в руках оружия не будет, ибо хотя и являются склонны, но только для одних денег, которых (народов), по моему слабому мнению, надобно бы так содержать, чтоб без причины только их не озлоб­лять, а верить никому невозможно». Далее Волынский высказывает свое мнение уже о самом Хаджи-Давуде: «Также кажется мне, и Дауд-бек (лезгин­ский владелец) ни к чему не потребен, он ответствует мне, что конечно желает служить вашему величеству, однакож чтоб вы изволили прислать к нему свои войска и довольное число пушек, а он отберет города у пер­сиян, и которые ему удобны, то себе оставит (а именно Дербент и Шемаху), а прочие уступает вашему величеству, кои по той стороне Куры-реки до самой Испагани, чего в руках его никогда не будет, и тако хочет, чтоб ваш был труд, а его польза»[177].

До сих пор считается, что Хаджи-Давуд, обращаясь к русским властям, намеревался вступить в подданство России и стать её вассалом. А между тем вышеприведенное письмо Волын­ского дает нам достаточно оснований полагать, что это было не так. По всей видимости, Хаджи-Давуд хотел заключить с Россией равноправный до­говор, направленный против Ирана и предусматривавший сохранение за ним всего Ширвана, вместе с Баку и Дербентом. Однако это противоречило ос­новным целям восточной политики Петра I, заключавшимся в присоединении к России всех прикаспийских территорий, включая Ширван.

Но, несмотря на неудачные попытки договориться с Россией, Хаджи-Давуд продолжал подготовку к штурму последних бастионов сефевидского господства на Восточном Кавказе – Шемахи, Дербента и Баку. Хаджи-Давуд понимал, что для взятия и освобождения этих сильно укрепленных городов ему нужна хорошо вооруженная и достаточно многочисленная армия. А между тем средств на вооружение и обучение вче­рашних крестьян и ремесленников, составлявших основной костяк его ар­мии, явно не хватало. С другой стороны, развалом Сефевидского государства спешили воспользоваться могущественные соседние державы, которые с каж­дым днем проявляли здесь всё большую активность. В такой обстановке Хаджи-Давуд решил снова обратиться к дагестанским феодальным владетелям. На его призывы откликнулись уцмий Ахмед-хан и Сурхай. После их встречи с Хаджи-Давудом в местности Кафири (равнина к северу от Дербента) было принято решение о совместной осаде Шемахи.[178]

Узнав об этом, шамхал Адиль-Гирей снова попытался вмешаться в собы­тия. Он отправил сво­его посланца к Ахмед-хану с письмом, в котором говорилось: «Не выступай­те против кызылбашей? Вы лишаете меня хараджа, поступающего от них. Если вы пойдете против них, я пойду против вас. Если же ты не пойдешь, то тебе и воинам будет со стороны кызылбашей харадж, рав­ный нашему»[179].

В результате уцмий Ахмед-хан вынужден был снова остаться в Кай-таге, опасаясь нападения со стороны шамхала и отправить на помощь повстанцам лишь часть своего войска под предводительством неких Ка-идмухаммада и Каврамухаммада.[180]

Собрав таким образом вокруг себя достаточные силы, Хаджи-Давуд в союзе с Сурхаем Казикумухским, Али-Султаном Цахурским, Ибрагимом Куткашенским и отрядом, посланным кайтагским уцмием, начал поход на Шемаху – главный оплот владычества Сефевидов на Восточном Кавказе.

Об осаде и занятии Шемахи Хаджи-Давудом в 1721 году имеются некоторые довольно подробные сообщения в источниках. Наиболее ценными из них являются донесения русского посланника Ф.Беневени – единственного непосредственного очевидца этого события, чьи свидетельства дошли до нас.

Штурм и взятие Шемахи

Ф.Беневени отъехал недалеко от города и стал наблюдать за происходящим с расстояния полутора верст. «Два дня наш посол, – пишет А.Н.Попов, – неизвестно почему стоял на месте и смотрел, – как он сам выра­жается «на шемахинскую трагедию».[183] И лишь на третий день, видя, что «никакого побеждения не учинено», он отправился в дальнейший путь.[184]Судя по его сообщениям, первый отряд повстанцев подошел к го­роду 11 августа 1721 года. В этот день Ф.Беневени с разрешения ширванского беглербека Гусейн-хана собирался к отъезду из Шемахи. «За день перед поездом, – писал посланник, – оной хан получил подлинное известие, что с Низовой стороны помянутых бунтовщиков, а именно Дауд-бея, Исми[181] и Сурхай войско поднялось и приближается к Шемахе…»[182].

«Первоначально подступил к городу небольшой отряд лезгинский, состоящий из 1000 воинов, – писал Ф.Беневени об увиденном со своего «поста». Против него выступил муганский хан во главе 3 тысяч человек. Но это ему не удалось. Лезгины бро­сились на кызылбашей и сбили их… Обратив тыл, последние спаслись в город, преследуемые по пятам лезгинцами. Лезгины гнались за ними до половины города. Но узкие улицы к ханскому двору были преграждены завалами из брёвен. Конные лезгины не могли проникнуть дальше и броси­лись в большие улицы, куда подъехали и другие части лезгин. Продолжа­лась пушечная и ружейная стрельба с обеих сторон. Но от этого мало кто свалились мёртвыми. Гораздо больше лезгины пострадали от холод­ного оружия или от камней… Потеряв многих людей, они вынуждены были покинуть город. Но на другой день на заре лезгины вновь ворвались в город с «великим набегом». Лезгины чуть не захватили город и на этот раз»[185].

Тем временем к городу приближались основные силы повстанцев во главе с самим Хаджи-Давудом. Узнав об этом, беглербек Гусейн-хан со своими приближенными решил бежать из города, бросив его на произвол судьбы. Однако караул не выпустил их из города и беглербек вынужден был отказаться от своего намерения.[186]

С подходом основных сил повстанцев к городу, кызылбаши закрыли все ворота крепости и перешли к глухой обороне. Переход к такой так­тике во многом был обусловлен тем, что за последний год город был зна­чительно укреплен: старые стены крепости во многих местах были отстро­ены заново, вся крепость была окружена глубоким рвом и забором.[187] Повстанцам ничего не оставалось, как перейти к долговременной осаде крепости.

Некоторые подробности осады Шемахи сообщает и уже упоминавший­ся выше английский путешественник Дж. Ханвей. В частности, он пишет: «Губернатор, Хусейн-хан, зная, как мало он может положиться на верность горожан, нападений и вылазок не делал, чтобы не быть покинутым людьми, следовавшими за ним, или чтобы его не предали оставшиеся в городе; по­этому он решил защищаться насколько было возможно в стенах города. Решение это, единственное, которое он мог предпринять, давало ему воз­можность отражать атаки неприятеля в течение 25 дней; вероятно, длитель­ность осады утомила бы лезгин, если бы не сунниты, сносившиеся с непри­ятелем, сумевшие, несмотря на бдительность губернатора, открыть им од­ни из ворот. Победители немедленно ворвались с дикими криками, и хотя гарнизон и был застигнут врасплох, все же его не разбили. В этот день лезгины смогли только проложить себе дорогу в суннитский квартал, где они окопались. Рано утром на следующий день они выступили в пол­ном порядке, намереваясь закончить завоевание города. Губернатор не­долго сопротивлялся; он увидел, что покинут или предан своим народом…»[188].

Об этом событии подробные сведения дает и другой современник, албанский католикос Есаи Асан Джалалян. «Как мы уже сказали, – пишет он, – магометане бывают двух вероисповеданий – шииты и сунниты. Жители города делились пополам, но суннитов было больше, поэтому жители райо­на, называемого Сарытопраг, ночью открыли свою сторону, и впустили внутрь города часть неприятельского войска, а на рассвете, присоединившись сами к ним, передали им в руки город»[189].

А вот как описывается освобождение Шемахи от кызылбашских и пер­сидских захватчиков в анонимной дагестанской хронике: «Они осаждали город Шамахи около полумесяца. Затем сунниты, жившие в городе, сгово­рились с осаждавшими, пробили брешь в стене города, откуда воины вор­вались в город и овладели им, перебили их защитников, пощадили пере­бежчиков и сохранили жизнь тем, кто искал спасения… Всё это произош­ло в 1133 (1720-1721) году»[190].

В вопросе о времени взятия Шемахи среди историков как дорево­люционных, так и современных нет единого мнения. Одни считают, что Ше­маха была взята повстанцами во главе с Хаджи-Давудом два раза – в 1712 и 1721 годах, другие утверждают, что только один раз – в 1712 или же в 1721 году. Такой разнобой во мнениях среди специалистов является, на наш взгляд, прежде всего следствием противоречивости данных самих ис­точников, отсутствия единого мнения у современников тех событий. Большинство из них (Волынский, Гербер, Джалалян, Бедреддинзаде, анонимный автор дагестанской хроники и другие) сооб­щают о взятии Шемахи в 1721 году и не упоминают о подобном событии в 1712 году. Но, если взять во внимание то обстоятельство, что все эти авторы писали свои донесения или специальные работы касатель­но интересов своих стран и народов, а некоторые из них даже выполня­ли секретные инструкции правительств своих стран, то можно допустить, что отдельные незначительные на их взгляд события вполне могли прой­ти и мимо их внимания. Кроме того, почти все они побывали на Восточном Кавказе в конце 10-х – начале 20-х годов XVIII века. Поэтому возможно, что более ранние события по тем или иным причинам вполне могли не найти своего отражения в их сочинениях. Ведь никто из них не был профессиональным историком и их сочинения во многом носили только описательно-летописный характер.

Из русских авторов, современников событий, о взятии Шемахи дважды – в 1712 и 1721 годах – сообщает Ф.И.Соймонов.[191] Будучи лейтенантом русской армии, он побывал на Кавказе ещё в 1719 году, то есть ещё до взятия Шемахи в 1721 году и до начала похода Петра I на Восточный Кавказ. В отличие от других русских авторов, которые, будучи посланниками или участниками посольств, членами различных правительственных комиссий, были связаны секретными инструкциями, Соймонов не был отягощен какими-либо обязательствами перед государством. Поэтому сочинение Соймонова отличается не только наличием достоверных фактов, но и откровенным изложением целей русской политики на Кавказе. Именно по этой причине факты, изложенные в работе Соймонова, заслуживают, на наш взгляд, боль­шего внимания и доверия, чем сообщения других современников.

Среди последующих авторов второй половины XVIII-XIX веков, т.е. уже несовременников событий, наибольшее внимание в контексте постав­ленной проблемы заслуживают, на наш взгляд, работы И.И.Голикова, П.Г.Буткова, А.К.Бакиханова и С.М.Соловьева. Из этих авторов только Бутков, использовавший при написании своего монументального труда по истории Кавказа наряду с русскими источниками и большое количество ма­териалов восточного происхождения, пишет, что Шемаха была взята повстан­цами не только в 1721 году, но и в 1712 году, то есть дважды.[192] Но Голиков, а за ним и Бакиханов утверждают, что Шемаха была взята только один раз – в 1712 или 1713 году.[193] Такого же мнения придерживается и С.М.Соловьёв с той лишь разницей, что он считает, что данное событие произошло не в 1712 или 1713, а в 1721 году.[194]

Как уже было показано, русскоязычные источники, в том числе и архивные, дают неопровержимые свидетельства о занятии Шемахи Хаджи-Давудом в 1721 году. Но в то же время один из первых русских истори­ков И.И.Голиков в своем капитальном труде, посвященном деятельности Петра Великого, утверждает, что Шемаха была занята повстанцами во гла­ве с Хаджи-Давудом в 1713 году. Надо полагать, что Голиков рас­полагал о взятии Шемахи в этот период бесспорными фактическими дан­ными.

Что касается Бакиханова, то он, как известно, написал свою работу, опираясь в основном на ис­точники восточного происхождения. Русскими источниками Бакиханов, по-видимому, пользовался в меньшей степени. Правда, при освещении интере­сующего нас вопроса он ссылается на Голикова. Но Бакиханов, в отличие от него, считает, что Шемаха была взята Хаджи-Давудом на год раньше, т.е. в 1712 году. По всей видимости, это подтверждалось и персидскими источниками, которыми он пользовался в большом количестве. Но почему-же Бакиханов ничего не упоминает о взятии Шемахи в 1721 году? Однозначного ответа на этот вопрос найти очень трудно. По всей вероятнос­ти, Бакиханов не располагал об этом достаточными сведениями. Возможно, что в персидских источниках данное событие, фактически совпавшее с развалом Сефевидского государства, не нашло достаточного отражения.

Широко использовал труд И.И.Голикова при изложении истории Рос­сии первой четверти XVIII века и С.М.Соловьев. Однако он не разделяет мнения Голикова и относит взятие Шемахи к 1721 году. Нам неизвестно, обращался ли Соловьёв к работам Буткова и Бакиханова. По всей видимос­ти, нет. Труд Бакиханова существовал тогда в форме рукописи, и была мало­доступна. А сочинение Буткова было издано только три года спустя пос­ле выхода в свет Книги IX «Истории» Соловьёва. Кроме того, известно, что Со­ловьёв написал своё многотомное сочинение в основном на базе русских и европейских источников.

Таких же разных, порой прямо противоположных мнений, придер­живались и другие авторы второй половины XVIII-XIX веков. Полный раз­нобой по данному вопросу существует и на сегодняшний день среди сов­ременных авторов.

С учетом всего этого и на основании тщательного анализа других имеющих­ся в нашем распоряжении на сегодняшний день источников мы можем с достаточной уверенностью сказать о взятии Шемахи в ав­густе 1721 года. Говорить с такой же уверенностью, что подобное собы­тие имело место и в 1712 году мы не можем, так как у нас нет об этом каких-либо документальных данных или свидетельств очевидцев. Но в то же время отрицать такой факт мы тоже не имеем права, так как трудно игнорировать мнение одного из современников событий Ф.И.Соймонова, сочинение которого отличается достоверностью фактов и независимостью суждений, а также и таких крупных исто­риков XVIII-XIX веков, как И.И.Голиков, П.Г.Бутков и А.К.Бакиханов. Дру­гими словами, оставляя данный вопрос открытым, мы в то же время склон­ны предположить, что Шемаха была взята повстанцами во главе с Хаджи-Давудом не только в 1721, но, возможно, и в 1712 году.

Вернемся, однако, к прерванному изложению хода событий, когда от­ряды Хаджи-Давуда и его союзников в августе 1721 года овладели Шема­хой и начали освобождать город от сефевидских захватчиков.

О действиях повстанцев в ходе освобождения Шемахи имеется целый ряд любопытных, подчас противоречащих друг другу материалов. Современ­ники, сообщения которых дошли до нас, как правило, были крайне враж­дебно настроены к повстанцам. Поэтому в их свидетельствах очень час­то превалируют сообщения о жестокостях и грабежах, якобы происходив­ших во время освобождения Шемахи и других населенных пунктов от персидско-кызылбашских захватчиков. «Вступив в город, лезгины пустили в ход свои мечи против магометан-же кызылбашей, – пишет один из современ­ников. Восемьсот мужей из начальников города и знати были зарезаны как животные. Многие из войска персидского и из их начальников бежали куда попало. Имущество и дома были разграблены, а семьи и дети уведены в плен, хана Хусейна схватили и, продержав его несколько дней, выдали Ибрахиму-аге, брату мелика Пейкара, который убил его в отмщении за своего отца и брата»[195].

О схожих действиях повстанцев сообщает и английский путешественник Д. Ханвей. Но в то же время он обращает внимание на то, что повстанцы убивали и грабили только проиранское шиитское население горо­да. По отношению же нешиитского населения повстанцы держались совсем другой тактики: «…чувство справедливости не допускало их смещать армян, евреев, русских с врагом и, считая их чужеземцами, они сохранили им жизнь и свободу»[196]. Это признает и тот же Есаи Асан Джалалян, подчеркивая, что «народ армянский, христиане, как жители города, так и селений, за исключением немногих случаев, особенно не пострадали от резни, ибо милостию Христа они были пощажены»[197].

Несколько иначе сообщает о действиях повстанцев по отношению к русским купцам назначенный к тому времени астраханским губернатором А.П.Волынский. «После взятия города, – писал он в донесении Петру I, – стали зажигать и грабить дома знатных. Между тем хана взяли в полон, а знатных порубили, купцы которые… были оные обнадеживаемы, что их грабить не будут, но потом к вечеру и к ним в гостиный двор напали… иных побили, а товары все разграбили, которых было около 500 000 (в том числе у одного М.Евреинова на 170 000 рублей персидской монетою)»[198].

Однако, как показывают архивные документы и свидетельства сов­ременников, этот инцидент, ставший затем для Петра I поводом к нача­лу своего так называемого Персидского похода, произошел во многом по вине самих русских купцов. Это признает, в частности, русский по­сол в Персии С.Аврамов: «Если бы… персияне неволею не заставили на­ших русских драться и… стрелять, то б наших людей не побивали и то­вар не разграбили, а ныне оной пожиток на ком отискивать, кроме пер­сиян, потому что от их неволи наши пропали»[199]. В беседе с одним из рештских купцов, подчеркнувшим, что русские купцы «хорошо стояли и дрались», С.Аврамов замечает, что «персияне хотели их всех порубить, а наши русские купцы не для войска, ибо ездят, но для купечества и не для чево бы им за свою волю драться»[200].

О том же писал Петру I и русский посол в Стамбуле И.Неплюев в своём донесении, обвиняя в случившемся исключительно самих русских купцов. По словам посла: «русским купцам было велено собираться в одно место со своими пожитками, и если бы они так сделали, то не потерпели бы ни малейшего вреда; но они, увлёкшись корыстолюбием, стали брать почти у всех шемахинцев дорогие вещи на сохранение, что им именно запрещено; тогда войско (повстанцы)… узнав… бросилось на них, побило и огра­било»[201].

Это подтверждается и другими современниками. «Русские купцы пострадали исключительно из-за того, что прятали в своих помещениях противников лезгин, – пишет Дж. Ханвей. В то же время западноевропейские купцы, оказавшиеся в момент штурма в Шемахе, не понесли никакого ущер­ба»[202]. Архивный документ, составленный в 1721 году со слов очевидца, также позволяет утверждать, что русские купцы пострадали из-за того, что помогали шиитам»[203].

«Всё это, – как справедливо пишет, опираясь на эти и другие до­кументы, Г.Мамедова, – позволяет по новому подойти к освещению данного вопроса. До сих пор в исторической литературе утверждается, что повстан­цы, лишь ради собственной наживы ограбили русских купцов. Однако вышеуказанное опровергает это мнение. Повстанцы, обещавшие не трогать рус­ских купцов, сдержали бы своё слово, если бы последние не перешли на сторону иранских купцов и не стреляли в повстанцев. Добавим, что хо­тя консул, выражая своё субъективное отношение к русскому купечеству, говорит о самообороне их от повстанцев, однако это нисколько не мо­жет оправдать их поступок, поскольку повстанцы гарантировали им непри­косновенность имущества и жизнь»[204].

Много неясного также в вопросе о времени ограбления русских купцов. Большинство специалистов полагает, что это случилось в 1721 году. Но многие, в том числе тот же современник событий Ф.И.Соймонов, а также И.И.Голиков, А. Бакиханов, П.Г.Бутков считают, что русские купцы были ограблены во время взятия Шемахи в 1712 году.[205] Особо не ввязываясь в полемику о времени происшествия данного события, мы, всё же, считаем нужным отметить следующее: во-первых, нельзя забывать, что Петру I было выгоднее связать это событие не с 1712, а с 1721 годом, чтобы получить более весомый повод для начала военных действий на Кавказе; во-вторых, не совсем понятно, как в 1721 году, когда весь Шир­ван уже много лет полыхал в огне восстания и «заперты были все пути ширванской торговли», в Шемахе оказалось так много русских купцов (300 человек); в-третьих, трудно поверить в то, что Хаджи-Давуд, пытавшийся незадолго до взятия Шемахи в 1721 году наладить дружественные связи с Россией и всё ещё не терявший надежду вступить с ней в союзнические отношения, мог так опрометчиво поступить с подданными Русского госу­дарства.

Все вышеприведенное ещё раз убеждает нас в том, что народно-осво­бодительное движение под руководством Хаджи-Давуда Мюшкюрского к это­му времени по-прежнему носило ярко выраженный антисефевидский харак­тер и не было направлено против других народов и стран. Восставшие от тяжелого иноземного гнета широкие народные массы во главе с Хаджи-Давудом не занимались бессистемными разбоями и грабежами, как это пы­таются представить некоторые авторы.[206] Напротив есть все основания утверждать, что действия повстанцев всецело были направлены на свержение ненавистного иноземного ига и достижение не­зависимости. Восставшие выступали исключительно против представите­лей сефевидских оккупационных властей и иранских поселенцев-шиитов, служивших опорой иноземного господства на Восточном Кавказе.

Освобождение Шемахи от сефевидских захватчиков явилось собы­тием громадного значения. В результате многолетней и упорной борьбы с завоевателями Хаджи-Давуду при поддержке своих союзников удалось овладеть главным опорным пунктом персидско-кызылбашского владычест­ва на Восточном Кавказе. Это положило конец более чем 200-летнему сефевидскому господству в регионе. Взятие и освобождение Шемахи дали возможность Хаджи-Давуду взять власть в свои руки и, опира­ясь на поддержку народа, заняться закреплением за собой очищенных от иноземных захватчиков территорий и приведением их в порядок.

Весть о падении Шемахи молнией облетела всю Сефевидскую импе­рию и достигла резиденции шаха. Однако шах в обстановке все более усиливавшихся народных выступлений, политического и хозяйственного упад­ка не мог предпринять каких-либо действенных мер. Как сообщает сов­ременник, после того как Хаджи-Давуд занял Шемаху, «…правители Гянджи и Еревана известили об этом шаха, заявив протест, а сами выступи­ли со всем своим войском и пришли в агванский город Партав[207] на бере­гу реки Куры. Там собрались ереванский хан со всеми правителями райо­нов, хан гянджинский со всей знатью и остальные с множеством войска до 30 000 человек. Но от царя (шаха – А.Б.) не было войска и никакой им помощи не пришло, ибо он был очень занят и озабочен войной в районах Кандагара. Он только словесно и письменно приказывал им сде­лать всё что можно»[208].

Узнав об этом, то есть о выступлении гянджинского и ереванского беглербеков, повстанцы во главе с Хаджи-Давудом также двинулись к Ку­ре, им навстречу, и как пишет Есаи Асан Джалалян, «подобно опытным охотникам, пришли тихо и бесшумно, собрались на том берегу великой ре­ки и в одну ночь также бесшумно переправились на другой берег… По­ка они (персы) медленно готовились, те (лезгины), ударив на них, разбили их, бросившись за ними, погнали их до подножия Арцахских гор[209] к ре­ке Трду[210] и к долине реки Хачен.[211] Таким образом, персы были посрамлены и обманулись в своих ожиданиях, а лезгины, забрав добычу, радостные возвратились к себе. Это случилось осенью 1170 (1721) года»[212]. После этого повстанческие отряды овладели древней столицей Кавказской Ал­бании-Барда.[213]

Таким образом, к концу 1721 года почти вся территория Лезгистана и Ширвана была очищена от сефевидских захватчиков. В руках завоевателей оставались лишь го­рода Дербент и Баку. Несомненно, что в ближайшие планы Хаджи-Давуда входило освобождение и этих городов. Однако складывавшаяся обстановка, связанная с всё более усиливавшимся противоборством России и Османской империи на Кавказе, отнюдь не способствовали осуществлению подобных намерений. Вместо того чтобы направить свои усилия на полное освобождение Ширвана и всего Восточного Кавказа, Хаджи-Давуд вынужден был в этот период балансировать между Россией и Турцией, стремясь обуздать их захватнические планы в отношении Восточного Кавказа. Хаджи-Давуд прекрасно понимал, что эти две державы не оставят его в покое. И русский царь, и турецкий султан стремились к захвату всего Восточного Кавказа и безоговорочному присоединению его к своим вла­дениям.

Как мы уже видели, весной 1721 года Хаджи-Давуд обращался за по­мощью к России. Но Пётр I, руководствуясь собственными интересами, отка­зал ему в этом. Поэтому Хаджи-Давуд через некоторое время (осенью того же года) стал добиваться поддержки уже со стороны турецкого султана. «Дауд-бек и Сурхай, ребилизанты персицкие, послали к турецкому султану через крымского хана, чтоб он принял их под свою протекцию», – говорится в одном из архивных документов.[214] Это подтверждается и сообщением русского посла в Стамбуле И.Неплюева о том, что Порта ведет тайные переговоры о принятии в своё подданство «лезгин Дауд-бека и Сурхая»[215].

Кстати, о том, что Хаджи-Давуд, получив отказ от России, обратится за поддержкой к турецкому султану догадывался и сам Волынский. Ещё в сентябре 1721 года он писал Петру I: «…паче всего опасаюсь и чаю, что они (Хаджи-Давуд и Сурхай – А. Б.), конечно, будут искать протекции ту­рецкой, что им и сделать, по моему мнению, прямой резон есть»[216].

Как видно из этого письма, Волынский опасался обращения Хаджи-Давуда за поддержкой к Турции. Он понимал, что если Хаджи-Давуд договорится с Портой, то это существенно укрепит позиции Турции в регионе. Поэтому российское правительство поручило своему резиден­ту в Стамбуле И.Неплюеву потребовать от Порты решения не принимать в свою протекцию Хаджи-Давуда.[217] Об этом мы узнаем из письма Петра I канцлеру Головкину: «Господин канцлер! Сего времени получили мы письмо от Волынского из Гребней, что он подлинно получил ведомость из Шемахи, что бунтовщик Дауд-бек послал к салтану Турскому, чтоб его принял в свою протекцию. Чего для вам надлежит отправить куриера в Царь город к резиденту, дабы оной там предложил, чтоб его не принимали под протекцию, объявляя сколько убытку он нам зделал. 22-е февраля 1722 году. Петр».[218]

21 апреля Неплюев посетил великого везира Ибрагим-пашу и заявил ему, что восставшие лезгины напали в Шемахе на русских купцов и разорили их, за что российский царь требует от шаха удовлетворения. Везир подтвердил, что, действительно, повстанцы обращались за помощью к Порте.[219] Однако на доводы, представленные русским резидентом, великий везир Ибрагим-паша заверил его, что «мы их защищать не будем, пока ваш государь не получит полного удовлетворения»[220]. И действительно, Порта, преследуя свои интересы на Восточном Кавказе и не желая до поры, до времени обострения отношений с Россией, также оставила без ответа обращение Хаджи-Давуда за поддержкой. Все это лишний раз доказывает, что и Россия, и Турция вели двойную игру по отношению к Хаджи-Давуду, стараясь использовать возглавляемое им народно-освободительное движение для достижения своих целей. С одной стороны, Россия и Турция не были против того, чтобы Хаджи-Давуд не прек­ращал своей борьбы с сефевидским Ираном, но с другой стороны, и Россия, и Турция не были заинтересованы в восстановлении независимого лезгинского государства на территории Ширвана, чего всеми силами доби­вался Хаджи-Давуд.

К сожалению, современная историография не располагает какими-либо данными о содержании переговоров Хаджи-Давуда с турецкими властями. Но, тем не менее, в литературе прочно укоренилось мнение, будто Хаджи-Давуд и не помышлял ни о чем другом, кроме как стать вассалом османского султана. А между тем глубокий и всесторонний анализ сложившейся обстановки вполне позволяет прийти к выводу о том, что Хаджи-Давуд по всей видимости намеревался заключить с Портой равноправный союзнический договор (так же, как незадолго до этого с Россией) и тем самым заодно добиться и признания независимости Ширвана. Однако Турция, всерьез рассчитывавшая на безоговорочный захват всего Кавказа, не могла согласиться на это, что и явилось, на наш взгляд, главным препятствием на пути заключения договора между Хаджи-Давудом и Портой. Именно по этой причине переговоры, начавшиеся ещё осенью 1721 года, чрезмерно затянулись и продолжались больше года.

Между тем афганцы, также продолжавшие борьбу против сефевидского владычества, в конце 1721 года снова двинулись на Исфахан. Захватив в январе 1722 года Керман, Мир-Махмуд направился на Йезд. В начале марта недалеко от Исфахана отряды афганцев разбили вышедшую им навстречу 50-тысячную иранскую армию, состоявшую главным образом из наспех собранного ополчения. Вскоре после этого Мир-Махмуд осадил столицу Сефевидов – Исфахан.[221]Отчаявшийся шах, как это часто бывает в подобных ситуациях, начал искать виновных в своем ближайшем окружении. Ему стали доносить, что его главный везир (этимаду-д-довле), лезгин по происхождению, Сефикули « в настоящее время сговорился с взбунтовавшими в Шемахе лезгинами и охвачен непреодолимым желанием сесть на ваш трон. Они, лезгины, продвигаются с тех мест, а он сам (Сефикули) хочет убить вас, и, окружив себя ими (лезгинами) намерен стать шахом Ирана…» А шах, «поверив лжи, велел выколоть бесподобные глаза этимаду-д-довле, и сказал: «Шахский хлеб ослепил твои глаза».[222]

А тем временем Хаджи-Давуд, внимательно следивший за действиями аф­ганцев, несмотря на безуспешные попытки заручиться поддержкой снача­ла России, а затем и Османской империи, продолжал укреплять свои пози­ции на освобожденных территориях. Учитывая сложившуюся обстановку и не имея пока достаточных сил для освобождения Дербента и Баку, Хаджи-Давуд, по примеру афганцев, с начала 1722 года начинает совершать молни­еносные вылазки на сефевидские города и гарнизоны за пределами Ширвана, стремясь как можно дальше отбросить противника от ширванских гра­ниц и тем самым обезопасить себя от возможных контрударов со стороны шахских войск. Эти походы повстанцев за пределы Ширвана, как правильно замечает В.Н.Левиатов, « нельзя оцени­вать как простые грабительские набеги. Очевидно, они являлись продол­жением того антииранского движения, о котором говорилось выше».[223]

Так по данным того же Джалаляна в начале 1722 года, «когда кон­чилось страшное замерзание реки и приблизилось приятное дуновение весны…, они (лезгины) опять собрались более чем в двойном количест­ве» и двинулись на юг, по направлению к Муганской равнине и остановились лагерем «на том месте, где соединяются Кура и Аракс»[224]. В это время здесь, на берегу Аракса, находилось большое войско под командо­ванием одного из персидских полководцев, по имени Чардахжи. «При одном только слухе о них, – как пишет далее албанский католикос, – этот безбожный муж бежал и исчез из своего лагеря. А воинственные… лез­гины, поднявшись по реке до пределов Баркушата,[225] вступили в страну Тизака»[226]. Отдельные повстанческие отряды появились также и в других районах Арцаха (Карабаха), в частности в Варанде[227] и Хачене.[228] Сообщения Джалаляна о том, что повстанцы во всех этих местах занимались толь­ко чудовищными грабежами, не заслуживают полного доверия, так как он был явно враждебно настроен по отношению к восставшему народу.[229]

После занятия Арцаха, повстанцы во главе с Хаджи-Давудом двинулись в сторону Ганцаха (Гянджи). Обложив город, они держали его в осаде в течение 12 дней.[230] Против повстанцев выступил, было, кахетинский намест­ник Имам-Кули-хан (Константин), но, испугавшись, бежал обратно. Вместо него на защиту Ганцаха встал картлийский царь Вахтанг VI. Следует сказать, что этот хитрый правитель проводил в то время очень умную и тон­кую политику, результатом которой должна была стать независимость Гру­зии. По-прежнему поддерживая вассальные отношения с шахом, Вахтанг VI пользовался поддержкой и со стороны русского царя.[231] Зная обо всём этом, Хаджи-Давуд решил воздержаться от столкновения с Вахтангом и отвел свои войска от Гянджи.[232]

Первый этап Освободительного движения народов Восточного Кавказа под руководством Хаджи-Давуда Лезгинского

                                 Территория, освобожденная повстанцами во главе с Хаджи-Давудом от персидско-кызылбашских захватчиков к середине 1722 года.

                                                                                        Действия повстанцев в 1720 – первой половине 1722 годов.

                                                                                           Направление походов сефевидских войск

Х 1722                                                                               Места и годы важнейших сражений.

Интересно, что Вахтанг, как бы поняв этот своеобразный джентльменский жест со стороны Хаджи-Давуда, не стал его преследовать, несмот­ря на то, что имел неоднократные приказы от шаха выступить на Шемаху.[233] Это, на наш взгляд, является ещё одним свидетель­ством того, что и Хаджи-Давуд, и Вахтанг преследовали в своей борьбе только одну цель: освободиться от иноземного ига и создать собствен­ное независимое государство.

В конце мая 1722 года Хаджи-Давуд совершил также поход на кызыл-башский город Ардебиль.[234] После осады, продолжавшейся в течение 17 дней, повстанцы захватили город, «уничтожили шиитов, взяли бесчисленное мно­жество добычи. Давуд-бей же, назначив каим-макамом муганского келентера[235] Ахмед-хана… вернулся обратно»[236].В конце мая 1722 года Хаджи-Давуд совершил также поход на кызыл-башский город Ардебиль.[234] После осады, продолжавшейся в течение 17 дней, повстанцы захватили город, «уничтожили шиитов, взяли бесчисленное

По нашему мнению, поход Хаджи-Давуда на Ардебиль не был случаен. Тем более что источники ничего не сообщают о нападениях повстанцев на другие собственно иранские города, кроме Ардебиля. Видимо Хаджи-Давуд знал, что именно этот кызылбашский город является «родовым гнездом» Сефевидов, и что именно из этого города в своё время начались опустошительные нашествия на Ширван и Лезгистан орд Джунейда, Хайдара и Исмаила, принесшие населению много бед и страданий и приведшие затем к уничтожению государства ширваншахов.

Таким образом, к середине 1722 года освободительное движение лезгинского и других народов Восточного Кавказа во главе с Хаджи-Давудом Мюшкюрским имело огромные успехи. Было покончено с господством Сефевидов на Восточном Кавказе. Почти весь Ширван и Лезгистан были полностью осво­бождены от иноземных захватчиков. Сефевиды были повсеместно разбиты и рассеяны. Сохранившиеся гарнизоны укрывались в Дербенте и Баку, не смея выйти оттуда. Также почти повсеместно была уничтожена сефевидская администрация и персидско-кызылбашская знать. Персы и кызылбаши в массовом порядке бежали из Ширвана. Движение нанесло сильнейший удар по центральной власти Сефевидского государства. Почти весь Восточный Кавказ фактически выпал из его состава. Это привело к полной политической не­зависимости региона.

На этом заканчивается, на наш взгляд, первый этап освободительного движения народов Восточного Кавказа под руководством Хаджи-Давуда Мюшкюрского, главным итогом которого стало свержение иранского господства на Восточном Кавказе.

[1] Эфендиев О.А.Образование азербайджанского государства Сефевидов в начале XVI в.Баку: Изд. АН Аз. ССР,1961. С.60-61.

[2] Там же.С.67-69;Всемирная история.Т.11.С.368-369;Основы научного атеизма.М.:Изд.полит.лит-ры,1961;Бартольд В.В.Место Прикаспийских областей в истории мусульманского мира.Баку,1925.С.31.

[3] Эфендиев О.М.Указ.соч. С.69-70.

[4] Ризванов З.Д.,Ризванов Р.З.Указ.соч.С.15;Эфендиев О.М.Указ.соч.С.70-71.

[5] Ихилов М.М. Кубинсие лезгины.//УЗ ИИЯЛ Даг.ФАН СССРМахачкала,1957.Т.2.С.200;Рамазанов ХХ,Шихсаидов А.Р.Очерки истории Южного Дагестана.Махачкала:Тип.Даг.ФАН СССР,1964.С.108;Ризванов З.Д.,Ризванов Р.З.Указ.соч.С.16.

[6] Тамай А.К.К истории борьбы народов Дагестана и Ширвана за независимость против Ирана.(первая половина XVIII века)//РФ ДНЦ РАН Ф.3.Оп.1.Д.1181.Л.30.

[7] Эфендиев О.А. Указ. соч. С.73. Кызылбаши- предки современных азербайджанцев..

[8] Рамазанов Х.Х.,Шихсаидов А.Р Указ.соч.С.109;История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII векаМ.:Наука,1988.Т.1.С.260..

[9] История Азербайджана.Т.!.С.225.

[10] История народов Северного Кавказа.С.312.

[11] Эфендиев О.М.Указ.соч.С.89.

[12] Рамазанов Х.Х.,Шихсаидов А.Р.Указ.соч.С.109.

[13] Очерки истории Дагестана.Махачкала.:Дагкнигоиздат,1957.Т.IС.90;История народов Северного Кавказа.С.312.

[14] История Азербайджана.Т.I.С.231;История Дагестана.Т.IС.258.

[15] Эфендиев О.М.Указ.соч.С.132-133;История Азербайджана.Т!.С.231-232.

[16] История Дагестана.Т.I.С.257-258;Абдурагимов Г.А.Указ.соч.С.159.

[17] Цит.по:Тамай А. Указ.соч. Ф.№.Оп.!.Д.!.Л.55-56.

[18] Иванов М.С.Очерк истории Ирана.М.:Полит.лит-ра,1952.С.62.

[19] Эфендиев О.А.Указ.соч.С.101-102.

[20] Очерки истории Дагестана.Т.I .С.90;Всемирная история.Т.11.С.427.

[21] С 1590 по 1612 гг. Ширван находился под владычеством Османской империи.

[22] Цит.по:Петрушевский И.П.Очерки по истории феодальных отношений в Азербайджане и Армении в XVI-нач.XIX вв.Ленинград:Изд. ЛГУ,1949.С.325.

[23] Сванидзе М.Х.Турецко-иранские отношения в 1613-1619 гг. и Грузия//Османская империя: система государственного управления, социальные и этнорелигиозные проблемы.М.:Наука,1988.С.190.

[24] Магомедов Р.М.Общественно-экономический и политический строй Дагестана в XVIII-нач.XIX вв.Махачкала6Дагучпедгиз,1957.С.316-317.

[25] Тамай А.Указ.соч.Л.62.

[26] Цит.по:Тамай А.К истории изгнания иранских захватчиков из Дагестана и Северного Азербайджана//РФ ИИАЭ ДНЦ РАН.Ф.3.Оп.1.Д.1370.Л.12.

[27] Цит.по:Гаджиева В.Г.Сочинение Гербера «Описание стран и народов между Астраханью и рекою Курою находящихся»как исторический источник по истории народов Кавказа.М.:Наука,1979.С.230.

[28] Новосельцев А.П.Освободительная борьба народов Закавказья в XVIII в.//Вопросы истории,1972.№5.С.110.

[29] Цит.по:Соловьёв С.М.История России с древнейших времен. В 18 кн.М.:Мысль,1993.Кн.IX.Т.17-18.С.357-358.

[30] Арутюнян П.Т.Освободительное движение армянского народа в первой четв.XVIII в.М.:Изд-во АН СССР,1954.С.134.

[31] Цит.по:Абдуллаев Г.Б.Азербайджан в XVIII в. и взаимоотношения с Россией. Баку:Изд-во АН Аз.СССР,1965.С.115.

[32] Левиатов И.Н. Очерки из истории Азербайджана в ХVIII в. Баку, 1948. С.64; Тер-Авакимова С.А. Армяно-русские отношения в период подготовки Пер­сидского похода. Ереван, 1980. С.15.

[33] Абдуллаев Г.Б. Указ. соч. С.74.

[34] Цат. по: 3евакин Е.С. Указ. соч. С.6.

[35] Петрушевский И.П. Указ.соч.С.332; Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана. М.: Наука, 1965. С.100.

[36] Агван-армянское название Кавказской Албании-древнего государства лезгинских народов(лезгин,табасаранцев,удин,агулов,цахурцев и др.).Начиная с IV века в Албании значительное распространение получило христианство. С приходом арабов, а затем и других завоевателей ,христианство начало терять свои позиции. Однако и в XVIII в. Существовал особый «агванский католикос»,которому подчинялось христианское население Карабаха(преимущественно арменизированные албанцы).

[37] Есаи Асан Джалалян. Краткая история страны Албанской (1702-1722 гит .) Баку: Элм, 1989. С.18.

[38] Атрпатакан-область на северо-западе Ирана.

[39] Гзир-должностное лицо, в обязанности которого входила встреча прибывающих чиновников, подыскивание им квартиры и обеспечение ночлега, а также объявление по селу распоряжений правительства.

[40] Есаи Асан Джалалян.Указ.соч.С.19.

[41] История Дагестана. Т.I. С.340.

[42] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.20.

[43] Письма и донесения иезуитов о России. СПб., 1904. С.106.

[44] Алиев Ф.М. Антииранские выступления и борьба про­тив турецкой оккупации в Азербайджане в первой половине XVIII в. Баку: Элм, 1975. С.16.

[45] Речь идет о Фоме Мецопском – армянском средневековом историке, очевид­це нашествия Тимура на Кавказ.

[46] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.22.

[47] Магомедов Р.М. История Дагестана. С древнейших времен до конца ХIХ в. Махачкала: Дагучпедгиз, 1968. С.167.

[48] Левиатов В.Н. Указ. соч. С.66; Тамай А. К истории изгнания иранских зах­ватчиков из Дагестана и Северного Азербайджана. Л.15-16.

[49] Hanway J. A historical account of the British trade over the Caspian Sea. London, 1762. V.II. P.215; Очерки истории Дагестана. Т.1. С.157.

[50] Магомедов Р.М. История Дагестана. С.167; Сотавов Н.А. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в. М.: Наука, 1991. С.46.

[51] Эзов Г.А. Сношения Петра Великого с армянским народом. СПб., 1898. С.250.

[52] Там же.

[53] Лавров Л.И.Эпиграфические памятники Северного Кавказа XVIII-XIX вв.М.:Наука,1968.Ч.2.С.154.

[54] Рамазанов Х.Х., Шихсаидов А.Р. Указ. соч. С.171.

[55] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.23.

[56] Левиатов В.Н. Указ. соч. С.67.

[57] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.24.

[58] Там же.

[59] Алиев Ф.М. Указ. соч. С.18; Сотавов Н.А. Указ. соч. С.47.

[60] Ризванов З., Ризванов Р. История лезгин. Махачкала: Тип. Госкомиздата ДАССР, 1990. С.18-19.

[61] Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. СПб.: Тип. Императорской АН, 1869. Ч. I. С.3.

[62] История Азербайджана. Баку: Элм, 1979. С.83; Магомедов Р.М. История Да­гестана. С.167; Хашаев Х-М.О. Общественный строй Дагестана в XIX в. М.: Изд. АН СССР, 1961. С.30.

[63] Гербер И. Г. Описание стран и народов вдоль западного берега Кас­пийского моря. 1728 г. // ИГЭД. С.95.

[64] Лопухин А.И. Журнал путешествия через Дагестан. 1716 г. // ИГЭД. С.6; АВПРИ. Ф.77: Сношения России с Персией. Оп.77/1. Д.1. Л.1; РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.1. Оп.1. Д.59.

[65] Гербер И.Г. Указ. соч. С.95.

[66] Абдурагимов Г.А. Кавказская Албания-Лезгистан: история и современ­ность. СПб.: ГПП “Печатный Двор”, 1995. С.165.

[67] Гербер И.Г. Указ. соч. С.110.

[68] Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Тифлис, 1886. Т.2. Дополнение к Т.1. С.1088 (Далее – АКАК).

[69] Петрушевский И.П. Джаро-Белоканские вольные общества в первой половине XIX в. Махачкала: Тип. ДНЦ РАН, 1993. С.76.

[70] См.: Бакиханов А.К. Указ. соч. С.122-123; Алкадари Г. Асари-Дагестан. Исторические сведения о Дагестане. Махачкала: Юпитер, 1994. С.49-50.

[71] АКАК. Т.2. Дополнение к Т.1. С.1077-1078.

[72] Подробнее об этом см. Комаров А. Казикумухские и кюринские ханы // ССКГ. Вып.2. С.7-8; Маршаев Р., Бутаев Б. История лакцев. Махачкала: Тип. Госкомизда­та ДССР, 1991. С.95-96.

[73] Маршаев Р., Бутаев Б. Указ. соч. С.96.

[74] Алиев Б.Г., Умаханов М-С.К. Историческая география Дагестана ХVII – начала ХIХ в. Махачкала: Тип. ДНЦ РАН, 1999. Кн.1. С.224.

[75] Гасанов М.Р. История Дагестана с древности до конца ХVIII в. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1997. С.129.

[76] Гербер И.Г. Указ. соч. С.114.

[77] Сотавов Н.А. Крах “Грозы Вселенной”. Махачкала, 2000. С.64.

[78] Соловьев С.М. Указ. соч. Кн.IX. Т.17-18. С.356.

[79] Гербер И.Г. Указ. соч. С.72.

[80] Там же. С.71.

[81] Гасанов М.Р. Указ. соч. С.129; Алиев Б.Г., Умаханов М.-С.К. Указ. соч. Кн.1. С.211.

[82] Сотавов Н.А. Указ. соч. С.63.

[83] Бакиханов А.К. Указ. соч. С.124.

[84] Рафизиты – так в хронике называются шииты.

[85] О борьбе дагестанцев против иранских завоевателей. Анонимная хро­ника / Пер. с арабского и коммент. А.Р.Шихсаидова // Шихсаидов А.Р., Айтберов Т.М., Оразаев Г.М-Р. Дагестанские исторические сочинения. М.: Наука, 1993. С.195.

[86] Бакиханов А.К. Указ. соч. С.124.

[87] Алиев Ф.М. Указ. соч. С. 23.

[88] Абдурагимов Г.А. Указ. соч. С.165.

[89] Гербер И.Г. Указ. соч. С.95; РГАДА. Ф.77: Сношения России с Пер­сией. 1721. Ед. хр. 55. Л.61; Алиев Ф.М. Указ. соч. С.23.

[90] Магомедов Р.М. Шамиль в отечественной истории. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1990. С.24.

[91] Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т.4. С.228.

[92] Комаров А. Указ. соч. С.9.

[93] Bennigsen Alexandre. Peter the Great, the Ottoman Empire and the Caucasus // Canadian American Studies (1974). S.311-318; Clemens P.Sidorko. Kampf den ketzerischen Qizilbaš! Die Revolte Hāğği Dā’ud (1718-1728) // Caucasia between the Ottoman Empire and Iran. 1555-1914. Visbaden, 2000. S.133-144.

[94] Казембек М. Баб и бабиды. СПб., 1865; Абдуллаев М.А. Казем-Бек – ученый и мыслитель. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1963. С.109.

[95] См. нп. Гербер И.Г. Указ. соч. С.95; Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.2-3.

[96] Clemens P.Sidorko. Kampf den ketzerischen … // Caucasia between …S.144.

[97] Judasz Tadeusz Krusinski. The History of Late Revolutions of Persia. Repzipt of the 1740 Edition. New York, 1973. Vol.1. S.166-172; Clemens P.Sidorko. Kampf den ketzerischen … // Caucasia between …S.144.

[98] Гербер И.Г. Указ. соч. С.95.

[99] Тамай А. К истории изгнания иранских захватчиков из Дагестана и Се­верного Азербайджана. Л.7.

[100] Бакиханов А.К. Указ. соч. С.125; Алкадари Г. Указ. соч. С.52; Комаров А. Указ. соч. С.9; Левиатов В.Н. Указ. соч. С.69; История Дагес­тана. Т.I. С.342; Гаджиев В.Г. Разгром Надир-шаха в Дагестане. Махачкала: Тип. Мининфорпечати РД, 1996. С.54-55.

[101] Алкадари Г. Указ. соч. С.52.

[102] Бакиханов А.К. Указ. соч. С.125; Алкадари Г. Указ. соч. С.52; Левиатов В.Н. Указ. соч. С.69; История Дагестана. Т.I. С.342.

[103] История Дагестана. Т.1. С.342.

[104] Тамай А. К истории изгнания иранских захватчиков из Дагестана и Се­верного Азербайджана. Л.8.

[105] Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.3.

[106] Соймонов Ф.И. Описание Каспийского моря и чиненых на оном россий­ских завоеваний, яко часть истории Государя императора Петра Великаго // Ежемесячные сочинения об ученых делах. СПб., 1763, январь. С.31.

[107] Тамай А. К истории борьбы народов Дагестана и Ширвана за независи­мость против Ирана. Л.69-70.

[108] Очерки истории Дагестана. Т. I. С.158.

[109] Левиатов В.Н. Указ. соч. С.70.

[110] Тамай А. К истории борьбы народов Дагестана и Ширвана за независи­мость против Ирана. Л.69.

[111] Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.4.

[112] Там же. Ч.1. С.4.

[113] Там же. С.4-5; История Азербайджана. Т.1. С.298.

[114] Алиев Ф.М. Указ. соч. С.19.

[115] Белл Джон. Беллевы путешествия чрез Россию в разные асиятские земли, а именно в Испагань, Пекин, Дербент и Константинополь. СПб., 1776. Ч.3; Тамай А. К истории борьбы народов Дагестана и Ширвана за независи­мость против Ирана. Л.69.

[116] Запись в журнале посланника Волынского А.П. в Персии от 17 апреля 1717 года // РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.1. Оп.1. Д.59. Л.18.

[117] Запись в журнале посланника Волынского А.П. в Персию от 6 мая 1717 года // РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.1. Оп.1. Д.59. Л.28.

[118] Реляция посланника Волынского А.П. в Персию к канцлеру Головкину от 30 мая 1718 года // РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.1. Оп.1. Д.59. Л.36.

[119] Цит. по: Зевакин Е.С. Указ. соч. С.15.

[120] Абдуллаев Г.Б. Азербайджан в XVIII веке… С.193.

[121] Выписка из журнала дворянина Лопухина А.И., которой отправлен был от посланника Волынского из Шемахи сухим путем с слоном и несколь­кими лошадьми чрез Шевкальские горы до Терка, чрез которые места, он путь свой отправлял в 1718 году // РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.1. Оп.1. Д.60. Л.82; Сура – по всей видимости, Самур.

[122] Лопухин А.И. Журнал путешествия через Дагестан. 1718 г. // ИГЭД. С.7-8.

[123] Там же.

[124] Гербер И.Г. Указ. соч. С.102.

[125] Тамай А. Восстание 1711-1722 гг. в Азербайджане // Ученые записки (да­лее – УЗ) ИИЯЛ ДФ АН СССР. Махачкала: Тип. Даг. ФАН СССР, 1957. Т.З. С.85.

[126] Запись в журнале посланника Волынского А.П. в Персии от 6 мая 1717 года // РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.1. Оп.1. Д.59. Л.28.

[127] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.24; Тушинские горы – горная цепь на се­веро-востоке Грузии.

[128] Цит. по: Магомедов Г.М. “Каиме” Бедреддинзаде Али-Бея //Алупан-Лезгистан. Махачкала, 1995. №5-6. С.35.

[129] Тпхис – Тифлис

[130] Сомхет – южные районы Грузии.

[131] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.27; Думны – город Дманиси в Грузии.

[132] См.нп.: Бутков П.Г. Указ. соч.; Пахомов Е.Н. Краткий курс истории Азербайджана. Баку, 1923; Сысоев В. Начальный очерк истории Азербайджана. Баку, 1925; Абдурахманов А.А .Азербайджан во взаимоотношениях России, Турции и Ира­на в первой половине ХVIII в. Баку, 1964.

[133] Цит. по: Тамай А. К истории борьбы народов Дагестана и Ширвана за независимость против Ирана. Л.70.

[134] Донесение Ф.Беневени из Шемахи Петру I от 5 января 1720 года. Цит. по: Попов А.И. Сношение России с Хивою и Бухарою при Петре Великом // Записки императорского русского географического общества. СПб., 1853. Кн.IX. С.109

[135] Там же.

[136] Керельские-т.е. кюринские

[137] Цит. по: Козубский Е.И. История города Дербента. Темир-Хан-Шура: Русская тип. В.М.Сорокина, 1906. С.76.

[138] РГАДА. Ф.77: Сношения России с Персией. 1719. Оп.1. Д.6. Л.104 об.; Алиев Ф.М. Указ. соч. С.23.

[139] Иванов М.С. Указ. соч. С.81.

[140] Гаджиев В.Г. Сочинение Гербера… С.232.

[141] Гербер И.Г. Указ. соч. С.95; Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.8.

[142] Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.4.

[143] Ризванов З.Д., Ризванов Р.З. Указ. соч. С.19.

[144] Цит. по: Алиев Ф.М. Указ. соч. С.27.

[145] Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.8,92.

[146] т.е. восстания

[147] РГАДА. Ф.Ермоловых. 1728. Ед. хр. 315. Л. 34; Алиев Ф.М. Указ. соч. С.27.

[147] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.26-27.

[148] Иванов М.С. Указ. соч. С.82

[149] Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.7-8

.

[151] Неверовский А.А. Краткий исторический взгляд на Северный и Средний Дагестан в топографическом и статистическом отношениях до уничто­жения влияния лезгинов на Закавказье. СПб., 1847. С.9-10.

[152] Козубский Е.И. Указ. соч. С.71.

[153] Гербер И.Г. Указ. соч. С.95.

[154] Донесение Ф.Беневени из Шемахи от 1 июля 1720 года. См.: Попов А.Н. Указ. соч. С. 352-353.

[155] О борьбе дагестанцев против иранских захватчиков. С.196.

[156] О борьбе дагестанцев против иранских завоевателей. С.196.

[157] Бакиханов А.К. Указ. соч. С. 125; История Дагестана. Т.I. С.342.

[158] См.: Абдуллаев Г.Б. Азербайджан в XVIII веке… С. 191; Алиев Ф.М. Указ. соч. С.25.

[159] Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.8.

[160] О борьбе дагестанцев против иранских завоевателей. С.196-197.

[161] Там же. С.197.

[162] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.27.

[163] Столицами Кубинского ханства были Худат и Кулхан, пока в 1735 году резиденция не была перенесена в Кубу.

[164] Кура – очевидно, область Кюре.

[165] О борьбе дагестанцев против иранских завоевателей. С.197.

[166] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.227.

[167] О борьбе дагестанцев против иранских завоевателей. С.197-198; Бакиханов А. Указ. соч. С.125.

[168] Алиев Ф.М. Указ. соч. С.25; Абдурагимов Г.А. Указ. соч. С.166.

[169] Соймонов Ф.И. Указ. соч. С.88; Гербер И.Г. Указ. соч. С. 85.

[170] РГАДА. Ф.Ермоловых. Д.315. Л.30; Алиев Ф.М. Указ. соч. С.25; Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.9.

[171] Алиев Ф.М. Указ. соч. С.25.

[172] Ризванов З., Ризванов Р. Указ. соч. С.19.

[173] АВПРИ. Ф.101: Дела Андрейской деревни. 1721. Д.1. Л.4; Русско-дагестанские отношения XVII – первой четверти XVIII века. Документы и материалы / Сост. Р.Г.Маршаев. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1958. С.240-241.

[174] Русско-дагестанские отношения. XVII – первой четверти ХVIII вв. С.241.

[175] РГАДА. Ф.Кабинет Петра Великого. Отд.II. Кн.64. Л.682а;

[176] Цит. по: Соловьев С.М. История России. Кн.IX. Т.17-18. С.362.

[177] Там же.

[178] О борьбе дагестанцев против иранских завоевателей. С.197; Бакиханов А.К. Указ. соч. С.125.

[179] О борьбе дагестанцев против иранских завоевателей. С.197.

[180] Там же. С.198.

[181] Речь идет об уцмии.

[182] Цит. по: Попов А.Н. Указ. соч. С.359; Алиев Ф.М. Указ. соч. С.29.

[183] Попов А.Н. Указ. соч. С.283.

[184] Там же.

[185] Там же. С.123.

[186] Алиев Ф.М. Указ. соч. С.29.

[187] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.27.

[188] Цит. по: Левиатов В.Н. Указ. соч. С.71-72.

[189] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.27-28.

[190] О борьбе дагестанцев против иранских захватчиков. С.198.

[190] Соймонов Ф.И. Указ. соч. С.31,59.

[192] Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.3,9.

[193] Голиков И.И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России, собранные из достоверных источников, расположенных по годам. В 6 т. М., 1838. Т.6. С.37-38; Бакиханов А.К. Указ. соч. С.125.

[194] Соловьёв С.М. Указ. соч. Кн.IХ. Т.17-18. С.363-364.

[195] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.27-28.

[196] Цит. по: Алиев Ф.М. Указ. соч. С.33.

[197] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.28.

[198] РГАДА. Ф.Кабинет Петра Великого. II отд. Кн.54. Л.645-646; Гаджиев В.Г. Роль России… С.107.

[199] Цит. по: Абдурагимов Г.А. Указ. соч. С.168.

[200] Там же.

[201] Цит. по: Соловьёв С.М. Указ. соч. Кн.IХ. Т.18. С.381.

[202] Цит. по: Абдурагимов Г.А. Указ. соч. С.168.

[203] РГАДА.Ф.77: Сношения России с Персией. 1721. Д.18. Л.57-58; Алиев Ф.М. Указ. соч. С.34.

[204] Мамедова Г. Русские консулы об Азербайджане XVIII – первой половины XIX в. Баку, 1979. С.73.

[205] Соймонов Ф.И. Указ. соч. С.60; Голиков И.И. Указ. соч. Т.6 С.38; Бакиханов А.К. Указ. соч. С.125; Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.3.

[206] См. нп.: Абдурахманов А.А. Азербайджан во взаимоотношениях России, Тур­ции и Ирана в первой половине ХVIII в. Баку, 1964.

[207] Партав – современный Барда.

[208] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.28-29.

[209] Арцах – область древней Албании (современный Карабах).

[210] Трду – река Тертерчай.

[211] Хачен – река в Карабахе.

[212] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.29.

[213] О борьбе дагестанцев против иранских завоевателей. С.198.

[214] РГАДА. Ф.Кабинет Петра I. Отд.1. Кн.54. Л.667.

[215] АВПРИ. Ф.89: Сношения России с Турцией. 1722. Д.6. Ч.1. Л.30.

[216] Цит. по: Соловьёв С.М. Указ. соч. Кн.IX. Т.17-18. С.364.

[217] АВПРИ. Ф.89: Сношения России с Турцией. 1722. Д.16. Л.2-3.

[218] АВПРИ.Ф.89:Сношения России с Турцией.1722.Д.4.;Тер-Авакимова С.А.Армяно-русские отношения в период подготовки Персидского похода. Ереван: Изд-во АН Арм. ССР.1980.С.64.

[219] Тер-Авакимова С.А.Указ. соч.С.64.

[220] Соловьёв С.М. Указ. соч. Кн.IХ. Т.17-18. С.381.

[221] Иванов М.С. Указ. соч. С.83.

[222] «Каиме» Бедреддинзаде Али-бея//Известия АН Аз. ССР. Серия: История, философия, право. Баку,1988.№3.

[223] Левиатов В.Н. Очерки из истории Азербайджана в XVIII в. С.74.

[224] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.29.

[225] Баркушат – село в Физулинском районе современного Азербайджана.

[226] Тизак – современный Гадрутский район Карабаха.

[227] Варанд – современный Степанакертский район Карабаха.

[228] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.29-30.

[229] Левиатов В.Н. Указ. соч. С.74.

[230] Есаи Асан Джалалян. Указ. соч. С.31.

[231] Ризванов З.Д., Ризванов Р.З. История лезгин. С.20.

[232] Левиатов В.Н. Указ. соч. С.74; Алиев Ф.М. Указ. соч. С.35.

[233] Маркова О.П. Россия, Закавказье и международные отношения в ХVIII в. М.: Наука, 1966. С.104.

[234] Из донесения лейтенанта А.И.Лопухина Петру I от 31 июля 1722 г. // Русско-дагестанские отношения в ХVIII – начале XIX вв.: Сб. док. / Сост. В.Г.Гаджиев, Д-М.С.Габиев, Н.А.Магомедов, Ф.З.Феодаева, Р.С. Шихсаидова. М.: Наука, 1988. С.34; Гербер И.Г. Указ. соч. С.95; О борьбе дагес­танцев против иранских завоевателей. С.198; Бутков П.Г. Указ. соч. Ч.1. С.9.

[235] Каим-макам – здесь: правитель; Келентер – здесь: старшина племени.

[236] Цит. по: “Каиме” Бедреддинзаде Али-бея. С.39.