Социально-экономическое и политическое положение Дагестана в V -X веках

  I   II   III   IV   V   VI   VII   VIII   IX   X   XI   XII   XIII

Глава VI

(Шихсаидов А.Р.)

Социально-экономическое и политическое положение Дагестана в V—X вв.

• § 1. ПОЛИТИЧЕСКАЯ КАРТА ДАГЕСТАНА V—X вв.
• § 2. ОБРАЗОВАНИЕ ХАЗАРСКОГО КАГАНАТА НА ТЕРРИТОРИИ ДАГЕСТАНА
• § 3. СОЦИАЛЬНЫЙ И ЭКОНОМИЧЕСКИЙ СТРОЙ ДАГЕСТАНА В V—X вв.
• § 4. БОРЬБА НАРОДОВ ДАГЕСТАНА ПРОТИВ ИРАНСКОЙ АГРЕССИИ В V—VII вв.
• § 5. БОРЬБА НАРОДОВ ДАГЕСТАНА ПРОТИВ АРАБСКИХ ЗАВОЕВАТЕЛЕЙ
• § 6. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ НАРОДОВ ДАГЕСТАНА С НАРОДАМИ КАВКАЗА И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ В VI—X вв.

§ 1. Политическая карта Дагестана V—X вв.

Территория Восточного Кавказа V—X вв. уже не пред­ставляется в виде единой многоплеменной Албании. Включе­ние Кавказской Албании в состав Ирана в качестве отдель­ного наместничества с середины V в. и внутренние процессы, приведшие к дальнейшему усилению социального неравен­ства, сопровождались образованием на территории совре­менного Дагестана ряда государственных объединений. Это Дербент, Лакз, Табасаран, Серир, Зирихгеран, Кайтаг (Хайдак), Гумик, «царство гуннов» и др. С VII в. положение этих государственных образований вырисовывается более четко, они. приобретают определенный территориальный и этнический облик. Общая тенденция их развития выражалась в стремле­нии к созданию более или менее крупных государствен­ных единиц, в рамках которых и сложились в основном на­родности Дагестана.

Дербент

Район Дербента был в то время крупнейшим узловым пунктом, связывавшим Северный Кавказ с Закавказьем, со странами Ближнего Во­стока, участком важного экономического и стратегического значения («дарбенд»—персидское слово, букв.: «узел во­рот»). Еще во второй половине I в. н. э. здесь уже существо­вали какие-то укрепления. Впоследствии, при иранских пра­вителях, здесь был построен грандиозный комплекс оборони­тельных сооружений.

В истории Дербента V век может быть назван знамена­тельным. В это время Дербент выступает уже не только как укрепленный пункт, ограждавший Закавказье от набегов се­верных кочевых племен, но и как город, крупный политиче­ский и экономический центр на Восточном Кавказе, столица одного из наместничеств, вошедших в состав державы Сасанидов (после 461 г.).

Раннесредневековые армянские авторы называют этот район Чога или Чор (Джора). В середине V в. армянские авторы уже сообщают о правителе Джора и о Джорской стране. Соседствующие с Дербентом народы и поныне на­зывают город именем, весьма сходным с Чор: у лакцев — Чуруль, у даргинцев —Чулли.

До нас дошли остатки одного из крупнейших в Дагестане городищ (к югу от Дербента), вокруг которого сохранились фрагменты стен с башнями и воротами. Городище было окружено глубоким рвом. Очевидно, оно и носило название Чога. Наместничество Чор в V — середине VI в. было одним из очагов христианства на Восточном Кавказе, здесь сущест­вовал епископат, однако в середине VI в. под натиском хазар епископат был перенесен в город Партав. Впоследствии, с ростом значения укреплений и самого города, получившего название Дербент, значение Чога падает и название пол­ностью переносится на Дербент.

В VII—X вв. в связи с ростом каспийской торговли, эко­номическим процветанием земледельческих районов вокруг Дербента, а также усилением борьбы за овладение им город выдвигается на первый план. Теперь это крупнейший город Кавказа, резиденция иранских, затем арабских наместников, а впоследствии — местных правителей.

Владения Дербента были незначительны и простирались на несколько десятков километров к югу и юго-западу от города. Город существовал самостоятельно, но иногда под­падал под власть Ширвана, и тогда он становился своего рода периферийным центром. В третьей четверти IX в. здесь возникает династия Хашимидов (869—1066).

Табасаран

Первое упоминание о Табасаране отно­сится к IV в. У армянского автора кроме сообщения о войске таваспоров находим сведения о «всем корпусе Таваспорана». Армянская хроника Моисея Хоренского (новый список) также знает «народ тапатараны».

Табасаран занимал территорию к северо-западу от Дер­бента, в бассейне р. Рубас. Население здесь было этнически разнородным, хотя преобладающее место занимали местные жители — табасаранцы. Колонии персидских, а затем араб­ских поселенцев занимали ряд населенных пунктов.

Правитель владения носил титул Табасаран-шах. Земля табасаранцев раньше других подвергалась иноземным наше­ствиям, ибо находилась в непосредственной близости к Дер­бенту. Это была богатая и густонаселенная область, со мно­жеством укрепленных населенных пунктов. Наиболее древ­ними из них являются Дарвак, Ерси, Дювек, Марата и др. Вследствие непосредственной близости к Дербенту Табасаран часто подпадал под политическую зависимость от дербент­ских феодальных правителей. Еще при сасанидских правите­лях отряды табасаранцев охраняли дербентские крепостные ворота, т. е. входили в число правительственных войск.

Территория нагорного Дагестана, в частности аварские земли, известна уже в сирийской хронике VI в. Захария Митиленского под назва­нием Бат-Даду. Автор представляет жителей Бат-Даду как народ, живущий в горных районах, оседлый, с высокой зем­ледельческой культурой. Бат-Даду скорее всего можно иден­тифицировать с именем дидойцев, известных еще по древним текстам. Как сообщают грузинские источники, дидойцы еще в V в. выступают совместное леками и дурдзуками на стороне грузинского царя. Однако Бат-Даду — понятие более широ­кое, чем собственно дидойские земли, — это нагорный Даге­стан в целом, «горная страна», которую арабские авторы назвали Сериром.

Дагестанские хроники никогда не называли территорию нагорного Дагестана Сериром. Они знают Аварию. Что ка­сается названия Серир, то оно связано с персидско-арабской географической традицией. Арабские авторы называют тер­риторию нагорного Дагестана землей «владетеля трона», т. е. «Сахиб ас-серир», связывая это название с легендой о золо­том троне последнего представителя Сасанидов, будто отправ­ленном в Дагестан самим неудачливым правителем. Однако более вероятно, что Серир — то же самое, что и грузинское «мтиулети», т. е. «страна гор» или «страна горцев». Произо­шло это название не от арабского «серир» (трон), а от иран­ского корня sar, т. е. «гора».

Первоначально Серир занимал территорию, населенную аварцами. В X в. границы Серира заметно расширились, включив также иноэтнические элементы. Восточная граница его проходила в двух фарсахах от Семендера, бывшей сто­лицы хазар, возможно, иногда она вплотную примыкала к побережью Каспийского моря. Ибн Хаукаль, арабский гео­граф и путешественник X в., писал, что к Хазарскому морю прилегают «с запада — Арран, пределы Серира, земли хазар и часть пустыни Гузов». На севере и северо-западе Серир имел границу с аланами и хазарами. Границей между Сери­ром и Хазарией служила, по всей вероятности, река Сулак. Согласно источникам, правитель Серира жил в горах, а ха­зары— на равнине. Этим и нужно объяснить наличие системы оборонительных сооружений на правом берегу Сулака, близ станции Чирюрт, у древней трассы, соединявшей северокав­казские степи с восточнокавказскими горами. Западная гра­ница примыкала к грузинским землям.

Анонимный автор X в. также оставляет свидетельство о значительной территории Серира: «Серир. Это область с очень большими богатствами, горная и степная… Хандан — город, где живут военачальники… царя».

Столицей Серира был город, названный в арабском историко-географическом сочинении Хумрадж. Арабская графика позволяет уверенно утверждать, что Хумрадж — ошибочное- написание названия Хунзах, известной резиденции аварских феодальных правителей. Серир был крупнейшим политиче­ским образованием в раннесредневековом Дагестане, сыграв­шим важную роль в истории Восточного Кавказа.

Сравнительно большую роль играл Кайтаг, или Хайдак. У арабских географов и историков эта земля иногда называлась Хамзин. До недав­него времени считалось, что наряду с Хайдаком в Восточном Дагестане существовало «царство» Джидан. Однако, В. Ф. Минорский убедительно отождествил Джидан с Хай­даком. Еще в 1828 г. было обращено внимание на то обстоя­тельство, что Джидан — это ошибочное написание Хайдака,, что можно объяснить особенностями арабской графики. По­этому при описании Хайдака мы уверенно можем использо­вать сведения о Хамзине и Джидане. Руководствуясь текстом арабского географа и историка X в. Масуди, можно прибли­зительно определить, что Хайдак занимает территорию непо­средственно вблизи Дербента и что в X в. ряд даргинских земель (в частности, Уркарах) еще не входит в состав хай- дакских владений. Правитель Хайдака носит титул «салифан». С начала X в. Хайдак активно участвует в политиче­ской жизни Восточного Кавказа, неоднократно выступая на стороне Дербента в его столкновениях с правителями Ширвана. Первоначальной резиденцией хайдакских правителей был Калакорейш («крепость курейшитов»), древность которого засвидетельствована культовыми сооружениями — мечетью и надмогильными плитами, а также исторической тради­цией. Здесь обнаружена надмогильная плита, датируемая палеографически XI—XIII вв., с именем Хасбара сына Хиздана, «владельца Калакорейша». Только впоследствии, если верить преданию, центр Хайдака был перенесен в Ур­карах, затем в Маджалис.

Лакз был расположен в Южном Даге­стане и охватывал в основном территорию,, занимаемую сейчас народами лезгинской группы языков. Автор конца IX в. Балазури сообщает, что арабский полко­водец Мерван, после того как разбил хазар, поселил их меж­ду Самуром и Шабираном, «на равнине в области Лакз».Это говорит о том, что территория Лакза охватывала в Хв. также земли южнее Самура, называемые ныне Мушкур, т. е территорию бывшего Маската. Еще в сирийской хронике. VI в. Маскат был известен под названием Базгун. «Базгун,— сообщает хроника, — земля со (своим) языком, которая при­мыкает и простирается до Каспийских ворот и моря, находя­щихся в пределах гуннских».

Это удивительная «страна», известная далеко за пределами Дагестана как родина первоклассных оружейников и мастеров ювелирного дела. На каком бы языке ни передавалось название главного аула «страны» — нынешних Кубачей, — на персидском ли — «Зирихгеран», тюркских — «Кубачи», оно передается словом «панцироделатели». Соседи называют аул — Арбуки, Ургабука, Зарбак, Урги.

Сасанидский правитель застал здесь в VI в. уже офор­мившуюся государственную единицу с местным правителем, которого он и оставил во главе страны. Значит, возникнове­ние Зирихгерана как политического объединения относится к более раннему времени.

Когда писали о Зирихгеране, имели в виду не только один населенный пункт, современные Кубачи. Ни один из авторов IX—X вв., писавших о Дагестане и его политических образо­ваниях, не дает сведений, позволяющих отождествлять Зи- рихгеран только с одним каким-либо населенным пунктом. Напротив, они обязательно имели в виду «страну» Зирих- геран.

В источниках Зарихгеран фигурирует всегда в одном ря­ду с такими «царствами», как Лакз, Табасаран, Серир и т. д. Масуди прямо указывает на «царство» Зирихгеран: «За Гумиком по направлению к горам и Сериру сле­дует царство Зирикеран…».

Объединение Гумик, или Туман, было расположено в самом центре горного Даге­стана— там, где ныне живут лакцы. И по сей день эта древ­нейшая область напоминает о себе названием самого круп­ного населенного пункта лаков — Кумуха (ГIумук). Что ка­сается названия Туман, то и поныне соседи (аварцы) назы­вают лаков «туман» или «тумау». В самоназвании лаков («лак»), а также в терминологии соседей — «вулеги», «вулугуни», «вулекко», «лакбу» — сохранилась древняя грузинская (леки) и греко-латинская традиция, именовавшая всех горцев леги и гелы.

Среди дагестанских владений X в. начинают упоминать Карах, также Филан, Шандан. Владение Шандан (у Масу­ди— К.р.жд) лежало на запад от Хайдака, по направлению к Сериру. Ряд ученых предполагает, что Шандан — это тер­ритория, носившая впоследствии название Акуша-Дарго. Правитель Шандана носил титул марзубана, т. е. хранителя границы. Карах — современный Уркарах. В тексте «Истории Ширвана и Дербенда» упоминаются также селения Чишли и Дигбаша, что близ Уркараха. В X—-XI вв. Уркарах играет активную роль в политической жизни Дагестана. Точная идентификация других политических объединений на данном этапе затруднительна из-за неясности источников.

В середине V в. государство гуннов, раздираемое внутрен­ними противоречиями, рухнуло. С его падением отдельные племенные союзы выделились в самостоятельные единицы, с самостоятельным политическим управлением. Однако влия­ние гуннов было настолько велико, что и после распада го­сударства новые политические образования иногда получали у соседей название гуннских государств.

Так случилось и на территории Дагестана, на равнине к северу от Сулака и на узкой прибрежной полосе. Здесь в VI в. образовалось государство, получившее название «царство гуннов», хотя основу его составляло местное насе­ление. Гунны, пришедшие в IV в., подчинили местное насе­ление, но смешались с ним, сохранив свое имя в названии государства. В сирийской хронике VI в. к западу от Каспий­ских ворот названо тринадцать племен, многие из которых входили в «царство гуннов».

Союз племен в Северном Дагестане только стал оформ­ляться в стабильную политическую силу, ибо явно наметился переход кочевых племен к оседлой, вернее к полуоседлой жизни, к земледельческо-скотоводческому хозяйству. Это яв­ляется свидетельством того, что пришлые кочевые гуннские племена подверглись огромному воздействию со стороны оседлого земледельческого населения, жившего как в горных, так и в северных равнинных районах Дагестана.

По сообщению «Армянской географии» (VII в.), государ­ство гуннов расположено к северу от Дербента, и в нем на­ходились города Варачан, Чунгарс, М.с.н.д.р (Семендер).

Сообщение о городах исключительно важно. Оно лишний раз подтверждает огромное влияние земледельческого быта дагестанцев на кочевые гуннские племена, лишь недавно не имевшие представления ни о земледелии, ни об оседлом быте.

Столица «царства гуннов»—Варачан, «великолепный го­род», как писал албанский историк VII в. Моисей Каганкатваци. По мнению дагестанских археологов, Варачан был расположен там, где в настоящее время находятся развалины раннесредневекового города, в местности Урцеки.

«Царство гуннов» превратилось впоследствии в состав­ную часть Хазарского каганата.

В середине VII в. в степях Северо-Восточного Кавказа сложилось Хазарское  государство, сыгравшее значительную роль в политической и экономической жизни Кавказа, Азово-Каспийского междуморья, Поволжья.

Первые упоминания о хазарах имеются в армянских исторических сочинениях и отнесены к концу II — началу III в.. Однако сообщения эти являются позднейшими встав­ками в древние тексты. С VI в. сведения о хазарах стано­вятся определеннее.

Хазары не сразу заняли господствующее положение в государстве. Еще во второй половине V в. степные просторы между Азовским и Каспийским морями, включая прибреж­ную полосу Каспия вплоть до Дербента, были заняты воин­ственным кочевым племенем савиров. Этнически не отлича­ясь существенным образом от гуннов, они очень быстро смешались с остатками последних в Восточной Европе и по большей части поглотили их. Поэтому раннесредневековые авторы часто не делают различия между гуннами и савирами.

В состав этого непрочного военно-политического гунно-савирского объединения входили и хазары, которые заняли впоследствии, в VI в., господствующее положение в Север­ном Дагестане, включив тем самым савир в число подвласт­ного населения.

Во второй половине VI в. хазары, как и многие народы Северного Кавказа, попали в подчинение Тюркскому кага­нату (тюркюты), сложившемуся в середине VI в. в Цент­ральной Азии. Тюркский каганат был могущественным объе­динением, принимавшим активное участие в политической и военной жизни тех времен и воевавшим с кочевыми племе­нами. Дружбы с ним добивались Иран и Византия.

Тюркский каганат сыграл значительную роль в истории хазар: он способствовал консолидации хазар и объединению их с родственными племенами. Хазары слились с тюркютами в одно военно-политическое объединение, а также участвова­ли в грабительских походах в Закавказье.

Распад Тюркского каганата положил начало самостоя­тельному существованию Хазарского каганата. Сложившись на развалинах военно-политического объединения савир и Тюркского каганата в самостоятельное государство, Хазар­ский каганат включил в себя не только племена, жившие на их территории (хазары, савиры, барсилы, беленджер, груп­пы болгар, тюркюты и т. д.), но также унаследовал от них систему управления, военную организацию, государственные традиции.

Существует легенда об образовании Хазарского каганата. В хронике Михаила Сирийского (1126—1199) сообщается о том, что в конце VI в. из внутренней Скифии вышли три брата, которые дошли вместе до р. Танаис. Отсюда один из братьев — Булгар — отправился на запад и получил от рим­ского императора земли близ Дуная. Племя его стало назы­ваться булгарами. «Два других брата пришли в страну алан, называемую Берсилия, в которой римлянами были построены города Каспия, называвшиеся вратами Тичауе… Когда над страной (Берсилией) стал господствовать чужой народ, они были названы хазарами по имени того старшего брата, ко­торого имя было Хазарик. Это был сильный и широко рас­пространенный народ».

В этой легенде интересны два обстоятельства. Во-первых, территория, занятая хазарами, Берсилия, локализуется в Се­верном Дагестане. По мнению известного немецкого востоко­веда Маркварта, территория Берсилии простиралась на юге до Дербента, а на севере — до равнины при Сулаке и Тереке. Во-вторых, легенда сравнительно точно определяет время самостоятельного существования Хазарского каганата.

К 70-м годам VII в. хазары обеспечили себе политическое господство на Северном Кавказе. Хазарской власти подчи­нилось не только Азовско-Каспийское междуморье, но также Северное Причерноморье.

Примерно к IX в. границы Хазарского каганата выглядели следующим образом: южная граница проходила по р. Сулак и по линии дербентских укреплений; на западе каганат вклю­чал Керченский пролив и большую часть Крыма; левый берег Дона, где в 835 г. был построен Саркел, составлял границу с мадьярами, кочевавшими между Доном и Днепром. На востоке, на Яике, соседями хазар были печенеги, за которы­ми располагались огузы.

Столицей Хазарского каганата был город Семендер. Это был крупный город, выросший на торговой трассе, соединяв­шей Поволжье и юго-восточные степи с Закавказьем, Ближ­ним Востоком. Первое упоминание о Семендере относится к VII в. — это «гуннский» город М. с. н.д. р.

Где находился древний Семендер, точно не установлено. Многие ученые склонны считать, что Семендер и Тарки — это различные названия одного и того же города. Семендер оставался столицей хазар до 30-х годов VIII в., когда под натиском арабов хазарский правитель вынужден был пере­нести столицу на север, в город Итиль на Волге. Однако зна­чения своего Семендер не утратил. Он оставался торговым центром, значение которого росло вместе с ростом каспий­ской торговли. Во второй половине X в. под ударами русов Семендер был разрушен и долгое время не восстанавли­вался.

Те взаимоотношения между различными слоями населе­ния, та социальная дифференциация, которая наблюдается у «гуннских» племен, сохранились после образования Хазар­ского каганата не только у «гуннов», но и у других подвласт­ных хазарам племен.

У племен, вошедших в состав Хазарии, переход к осед­лости и земледелию в VIII в. был уже совершившимся фак­том. В X в. источники отмечают уже большее число городов в Хазарии: Хамидж, Баланджар, Байда, Савгар, Х.т.л.г, Л.к.н, Сур, Матмада — города «с крепкими стенами, богатые».

Основную статью дохода и обогащения хазарской знати составляли продукты животноводства, торговля пленными и торговая пошлина. Торговая пошлина взималась со всех купцов, проходивших Итиль и Каспий. Выгодное географи­ческое положение и все возрастающие торговые операции на Волге и Каспийском море создавали благоприятные условия для усиления хазарской знати.

Немаловажную роль в этом играли также на заре кага­ната нападения на соседние области, особенно на плодород­ные земли Закавказья. 662, 664, 684, 730, 762, 764 годы — это далеко не полный перечень лет, когда богатые и цветущие закавказские города и села утопали в крови, не будучи в состоянии спастись от урагана хазарских нашествий.

Конечно, цель хазарских походов не сводилась только к разорению и уничтожению. Грабеж богатств, скота, захват людей, установление дани, политическое господство — вопро­сы эти стали в центре военных и внешнеполитических акций, феодализирующейся хазарской знати, хазарских правителей.

Взимание дани, натуральных поставок с покоренных зе­мель практиковалось в каганате повсеместно. Платили ее в VII в. и албанские правители. Платили все земли, подвла­стные хазарам.

Социальное расслоение в хазарском обществе выражено очень ярко. Номинальным главой государства был хакан, личность которого была окружена исключительным почетом и ореолом святости. Реальная власть сосредоточивалась в руках царя (он же ища, бак, малик, каган-бек и т. д.). Он управлял государством, предводительствовал войском, вел внешние дела, определял наказания. Среди сановников, близ­ких к хакану, называют кендеркагана и чаушиара. Интере­сы привилегированной верхушки защищала регулярная ар­мия, освобожденная от всяких податей.

Большие сдвиги в экономической и социальной жизни толкали правящую верхушку хазарского общества к приня­тию монотеистической религии в целях идеологического оправдания социального неравенства. Началась «борьба за религию», которая в идеологической сфере отражала изме­нения в социально-экономической структуре каганата.

Наиболее распространены в Хазарии были домонотеистические религиозные верования и культы. Однако к концу VIII в. хакан и правящая верхушка принимают иудаизм, а в середине X в. — ислам. Хотя иудаизм был возведен в ранг государственной религии, иудеи даже в X в. составляли лишь небольшую часть населения каганата. Доминирующее поло­жение среди монотеистических религий принадлежало исла­му и христианству. Христианское и мусульманское население наряду с иудейским зафиксировано в середине X в. в быв­шей столице Хазарии — Семендере.

Таким образом, в каганате прослеживается сосущество­вание трех монотеистических религий и первобытных религи­озных представлений, что объясняется не только «веротер­пимостью» хазар, но и сложившейся обстановкой, когда культурные, политические, торговые связи были установлены со странами, где господствовали монотеистические религии.

Середина и конец I тысячелетия н. э. — эпоха зарождения и развития феодальных производственных отношений — важнейший этап в истории дагестанских народов.

Огромные сдвиги в области социальных отношений на ба­зе дальнейшего роста производительных сил; развитие ремес­ла, появление раннесредневековых городов и крупных насе­ленных пунктов; усиление классовой борьбы; упрочение свя­зей с соседями, с Юго-Восточной Европой и Ближним Восто­ком; складывание устойчивых этнических массивов — вот далеко не полный перечень факторов, характеризующих эко­номическую и социальную жизнь раннесредневекового Даге­стана. Политическая история отмечена борьбой с многочислен­ными внешними завоевателями, не прекращавшейся с раннего средневековья до позднейших его этапов.

Экономическое развитие Дагестана в V—X вв. характеризуется дальнейшими успехами в земледелии и скотоводстве. В области земледелия это выразилось в четкой отраслевой специализа­ции—полеводстве, садоводстве, виноградарстве. В связи с широким использованием железных орудий расширяется пло­щадь, занятая под основными полевыми культурами — пше­ницей, ячменем, овсом, просом. Усовершенствуются орудия и культура земледельческого труда.

На поселениях V—X вв. обнаружено большое число ка­менных зернотерок, железных серпов и других орудий земле­дельческого быта, сосудов для хранения зерна, свидетельству­ющих о месте земледелия в хозяйственной жизни дагестанцев. Исключительное значение земледелия в процессе хозяйствен­ной деятельности подчеркнуто в характере дани, кото­рой были обложены раннефеодальные владения арабскими завоевателями в VIII в.: Серир давал 100 тыс. мер зерна, Зирихгеран — 10 тыс., Кайтаг — 30 тыс., Гумик — 20 тыс.

Арабские источники дают ценные данные о развитии земле­делия в Дагестане, особенно на плоскости. В районе Дер­бента «было много поместий и возделанных земель». Здесь же имелись обширные посевы зерновых. Процветало мареноводство, а марена, которую поставляли близлежащие Дербенту селения, была известна далеко за пределами Кавказа, вплоть до Индии. Широкое распространение получило искус­ственное орошение полей. В конце VIII в. здесь был прорыт канал из р. Рубас. Росло число садов, пашен, огородов. Имеются сведения о строительстве мельниц.

В горных же районах широкое распространение получило террасное земледелие. Террасовая культура была выработа­на столетиями в итоге упорного труда по обработке земли и отражала многовековой агротехнический опыт горцев в об­ласти земледелия.

Наряду с зерновыми культурами широко развивалось са­доводство и виноградарство. В Семендере, по сведениям арабского географа и астронома ал-Балхи (ок. 850—934), было много садов, несколько тысяч виноградных кустов, причем сады и виноградники простирались до границ Серира.

С усилением роли полеводства связано также увеличение количества крупного (плоскость) и мелкого (высокогорные районы) рогатого скота. В X в. бараны уже входят в число товаров, вывозимых из Серира в другие страны через Дер­бент. Разведение мелкого рогатого скота во все возрастаю­щих масштабах означало освоение новых пастбищных зе­мель.

Для V—X вв характерна также большая населенность Дагестана. Об этом убедительно свидетельствуют археологи­ческие данные. Так, на участке р. Сулак протяжением в 15 км обнаружено 15 раннесредневековых поселений (VI—X вв.), многие из которых функционировали продолжительное время. Во многих районах Дагестана найдены многочисленные раннесредневековые поселения, расположенные вокруг современ­ных аулов, а культурный слой на них достигает в ряде случаев мощности в 2 м. Арабские авторы особо подчеркивали густонаселенность Дагестана. По их сообщениям, у «царя» Серира было 12 тыс. селений. Это были мелкие поселения, объединяв­шиеся впоследствии в крупные населенные пункты.

Особенный подъем наблюдается в ремесле, в частности в его ведущей отрасли — ме­таллообработке, а также в гончарном производстве. В V— X вв. достигают высокого уровня различные виды ремесел — гончарного, кузнечного, ювелирного, литейного, строительно­го дела. В области гончарного производства характерно мас­совое изготовление изделий на гончарном круге. Была изве­стна техника поливной керамики.

Широкий размах приняло ткачество, развивавшееся не только в интересах внутренней, но и внешней торговли. По­лотняные одежды из Дербента и других дагестанских цент­ров часто поступали в Закавказье, так как ни в Армении, ни в Азербайджане, ни в Арране они не производились.

Ремесленное производство в городах находилось на такой стадии развития, когда ремесленники из экономических и политических соображений стали создавать в ряде случаев корпорации по роду ремесла, наподобие цеховых организа­ций. Так, в X в. в Дербенте существовала организация ду­бильщиков во главе с раисом.

Место и роль ремесла, огромное значение обработки ме­талла в хозяйственной жизни Дагестана отразились на проч­но утвердившемся в средневековье культе металла у всех кавказских народов. Железу приписывается магическая сила, оно охраняет от болезней, отводит дурной глаз, приносит счастье, помогает при рождении детей. Поэтому и окружено особым ореолом имя кузнеца в сказках, легендах. Даже адаты вынуждены учесть особое положение мастера-кузнеца. Куз­нецы, как и лица, занимавшие общественные должности, не допускались к присяге. Во всех дагестанских языках имеются местные названия слова «кузнец», причем оно связано или с железом, или же с кузницей.

Особoe значение кузнечного ремесла подчеркивается тем, что ряд собственных имен связан с металлом — Къебед («куз­нец»), Похьут1а («медник»), Чаран («сталь»), Меседу («зо­лото»), Пулад («литая сталь»).

О высоком уровне ремесленного производства дает пред­ставление материал раннесредневековых могильников и по­селений (Верхний Чирюрт, Верхний Каранай, Агачкала, Хлют, Галла, Бежта, Дуранги, Куяда и др.). Значительно возрастает ассортимент украшений и предметов туалета, ору­жия, керамических изделий.

Для VIII—X вв. характерно широкое распространение предметов вооружения — железных сабель, копий, наконечни­ков стрел, топоров.

Успехи металлообработки выразились в уже установив­шейся отраслевой специализации технического производст­ва—кузнечно-литейное и ювелирное дело выступают как отделившиеся друг от друга области ремесла. Анализ погре­бального инвентаря — украшений (височные привески, брон­зовые браслеты, серьги, шейные гривны, бусы и т. д.), при­надлежностей туалета (фибулы, головные булавки, зеркала, поясные пряжки), предметов вооружения (наконечники стрел, наконечники копий, топоры, кинжалы), орудий труда (желез­ные ножи, шилья, пряслица и т. д.) — показывает, что все больший вес приобретает ремесло, отделенное от сельского хозяйства, хотя господствующим остается производство для собственных нужд.

Изучение инвентаря археологических памятников нагор­ного Дагестана V—X вв. показало, что он отличается значи­тельной однородностью и характеризуется распространением определенных видов изделий. Это свидетельствует не только

о местном характере металлообработки и керамического про­изводства, но и о наличии отдельных очагов ремесленного производства. Дальнейшее развитие производства нашло свое выражение в формировании локальных вариантов раннесредневековой культуры Дагестана — предгорной, горной и се­верной (присулакской).

Средоточием ремесла были города, но наряду с ними существовал ряд сравнительно мелких ремесленных центров,, имевших в основном местное значение. Центры эти были свя­заны с близлежащими селами, удовлетворяя все возрастающий спрос на сельскохозяйственные орудия, предметы до­машнего обихода, украшения. Агачкала, Гапшима, Галла, Бежта, Хлют, Куяда, Бавтугай, Верхнее Казанище, Большой Гоцатль и многие другие населенные пункты выступали сре­доточием ремесла, хотя и связанного с сельским хозяйством.

Появление раннесредневековых городов,  центров торговли, ремесла, экономической, культурной и политической жизни — характерная особенность раннесредневекового Дагестана. Здесь в первую очередь можно назвать Дербент, Семендер, Варачан (Урцеки), Зирихгеран (Кубачи).

Дербент — древнейший город Кавказа, не уступавший в IX—X вв. по величине таким крупным в то время городам,, как Тифлис и Бердаа. На кавказском и ближневосточном рынке были широко известны товары из Дербента, в первую очередь полотняные одежды, хлопчатобумажные ткани, ма­рена, шафран. Дербент был также крупным морским портом. Для судов, шедших с Волги или же из прикаспийских стран, здесь имелся рейд, причем между рейдом и морем были вы­строены две параллельные стены, а вход в порт был закрыт цепью. Суда могли войти в порт и выйти в открытое море- только с разрешения городских властей.

Известным торгово-ремесленным центром на Восточном Кавказе был Семендер. Восточные авторы единодушно отме­чали богатство города, его многочисленные сады и виноград­ники, наличие там рынков и торговых людей. «Семендер — город на берегу моря, богатый, есть базары и купцы», — пи­сал персидский аноним X в. Здесь изготовляли шерстяные ткани, а жители располагали значительными суммами денег, а также рабами.

В прибрежном Дагестане процветал (до середины VIII в.) город Варачан, отождествляемый с городищем, ныне назы­ваемым Урцеки. Городище было расположено на небольшой возвышенности, развалины его занимают площадь около- 100 га. На вершине холма находилась цитадель, окруженная стеной с 11 башнями, служившая резиденцией местного пра­вителя и его приближенных. За стенами цитадели были по­стройки и усадьбы простых горожан. Урцекинская долина там,

где она лишена естественных преград, была защищена обо­ронительными сооружениями в виде широких (до 4—6 м в основании) и длинных (0,5—1 км) крепостных стен. Ближние подступы к городу защищались тремя стенами. К городу вело несколько широких, хорошо охраняемых дорог.

Город был не только крупным административным, но и ре­месленным центром. Археологические раскопки показали, что здесь было развито кузнечное и керамическое производство и ювелирное дело. Мастера изготовляли разнообразную посу­ду, хозяйственно-бытовой инвентарь, предметы военного сна­ряжения и туалета. Они в совершенстве владели такими тех­ническими приемами, как литье, ковка, чеканка, тиснение, волочение, инкрустация.

К числу раннесредневековых городов принадлежит круп­ный ремесленный центр Зирихгеран (Кубачи). Его жители были известны в Дагестане и за его пределами как мастера кольчуг, стремян, удил, мечей и других ремесленных изде­лий. Уровень развития ремесла здесь был настолько высок, что уже к X в. можно говорить об окончательном отделении ремесла от земледелия.

Успехи земледелия, скотоводства и ремесла неразрывно были связаны с успехами торговли. Отдельные города и на­селенные пункты были связаны между собой, а процесс отде­ления ремесла от земледелия и возникновение очагов ремес­ленного производства стимулировали дальнейшее развитие торгового обмена.

В международной торговле Дагестан также принимал уча­стие. Правда, в V—VI вв. территория Дагестана была в сто­роне от главных международных трасс, в частности от зна­менитого «шелкового пути», связывавшего Китай с ближне­восточными странами. Набеги кочевых племен, связанные с «великим переселением народов», также неблагоприятно сказывались на развитии торговых связей. Тем не менее ар­хеологический материал (из могильников близ Гапшимы, Верхнего Чир-юрта и других пунктов) указывает на торговые и культурные связи Дагестана со странами Ближнего Во­стока, Северного Кавказа и даже с Крымом.

Заметные сдвиги в развитии торговых связей наметились, однако, в VII—VIII вв., когда важные торговые пути, соеди­нявшие страны Ближнего Востока с Юго-Восточной Европой, Нижним Поволжьем и Северным Кавказом, переместились в бассейн Каспийского моря. Это было время расцвета «араб­ской» торговли. В VIII в. эта торговля настолько расшири­лась, в частности в Закавказье, что почти во всех местных монетных кладах преобладает арабская монета. В торгов­лю втягиваются не только приморские, но и внутренние районы Дагестана. По сообщению арабских путешественни­ков IX-—X вв., Дербент служил своего рода складочным пунк­том для товаров Хазарии, Серира, Кайтага, Табасарана и других областей, поставлявших свои ремесленные изделия и продукты животноводства. Подобную же роль, хотя и в мень­шей мере, играл Семендер.

Расширение торговли в свою очередь приводит к значи­тельному оживлению хозяйственной жизни Дагестана, в ча­стности к дальнейшему развитию ремесленного производства и скотоводства. Процесс этот был характерен для всего «му- • сульманского» Востока, когда широкое развитие товарно- денежных отношений в раннем средневековье привело здесь к исключительной заинтересованности земледелия в торговых операциях. Надо отметить, что торговля оставалась меновой, несмотря на распространение денежной единицы.

У средневековых авторов, писавших о путях, проходив­ших по западному побережью Каспия или по Каспийскому

пути, обязательно отмечаются Дербент и Семендер, что сви­детельствует об активном участии Дагестана в международ­ной торговле.

Судя по описаниям путешественников и археологическим данным, Дагестан был связан сухопутным или морским тор­говыми путями с Северным Кавказом, Закавказьем, Доном, Булгаром, Хорезмом, Византией, Ближним Востоком.

Развитие производительных сил неумолимо вело к ломке старых производственных от- – ношений и возникновению новых, стимулирующих дальнейшее развитие хозяйства.

Становление феодальных отношений было неизбежным

Разложение родовой общины, начавшееся в эпоху брон­зы, привело к образованию территориальной, соседской об­щины, которая господствовала в Дагестане уже в начале нашей эры.

Археологический и этнографический материал свидетель­ствует о том, что основу общественной структуры в Дагеста­не в V—X вв. составляла малая семья. Поэтому однокамерные жилища, принадлежащие патриархальной семье, уступают место многокамерным. Процесс этот ранее всего произошел в районах террасного (и вообще горного) земледелия, где в настоящее время трудно найти следы существования боль­шой семьи. Большая семья уступила место малой, но в ряде областей еще долгое время продолжала существовать бок о бок с последней.

Отмеченный выше процесс развития скотоводства также толкал к узурпации прав на земельные участки, в частности на пастбищные земли. Постепенно выделяются представители общинной верхушки, владеющие значительным поголовьем скота и фактически установившие собственность на значитель­ную часть пастбищных участков.

Рост производительных сил, дальнейшее совершенствова­ние орудий труда, расширение торговли и товарообмена со­провождались дальнейшей имущественной и социальной диф­ференциацией.

Археологические материалы из самых различных районов Дагестана ярко документируют процесс далеко зашедшей: имущественной дифференциации. В Агачкалинском могиль­нике (VII—X вв.) это отразилось в особенностях погребаль­ного обряда: встречаются различные формы погребальных сооружений — каменные склепы и грунтовые могилы вокруг них, причем иногда последние разрушались в угоду склепам. Резко выраженную картину имущественного неравенства рас­крывает Бежтинский могильник (VIII—X вв.), где наряду с исключительно богатыми погребениями имеются и бедные погребения с незначительным инвентарем или же вовсе без него.

К IV—V вв. относятся первые сообщения о «царях», под­тверждающие далеко зашедший процесс социального нера­венства. Армянские авторы сообщают об «одиннадцати ца­рях» горцев, выступавших против сасанидского Ирана, и о Шергире, «царе леков». К VI в. подобные сообщения о «царях» на территории Дагестана становятся более подроб­ными. Арабский историк IX в. Балазури говорит, напримео, о правителях Серира, Филана, Лакза, Маската, Лирана, Ширвана, Зирихгерана и других «царств», утвержденных в своих владениях сасанидским царем Хосровом Ануширваном (531—579). Интересно то, что Ануширван застал в Дагестан^ в VI в. местных правителей, власть которых над местным населением он сохранил.

Указанные выше изменения в политической карте Восточ­ного Кавказа V—X вв., т. е. образование ряда мелких «царств», и явились результатом огромных сдвигов в эконо­мической и социальной жизни общества.

Резкая социальная дифференциация, наличие феодализирующейся верхушки прослеживаются также в сословной иерар­хии, в выделении определенного привилегированного сосло­вия, верхушки приближенного к «царю» слоя: «в земле Лакз (имеется слой) свободных, известных под именем ал-хамашира, а над ними (т. е. управляют ими) — малики, а ниже — ал-мишак, а затем пахари (акара) и слуги или ремесленники (муххан)», — сообщает арабский ученый-энциклопедист Йакут (ок. 1179—1229), использовав сведения X в.

«Свободные» — это независимые крестьяне, в противопо­ложность зависимому податному сословию крестьянства —  «ал-мишак». В Армении и Грузии термин «мшак», или «му- шак», был уже известен и обозначал (в частности, в Арме­нии) работника частновладельческого хозяйства, кем бы он ни был — свободным ли общинником, издольщиком или рабом. Слово «малик» обычно переводится «царь», но в данном контексте предпочтительнее употреблять термин «правитель» или «владетель ряда населенных пунктов».

Интересен также встречающийся в тексте термин «акара». Он сходен с термином из древнеармянских и древнегрузинских текстов в форме «агарак» или «агара», означающим тип земельных владений, в частности — частновладельческую землю, частновладельческое хозяйство, усадьбу с пахотными полями, имения, поместья, а позже поселения. В основе своей «агарак» восходит к шумеро-аккадскому «агар» («акар») —в значении «посев, пахотное поле, луг».

Однако в Дагестане, как и во многих странах Востока, под этим термином следует понимать издольщиков, арендо­вавших земли у земельной аристократии или у представи­телей арабской администрации.

Таким образом, социальное расслоение и общественное разделение труда подчеркивается автором четко: правящая верхушка («малики»); свободное население; податное сосло­вие крестьян; акара — разорившиеся общинники, имевшие участки на правах частного владения; ремесленники, выде­лившиеся из общей массы сельского земледельческого насе­ления.

Социальная дифференциация наблюдается и в других раннефеодальных владениях Дагестана. Правитель Серира также обладал огромной властью. Привилегированную вер­хушку общества составляли прежде всего сипехсалары (вое­начальники). Правитель Серира имел, по словам Гардизи (персидского историка XI в.), два трона — золотой и серебряный, причем на золотом сидел он сам, а на серебряном — его придворные. Здесь уже имеется целая система органов госу­дарственной власти и тех социальных сил, которые служили опорой государства. Опираясь на дружину, на феодальную верхушку, правитель устанавливает личную, внеэкономиче­скую зависимость населения, жестоко эксплуатирует чужой труд.

Наиболее четко сословное деление прослеживается в Дер­бенте (Баб ал-абваб арабских источников). Как уже указы­валось, во второй половине IX в. городом управляли араб­ские правители. Впоследствии (с 869 г.) управлять городом стали представители династии Хашимидов (амиры), власть которых была наследственной. Тем не менее власть хашимидских амиров не была неограниченной. Феодальная верхушка, окружившая амира, его политические советники, начальники поиск, городская администрация, сборщики налогов, разбо­гатевшие в многочисленных войнах «за веру», на эксплуата­ции городского и соседнего сельского населения, уже пред­ставляет внушительную силу, способную противопоставить себя дербентскому правителю и его «газиям» («воителям за. веру») и гулямам (страже или телохранителям).

Центробежные тенденции феодальной верхушки с каждым годом возрастали, и правитель не мог с этим не считаться. Так, первый амир Дербента (Баб ал-абваба) Хашим бен Сурака решал дела, «только посоветовавшись с мудрыми ста­риками («укала») и начальниками («раисами»),

Раисы, выступавшие в качестве посредников между пра­вительственной администрацией и местным населением, за­нимали особое положение. В Арране и Ширване они выступи­ли главами городских гильдий. В Дербенте был известен «раис дубильщиков». Раисы имели отряды собственных гуля­мов. В более тесной, чем раисы, связи с амирами была знать пограничных областей, или «айн ас-суфуф». В последних можно было усмотреть среднее сословие, именитых купцов из торговых рядов. Они выступали на стороне амира, так как интересы торговли требовали установления сильной власти.

Вся правящая верхушка (амир, раисы, аристократы), купцы и торговцы обогащались на торговле, средоточием ко­торой в течение столетий был Дербент.

Правящая верхушка дагестанских раннефеодальных вла­дений резко противопоставляет себя основной массе непо­средственных производителей материальных благ. Они окон­чательно отделились от своих соплеменников, создав свое­образную недоступную касту. Правитель Серира вместе с дружиной обосновался в крепости. Дербентский правитель жил в цитадели, а раисы, окружавшие его, построили «сре­динную стену», которая должна была слить их с цитаделью и отделить от «черни». Ремесленный люд, городская чернь жили в рабатах — предместьях города. Раскопки Уриеков и средневекового города Аркаса выявили ту же картину — сильно укрепленная цитадель и неукрепленные посады вокруг нее. Феодальные замки-укрепления были рассеяны по все­му раннесредневековому Дагестану. Они были центрами политической и экономической жизни, местопребыванием фео­дальных правителей и феодальной знати.

Феодальные правители нередко сплачивались в борь­бе против соседей или же зависимого крестьянского сословия, поддерживали контакты, устанавливали родствен­ные связи.

Политика правителя Серира здесь наиболее показательна и предусмотрительна: он в союзе с аланами; его дочь — жена арабского наместника Армении. Правитель Дербента также женат на дочери «царя» Серира.

Исключительно трудно на базе ныне доступных источни­ков проследить хотя бы в общих чертах процесс установле­ния феодальной собственности на основное средство произ­водства— землю. Только самые общие рассуждения о ком­петенциях местных правителей (сбор дани, сбор войска, полу­чение земельных участков) позволяют предположить, что да­гестанские раннефеодальные государства были верховными собственниками земли. Феодальная верхушка владела «поме­стьями» (дийа). «Поместья» упоминаются на территории Лакза, в Табасаране, Серире.

Активную роль в процессе феодализации дагестанских обществ играла политика внешних завоевателей, в частности персидских и арабских. Персидские цари нередко создавали на окраинах государства колонии из иранских переселенцев, наделяя им земельные участки. Охрана границ поручалась своим войскам, а также отрядам из завоеванных стран. Они также получали земельные участки за несение пограничной службы. В Дагестане, в районе Дербента, наделы на правах условного держания имели персидский гарнизон и табаса­ранские наемники, охранявшие дербентские укрепления.

Арабские завоевания в еще большей степени способство­вали укреплению власти местных феодальных правителей в Дагестане.

Как известно, земельная политика арабов в завоеванных странах привела к перераспределению земельного фонда. Большинство завоеванных земель не распылялось и станови­лось государственной собственностью. Часть же земель оста­валась в собственности отдельных лиц. Последние называ­лись мульками. Таким образом, государственная феодальная собственность на землю и воду и земельная собственность отдельных феодалов в халифате существовали одновремен­но, но господствующей формой была государственная. Инсти­тут мулька предполагал полную земельную собственность, права собственника распоряжаться земельным участком. В этом смысле как форма землевладения он соответствовал западноевропейскому аллоду. Дальнейшее развитие социаль­ных отношений в халифате привело к возникновению новой, условной формы феодальной собственности, икта (арабск. «надел»), означавшей первоначально временное и пожизнен­ное пожалование земель под условием несения вассальной службы. Коллективный феодал — государство отдавало зе­мельные участки военным лицам за несение службы с правом взимания феодальной ренты, а затем с правом распоря­жаться землей. Икта как форма феодального землевладения соответствовала на определенном этапе западноевропейско­му бенефицию.

Сведения об аграрной политике арабов в Дагестане го­ворят о том, что практика раздачи захваченных земель и здесь получила широкое распространение. В начале VIII в. были наделены землей те воины, которые обосновались в новых пунктах близ Баб ал-абваба — Камахе, ал-Мухамма- дие, Баб-ваке.

Феодально-зависимые отношения складывались при ак­тивном вмешательстве правительственной власти. В середи­не IX в. халиф Мутаваккил пожаловал правителю Армении, Азербайджана и Аррана Мухаммеду бен Халилу в качестве лена город Баб ал-абваб с зависящими от него землями. Ширваншах Хайсам (вторая половина IX в.) перевел не­сколько деревень на «благочестивые дела» (вакуф).

Таким образом, в раннесредневековом Дагестане имеются следующие формы земельной собственности: государствен­ные земли, земли крупных и мелких феодалов (дпйа, икта), вакуфные земли, частновладельческие земли (мюльки) и об­щинные земли.

Все приведенные выше сведения свидетельствуют о том, что в течение V—X вв. в Дагестане утвердились раннефео­дальные отношения. Класс феодалов и класс непосредствен­ных производителей материальных благ противостоят друг другу. Раннефеодальные отношения, сложившиеся в Даге­стане, носят, однако, специфический характер, объясняемый рядом социально-экономических и политических обстоя­тельств.

Прежде всего следует отметить, что раннефеодальные от­ношения в Дагестане носили особенно устойчивый характер. Сыграв положительную роль в процессе установления част­ной собственности, террасное земледелие превратилось впо­следствии в силу, способствовавшую консервации производ­ственных отношений. С этим фактом тесно связана и роль сельской общины.

Устойчивость сельской общины наложила особый отпеча­ток на процесс развития феодализма, надолго сохранив пат­риархально-феодальный характер отношений и относитель­ную свободу рядовых общинников. Поэтому процессе дальней­шей феодализации, т. е. переход Дагестана в стадию разви­того феодализма,затянулся.

Это обстоятельство, а также рост значения скотоводства привели еще к одной характерной особенности развития со­циальных отношений в Дагестане. Если в равнинных частях феодальные отношения укреплялись за счет захвата пахот­ных земель, то в горных районах преимущественно устанав­ливалась собственность на пастбищные земли, а пахотные участки, как правило, оставались в собственности отдельных семей.

Ни на равнине, ни в горных районах феодалы не вели собственного хозяйства, и потому сдача земли в аренду полу­чила особое распространение.

Дальнейший процесс феодализации в Да­гестане шел в условиях ожесточенной клас­совой борьбы. Крестьянские массы упорно отстаивали право сельских общин. Городское население защищало свои «воль­ности».

Особенно бурно эта классовая борьба протекала в Дер­бенте и в прилегающих землях, подчиненных городу. Нало­говый гнет здесь был наиболее невыносимым. При халифе Мансуре (754—775) правитель Дербента Йазид ас-Сулами обложил нефтеносные источники и солеварни Ширвана нало­гом, назначив надзирателя над ними. Ставленник Харуна ар- Рашида в Дербенте собирал подати с окрестных жителей. В 898 г. Дербент получил фирман от халифа с правом со­бирать доходы с нефтяных источников и соляных промыслов. Доходы эти собирались ежегодно и шли большей частью на содержание воинов. Соседние земли также подчинялись го­роду, и доходы, поступавшие из этих селений, составляли зна­чительную долю богатств феодальной верхушки. Нередко правители города предпринимали попытки обложить нало­гами часть населения, свободного от податей.

Недовольство горожан, а также крестьян в соседних райо­нах все больше росло. Еще в 777 г. многие жители вынужде­ны были оставить город из-за притеснений правителя. А в се­редине X в., как сообщает дагестанская историческая хрони­ка «Дербенд-наме», когда «в Дербенте появились беззаконие, смуты, интриги», жители «соседних земель» восстали против Дербента, но восстание было жестоко подавлено.

В 944 г. восстали против амира жители Дербента. Тот был вынужден бежать. Жители города пригласили ширван- шаха, который вскоре также был изгнан. Раисам удалось, опираясь на горожан, захватить власть в свои руки, а прави­тель города был выведен из цитадели и заключен в рези­денции в нижнем городе. Была начата работа по разрушению средней (поперечной) стены, отделявшей город от цитаде­ли — вернее, предназначенной защитить цитадель от горожан и ремесленников, и это было, по-видимому, уступкой беспо­койной «черни».

Эти бурные события свидетельствуют о том, что полити­ческая жизнь Дербента в X в. полностью находилась в руках раисов. Им удалось использовать выступления горожан и жителей окрестных селений. Правитель города был марио­неткой в руках раисов, и они приглашали в Дербент то од­ного, то другого правителя соседних областей (Ширвана, Та- басарана, Лакза), смещали и вновь приглашали их по своему усмотрению. Будучи противниками центральной власти, они старались организовать все центробежные силы и в этой борьбе использовали естественное недовольство городского и земледельческого населения.

Классовая борьба в этот период происходила не только в Дербенте и близлежащих населенных пунктах. К сожалению, за отсутствием источников мы не можем говорить о классо­вой борьбе более определенно. Однако ряд фактов, в частно­сти участившиеся военные походы отдельных правителей на соседние земли, свидетельствует об усилении классовых про­тиворечий. Когда дербентские воители за веру делали воен­ные вылазки далеко в глубь гор или же когда владетели Серира выступали против Ширвана или Дербента, целью этих акций был не только захват добычи и пленных. Отвлечь недовольные слои крестьян или горожан от активной клас­совой борьбы — вот вторая цель походов.

В V в. сасанидские правители сосредоточили в Албании, Армении и Иберии значительные гарнизоны для упрочения здесь своего положения и для «защиты» этих стран от север­ных кочевников.

Народы Закавказья неоднократно отвечали восстаниями на политику иноземных завоевателей, натравливавших наро­ды друг на друга и насильственно насаждавших зороастризм.

Одно из крупных восстаний армян, иберов и албан вспыхнуло в середине V в. Его возглавлял спарапет Вардан Мамико- нян, который погиб в 451 г. в сражении на Аварайском поле.

Некоторые дагестанские племена выступали при указан­ных событиях на стороне Ирана. Так, в борьбе против вос­ставших армян участвовали, как сообщает армянский исто­рик, «весь корпус Таваспорана» и «вспомогательные войска катешов, гуннов, гелов».

Однако в последующих событиях, как показывают исто­рические источники, даже те дагестанские племена, которые раньше выступали на стороне Ирана, вливаются в ряды активных борцов против иранской агрессии.

Через шесть лет в Албании опять вспыхнуло восстание против Сасанидов. Воспользовавшись усилением внутренних противоречий в Иране после смерти Иездегерда II в 457 г., правитель Албании Ваче II собрал значительное войско и совместно с «царями горских племен», т. е. дагестанцами, вы­ступил против Сасанидов.

Как сообщает армянский историк Елише (Егише), Ваче отказался подчиниться персидской власти, пропустил через проходы Чора маскутские войска и, объединившись с одинна­дцатью «царями» горных племен, нанес поражение персид­ским войскам.

Сасанидский царь предпринял несколько попыток начать переговоры с восставшими, но они закончились неудачей. Тогда он призвал на помощь племя хонов, которое, про­рвавшись через Аланские ворота, произвело страшные опу­стошения на территории Албании. Это ослабило восставших, но не сломило их воли к сопротивлению. Моисей Каганкатваци писал, что «хотя войска Ваче уменьшились и рассея­лись, но покорить его не могли», т. е. разрозненные отряды восставших начали партизанскую борьбу против персидских войск. Тем не менее по не совсем понятным причинам Ваче II отказался от албанского престола (461 г.).

481—484 годы также отмечены восстаниями закавказских народов против Сасанидов, усиливших налоговый гнет в связи с борьбой с восточными соседями.

Решительная борьба народов Закавказья и неудачная война с соседями на восточных границах государства заста­вили персидского царя Валарша (485—488) пойти на значи­тельные уступки. Были восстановлены привилегии армянской знати, прекратилось преследование христиан и язычников. Более того, «Валаршак, царь персидский, — как писал Мои­сей Каганкатваци, — дал повеление, чтобы каждый твердо хранил свою веру, пи желанию своему, и никого насильствен­но не обращать в религию магов». Были сокращены размеры повинностей и податей.

Эти уступки при сложившейся ситуации диктовались усилившимися в V—VI вв. набегами кочевых племен «гуннов», а затем хазар на державу Сасанидов, в связи с чем охрана северных ее границ приобретала первостепенное значение. Укрепление кавказских проходов стало одной из важнейших задач сасанидских правителей. Главное внимание было обра­щено на обеспечение безопасности границ со стороны Дер­бентского прохода.

На территории Восточного Кавказа было построено не­сколько линий оборонительных стен. Самая южная и первая по счету — это стена в проходе у вершины Беш-Бармак, по­строенная при Иездегерде II. Затем идет вторая линия оборо­нительных сооружений вдоль р. Гильгинчай (Ширванская сте­на). Сохранились до сих пор также следы оборонительной стены севернее р. Самур. Но самыми грандиозными были дербентские укрепления, строительство которых было завер­шено в 567 г.

Дербентские стены не только закрывали Дербентский про­ход, но и обеспечивали безопасность с северо-запада, со стороны горных проходов. Возведение стен Дербентской кре­пости дало возможность намного сократить численность пер­сидского гарнизона, непосредственно контролировавшего про­ход. Балазури писал по этому поводу, что Ануширван пове­сил у входа стены железные ворота, поручив охрану их ста всадникам, тогда как раньше для охраны этого места требовалось 5—10 тыс. воинов. Еще раньше, по сообщению дагестанской исторической хроники «Дербенд-наме», в Дербент было переселено из внутренних районов Ирана 3 тыс. .семейств, служивших опорой сасанидских властей в самом городе и окрестных селениях. Все это привело в середине VI в. к окончательному закреплению района Чога, включав­шего земли вдоль Самура до Дербентского прохода, в соста­ве Ирана.

Строительство оборонительных сооружений по берегу Кас­пийского моря требовало колоссальных финансовых затрат и было возможно только при использовании труда многих тысяч крестьян и рабов, насильственно сгоняемых из мно­гих восточных стран. Основная же тяжесть строительства — изнурительный труд, резкое увеличение налогов в связи со строительством — пала на плечи кавказских народов. Мои­сей Каганкатваци писал, что сасанидские правители при строительстве дербентских стен «изнурили нашу страну, со­бирая архитекторов и изыскивая разные материалы для по­строения великого здания». Огромных материальных затрат требовала и продолжавшаяся война Ирана с Византией. Перепись населения и новая система обложения, прове­денная при Ануширване I, также увеличивали налоговое бремя.

Положение народов Кавказа все более ухудшалось. Уси­ливался феодальный гнет. В проведении своей политики Сасаниды опирались на местных феодальных правителей, за которыми Хосров Ануширван сохранил власть и богатства. Балазури писал: «…и выбрал Ануширван царей и назначил их, предоставив каждому из них шахство над отдельной областью». В их числе названы правители Серира (с титулом вахрарзаншах), Филана (филаншах), Табасарана, Лакза (джурджаншах), Маската, Лирана, Ширвана, Бухха, Зирих- герана. Все это привело к общему взрыву — восстанию албан, армян и иберов в 571—572 гг.

Местная историческая хроника «Ахты-наме» сохранила от­голоски борьбы против Ануширвана в Дагестане. В селении Ахты до сих пор бытует предание о том, что Ануширван по­строил в Ахты крепость для защиты своих войск от нападе­ния горцев. Рассказывают, что астрологи предложили Ану- ширвану покинуть крепость, ибо жителей Ахты невозможно было подчинить. Ночью жители селения напали на крепость, сожгли ее и уничтожили находившиеся там иранские войска

Дагестанские племена приняли активное участие в собы­тиях, происходивших после строительства фортификационных сооружений на Восточном Кавказе. Как сообщает грузинская летопись «Картлис-Цховреба», при армянском царе Хосрове армяне, грузины, оссы, леки и хазары совместно выступают против царя Ануширвана и проникают в Иран. Там же упеминается, что грузинский царь Гурам (570—600) «приглашает овсов, дурдзуков и дидойцев и идет против персов».

Выступления подчиненных областей, а также война с Византией, продолжавшаяся 20 лет, заставили Сасанидов пойти на уступки закавказским и дагестанским феодалам и предоставить им значительные права во внутреннем само­управлении.

В VII в. на Аравийском полуострове произошли события, положившие начало новой странице в истории народов стран Среди­земноморья, Передней и Средней Азии. Здесь был завершен процесс объединения мелких союзов племен в единое центра­лизованное государство. Становление классовых отношений и политическое объединение Аравии сопровождалось возник­новением новой монотеистической религии — ислама, заменившего постепенно языческие культы земледельческих и ско­товодческих племен. Под знаменем ислама шла борьба не только за объединение, за создание централизованного арабского государства, но также велась захватническая война за овладение богатейшими землями на севере, западе, востоке от Аравийского полуострова. Был создан Арабский халифат, в состав которого вошли страны, стоявшие на различном уровне социальной и экономической жизни, с различным эт­ническим составом.

Арабский халифат создавался в ожесточенной войне с ме­стным населением, оказывавшим завоевателям упорное со­противление. В середине VII в. была сломлена мощь сасанидского Ирана, что открыло арабам дорогу в Среднюю Азию и Закавказье. Народы этих областей с оружием в руках отстаивали свою независимость. Народы Дагестана также поднялись против иноземных захватчиков.

Угроза арабского нашествия поставила вопрос о совмест­ном выступлении кавказских владений, однако условия поли­тического и экономического развития Закавказья и Дагеста­на не способствовали реализации этих стремлений. Правда, .антиарабские союзы заключались, но они распадались, не успев окрепнуть.

Территория Дагестана не случайно привлекала внимание арабов. Это был важнейший стратегический участок. В районе Дербента проходила северная граница халифата, и охране этого района всегда придавалось очень большое зна­чение.

Однако главное заключалось в том, что территория Во­сточного Кавказа имела важное экономическое значение. По ней проходил путь, соединявший Восточную Европу со стра­нами Востока. Усилившиеся связи Поволжья, Дона, Восточ­ной Европы со Средней Азией и ближневосточными странами подогревали желание арабов укрепиться в бассейне Каспий­ского моря, овладеть, в частности, торговым путем, проходив­шим вдоль западных берегов Каспийского моря.

Упрочение власти арабов на Восточном Кавказе привело бы не только к захвату важнейшего торгового пути, перспек­тивы развития которого были все более обнадеживающими. Это означало бы также создание таких условий, которые поз­волили бы арабам спокойно эксплуатировать богатые районы Закавказья и Ближнего Востока.

Таким образом, территория Дагестана приобретала важ­ное экономическое и стратегическое значение.

Этим объясняется ожесточенный характер столкновения интересов двух крупных, экономически растущих государств — халифата и Хазарии — на территории Дагестана. Этим мож­но объяснить также ту поддержку, которую неоднократно оказывала Византия Хазарии, боровшейся с Арабским хали­фатом, главным конкурентом Византии на пути к политиче­ской и экономической гегемонии на Ближнем Востоке. Таким образом, указанные обстоятельства послужили причиной, побудившей арабов так систематически, настойчиво, упорно начиная с середины VII в. и до начала IX в., т. е. в течение ста пятидесяти лет, стремиться укрепиться в Дагестане.

В середине VII в., подчинив своей власти Восточное За­кавказье, арабские войска двинулись к Дагестану.

Арабский военачальник Салман, пишет Балазури, пере­правился через Куру, занял Кабалу и заключил с владетелем Шаккана мир с условием платить подать. Такой же мир был заключен с Хайзаном, Ширваном, Маскатом, Дербен­том, Лакзом, Табасараном. Салман сохранил за владетелями их земли, определив ежегодную подать. Но эта зависимость была временной, и правители Лакза, Табасарана и Дербен­та отказались вскоре от условий арабов.

Жители Дербента при первом же походе выступили со­вместно с хазарами против арабов, захвативших город. Араб­ский отряд в 4 тыс. воинов был разбит в 652—653 гг. Но в 685—686 гг. Дербент был захвачен арабами.

Начало VIII в. характеризуется усилением арабской экспансии на западном побережье Каспийского моря. Начинается этап завое­вании, длившийся почти сто лет.

Горцам пришлось иметь дело с хорошо вооруженной и многочисленной армией. Арабские войска состояли из кон­ницы и пехоты. Они обладали большой подвижностью, хоро­шо налаженной постоянной связью с отдельными частями. Была выработана своеобразная тактика — в бою воины ста­рались охватить противника с флангов.

Одним из стимулов завоеваний арабов был захват добы­чи. Добыча, захваченная на войне, должна была распреде­ляться следующим образом: пятая часть — в казну, точнее пророку, его роду, вдовам и сиротам, а остальное делилось между воинами из расчета, что всадник получает втрое боль­ше пешего. Впоследствии выработалось учение о джихаде — «священной войне», — ставшей одной из обязанностей му­сульманина. Убитые на войне за веру окружались орео­лом «мучеников», и им ислам уготовил вечное пребывание в раю.

Крупные выступления арабов, направленные на захват Дагестана, были связаны с именем Джерраха, который в 722/723 г. в ответ на хазарский набег в Закавказье вступил в Дагестан.

Преследуя хазар, Джеррах ворвался в Дербент и послал свою конницу против областей, соседствующих с городом. Им были захвачены крепости Хусайн, Йаргу и Беленджер.

Сопротивление хазар и дагестанцев было упорным и дли­тельным. Жители крепости Яргу (Тарки) сопротивлялись в течение пяти дней, после чего были вынуждены сдаться.

Упорное сопротивление арабам оказали и другие народы Дагестана. С их помощью хазарам удалось отвоевать Дер­бент у арабов. Разгневанный Джеррах отправляет для нака­зания жителей 2 тыс. всадников в Кайтаг и столько же в Табасаран, которые вернулись из похода с огромной добычей, тут же поделенной между воинами. Но все эти попытки не привели к покорению Дагестана. Поэтому в VIII в. было предпринято еще несколько походов на территорию внутрен­него Дагестана. Наиболее крупные из них были осуществле­ны под водительством Масламы и Мервана.

Маслама сын Абд ал-Малика, брат халифа Хишама, был известным арабским завоевателем. В 725/726 г. он был назна­чен правителем Армении и Азербайджана и начал упорную борьбу за захват Восточного Кавказа.

С «царями гор», правителями Ширвана, Лирана, Табасарана, Лакза, Филана, Маската был заключен мир. Открылась, дорога на Дербент, где укрылась тысяча хазарских семейств. Только после того как Маслама забросал падалью источник воды, питавший крепость, осажденные вынуждены были оста­вить ее. Захватив город, Маслама предпринял ряд серьезных мер по укреплению его как плацдарма для дальнейших за­воеваний. Он переселил в город 24 тыс. воинов из Сирии,, построил амбары для провизии и склад для оружия, восста­новил разрушенные части крепости.

Обосновавшись в Дербенте, арабы решили упрочиться и в других районах Дагестана. Они ворвались во внутренний Даге­стан, в земли табасаранцев, кайтагов, лаков. Даже мусульманские хроники вынуждены были отметить вооруженное выступление дагестанских народов. Так, согласно дагестанской исторической хронике «Дербенд-наме», погибло большое число жителей Кайтага, не захотевших подчиниться и принять ислам. Потребовалось несколько сражений, чтобы покорить лаков. Табасаранцы также не подчинились, но вы­нуждены были временно принять ислам после того, как мно­гие из них были истреблены или взяты в плен. Затем Масла­ма направился в Серир. И, наконец, он обложил всех жите­лей Дагестана податью, которую приказал доставлять еже­годно правителю Дербента.

Казалось, весь Дагестан был захвачен, но подчинение Да­гестана арабской власти было очень недолгим, о чем нагляд­но говорят последующие события, когда объединенные силы дагестанцев и хазар заставили арабов отступить вплоть до Дербента. Арабский историк Ибн ал-Асир (1160—1234) писал по этому поводу, что Маслама «приказал своим войскам pa3v вести огонь, а потом, бросив палатки и обоз, пустился обрат­но в путь со своими войсками без всего. При этом Маслама послал вперед слабых, а храбрых оставил позади. И прошли они множество “станций”, делая по две станции вместо одной,  пока не дошли, еле живые, до ал-Баб ал-абваба».

Ряд последующих арабских походов, совершенных в 30-х годах VIII в., был возглавлен Мерваном ибн Мухаммедом ибн Мерваном, двоюродным братом халифа, правителем ал- Джазиры, Азербайджана и Армении. Под его руководством с 732/3 по 739 г. было совершено по крайней мере шесть по­ходов в различные районы Дагестана.

В первом крупном выступлении участвовало большое чис­ло войск, шедших на Дагестан с двух сторон — севера, от аланских ворот, и с юга. Хазары вынуждены были отступить, хакан «принял ислам», а Мерван оставил за ним власть «в его области».

Отступление хазарского войска и заключение перемирия между арабами и хазарами значительно ухудшило положе­ние горцев. Теперь уже приходилось надеяться только на свои собственные силы. Тем не менее арабы столкнулись с упорным сопротивлением горского населения.

Вскоре арабские войска опять ворвались во внутренние районы Дагестана. После неоднократных схваток Мервану удалось в 739 г. заключить выгодные договоры с правителями Серира, Тумана, Зирихгерана, Кайтага, Табасарана, Лакза, Филана и обязать их вносить ежегодные подати.

В VIII в. арабская экспансия, как уже указывалось, уси­ливается. Борьба за Восточный Кавказ принимает все более ожесточенный характер. Один поход следует за другим. И это не случайно. Исключительный интерес к западному побе­режью Каспийского моря объясняется тем особым значе­нием, которое приобретала в это время каспийская торговля. Прекращение торговых отношений халифата с Византией и перемещение международной торговли в бассейн р. Куры в связи с развитием международной торговли с Юго-Восточной Европой влекло за собой усиление роли Восточного Кавказа и каспийской торговли.

Усилению торговых операций в странах, входивших в со­став халифата, значительно способствовала также монетная реформа, проведенная при халифе Абд ал-Малике и поло­жившая конец путанице в монетном обращении. Были запре­щены сасанидские и византийские монеты, изъяты из обра­щения фальшивые. Была введена единая арабская монетная система. Все это упорядочило финансы, упрочило казну и способствовало установлению более близких связей между торговыми центрами.

В этой обстановке изо дня в день растет значение Дер­бента. Теперь это уже не только торговый город, но и круп­ный ремесленный центр, связанный с другими торгово-ремес- ленными очагами Ближнего и Среднего Востока, Нижнего- Поволжья. В начале VIII в. здесь уже чеканят монеты.

Еще в первые годы завоеваний арабы извлекали огромные доходы из оборотов каспийских портов. По распоряжению халифа Омара (634—644) иностранные купцы, доставлявшие товары в Дербент, платили десятипроцентную пошлину, а купцы-зиммии (немусульмане, подданные халифата) — пяти­процентную. Кто владел Дербентом, тот контролировал волжско-каспийскую торговую линию. Поэтому становятся понят­ны те отчаянные попытки, которые были предприняты ара­бами для захвата города. В результате почти вековой борьбы арабам удалось наконец укрепиться в районе Дербента. В то же время внутренние районы Дагестана оставались фактиче­ски независимыми. Этому способствовало то обстоятельство, что арабам приходилось распылять свои силы на подавление восстаний, то и дело вспыхивавших в Средней Азии, Закав­казье, Сирии и других областях обширного халифата. В 40-х годах VIII в. эти выступления приняли особенный размах.

В 750 г. была свергнута династия Омейядов и власть в халифате перешла к Аббасидам. Новая династия халифов вначале пользо­валась широкой поддержкой масс крестьян и ремесленного люда, которое связывали с ней мечту об освобождении от социального гнета, усилившегося при Омейядах. Однако этим надеждам не суждено было сбыться. Напротив, налоговое бремя еще больше увеличилось. Народ­ные массы стали выступать против власти Аббасидов.

Именно в аббасидский период по всему халифату прока­тилась волна крестьянских движений, особенно мощная в его восточных областях (восстание Муканны в Средней Азии, Бабека в Азербайджане). Эти движения имели освободитель­ный, антифеодальный характер.

Усиливается борьба и в Дагестане. Многотысячная араб­ская армия была разбита хазарами в районе Дербента, и ха­лиф вынужден был принять исключительные меры для вос­становления своих позиций. По его распоряжению из тюрем было выпущено семь тысяч заключенных, которые пополнили отряды воинов, спешно собранных в разных областях и от­правленных в Дагестан. Был предпринят ряд других мер для того, чтобы прочно обосноваться в районе Дербента.

Из различных областей халифата, в частности из Сирии и Месопотамии, около 7 тыс. мусульманских семей было по­селено близ Дербента. Кроме того, были возведены крепости в таких пунктах близ Дербента, как Рукал, Кала-Сувар, Митаги, Бильгади. В Табасаране были также построены опорные пункты, сохранившиеся до наших дней — Камах (совр. Камах), ал-Мухаммадия (совр. Химейди), Баб-Вак (совр. Дарвак).

В конце VIII — начале IX в. борьба против арабской вла­сти на Кавказе становится еще более острой. Частые выступ­ления в Закавказье и неудачи арабских войск приводят к тому, что халиф Харун ар-Рашид (786—809) вынужден сме­щать одного за другим своих наместников в Закавказье.

Был смещен и наместник Дербента. Воспользовавшись смутами в городе, в Закавказье ворвались хазары. Только после больших усилий новому наместнику Азербайджана и Армении Йазиду ибн Мазьяду удалось с помощью феодаль­ной верхушки закавказских владений вернуть Дербент. Это было последней акцией арабских войск в Дагестане.

С начала IX в. уже нет известий ни о походах арабов, ни о выступлениях хазар. Только до второй половины IX в. аббасидский халифат сохранял по крайней мере внешний вид единого государства, а с начала X в. политический распад халифата становится совершившимся фактом. В Египте, Иране, Тунисе, Марокко, Алжире, Средней Азии, Закавказье уже сложились самостоятельные государства, независимые от центральной власти.

Это было следствием развития феодальных отношений и связанного с ним усиления сепаратистских, центробежных устремлений местных феодалов и феодальных правителей. Народные восстания расшатали мощь халифата. Серьезную [юль в этом сыграли крупнейшие восстания крестьян и ре­месленников в Средней Азии, в Азербайджане, Месопотамии, Сирии, Иране, Армении, Хорасане и других областях.

Что касается Восточного Кавказа, в частности Ширвана и Дербента, то эти области оказались во власти династии араб­ского происхождения. В Дербенте правила династия Хашимидов, подчинявшаяся Ширвану, но иногда проводившая са­мостоятельную политику.

Остальные области Дагестана в IX—X вв. уже были впол­не независимы.

Арабские завоевания оказали огромное влияние на все об­ласти жизни дагестанцев.

Эти завоевания нанесли огромный ущерб экономике наро­дов Дагестана. Многочисленные походы в район приморья, а также в горные районы повлекли за собой разрушение про­изводительных сил в массовом масштабе; военные операции, массовый угон в плен населения приводили к тому, что сель­ское хозяйство приходило в упадок, ремесла хирели, дороги приходили в негодность. Отдельные части Дагестана” теряли связь между собой. Постой арабских гарнизонов и ряд по­винностей, связанных со снабжением войска, тяжелым бре­менем ложились на трудящихся.

Районы, где прошли завоеватели, подвергались колоссаль­ным разрушениям. Почти каждый поход арабов сопровож­дался разрушением городов, аулов, крепостей, захватом ог­ромной добычи, убийствами.

Как известно, мусульманская теория различает области, подчинившиеся арабским войскам без боя, и области, завое­ванные силой. Области, подчинившиеся власти арабов, полу­чали гарантии жизни и собственности жителей при условии уплаты поголовной подати (джизья) наряду с поземельным на­логом — хараджем. Напротив, завоеванные области считались добычей победителей, а жители — рабами халифата в целом. Поэтому в Дагестане, где население оказало ожесточенное сопротивление, походы сопровождались массовыми грабежа­ми, угоном скота. Так, после набега на деревни Кайтага Джаррах возвратился, как сообщает «Дербенд-наме», с добы­чей в 12 тыс. голов рогатого скота и овец, а в Табасаране было захвачено 40 тыс. голов лошадей, рогатого скота и овец. Со слов Ибн ал-Асира, арабы, силой овладев замком Йаргук (Тарки), «захватили в раби’а все, что было в нем, так что каждому всаднику досталось до триста динаров, а их было более тридцати тысяч».

Одним из существующих стимулов завоевательных войн: арабов был захват рабов. Еще в начале VIII в. рабовладель­ческий уклад в социально-экономической жизни феодализм- рующегося халифата играл огромную роль и приобретению значительных масс рабов придавалось немаловажное значе­ние. Так, со слов арабского историка Табари (838—923), наместник Хорасана Кутайба увез из Хорезма в 711/712 г. 100 тыс. рабов.

Некоторые представители высшей знати имели по несколь­ку тысяч рабов, работавших на земле и в ремесленном про­изводстве. Огромные массы рабов использовались в омейяд- ской армии в качестве вспомогательной силы. Поэтому источ­ники полны сведений о взятии большого числа пленных почти во всех завоеванных областях, в частности в Дагестане. Джаррах в Табасаране захватил 2 тыс. пленных, в Кайтаге —700 и обязал вносить ежегодную «подать» — от Сери­ра — тысячу пятьсот юношей и пятьсот девушек, от Тумана — сто пятьдесят девушек и пятьдесят юношей, от Зирихгерана — пятьдесят юношей и т. д.

Налоговая политика  в завоеванных странах выразилась во взимании поземельного налога и подушной подати, а также в организации многочисленных натуральных повинностей. При этом в завоеванных землях арабы распространили ту подат­ную систему, которая существовала в государстве Сасанидов.

Поземельный налог, харадж, вносился покоренным населе­нием на условиях договора, формы оплаты его были различ­ны — натурой в виде части урожая, деньгами или же натурог и деньгами вместе.

Подушная подать, т. е. джизья, — *то своего рода воз­награждение завоевателям за их веротерпимость. Покоренное население могло сохранить свою религию, но на условиях уплаты подушной подати, т. е. джизьи. Освобождались от джизьи только женщины, дети и старики, т. е. те, «с кото­рыми нельзя сражаться», монахи и священники.

Наиболее систематический характер налоговая система при арабах приняла в Дагестане после похода Мервана. Ха­рактерно, что Мерван обложил земли, подчиненные путем договора, податью, взыскиваемой ежегодно, т. е. была пред­принята попытка регулярно взыскивать харадж. Известно, что поземельный налог взыскивался обычно не с отдельных лиц, а с определенного района, с комплекса земельных уго­дий. Так было и в Дагестане. Когда Балазури пишет, что в первой половине VIII в. арабский полководец Мерван заклю­чил договоры с владетелями гор, заставив согласиться вла­дельца Серира поставлять ежегодно в зернохранилище Дер­бента сто тысяч мер зерна, жителей Тумана — доставлять ежегодно двадцать тысяч мер зерна, Зирихгерана — десять тысяч мер, Хамзина — тридцать тысяч, Лакза — двадцать ты­сяч, — мы имеем дело не с чем иным, как с хараджем.

В завоеванных землях арабы придерживались своеобразных взаимоотношений с  местными правителями . По отношению к местным династиям, в общем, арабы дер­жались единой политики: в подчиненных областях они стави­ли своих правителей, которые распоряжались военной властью и финансами; национальные династии обыкновенно сохраня­ли свое существование и удерживали за собой гражданскую власть. В Дагестане, однако, это правило нашло своеобраз­ное применение. Здесь политика арабов была рассчитана не на замену местных правителей новыми, арабскими, а на ис­пользование большинства местных правителей в интересах укрепления своей власти.

Смена местных правителей была явлением исключитель­ным (например, в Дербенте), связанным с отказом подчи­ниться, принять ислам, платить подати. Вспомним хотя бы описание похода Мервана в глубь дагестанских гор, данное Балазури: он пишет о походе в Серир, Туман, Хамзин, Та­басаран, Филан, Лакз. Нигде нет сообщения о замене одного правителя другим, напротив, все местные правители остают­ся на местах, принимают условия, предложенные завоевате­лями; более того, под водительством местных правителей войска, составленные из зиммиев, играли существенную роль в арабской армии, принимали участие в военных акциях на правах самостоятельных боевых единиц.

Такая практика находила широкое применение как на Кавказе, так и в Средней Азии.

В дореволюцонной историографии Дагестана утвердилась концепция об иноземном происхождении государственной власти, об арабском (или иранском) истоках государствен­ности в дагестанских владениях. Местные исторические хро­ники («Тарихи Дагестан», «Асари Дагестан») связывали про­исхождение дагестанских феодальных правителей — майсумов, уцмиев и шамхалов с именем арабского полководца Абу Муслима: подчинив Дагестан, он назначил в захваченные области своих ставленников. Амир Гамза был назначен пра­вителем Кайтага (его наследники стали называться уцмия- ми); майсум — в Табасаран (наследники власти — майсумы); шамхал, «потомок Аббаса, дяди пророка», — правителем всего Дагестана с резиденцией в Кумухе. Более того, неко­торые хроники связывают с арабами происхождение не толь­ко правителей феодальных образований, но и владетелей от­дельных населенных пунктов. Одна из таких хроник, извест­ная под названием «История Абу Муслима», так характери­зует процесс образования феодальной верхушки в отдельных селениях: Абу Муслим, распространив ислам в ряде районов; Дагестана, ушел к себе на родину после семилетнего пребы­вания в Дагестане. Внуки его стали управлять отдельными селениями. Потомки этих правителей также обосновались в различных селениях, а затем часть их перешла в Кубу, в Ширван, в Табасаран, в селения Аварии, в Кумух, Кайтаг, Кубачи, Хушни, Шиназ, Цудахар.

Цель подобного рода интерпретации происхождения госу­дарственной власти сводилась к тому, чтобы в угоду правя­щей верхушке феодалов освятить близостью к пророку и его сподвижникам власть феодалов и феодальных правителей. В действительности же ни в одном из источников, датируе­мых VIII—XII вв., ни разу не упоминаются шамхалы, уцмии, майсумы. Ни один из арабских авторов не пишет о них; более того, никто из них не пишет о назначении арабских правителей в дагестанские владения или отдельные селения (за редкими исключениями). Напротив, судя по сообщениям представителей арабской историко-географической литера­туры, о которых уже говорилось, арабы застают уже местных правителей, «царей», воевавших с арабами, всту­павших с ними в военно-политические союзы или подчиняв­шихся им.

Что же касается терминов «уцмий», «шамхал», «майсум» и т. д., то с арабскими завоеваниями они никак не связа­ны, хотя их раннее происхождение и возможно. Впервые эти термины встречаются в текстах XIII—XIV вв.

Складывавшиеся в Дагестане классовые  отношения, гнет феодализирующейся верхушки должны были найти идеологическое  оправдание. Новые социальные отношения не могли базироваться на таком идеологическом фундаменте, как языческая религия, господствовавшая в Дагестане в это время.Нужна была монотеистическая религия, которая утверждая единобожие, тем самым утверждала бы незыбле­мость власти феодальных правителей.

В. И. Ленин писал: «Все и всякие угнетающие классы нуждаются для охраны своего господства в двух социаль­ных функциях: в функции палача и в функции попа. Палач должен подавлять протест и возмущение угнетенных. Поп должен утешать угнетенных, рисовать им перспективы (это особенно удобно делать без ручательства за «осуществи­мость» таких перспектив) смягчения бедствий и жертв при сохранении классового господства, а тем самым примирять их с этим господством, отваживать их от революционных дей­ствий, подрывать их революционное настроение, разрушать их революционную решимость»^[1].

Распространению ислама способствовала наивная вера угнетенных народов в избавление от растущего феодального гнета. Лозунг о «равенстве» всех мусульман перед Аллахом воспринимался как признание необходимости социального равенства. Кроме того, за пределами полуострова арабы пер­воначально не навязывали христианскому, еврейскому или «языческому» населению свою религию насильственными ме­тодами.

Давление шло по линии экономической. Арабы предла­гали или принять ислам (в этом случае им обещалось ра­венство прав и обязанностей с завоевателями), или подчи­ниться мусульманской власти и платить дань. За населением сохранялось право придерживаться старой религии при ус­ловии уплаты хараджа, т. е. поземельного налога, и джизьи (подушная подать).

Народы Дагестана, как указано выше, оказали упорное сопротивление арабским войскам, однако прибрежная полоса с городами Дербент и Семендер уже с середины VIII в. ока­залась под властью завоевателей. Поэтому население Дер­бента и Семендера и было вынуждено в первую очередь принять ислам.

Более того, с этого времени одним из основных очагов мусульманства выступает Дербент и его окрестности с араб­скими колонистами. Колонистов этих, по-видимому, немало, ибо по приказу правителя Армении Иазида ас-Сулами в се­редине VIII в. в .город вместе с войсками были направлены рабочие для строительства опорных пунктов близ Дербента.

Со слов Йакуби, благодаря вышеупомянутым мерам «му­сульмане усилились и страна успокоилась». В Джидане и Табасаране в середине X в. правители были мусульманами. В се­редине X в. в силу сложившихся обстоятельств ислам приняла также часть лезгин и табасаранцев.

Однако основная часть населения Дагестана к середине X в. придерживалась старых религиозных верований. Сооб­щения ряда местных исторических хроник и утверждения представителей духовенства о повсеместном принятии ислама в Дагестане еще в VIII в. не имеют ничего общего с истори­ческой правдой.

Действительно, если взять любую область Дагестана, исключая прибрежную полосу, то мы столкнемся с фактом господства в X в. первобытных верований (исключая отдель­ные районы с сильным влиянием христианства).

Господство первобытных религиозных представлений сре­ди горцев в VII—X вв. документируется многочисленными данными археологических памятников средневекового Даге­стана. В раннесредневековых могильниках зафиксированы явные признаки немусульманского и нехристианского обряда захоронения—ориентация костяка, наличие сопровождающе­го инвентаря рядом с покойником и т. д.

Народы Кавказа издавна установили между собой эконо­мические, культурные и военные контакты и нередко совмест­но выступали против иноземных завоевателей, вели борьбу с социальным гнетом. Общность исторических судеб народов Кавказа наглядно выявляется при ближайшем изучении истории их взаимоотношений.

На первый взгляд может показаться, что история взаимо­отношений между отдельными народами, в частности народа­ми Кавказа, — это история постоянных столкновений между ними. Дело в том, что письменные источники, как правило, фиксировали не то, что постоянно имело место в обыденной жизни, а лишь те события, которые считались из ряда вон выходящими и оставляли глубокий след в памяти народа, — крупные военные столкновения, которые наряду с эпидеми­ческими заболеваниями, стихийными бедствиями и нано­сили серьезный ущерб хозяйственной деятельности насе­ления.

Действительно, многие хроники посвящены описанию воен­ных столкновений, землетрясений, эпидемий чумы и т. д.

Разумеется, военные столкновения имели место и были даже частыми, но не они определяли характер связей между народами. Политические взаимоотношения протекали и в иной плоскости, а экономические и культурные связи вообще возможны лишь на основе мирных отношений. Так обстояло дело и во взаимоотношениях народов Дагестана с други­ми народами Кавказа.

Исторические судьбы Ширвана и Дагестана так тесно переплетались, связи их были так неразрывны, что совершенно немысли­мо изучить их историю изолированно друг от друга.

Связи Ширвана и Дагестана развивались как по линии эко­номической, так и по линии военно-политической и культур­ной. Ширван временами включал в себя не только современ­ный Северный Азербайджан, но также Дербент и часть райо­нов Дагестана.

О Ширване (вернее, ширваншахе) средневековые авторы впервые упоминают в связи с событиями VI в. По данным арабского историка и филолога X в. Хамзы ал-Исфахани, царь Ирана Ануширван (531—579) построил Дербент, а в соседние области назначил «предводителей», которым подчи­нил определенную часть войска, предоставив их сыновьям в наследственное пользование земельные участки. Каждого из предводителей он одарил почетными одеждами, сшитыми ис­кусными мастерами.

По рисунку на одежде получали свои титулы и правители: бограншах («царь кабана»), филаншах («царь слона»), ширваншах («царь льва»). Первый ширваншах, не довольствуясь порученной ему областью, расширил свои владения, присоеди­нив к ним Дербент.

В середине VII в. Ширван подпал под власть арабов, а Дербент стал резиденцией арабских наместников наряду с Шемахой.

В середине IX в. один из представителей новой, арабской по происхождению, династии (Мухаммед ибн Халид) получил от халифа в качестве лена икта—-город Дербент (Баб ал- абваб) с зависящими от него землями.

В Дербенте вскоре обосновалась новая династия, просу­ществовавшая более двухсот лет. Основатель новой династии Хашим произвел в Дербенте восстановительные работы, во­зобновил разрушенные места, крепости, башни, -продовольст­венный склад. Доходы с нефти и соли в Баку шли на укре­пление Дербента. Ширван всячески поддерживал в это время Дербент с его газиями, одаривал жителей города деньгами и пр.

В середине X в. значительно возрастает влияние Ширвана на соседние, в частности дагестанские земли. Усиление Шир­вана связано с именем правителя Ширвана Мухаммеда ибн Иазида.

Экономическое и политическое усиление Ширвана приве­ло к тому, что некоторые дагестанские земли оказались под­властны ширваншаху. В ряде случаев сыновья ширваншаха назначались правителями соседних, но подчиненных Ширвану владений. Один из них, Хайсам, стал правителем Табасарана, который непосредственно граничил с Ширваном.

Усиление Ширвана и попытки его феодальных правителей расширить свое влияние привели к усилению столкновений с дербентскими правителями. В этой сложной обстановке оба государства старались использовать в своих интересах традиционные связи с соседними дагестанскими владе­ниями.

Дербентские правители использовали то обстоятельство,, что в ряде владений, в частности в Лакзе, имелись силы, настроенные против Ширвана, и приложили немало усилий к тому, чтобы привлечь их на свою сторону. Так, например, когда жители Дербента в 953 г. отказались от представителя дома ширваншахов, на его место стал «царь» страны Лакз Хашрама Ахмад ибн Мунабби. Правитель Табасарана (и вре­менами Дербента) Хайтам, добивавшийся самостоятельности, нашел убежище в Лакзе.

В развернувшейся борьбе на стороне Дербента часто вы­ступал также Табасаран. Поэтому в трудных обстоятельст­вах правители города прибегали к услугам жителей Таба­сарана.

В то же время взаимоотношения Ширвана с Сериром и рядом других владений были еще не урегулированы. Для правителей Ширвана было особенно важно наладить добро­соседские и союзнические отношения с Сериром, чрезмерно усилившимся в X в. и принимавшим активное участие в по­литической жизни Восточного Кавказа.

Еще со второй половины IX в. взаимоотношения Ширвана. и Дербента, с одной стороны, и Серира —с другой, были явно враждебны. По сообщению «Истории Ширвана и Дер- бенда», написанной местным автором в конце XI в., начиная с 861 г., т. е. со времени создания независимой династии, правители Ширвана неоднократно совершали походы в Да­гестан против «неверных» и чаще всего против «неверных” Серира. Правитель Серира также совершил ряд нападений на Ширван и Дербент. В X в. отношения двух сильнейших госу­дарств— Ширвана и Серира — оставались враждебными, причем нередко и Дербент выступал союзником Ширвана. В 909 (или 912) г. дербентский правитель вместе с ширван- шахом организовал «исламский набег» на Шандан, но шанданцы, сериры и хазары отразили это нападение, мусульмане были разбиты — и оба эмира попали в плен. Впоследствии, в 938 г., правитель Дербента повторил набег, но теперь уже совместно с кайтагцами, причем было убито «много знатных лиц Шандана»

Как видим, политические взаимоотношения Ширвана и Дагестана в IX — X вв. были напряженными. И Ширван и Дербент делали неоднократные попытки использовать даге­станские владения в своих политических интересах. Однако во многих событиях дагестанские владения играют самостоя­тельную роль и стараются использовать противоречия Шир­вана и Дербента. С XI в. характер связей Ширвана и даге­станских владений резко меняется. Культурные и экономиче­ские факторы выступают на первый план.

Взаимоотношения народов Дагестана  с народами Армении имеют глубокие корни и прослеживаются на протяжении многих веков, начиная с древнейших времен. В раннем средневековье эти связи хорошо отражены в области идеологической, в про­цессе распространения в Дагестане христианства.

Как известно, в IV в. господствующей религией в Армении было христианство, причем вплоть до середины VI в. армян­ская григорианская церковь находилась под непосредствен­ным влиянием византийской церкви.

В Албании также господствовало христианство, и албан­ская церковь находилась в зависимости от армянского като­ликоса. Армянская церковь прилагала немало усилий, чтобы насадить христианство в соседних районах, часто преследуя при этом политические цели.

Первые попытки армянской церкви распространить хри­стианство в районе Дербента относятся к IV в. По сведениям Фавстоса Бузанда, автора «Истории Армении», охватываю­щей события 315—390 гг., в стан «царя маскутов, имя кото­рого было Санесан», был отправлен молодой епископ Григорис, который «представился маскутскому царю, повелителю многочисленных войск гуннов», и стал проповедовать хри­стианство.

Эта попытка насадить христианство в районе Дербента не увенчалась успехом. Между тем племена северокавказских степей продолжали разорительные набеги на Закавказье, а война с Ираном требовала не только охраны северных гра­ниц, но и поддержки дагестанцев. Все это обусловливало активизацию деятельности христианских миссионеров.

Одним из факторов, благоприятствовавших деятельности миссионеров в Дагестане, было усиление политического влия­ния армянских царей на Южный Дагестан. Армянские князья, как пишет Егише Вардапет, охраняли от гуннов «се­верные врата дербентские».

Поддержка Ираном армянской церкви вызывалась поли­тическими соображениями. Война Ирана с Византией требо­вала поддержки на самом Кавказе, и поэтому персидские правители стали всячески поощрять армян-монофизитов, выступавших за полное отделение от византийской церкви.

К этому времени и был создан очаг христианства в Чоге, т. е. в районе Дербента. Сведений о времени создания здесь епископата мы не имеем, но источники указывают дату его перенесения из Чоги в Партав (552 г.). Возможно, что Чога не переставал быть рассадником христианства и после пере­несения епископата в Партав. Недаром католикос Виро и после указанных событий подписывается: «я, католикос Агванский, Любинский и Чоги».

Следы христианства в районе Чоги сохранялись и в после­дующее время, вплоть до наших дней. В районе Белиджи сохранилось «армянское кладбище», остатки надгробных плит с изображением крестов и обломки крестов.

К середине VI в. относятся также попытки насаждения христианства в Северном Дагестане, в «царстве гуннов», со столицей в Варачане. Большие сдвиги в хозяйственной жиз­ни, тяга «гуннов» к оседлой жизни были удачно учтены хри­стианскими миссионерами. «Гуннские» племена постепенно стали втягиваться в сферу византийской политики, направ­ленной против Сасанидов. В первой половине VI в. к ним прибыло два посольства — из Аррана и Армении — с целью склонить их на сторону Византии.

Первое посольство, возглавляемое арранским епископом Кардостом, состояло из семи священников и направилось в 537 г. к византийским пленным, находившимся у «гуннов». Послы прошли в «землю гуннов» через Южный Дагестан мимо Дербента, по горам. Через несколько лет сюда же при­было посольство от византийского императора, «чтобы купить воинов для войны с [языческими] народами». Посол импера­тора поддержал деятельность арранского епископа.

Впоследствии к «гуннам» прибыл армянский епископ Ма­кар, который построил «храм и каменное здание в их стране… совершил знамения и многих крестил». В это же время Ви­зантия отправила к «гуннам» «тридцать муллов с пшеницей, вином, маслом, льном, другими плодами и священной утварью».

В 684 г. в связи с участившимися набегами кочевых пле­мен и в целях организации антиарабского союза на совете при албанском князе Вараз-Трдате (669—699) было решено отправить в Варачан посольство во главе с епископом Исраи- лем. В феврале 685 г. послы прибыли в Варачан.

В результате деятельности послов «гуннский князь» и его «лагерь» приняли христианство. Затем христианство приняли все «гунны». Были срублены священные деревья, и из них был построен огромный крест в Варачане. Были также уни­чтожены все капища «и погибли скверные кожи жертвенных чучел».

О дальнейшей судьбе христианства в Северном Дагестане мы не имеем сведений, однако попытки армянской церкви не прошли бесследно. Даже в IX—X вв., при господстве домо- нотеистических верований, в Дагестане христианство местами сохранилось. В Семендере еще в X в. был христианский храм наряду с мечетью и синагогой, причем значительная часть жителей Семендера была христианской. Христианские эле­менты сохранились в Кайтаге и Зирихгеране. Так, правитель Кайтага по имени Адзернарсе исповедовал все три религии: «в пятницу он молился с мусульманами, в субботу—с еврея­ми, а в воскресенье —с христианами». В «царстве» была группа христиан, которая открыто могла заниматься пропо­ведью.

В связи с приведенными выше сведениями из области армяно-дагестанских связей большую ценность приобретают подтверждающие их данные топонимики, а также предания, связывающие с именем армян происхождение отдельных на­селенных пунктов, урочищ. В Дагестане известно значитель­ное число раннесредневековых поселений под названием «Ар­мянское селение», «Армянский город» или «Армянская кре­пость». Встречаются также «Армянская дорога», «Армянские огороды» и т. д.

Лингвистический материал также приводит нас в область армяно-дагестанских связей. В армянском и дагестанском языках имеется ряд общих слов, а в аварском, армянском, грузинском встречаются общие архитектурные термины.

В истории грузино-дагестанских связей можно выделить два крупных этапа:V-X вв и XI-XV вв. На первом этапе преобладают связи военно-политические, когда в общей борьбе против иноземных завоевателей нередко приходилось объеди­нять усилия многих кавказских народов. На втором же этапе доминируют контакты торгово-экономические и куль­турные.

Связи грузинского и дагестанского народов развивались и крепли в совместной борьбе со многими внешними врагами.

Со времени борьбы против Сасанидов совместные вы­ступления грузинского и дагестанского народов носят более устойчивый характер. Народы Дагестана принимали участие вместе с грузинами и в крупном антииранском восстании, а царь Грузии Аспагур совместно с леками и овсами (осетины) поднимает мятеж против иранской власти. По призыву грузин­ского царя «леки» вместе с овсами и хазарами присоедини­лись к армянскому царю в его борьбе против Хосрова Ану- ширвана. Впоследствии грузинский царь Гурам (570—600) вы­ступает против персов вместе «с овсами, дурдзуками и дидой- цами».

Таким образом, совместные выступления дагестанцев и других кавказских народов носят уже постоянный характер, что впоследствии способствовало развитию торгово-экономических и культурных связей. Следует отметить, что мнение о постоянных набегах «леков» на грузинские земли в раннем средневековье лишены исторической почвы. Дагестанские археологи обнаружили на территории Дагестана, в частности горного, значительное число фортификационных сооруже­ний— мощных укреплений и крепостей, а также укрепленных населенных пунктов, наличие которых не только обеспечи­вало политическую независимость населения Дагестана, но в значительной степени предотвращало набеги кочевников на плодородные закавказские земли.

С другой стороны, борьба закавказских народов — армян, грузин, албан—против внешних завоевателей сыграла ог­ромную роль в сохранении фактической независимости мно­гих дагестанских владений. Хроники сохранили много ценных сообщений о совместных выступлениях народов Грузии и Дагестана против арабской экспансии. Так, в середине IX в., когда брат грузинокого царя Гурам и эристав Армении обра­тились к горцам с просьбой не пропускать арабов, те немед­ленно выступили против арабского отряда и разгромили его. С другой стороны, как сообщает хроника «Дербенд-наме», аварский правитель, теснимый арабами, находит убежище в Тушетии.

Следует отметить также практику установления родствен­ных связей между дагестанскими и грузинскими правителя­ми, особенно заметную в IX—X вв. Обычно цель таких кон­тактов везде однотипна: они рассчитаны на укрепление политических связей, на установление союзнических отноше­ний не только в борьбе с внешними врагами, но и с эксплуа­тируемыми массами внутри собственного государства.

Как известно, в VI—X вв. ни Дагестан, ни Грузия не знали территориального единства, оставаясь разделенными на ряд феодальных княжеств. Политическая раздробленность огра­ничивала политические контакты, но не могла прекратить их.

Широкие политические связи и стремление установить свою власть в западных районах Дагестана толкали грузинских феодалов к попыткам утвердить здесь христианство. Развер­нулась широкая миссионерская деятельность в западных районах Дагестана. В идеологической области, в частности в распространении христианства, Грузия стала играть в запад­ных районах Дагестана такую же роль, какую играла Арме­ния в V—VII вв. в Южном и Северном Дагестане. Царь Ар- чил (668—718) насильно обращал в христианство «язычни­ков», в том числе тушин и хунзов, т. е. аварцев. В Цуке- ти, т. е. в Цахурском участке, им была выстроена «церковь Касри», в связи с чем активизировалась и деятельность про­поведников.

В последующие века связи с Грузией усиливались. В Ава­рии обнаружено большое число христианских памятников —

могильников, датируемых VIII—X вв. (близ селений Урада, Тидиб, Хунзах, Галла, Тинди, Кванада, Ругуджа). Христиан­ские храмы обнаружены также в долине Аварского Койсу. Здесь и до настоящего времени сохранился христианский храм Датуна, датируемый концом Х—первой половиной XI в.

В аварских селениях найдено также большое число кре­стов или их изображений на камне. Сохранились остатки «церквей». Влияние Грузии и Армении на христианизацию Дагестана действительно было огромным, и, возможно, этим объясняется, что слово «крест» почти во всех дагестанских языках обозначено армяно-грузинским хач (хати), а также наличие большого числа грузинских имен среди аварцев — Илит1ай, Тамарой, Гьеркек1ли (Ираклий), Г1андуник1 (Анд­роник), К1ушк1ант1и (Константин), Харит1он, Илишу (Ели­сей), Георги, Бежан и др.

Нередко грузинское население переходило на территорию Дагестана и обретало здесь вторую родину. Оседали также посаженные на землю грузинские военнопленные (к примеру, тухум «гергилал», т. е. «грузинский», — в ряде аулов). Но это не было односторонним процессом. Дагестанские народы, в ‘частности группы аварцев, цахуров и рутулов, также находи­ли пристанище в Восточной Грузии.

С установлением политических контактов тесно связано развитие торговых связей между двумя соседними народами. Хотя Грузию и Дагестан разделял Главный Кавказский хре­бет, это не могло мешать установлению торговых связей. Множество перевальных путей, и прежде всего Кодорский и Бантлашенский, сближали оба народа. Немаловажную роль в экономических взаимоотношениях Дагестана и Закавказья играл приморский путь, вдоль Каспийского побережья, через Дербент связывавший с Грузией не только внутренние районы Дагестана, но и Северный Кавказ, Поволжье, Древнерусское государство. В IX—X вв. повысилась роль Дербента в торго­вых сношениях Древнерусского государства и Северного Кав­каза с народами Закавказья.

Грузия экспортировала в соседние области шелк, шерсть, одежду, керамические и ремесленные изделия, зерно, соль и другие товары. Многие из них попадали в Дагестан, главным образом зерно, соль, изделия ремесленников. В раннесредне­вековых могильниках Дагестана нередко встречается инвен­тарь грузинского происхождения — украшения и предметы туалета (серьги, бусы, бляхи, бронзовые и железные булавки с коралловыми головками). Из Дагестана в Грузию поступа­ли произведения ремесленников — предметы быта, орудия тру­да, вооружение, украшения и т. д.

Взаимоотношения Хазарского каганата и раннефеодальных политических образова­ний Дагестана не были до сих пор исследо­ваны прежде всего потому, что доступный исследователям ма­териал не давал возможности подробно остановиться на этом вопросе. Сохранились лишь самые отрывочные сведения о связях, которые несомненно имели место в очень больших масштабах.

Выше уже было указано, что Хазарский каганат вклю­чил в себя дагестанское «царство гуннов», а столица кагана­та была расположена на месте, откуда легко было устано­вить связи с внутренним Дагестаном. Что касается террито­рии горного Дагестана, то она, не входя в состав каганата,, имела тем не менее большое значение в его экономической жизни, так как по этой территории шел один из путей, соеди­нявших хазар с Закавказьем.

Взаимоотношения между Хазарией и дагестанскими владе­ниями складывались, как правило, на основе взаимного при­знания независимости. Обзор политических событий VII—X вв„ на Восточном Кавказе позволяет говорить о том, что ранне­феодальные политические образования в Дагестане все бо­лее усиливались и в большинстве своем вели самостоятель­ную политику.

Имеется одно любопытное известие о взаимоотношениях каганата и дагестанских владений, в частности о податях, вно­симых последними хазарскому хакану. Хазарский хакаш Иосиф в своем ответном письм,е Хасдаю ибн Шафруту, еврей­скому сановнику при дворе испанских халифов, писал в X в.: «…с южной стороны живут 15 народов многочисленных и сильных, которым нет счета, до Баб ал-абваба. Они прожи­вают в горах. Все жители Баса и Т.н.т до (самого) моря Кустантинии, на протяжении двух -месяцев пути, все платят мне дань».

Пространная редакция этого письма среди городов и стран, плативших хакану дань, называет также Семендер, Сриди (отождествляемый с Сериром) и др.

Никаких других сведений, подтверждающих эту (версию, пока еще неизвестно. Ни одна из дагестанских хроник, ни один из арабских авторов, насколько нам известно, не сооб­щает о дани, которую горцы вносили хазарскому правителю в X в. Поэтому указанное сообщение можно расценить как один из приемов, подсказанных стремлением возвеличить ка­ганат в глазах испанского единоверца, или как анахронизм, связанный хронологически со временем возникновения Ха­зарского каганата, когда влияние хазар было более сильным, чем в X в.

В подтверждение можно привести сообщение грузинской хроники «Картлис-Цховреба», относящееся ко времени воз­никновения каганата: «…хазары, став могущественными, ста­ли воевать против племен Лек и Кавказ, с их правителем Дурдзуком, сыном Тирета», который «платил дань царю ха­зар». Последующие же события подсказывают, что дагестан­ские владения добились полной независимости от хазар, то вступая с ними в мирные связи и военно-политические союзы, то небезуспешно воюя с ними.

Хазарам нередко приходилось сталкиваться со своими непосредственными соседями, что нашло отражение в письме неизвестного хазарского еврея X в. (Кембриджский аноним), называвшего Баб ал-абваб среди «народов», «воевавших с ними». Об этом же говорит сообщение Исхака ибн ал-Хусейна, автора географического компендиума «Книга холмов из кораллов», о том, что хазары воюют с тюрками, а жите­ли Серира нападают на них.

Помимо сообщений грузинских хроник о столкновении «ле­ков», т. е. дагестанцев, с хазарами (примерно в VII в.) рас­сказывают также и местные хроники, рисующие ожесточенную борьбу против хазарской агрессии. Местная хроника «Ахты- наме» констатирует, что хазары, будучи в Ширване, поселили своего военачальника Самсама в южнодагестанском селении Микрах у р. Самур, построив также новый город на этой же реке. Отсюда хазары двинулись в глубь гор и дошли до крупного, укрепленного аула Ахты. Осада аула длилась де­сять лет. Здесь хазары потерпели поражение от объединенных войск «эмиров Тарсы, Рутула, Джиныха и Руфука».

Названные здесь аулы долгое время оставались в союзе, помогая друг другу в борьбе с внешними врагами. Когда че­рез 15 лет после описанных событий, продолжает хроника, хазары возобновили поход в глубь гор, захватили «города Тарсы», учинив расправу над населением, правитель аула Ахты обращается за помощью к дербентскому правителю. Последний, добавляет другая местная хроника, известная под названием «История Абу Муслима», направил в помощь лезгинским аулам своего военачальника Сейф ад-Дина, ко­торый вынудил хазарского ставленника бежать из Микраха вместе со своими приближенными.

Эти сведения о борьбе против хазарской власти взяты из двух местных исторических хроник, дошедших до нас в позд­ней и отрывочной передаче. Вполне возможно поэтому нали­чие здесь фактических неточностей, вымышленных имен, позд­них вставок. Однако ряд сведений указанных хроник находит подтверждение в других источниках, в частности, перекли­кается с описаниями арабских авторов, рассказывающих о хазарах и их действиях на Кавказе. Так, сведения «Ахты-наме» о хазарах на р. Самур находят в известной степени под­тверждение в сообщении Балазури о том, что арабский пол­ководец Мерван разбил хазар, а затем поселил часть их «между Самуром и Шабираном, на равнине в области Лакз».

Однако столкновения между каганатом и дагестанскими владениями не были обычным явлением. В их взаимоотноше­ниях не меньшее место занимали связи мирные или союзни­ческие. В войне с арабами дагестанцы, как правило, стояли на стороне хазар, и этим отчасти объясняется стремление ряда дореволюционных и современных авторов изобразить собы­тия VII—IX вв. на Восточном Кавказе как столкновения толь­ко хазар и арабов. Обычным стал даже термин «арабо-хазар- ская война». Часто дагестанцы, выступавшие против арабов, подпадали под этот общий термин. Роль хазар в борьбе с арабской агрессией огромна, и совместные выступления про­тив арабских войск отвечали интересам как Хазарии, так и дагестанских владений.

Известно, что Хазарский каганат покровительствовал тор­говле, так как государственная казна во многом зависела от торговых пошлин. Хазарские правители «создали упорядо­ченную обстановку в нижнем течении Волги, и для евреев, христиан и мусульман открылись возможности поселяться в стране по своему усмотрению… Арабские купцы завязывали регулярные связи с районами к северу от Каспийского моря, и Итиль, столица хазар, лежащая в устье Волги, стала общей целью их морских и сухопутных караванов»,-—писал Хейд, автор капитальной монографии о восточной торговле. В эту обширную торговлю был втянут и Дагестан. Внутренние рай­оны Дагестана, по сведениям арабов, были связаны торговы­ми операциями со многими странами, причем Дербент слу­жил складочным пунктом для их товаров. Наиболее широкие

возможности в торговле Дагестана о хазарами открылись в IX — первой половине X в., когда арабская экспансия была остановлена, а со многими дагестанскими феодальными вла­дениями (в частности, Сериром, Гумиком) были заключены каганом мирные соглашения.

Связи Дагестана с Хазарией привлекают внимание еще в одном аспекте. При изучении вопроса об иудаизации хазар­ской социальной верхушки нельзя не иметь в виду горских евреев, издавна живущих на Кавказе, в частности в Дагеста­не. Если обратимся к упоминавшейся выше еврейско-хазар- ской. переписке X в., то найдем там косвенное подтверждение этому в сообщении о том, что место, где жили раньше хазар­ские евреи, называлось «гора Сеир».

Ираноязычные аланские племена, теснимые гуннскими полчищами, проникли на Кавказ еще в первых веках нашей эры и сыграли значительную роль в генезисе ряда северокавказских племен, в их исторических судьбах. Значение аланских элементов в формировании культуры северокавказских племен было на­столько значительным, что раннесредневековая культура пле­мен Северного Кавказа именуется аланской. Хронологически аланская культура охватывает IV—XIII вв., т. е. период ог нашествия гуннов до похода татаро-монгольских войск в 1223 г. На территории аланской культуры впоследствии сло­жились национальные культуры осетин, кабардинцев, карача­евцев, балкарцев, ингушей, чеченцев.

Находясь в непосредственном соседстве с дагестанскими племенами, аланы поддерживали с ними политические и эко­номические контакты. Взаимоотношения между аланским миром и Дагестаном были обычно добрососедскими. В X в. уже имеют место династические связи. Царь алан, один из наиболее сильных владетелей Кавказа, вошел в родство с царем Серира, женившись на его дочери. Усиление этих свя­зей к IX—X вв. связано с ростом значения знаменитого северо­кавказского торгового пути, по которому осуществлялись регулярные связи между многими странами.

Путь этот проходил от Севастополиса (Сухуми) через Клухорекий перевал и р. Кубань в глубь Кавказа —к Цент­ральному Кавказу и Каспийскому морю. Известно, что алан­ские купцы развернули обширную торговую деятельность и были известны не только в Крыму и на Кавказе, но также и в различных странах восточного мира — в Хорезме и Египте.

Культурное и этническое взаимовлияние нашло отражение в ряде археологических памятников, обнаруженных на тер­ритории Дагестана, точнее равнинного Дагестана. Известно, что аланские племена были носителями так называемой ка- такомбной культуры. Подобные памятники обнаружены и в Дагестане. Близ Дербента, на плато Паласа-Сырт, расположен огромный курганный могильник с катакомбными захоронения­ми. Катакомбы датируются IV—VII вв. Многочисленные ка­такомбы обнаружены также в числе погребений Верхнечи- рюртовского могильника, относящегося к V—VII ©в. В ряде могильников прослеживается деформация черепа, т. е. искус­ственное удлинение головы человека в младенческом возра­сте,— обычай, существовавший у соседних аланских племен. В Бавтугае, на р. Сулак и близ Аркаса (Буйнакский район) также обнаружены катакомбы.

В некоторых деталях погребального обряда (употребление в погребениях в качестве подсыпки мела или древесного угля, захоронение частей конской туши), в формах керамики и погребального инвентаря также прослеживается аланское влияние. Таким образом, на полосе, примыкающей к Каспий­скому морю, найдено три памятника, и в предгорье — один, в которых нашло отражение влияние аланских племен.

Указанные памятники свидетельствуют о проникновении носителей аланской культуры в Дагестан, в частности в ранне- средневековые города, для которых пестрый этнический со­став был характерным явлением.

Взаимоотношения народов Дагестана с русами, с Древнерусским государством — одно из интересных и сложных страниц исто­рии внешних связей Восточного Кавказа. Русско-дагестанские отношения имеют многовековую исто­рию и восходят к периоду образования Древнерусского госу­дарства. Самое раннее известие о славянах (саклабах) в во­сточной литературе относится к концу VII в., — это короткое упоминание в известной «Книге песен» о наружности славян. С конца VII в. славянское население известно в Сирии. В Хазарии славянское население было не малочисленным, если учесть, что ряд восточнославянских племен платил в свое время дань хазарскому хакану. В результате похода Мервана (737 г.) большое число славян было насильственно пересе­лено с Нижнего Поволжья на Кавказ. Проникновение сла­вянских элементов на Северный Кавказ продолжалось и в последующее время. «В горах также есть племя славян»,— писал в X в. Хамадани, арабский географ и историк.

Славянское население Юго-Восточной Европы несомненно было связано торговлей с западным побережьем Каспийского моря, значение которого начиная с VII в. росло все более и более.

Торговые сношения славян с Востоком уже с конца VII в.. принимают более или менее регулярный характер. На терри­тории России найдено значительное число монетных кладов, и их расположение характеризует пути, по которым шла тор­говля Восточной Европы со странами Ближнего Востока. Ар­хеологические работы в прибалтийских районах показали»

что в VII в. связи этих районов шли только в сторону бассей­на Волги и Каспийского моря, с Византией же и Черным морем никаких контактов не было. Западное побережье Кас­пийского моря с двумя замечательными портовыми города­ми — Дербентом и Семендером — было, таким образом, сре­доточием оживленной торговой жизни.

Уже к концу IX в. русы-купцы были хорошо известны не только на берегах Каспийского моря, но даже в столице хали­фата, где их 1С товарами ожидали как дорогих заморских го­стей.

В Хазарию из Бултарии, Руси, Киева попадали хлеб, мед, воск; Азербайджан, Джурджан, Табаристан доставляли тка­ни; боТатые материи для знати и багряницы для халифа шли из Константинополя; кольчуги, каски и вооружение получа­ли, вероятно, из Кубачей. Ближний Восток доставлял шелко­вые, шерстяные и бумажные товары, вино, плоды и пряности. От славян же на Кавказ, в восточные страны шли дорогие меха, рогатый скот, мед, воск, дерево, зерно, цветные метал­лы, мечи, латы, стрелы. Особую статью дохода русских куп­цов составляли невольники и невольницы. Все эти товары шли через Дербент.

Автор составленного в конце X в. библиографического тру­да «Фихрист» Ибн Исхак ан-Недим рассказывает о после, отправленном к «королю русских одним из кавказских владе­телей». Так как дагестанские владения в X в. были_ одними из_ наиболее значительных на Восточном Кавказе, наиболее близкими территориально^ более всех из горных районов связанными экономически с Восточной Европой, то можно пред­положить; что” «одним из кавказских владетелей» является дагестанский правитель. Местная хроника «Тарихи Дагестан» дает сведения, возможно несколько преувеличенные, кото­рые позволяют говорить о политических контактах. Когда жите ли Дагестана, пишет хроника, узнали о наступлении ара­бов, «то все их неверные собрались вместе, сопровождаемые войсками Рус, которые всегда поровну делили с ними добро и зло»:

Таким образом, торгово-экономические, военно-политиче­ские связи имели к концу IX — началу X в., т. е. ко времени известных походов русов на западное побережье Каспийского моря, свою историю. Судя по тому, с какой легкостью пред­принимали древние русы свои неоднократные походы в дале­кие прикаспийские страны, надо полагать, что они еще и до этих походов были знакомы с Северным Кавказом.

Как известно, монеты, выпускаемые халифами и амирами, как правило, имели хождение только в продолжение правле­ния того властителя, от имени которого они чеканились. Но­вый правитель немедленно переплавлял монеты своего пред­шественника. Монеты эти могут, следовательно, точно датировать периоды оживления, падения или же прекращения тор­говых операций. На территории бывшего Болгарского княже­ства были найдены в 1840 г. около 460 куфических монет, и ни одна из них не была чеканена после похода русов на Кав­каз в 913 г. Если древнейшая из найденных в России монет чеканена в конце VII в., то позднейшая относится к самому началу XI в. «Европейско-азиатская торговля» в начале XI в. прекратилась. Это было следствием «серебряного кризиса», охватившего весь Ближний Восток.

Взаимоотношения славян с восточнокавказоким миром в X в. приняли иную форму. Экономические и культурные свя­зи отступили на второй план. Военный фактор стал преобла­дающим.

В X—XI вв. русы стали играть активную роль в жизни Восточного Кавказа. Известен ряд походов на южное побе­режье Каспия в конце IX — начале X в. Наиболее известны походы 913 и 943 гг. В походе 913 г. русы грабили имущест­во, уничтожали и жгли дома в Южном Прикаспии и Азербай­джане. Поход 943 г. отличен по своему характеру от преды­дущего. Здесь русы выступали с требованием признания их власти. В походе 943—944 гг. на Бердаа принимали участие дагестанские племена. В сирийской хронике XIII в. они на­званы «лезги». Русы пошли вдоль побережья Каспийского моря, овладели Дербентом, ворвались в Азербайджан.

Древнерусское государство представляло в X в. внуши­тельную силу, и хазарский каган писал, что он охраняет устье Волги и не пускает русов «идти на исмаильтян, и (точ­но так же) всех врагов (их) на суще приходить к „Воротам”, потому что в противном случае они уничтожили бы всю стра­ну исмаильтян до Багдада». Опасностью со стороны русов и. объясняется укрепление дербентского мола в X в.

Древнерусское государство сыграло решающую роль в разгроме Хазарского каганата. В 965 г. русы захватили Саркел (Белую Вежу), Итиль и Семендер и разрушили их до основания. Жители рассеялись, основная часть их ушла на юг, в район Дербента. Жизнь в самом Семеидере захирела, и о нем мы уже не имеем больше сведений. «Если там был виноградник, то плоды его сделались милостыней для бедных, разве что бог там позволил снова расцвесть (голому) ство­лу… Все это погибло вместе с городом», — писал в X в. Ибн Хаукаль в своей «Книге путей и стран».

После разгрома Хазарского каганата отдельные группы русов, вероятно, оставались в Северном Дагестане долгое время, и эта территория служила трамплином для их похо­дов или связей со странами Восточного Кавказа, с соседни­ми дагестанскими владениями. В 987 г. русы опять вмеша­лись в дела Дербента. Правитель города, вступив в конфликт с городской знатью (раисы), тайно связался с русами, кото­рые не преминули подплыть к городу. Однако жители Дер­бента перебили тех, кто высадился, и суда вынуждены были уйти к устью Куры. В 989 т. этот же эмир имел своего рода дружину или отряд телохранителей из русов, значительный по количеству.

Таким образом, после разгрома Хазарского каганата ру­сы стали принимать активное участие в политической жизни Восточного Кавказа. Военное вмешательство происходило, как правило, в районе Дербента и Ширвана. Цель похода — за­хват добычи, хотя я бывали случаи вмешательства во внут­ренние распри по просьбе правителя или той или иной груп­пировки. Взаимоотношения с внутренними районами Дагеста­на не носили характера острых конфликтов, что видно из факта участия «лезгин» в походе 943 г. или же участия алан в выступлении 1033 г.

С разгромом Хазарского каганата для восточных стран открылись перспективы непосредственных контактов с Древне­русским государством, дальнейшего развития торговли с Русью. Однако захват половцами южнорусских степей и на­шествие сельджуков, а затем монгольских орд на Русь и Закавказье задержали этот процесс.

^[1] В. И. Ленин, Крах II Интернационала, — Полное собрание сочине­ний, т. 26, стр. 237.

 I   II   III   IV   V   VI   VII   VIII   IX   X   XI   XII   XIII