Поездка по аулам Южного Дагестана

Южный Дагестан с давних пор вызывал у меня особый интерес. Доступные исторические данные поз­воляют предполагать, что развитие социальной и культурной жизни шло там более быстрыми темпами, чем в других частях Дагестана, развитие классовых отношений там также зашло гораздо дальше. Кроме того, история, общественная жизнь, культурные осо­бенности этих районов дают больше, чем где бы то ни было в Дагестане, материалов о контактах народов Дагестана с соседними народами, а также о связях с более отдаленными странами Ближнего и Среднего Востока.

В 1956 г. я тщательно собирал материал в Дербент­ском, Касумкентском, Магарамкентском, Ахтынском районах и, помнится, собрал довольно много разносто­ронних интересных сведений. С сожалением должен отметить, что за двадцать лет, прошедших с того вре­мени, основная масса этих материалов пропала. В мо­ем распоряжении лишь дневниковые заметки из кар­манной записной книжки.

Полагая, что и этот материал небезынтересен и мо­жет кое-что прояснить из прошлого Южного Дагеста­на, я решил опубликовать его здесь.

В Ахтах мне довелось побывать трижды—в 1939 г., в 1947 г. ив 1956 г. Сведения, помещаемые здесь, являются разновременными заметками. Само поселение, безусловно, очень древнее. Исто­рия его подчас была очень бурной. Это наиболее важ­ный из политических центров Самурской долины, не­редко доминировавший там. Селение Ахты стояло во главе союза 19 общин под названием Ахты-пара. В со­юз входили селения: Ахты, Борч, Гдым, Гдунг, Гра, Гогаз, Емек, Кочах, Кака, Луткун, Мизрауты, Маза, Сумугуль, Усур, Фий, Хнов, Хкем, Хуля, Хиях.

Участие с. Ахты в международных событиях сред­невековья восходит по меньшей мере ко временам Сасанидов. С тех пор Ахтынская долина видела в сво­их пределах многих завоевателей, начиная от хазар, арабов и кончая Надир-шахом. К сожалению, в пре­даниях ахтынцев сохранилось гораздо меньше факти­ческого материала о прошлом, чем было событий в бурной истории поселения. Этот парадокс я подметил давно: чем отдаленнее и изолированнее селение, тем больше следа оставляют в местных преданиях факты древности; чем значительнее селение и обширнее его внешние связи, тем скуднее его предания о событиях прошлого. Это относится не только к устному истори­ческому материлу, но и к письменным источникам — уникальный труд по истории с. Ахты—«Ахты-намэ» до сих пор не обнаружен, в то время как в самых забро­шенных аулах и даже хуторах находят ценнейшие рукописи и документы.

Впрочем, всеобщей известностью в Ахтах пользу­ются предания о богатыре Шарвили и о «шах-хирмане».

Сел. Ахты расположено в гористой местности. До революции ахтынцы занимались хлебопашеством, овцеводством, а также в небольших размерах садо­водством и овощеводством. Почти половина жителей Ахтов добывали себе пропитание в Нухинском и дру гих пограничных уездах Азербайджана и Дагестана.

Уцелело глухое и неясное предание о каком-то со глашении ахтынцев с ширваншахом, заключенном в 1382 г. при посредничестве «турок», по которому ах­тынцы обязались не нападать на близлежащие азер­байджанские земли. Дата, упоминаемая в предании, заставляет думать, что оно основано на каком-то письменном или эпиграфическом источнике. Излюбленный герой ахтынцев — древний богатырь пастух Шарвили. Он прославился как защитник наро­да. Не так давно на берегу Ахты-чая еще лежали раз­валины, которые ахтынцы считали остатками дома Шарвили и показывали их всем, кто / интересовался этим героем. По преданию, ахтынские старики издрев­ле заботились о сохранности дома Шарвили, и исчез он исторически недавно, видимо, в XIX в.

Кроме того, известный скульптор, ахтынец Аскар-Сарыджа сообщил мне, что сравнительно недавно на площади на Гюнейской стороне с. Ахты был скальный выступ, именуемый Шарвили-кых.

О Шарвили сохранилось много легенд в самых раз­личных вариантах. Вот одна из них.

Шарвили отличался необыкновенной силой и лов­костью. Прыгал Шарвили как никто из людей, даже со стопудовой дубиной в руках. Он одним прыжком преодолевал Ахты-чай. Только однажды при прыжке палец его ноги коснулся воды — это столь разгневало Шарвили, что он тут же отрубил его, чтобы не мешал в другой раз.

Пока Шарвили стоял на ногах, ни его, ни ахтынцев не мог одолеть никакой враг. А сбить Шарвили с ног и повалить на землю никому не удавалось. Враги зна­ли об этом и однажды, начав войну с ахтынцами, по­шли на хитрость. Они предложили перед началом об­щего сражения испытать в единоборстве наиболее храбрых бойцов той и другой стороны. В качестве рис­талища, арены для единоборцев, они подготовили большой гладкий хирман (ток). Весь хирман враги ис­подтишка усыпали сухим горохом и поставили усло­вие, чтобы перед схваткой каждый из бойцов обежал бы хирман сорок раз в деревянных башмаках.

Враги предполагали, что ахтынцы выставят самого сильного своего воина — Шарвили. Так и случилось. Шарвили надел деревянные башмаки и начал бег, но упал при первых же шагах. Враги этого и ждали—они набросились на упавшего богатыря и зарубили его.

Перед смертью Шарвили успел крикнуть своему другу: «Когда нашей земле будет грозить опасность, вы услышите мой голос. Подойдите к горе Кела, назо­вите мое имя и я приду к вам на помощь».

Какое историческое событие лежит в основе этого предания? Кем был Шарвили? Против кого он борол­ся? Почему враги его ни разу не названы, обезличе­ны? Не известно.

Очевидно, предание восходит к очень древней ос­нове, так как приобрело черты подлинного мифа. Не­которые черточки образа Шарвили сближают его с древнегреческим Антеем — Шарвили точно так нее непобедим, пока «крепко стоит на земле», упавший герой теряет силу. Да и призыв к горе Кела выглядит в этой связи не случайным. Очевидно, лежащие в ос­нове этой легенды события относятся ко времени не позднее раннего средневековья.

Шарвили — любимый герой народа. Образ его иде­ален, чист. В нем выкристаллизовались самые высо­кие представления народа о человеке.

В ахтынских преданиях сохранилось имя Пирзали-кази, человека, отличавшегося исключительной спра­ведливостью по отношению к односельчанам. Его счи­тают одним из составителей «Ахты-намэ». А.-К. Баки-ханов, Десимон сообщают отдельные фрагменты из «Ахты-намэ», есть они и у Гасан-эфенди Алкадари, некоторые ее части уцелели в устной передаче.

Вот как интерпретируется один из эпизодов из «Ахты-намэ» о борьбе Ахтыпаринского общества про­тив происков кубинского и курахского ханов.

Нуцал-хан курахский, боясь, что в долине Самура усилится влияние кубинского хана, написал ахтынцам письмо, предупреждая их о намерении последне­го напасть на Ахты-пара, и предложил им свою воен­ную помощь.

Ахтынцы в своем ответе отклонили предложение хана о заступничестве.

Хан вновь предлагает свои услуги и обязуется взи­мать с ахтынцев, если они подчинятся ему, сравни­тельно меньшие повинности, чем со своих курахских раятов.

Ахтынцы вновь отклоняют ханское предложение, на этот раз более решительно, заявляя, что у них до­статочно сил, чтобы защитить себя.

Хан опять предупреждает, что у ахтынцев нет вы­хода и лучше им добровольно стать его поддаными.

Ахтынцы, сочтя это прямой угрозой, поручают по­четным и влиятельным людям своего общества отвегить хану, те собираются и пишут ему насмешлизое письмо, напоминающее ответ запорожцев турецко­му султану.

После этого имели место вооруженные столкнове­ния Ахты-пара с курахоким ханом. Вблизи аула Гра произошло ожесточенное сражение ахтынцев с хан­ским отрядом. После этого подобные столкновения повторялись неоднократно.

Эти события не могли иметь места ранее второй половины XVIII в.

* * *

В ахтынских преданиях сохранились воспомина­ния о междоусобицах с соседними обществами. Одна­ко междоусобицы разгорались и внутри самого Ахты­паринского общества, чаще всего это были споры между соседними аулами из-за земли и в особенности из-за земли Шмекан на горных склонах около селе­ния. Не были редкостью и междоусобицы внутри са­мого с, Ахты.

* * *

Топонимика с. Ахты уже привлекала внимание исследователей, находивших в ней явные отражения социальных явлений (общественного неравенства и т. п.). Добавлю к этому заинтересовавший меня факт: кладбище, расположенное на «солнечной стороне» с. Ахты, недалеко от серной бани, называется «Ого-зекья». Ахтынцы не могли объяснить мне этимологию этого названия — не лежит ли в его основе этноним «огуз» — тюркское племенное название?

* * *

В самом с. Ахты и окрестных селах сохранились воспоминания о своеобразной повинности соседей по отношению к ахтынцам (иначе — пахте). Она состоя­ла в том, что каждый житель Ахтов мог один раз в год съездить в любой из зависимых от Ахтов аулов и разгульно прожить за счет жителей этого аула целые сутки. Чаще всего ахтынцы отправлялись на пахту от­рядами в сто — двести человек и устраивали за счет того или иного селения праздник с утра до ночи. Ах­тынцев, пришедших на пахту, жители обязаны были кормить и поить досыта, их коней также следовало кормить вволю. Эта обязанность, сама по себе достаточно обременительная, осложнялась частыми насилиями и издевательствами со стороны пирующих ахтынцев. Та­ким образом, пахта являлась своеобразной формой да­ни зависимых сел по отношению к с. Ахты. Когда и как сложились эти отношения зависимости, сказать трудно. Скорее всего, такая форма взимания дани мог­ла появиться на заре складывания феодальных отно­шений.

В Ахтах не было в этот период власти отдельных феодалов. В силу, этого обстоятельства вся ахтынская община выступала как своего рода «коллективный фе­одал», ибо пахта имела ярко выраженный феодальный характер прежде всего потому, что в основе ее лежало внеэкономическое принуждение.

* * *

Ахтынские тухумы объединились по нескольку в своеобразные союзы — ресед. Следует отметить, что такой формы земельной собственности, как тухумные земли, в Ахтах не было.

Некоторые знатные люди в Ахтах носили титул беглер. Термин этот не местного происхождения — он чисто тюркский. Беглербек или беглербей на феодаль­ном Кавказе обычно — титул феодалов, владения ко­торых находились на границе государства и которые, таким образом, несли пограничную службу.

Не является ли этот титул нескольких ахтынских фамилий отголоском пограничного положения ахтын­ских земель в средневековом Ширване?

* * *

Ахты-пара подвергалось страшному разорению при нашествии Надир-шаха. В народной памяти сохранил­ся как беспримерный варварский акт воспоминание о «шах-хирмане» —• так называлась «молотьба» копы­тами шахской конницы тел ахтынских детей, подрост­ков, стариков и старух по приказу Надир-шаха для устрашения непокорных.

Строгие ограничения налагал на ахтынекую моло­дежь старый патриархальный быт. Еще сегодня живы многие из тех, кто испытал на себе тяжесть старого быта. Так, при заключении брака отношения между молодыми людьми в расчет не принимались. Мало того — пресекались всякие попытки знакомства юношей и девушек. Для девушки считалось большим позором остановиться на улице для разговора с юношей, даже если надо было сказать что-то важное. При встрече не только со взрослым мужчиной, но и со сверстником девушка должна была уступать ему дорогу. Если у де­вушки был брат и к нему приходили друзья, она не­медленно покидала комнату. Девушке не разрешалось присутствовать при разговоре с гостями.

Со дня обручения расходы по содержанию невесты лежали на семье жениха. Кроме того, накануне празд­ников он должен был приносить семье невесты особые подарки. Этот обычай, очевидно, уходит корнями в доклассовое общество, в эпоху патриархата.

Некоторые старинные ахтынские нормы быта вос­ходят к разумной и здоровой основе: например, встре­чая у родника кого-нибудь из близких жениха, девуш­ка набирала для них воду в кувшин, уступала им свою очередь на мельнице, у хлебной печи. То же са­мое делал и юноша по отношению к родным и членам семьи девушки. Кстати, подобные обычаи встречаются и во многих других аулах Дагестана.

Гораздо менее оправдана исключительная роль матери жениха в прошлом — она подбирала невесту’ для сына, совершенно не считаясь с его чувствами и нередко желая лишь приобрести хорошую работницу. Мало того, она легко могла развести молодую пару, если только невестка чем-то не угождала ей.

* * *

Праздник цветов в Ахтах — старинный народный обычай, в наше время один из самых популярных, причем приобрел он совершенно новые, современные формы и обогатился по содержанию. .

На этот праздник, кроме ахтынцев, съезжаются на автомашинах и мотоциклах многие жители окрестных сел, приезжают даже из других районов и городов рес­публики. В середине дня проводится митинг на пло­щади им. Ленина, где представители руководства рай­она рассказывают о ходе весеннего сева. На ночь моло­дежь в сопровождении старших организованно на­правляется в горы. Впереди, освещая дорогу, идут фа-

келыцики, затем школьники, за ними остальные. Все веселы, все поют, играют на музыкальных инструмен­тах. Процессия выходит с таким расчетом, чтобы при­быть на место сбора — к лугу с цветами — на рассве­те, к моменту восхода солнца. Здесь пришедших встре­чают колхозники, собравшиеся из соседних сел. От­дохнув и подкрепившись, участники начинают празд­нество состязанием юношей в беге, прыжках, ловкос­ти. Здесь же проводятся соревнования по волейболу и боксу, а затем — танцы. Постепенно все разбредаются для сбора цветов. Девушки плетут венки, юноши тоже искусно составляют букеты. К середине дня участни­ки снова собираются вместе. Начинается выступление участников художественной самодеятельности. Зат^м все спускаются в селение — там их ждут родные.

В этот день весь аул полон музыки и песен. Молодежь приветствует заслуженных колхозников и колхозниц, одаряя их цветами. Только в сумерках торжественно завершается этот старинный праздник.

* * *

Ахты — не только одно из самых зеленых селений Дагестана—оно буквально утопает в садах,—но и одно из самых благоустроенных. Большинство домов либ о построены заново, либо капитально перестроены.

Мне рассказывали, что престарелый колхозник Агадах Мусаев до 1930 г. жил в одной комнате, вся обстановка которой состояла из хранилища для зерна (из прутьев), обмазанного глиной, и сундука, а из ско­та он имел .лишь одного осла. К моменту моей встре­чи с ним этот колхозник жил в доме городского типа из четырех комнат. Возможны ли еще более нагляд­ные примеры отличий старого и нового с. Ахты?

.. В Касумкенте. мне сообщили, что в старом Али-кенте, селениях Нютюг и Азадоглы Магарамкентского района имеются, «армянские кладбища», а в Маллакенте — остатки армянской церкви.

* * *

Здесь сохранились предания, что прежде жители ее. Карчаг, Ашага-Араг, Мамраш исповедовали иуда­изм. .. «Издавна бытовал здесь своеобразный праздник че­решни (кlapy). Проведение праздника приурочивалось к началу сбора урожая черешни, а те, кто не имел са­дов, в старину даже покупали на время праздника че­решневые деревья, чтобы отметить около них веселый праздник. Это было выгодно владельцам черешневых садов Касумкента, но не всегда доступно простому люду.

В наши дни от старого праздника осталось только название. Фактически это новый праздник, сложив­шийся при колхозном строе и ставящий своей задачей воспитание у молодежи любви к сельскохозяйственно­му труду, к садоводству.

Для проведения праздника обычно намечается один из воскресных дней. В Касумкент съезжаются колхозники соседних Хивского, Табасаранского рай онов, где нет черешневых садов. На праздник пригла­шают в качестве почетных гостей писателей, научных работников, передовиков производства из соседних районов и городов республики. На отводимых для от­дыха участках располагаются группами. Проводится митинг, демонстрируются различные сорта черешни. Праздник завершается выступлениями участников ху­дожественной самодеятельности, скачками, состяза­ниями песенников и танцоров.

До революции в Касумкенте считалось позором, если девушка после сватовства с непокрытой головой или открытым лицом выходила из дома. Запрещалось ей разговаривать с каким-либо молодым человеком, Еще большим позором считалось для всей семьи, а то и целого аула, женитьба на девушке другой нации.

В Касумкенте мне рассказали о больших переме­нах, происшедших в быту и сознании жителей рай­она после революции не только в райцентре, но и в ок­рестных селах. Так, в с. Касумкент на русских девуш­ках женились 10 юношей, а в селе Цмур — более 40.

Селение расположено неподалеку от Касумкента.

* * *

Сохранилось предание, что первоначально здесь был расположен небольшой «город» (укрепление?) Кард, насчитывавший около 1000 хозяйств.

Название Орта-Стал появилось лишь через не­сколько сот лет. Означает оно буквально «средняя капля». История его такова: северо-восточнее нынеш­него селения жили три брата и сестра. По мнению братьев, сестра вела себя недостойно. Они убили ее, а сами расселились, как капли, образовав три селе­ния, существующих поныне: Ашага-Стал («нижняя капля»), Орта-Стал («средняя капля») и Юхари-Стал («верхняя капля»).

Когда сюда явился Надир-шах, он застал здесь не­большое селение, заселенное выходцами из заброшен­ного сел. Кард.

Надир-шах потребовал от них подчинения. Кардцы отказались. Тогда он послал сюда своего сына с отря­дом — жители перебили иранцев. Дважды после это­го Надир-шах посылал отряды, но жители каж­дый раз отражали эти нападения. Тогда он явился сюда сам с основными силами и учинил жестокий разгром. От уцелевших жителей селения была отделе­на молодежь и дети. Иранцы уложили их лицами вниз на току и устроили кровавую «молотьбу», пустив по ним вскачь своих коней. Место это называется Эг-харрсан, что значит «ток из людей». Здесь было про­лито много крови.

По преданию, первоначальными жителями орта-сталской местности были «евреи» и «русские» и лишь позже лезгины. Очевидно, это глухое указание на то, что местные жители некогда исповедовали хри­стианство и иудаизм.

Некогда Орта-Стал относился к Кюринскому хан­ству. Но во времена Мурсал-хана в селении появился Омар-бек, при котором Орта-Стал отделился от Кюрин­ского ханства. Очевидно, Омар был мелким феодалом или даже бывшим вассалом кюринского хана. Но же­стокость Мурсала была такова, что предание вспоми­нает об этом отделении, как об «освобождении» орта-сталцев.

* * *

Названия ортасталских тухумов носят сугубо эти­мологический (объяснительный) характер и, по всей видимости, являются поздними.

Пирер (букв, «священные»). Их родоначальником, по преданию, был шейх Ибрагим, пришедший из Карса. Во время моего посещения мне показывали его могилу с «мавзолеем».

Устарар (букв, «мастера»). Прежде члены этого тухума занимались различными ремеслами: строи­тельным, плотницким, кузнечным и др.

Кацер (букв, «кошки»). Предки этого тухума якобы отличались драчливостью и были забияками.

Яхулар. В Орта-Стале так называли не только лакцев, но и даргинцев, аварцев и др. — в этот тухум вливались пришельцы из дагестанских. земель, лежа­щих севернее.

Сикер (букв, «лисицы») — предание приписывает предкам этого тухума особую хитрость.

Добавим от себя, что такие названия, как «кош­ки», «лисицы», возможно, восходят к древним тоте­мистическим представлениям — приведенные же здесь современные их «объяснения» могли появиться относительно недавно.

Неподалеку от аула есть местность, называемая Келядан-мури, что означает «место крепости». Неког­да здесь действительно была крепость, возвышавшая­ся над скалой, а ниже крепости, в склоне горы — большая пещера. Говорят, что когда-то в ней жили люди, а позже укрывались при опасности жители Ве-келяра.

Напротив аула есть местность, носящая название Гардан-век (букв, «сними шею» — место казни, обез­главливания). Рассказывают, что еще до прихода ара­бов аулом правил жестокий правитель, и это место до сих пор напоминает о его жестокости.

В Куркенте правил некогда Мирза-бек из Векеля-ра. Он был жесток и постоянно чинил насилия над жителями. Один из жителей Куркента по имени Чу-лак Эскер выстудил против бека и ударил его. Обоз­ленный бек с помощью своих нукеров расправился с Чулаком. С тех пор, желая запугать очередного «про­винившегося» куркентца, он угрожал: «Смотри, за Чулаком отправлю».

Селения Юхари-Яраг и Ашага-Яраг, лежащие примерно в полутора километрах друг от друга, не­когда составляли одно общество, В XVIII—XIX вв. Юхари-Яраг было центром феодального владения. В селении сохранились развалины ханской резиденции, а вокруг нее — развалины семи бекских домов. Рядом с ханским дворцом располагалась кладовая. Все эти постройки были окружены крепостной стеной с бойни­цами и башнями, очевидно, построенной не столько против внешнего врага, сколько против своих же «под­данных» ярагцев. Вода поступала в эту крепость по гончарным трубам из билбилкентского родника (в 5 км от Ярага). После того как хан отвел воду по тру­бам, билбилкентцы стали испытывать большую нужду в воде и в конце концов разбежались. Большинство из них обосновалось в другой местности селения Билбил-кент-казмаляр. Остатки ханского водопровода уцеле­ли до сих пор.

Из построек феодального комплекса, занимающего целый квартал, более других сохранился дом Тагир-бека, сына Юсуф-хана. Я осмотрел его. Это двухэтаж­ный дом, имеющий 4 жилые’комнаты наверху и 4 хо­зяйственные — внизу. Одна из последних служила кладовой. В ее земляном полу я насчитал до десятка глубоких оцементированных ям с крышками для хра­нения продовольственных припасов, в первую очередь зерна, а возможно, и вина.

Интересные подробности о ярагских феодалах со­общил мне ярагинец Дадаш Магомедкасумов (78 лет).

Он знает арабский язык и, по его словам, в прошлом читал исторические рукописи о здешних ханах. Сог­ласно этим рукописям, местные ханы по происхожде­нию «яхули» из Кумуха и являются отдаленными по­томками одного из арабских предводителей, пришед­шего из Шама. Прямой их предок — Сурхай-хан из KvMyxa.

Первым ханом в Яраге, получившим здесь власть еще до Шамиля, был Юсуф-хан, сын Тагира и внук Аслан-хана. Жил он и в Курахе, и в Яраге. Его сыно­вьями были Тагир-бек, Халим-бек, Шахмардан-бек, Саид-бек, Нурсал-бек, Селим-бек, Магомед-бек. Им принадлежали дома, окружавшие резиденцию Юсуф-хана. По преданию, Селим и Магомед были беками в Курахе.

Известный историк и ученый Гасан Алкадари был какое-то время писарем у Юсуф-хана.

Собственно, Юсуф был первым и последним ярагским феодалом с ханским титулом, остальные мест­ные феодалы были беки.

Власть Юсуф-хана простиралась временами на весь Кюринский участок, доходя до Ашага-стала и Мага-рамкента. Собственностью хана были летние пастбища Сарфун и Куказ в долине Кураха, а также пахотные земли Бурзи и Хантул (на территории Ханджал-ка-ла), а также Курух напротив ханской резиденции. Хан был также собственником множества кутанов.

Все сельчане, не связанные родством с ханской семьей, считались раятами, т. е. феодально зависимы­ми. Была также немногочисленная прослойка рабов

Примечательно разнообразие феодальных повин­ностей рантов, сохранившееся в народной памяти. Основными обязанностями рантов были обработка хан­ских полей, уборка урожая, косьба сена (главным образом в местности Хантул), а также заготовка и дос­тавка в Курах дров с территории нынешнего Магарам-кентского района, доставка глины для ханских и бек­ских крыш из Кураха в Яраг (считалось, что курах-ская глина более водонепроницаема) и т . п.

Раятам не рекомендовалось появляться на улице, если по ней шел хан. Если же рант встречал хана или бека, то должен был сшшать шапку — иначе бы­вал бит. Юсуф-хан ввел в своих владениях право пер­вой ночи, но его сыновья превзошли его своим само­дурством и деспотизмом. Выразительный пример обычной жизни Ярага тех времен: когда в Касумкенте умер дядя Юсуф-хана Нуцал-хан, то хан приказал раятам нести его труп от Касумкента до Кураха на руках.

Раяты практически были лишены возможности протестовать в какой бы то ни было форме. Те, кто не мог более терпеть феодального произвола, бежали из родных мест. Из таких беженцев возникло с. Яраг-казмаляр.

В Яраге к моменту моего посещения еще сущест­вовал дом известного ученого Магомеда-Эфенди Ярагского. Дом был вблизи медресе. Мечеть располагалась поблизости — ее двухэтажное здание сохранилось до сих пор. Все эти постройки занимают почти целый квартал. Вначале все они были под контролем Маго­меда-Эфенди, но после того как он покинул Яраг, хан перестроил мечеть.

Некоторые сельчане считают, что первый этаж мечети использовался как медресе, а второй — как молитвенное помещение.

Здесь моим основным информатором был Азиз Га-мидов (60 лет), учитель средней школы с. Магарам-кент.

Азиз Гамидов рассказал местные предания о ханствах Южного Дагестана. Хотя легко заметить их расхождения с данными письменных источников, не­точности и неясности, мне все же показалось интерес­ным привести их как пример эволюции исторических представлений. В этих легендах упоминаются такие ханства и бекства:

Рутульское бекство. Во главе него стояли выход­цы из дома казикумухских ханов.

Какинское бекство существовало на территории нынешнего Ахтынского района (какинцы в свое время относились к Ахты-паре); в него входили селения Лут-кун, У сур, Гогаз, Ялак, Кахул, Зрых, Хрюг.

Курахское ханство включало в себя преоблада­ющую часть нынешнего Курахского района (без селений Капир и Икра) и часть нынешнего Агульского района, другая часть его была под властью казикумух­ских ханов.

Кюринское ханство охватывало основную часть нынешних Касумкентского и Магарамкентского рай­онов, а также часть Хивского района и докузпарин-ские селения Гуган, Филя, Гапцах, Чахчах; центром этого ханства было с. Юхари-Яраг. Преобладающая часть жителей ханства считалась рантами хана. Все виды податей и офеодальных обязанностей, которые несли раяты, назывались дегек.

Согласно местным преданиям, раньше вся терри­тория до Дивичи (в 12 км от Хачмаса) была сплошь заселена лезгинами.

Нижнее течение р. Самур географически было от­крыто для нападений всех иноземных захватчиков, приходивших в Дагестан.

Сохранилось предание, что в борьбе с арабами по­гибла половина тогдашнего лезгинского населения. В наказание за сопротивление арабы назначили своих наместников над лезгинами — от них ведет начало ханская власть.

Здесь моим информатором был девяностолетний Джалил Бадаев, бывший учитель, знавший арабский язык.

О возникновении селения он сообщил следующее: в Азербайджане существовало лезгинское селение Ца-лагур. Население его росло, а свободных земель не было. Тогда безземельные сельчане ушли на левый бе­рег р. Самур и основали современный Целягюн. Это

событие произошло около пяти веков тому назад, т. е. в XIV—XV вв. К тому же времени относится, по сви­детельству Балаева, самая ранняя дата на местном кладбище.

Целягюн был независимым селением вплоть до XVIII в. Кроме крестьянства, здесь не было иных сос­ловий. Около того времени в Южном Дагестане усили­лись феодальные междоусобицы и борьба между разны­ми общинами. Этим воспользовались лакские феодалы, они стали вмешиваться в эти междоусобицы, предла­гая свою «помощь и защиту» то одной, то другой сто­роне. Здесь поселился бек. Именно таким образом Це­лягюн попал под «покровительство» родственников Сурхай-хана Казикумухского, причем сельчане внача­ле даже не особенно противились этому, надеясь на то, что пришлые феодалы защитят их от нападений.

В местных преданиях упоминаются беки Аббас-бек, Атем-бек. Отцом Аббас-бека был Гарун-бек, жив­ший в Курахе и бывший двоюродным братом Сурхай-хана. Кстати, целягюнские беки состояли в родстве и с Юсуп-ханом Ярагским и его потомками.

Вскоре Целягюн стал центром бекства, в которое входили также аулы Гезеркент, Кайсун, Магарамкент, Барбар-кент, Бирбир-кент. Кроме того, в Испике, Зух-раб-кенте, Али-кенте также были беки, предание называет их то родными братьями, то родственниками целягюнского бека.

Согласно одному ярагскому преданию, до Аббас-бека или вместе с ним в Целягюне правил Магомед-Али-бек, а в Испике в то же время — Ибрагим-бек. Все они были вассалами хана Кураха и Ярага.

Целягюнский бек имел земли (пастбища) Аббаса-кишлах -на территории Ханджал-кала и Эрид-дар на территории нынешнего Куканского сельсовета в Ку-рахском районе.

Кроме того, целягюнцы отбывали беку дегек: с каждого двора — рипе (4,5 пуда) ячменя и рипе пше­ницы, подвода дров, с каждых 40 голов скота по од­ной овце. В Целягюне от всех повинностей освобожда­лись духовные лица, старшина, нукеры. —

В Мискинджи моими информаторами были Бай-бут Айдинбеков (65 лет), Юсуф Сфиев (85 лет), Алис-керов (83 года), А. Шихзадаев (65 лет) и тогдашний директор Усухчайской средней школы М. Мамедов, родом из Мискинджи.

В Мискинджи существует предание, будто основа­но оно выходцами из иранского селения Мискин, из племени Кутер и Азмеда. Оттуда их выселили якобы за непокорность.

Впоследствии в Мискинджи селились и изгнанни­ки из других селений. Они образовывали новые гуху-мы, носившие чаще всего названия их прежних мест жительства. Так образовались мискинджинские туху-мы Глар, Усур (одноименные села в Ахтынском рай­оне), Ашар (из Курахского района), Чепе (из с. Джа-ба).

Первоначально шиитами были лишь первопоселен­цы, объединенные в тухум Кутер и Азмеда. Но они обращали в шиизм всех прибывавших в селение из­гнанников. Таким образом, Мискинджи оставалось в то время единственным шиитским селением суннит­ского Дагестана.

Вариант предания об основании Мискинджи сооб­щил нам М. Мамедов. Селение якобы основано 600 ранеными — иранскими воинами, которых был вы­нужден оставить здесь Надир-шах. Оставшиеся в живых не уехали на родину, а остались жить в Южном Дагестане, постепенно ассимилируясь среди лезгин, сохранив лишь шиизм.

Хочу высказать и свое мнение об обоих этих пре­даниях. На мой взгляд, они слишком слабо обоснова­ны. В конечном счете, единственным аргументом в пользу иранского происхождения мискинджинцев яв­ляется их шиитское вероисповедание.

Однако во всем остальном мискинджинцы ничем не отличаются от окрестного лезгинского населения. Их говор обнаруживает лишь слабые отличия в произ­ношении, не обособляясь даже в отдельный самостоя­тельный диалект.

Кроме того, первое из приведенных преданий фак­тически утверждает, что в Мискинджи постоянно под­селялись лезгины. Они и их потомки, хотя и приняв­шие шиизм, составили здесь явное большинство. И чем в таком случае горсть пришельцев-шиитов отлича­ется от обычных миссионеров, которых в средневеко­вом Дагестане всегда было много, но которые тем не менее никак не повлияли на этнический состав мест­ного населения?

Возможно, какую-то роль сыграла и тенденция ме­стных легенд отождествлять религию и националь­ность. Так, о соседях мискинджинцев говорят, что ах­тынцы — потомки евреев, микрахцы и гапцахцы — потомки армян (кстати, недалеко от колхозных коню­шен с. Мискинджи существует доисламское кладби­ще, которое называют армянским) и т. д. Неудиви­тельно, что шииты-мискинджинцы названы иранца­ми.

Второе предание еще более сомнительно. Весьма вероятно, что в основе его лежит обычное историчес­кое недоразумение.

Дело в том, что еще А. К. Бакиханов записал в начале XIX в. предание об основании Мискинджи иранцами, переселенными в Дагестан сефевидским шахом Тахмаспом, сыном Исмаила, в XVI в. Настоя­щее имя другого иранского шаха — Иадира — также было Тахмас-кули. Это само по себе могло породить путаницу и стать причиной сравнительно недавнего отнесения первой легенды к действиям исторического лица XVIII в.

История свидетельствует, что религиозная идеоло­гия нередко давала повод для оправдания самых тяжких преступлений. Хотя история Дагестана дает достаточно примеров такого рода, но мискинджинские предания о последствиях религиозных различий (при­чем речь идет о второстепенных различиях между двумя толками одной и той же религии — ислама) яв­ляются, пожалуй, самыми мрачными страницами ре­лигиозных распрей.

Соседние суннитские селения, по преданию, посто­янно преследовали мискинджинцев за их шиизм, стре­мясь силой заставить их переменить вероисповедание, Был период, когда ахтынцы чинили жесточайшую рас­праву над мискинджинцами, попадавшими им в ру­ки. Мискинджинцы в свою очередь старались отвечать им тем же.

Недаром, по мискинджинскому преданию, их селе­ние разрушалось семь раз и каждый раз восстанавли­валось на новом месте.

Следует, впрочем, отметить, что классовая соли­дарность оказывалась сильнее религиозной розни. Не­большие селения — Мискинджи, Глар, Крах, Фий, Хий — часто эксплуатировались селением Ахты. Как уже упоминалось, ахтынцы ежегодно устраивали то в одном, то в другом из этих селений т. н. пахту, т. е. даровое угощение ахтынцев в течение суток, причем последние позволяли себе при этом различные зло­употребления и даже преступления. Кроме того, на эти села, в том числе и на Мискинджи, нападали лакские феодалы.

Мелкие селения со временем стали объединяться и давать отпор врагам. Информатор из с. Глар Тайму-раз Набиев (55 лет) сообщил, что гларцы считались «кровными братьями» мискинджинцев в бедствиях и борьбе. Мискинджинцы называли братьями также ка-ракюринцев и курушцев, которые тоже оказывали им помощь в тяжелые моменты.

На полях рукописи «Анвар» (наклейка № 223), хранящейся в Институте истории, языка и литературы Дагестанского филиала АН СССР, имеется следующая запись: «Произошло вооруженное столкновение у с. Заулакъи между войсками Сурхай-хана и Кюры, и было убито много мужчин с обеих сторон. В месяце Шаъбан в субботу на рассвете 1195 г. х.

Руками Сурхай-хана было разрушено село в 1194 г. х.

Произошел бой, и было разрушено с. Мискинджи руками Сурхай-хана и Умма-хана (Аварского) в 1197 г. х.». Мискинджи первоначально не было ни ханов, ни беков, хотя ахунд пользовался огромным влиянием. После завершения Кавказской войны царская адми­нистрация назначила правителем в с. Мискинджи Аб-дуллу-бека и Мурад-Али-бека. Собственно, бекский ти­тул они себе присвоили сами, когда оказались на на­чальственных должностях. Они вполне его «оправда­ли», чиня настоящий феодальный произвол над сель­чанами.

Народная память сохранила имена борцов против феодального произвола, живших в прошлом веке. Мис-кинджинец Саид-Мо постоянно боролся с ханами и беками, защищая односельчан.

Другой борец — Амай — боролся с феодалами с оружием в руках. Умирая, он завещал положить вме­сте с ним в могилу его саблю и ружье.

В 1918 г. в Мискинджи явились турки. Они были из отряда, проникшего в Дагестан из Кубы и устроив­шего свою базу в Ахтах. Турки потребовали от мис-кинджинцев оружие, людей, ценности. Мискинджин-цы не подчинились. Тогда явилось турецкое подкреп­ление из Ахтов и устроило публичную порку мискинд-жинцев.

Турки скомпрометировали себя в окрестных селе­ниях, ибо вели себя как настоящие мародеры. В конце концов усухчайцы и мискинджинцы уничтожили ту­рецких солдат, которые квартировали в этих селениях.

В этом селении основным моим информатором был Рамазан Рагимханов (64 года).

Здесь существует предание, что предки каракюрин-цев происходили от армян и исповедовали христианст­во. Жили они в пяти аулах: Армут-куза, Яркиль, Чу-рухюр, Старалай-хев, Кара-Кюре. Вокруг были густые леса.

Владельцем земель всех этих аулов был Камкам, а брату его Самсалу принадлежали нынешние микрахские земли. Оба брата были «армяне».

Раньше Кара-Кюре назывался Гра, позже получил название «кере» («безухий») из-за обыкновения сель­чан метить своих овец, отрезая им ухо.

После прихода арабов и утверждения ислама кара-кюринский владетель Рази-бек велел жителям своих селений перебраться в Кара-Кюре, а брошенные четы­ре селения разрушить. Так образовалось нынешнее се­ление.

Каракюринские феодалы (их называли то ханами, то беками) в отличие от соседних были не лакского происхождения — они считались прямыми потомка­ми Камкама. Имя последнего из их рода, носившего титул бека, было Бедер-хан. В селении сохранилось здание старинной мечети. Старожилы уверяли меня, что ей около 1300 лет и что это подтверждается датой, которую можно отыскать среди ее эпиграфических надписей.

Каракюринским феодалам принадлежали пахот­ные участки Чияр и Чувухур, а также пахотные зем­ли вокруг, аула и над рекой Усухчай. Мне указывали место, где стоял их дворец. Жители села считались рантами «потомков Камкама». Были в селении еще бо­лее бесправные лукъ, но их было немного.

Старик Сафибек (каракюринцы считали, что ему 135 лет) рассказал мне, что бек посылал его в Баку за мазутом для светильников. Очевидно, кроме отбыва­ния сельхозработ в пользу беков, сельчане выполняли еще целый ряд обязанностей, подобных этой.

В Кара-Кюре помнят имена сельчан — борцов про­тив феодального произвола. Так, крестьянин Уллунбек Демир и его родственники выступали против беков, причем дело доходило до серьезных вооруженных стычек, было немало убитых с обеих сторон.

Хорошо помнят сельчане Зинги-муллу, умершего в возрасте около ста лет в 1924 году. Судя по прозви­щу, это был грамотный человек. Всю свою долгую жизнь он неустанно, всеми способами оказывал со­противление бекскому произволу. Когда его спросили о причине его настойчивой борьбы, он ответил: «Если бы вы видели столько обид и насилий от беков, сколь­ко я, то вы делали бы то же, что и я». Старики пом­нят, как, будучи уже старым, он много раз пешком ходил в Темир-Хан-Шуру к генерал-губернатору с жа­лобами на бека.

Беки оставили о себе плохую память у сельчан. Последних потомков Бедер-хана выселили из этих мест в 30-е годы, во время коллективизации.

В Микрахе моим главным информатором был ста­рик Нафтали Джафаров. Микрахцы считали, что ему 103 года.

Об основании селения он рассказал мне следую­щее. Микрахская земля принадлежала Самсаму, но поселения здесь не было. Оно возникло якобы уже после смерти Самсама. Жители исповедовали «армян­скую веру».

Добавлю, кстати, что вблизи селения есть доислам­ское кладбище, которое жители считают армянским. Уцелели и развалины старого аула вблизи Микраха. В местности Чухар-кам иногда находят кувшины, брас­леты, предметы быта, ямы для зерна, фундаменты построек. #

Приходится признать, что история княжеств Сам­сама и Камкама до сих пор остается тайной — воз­можно, археологические исследования помогут отде­лить в легендарных сообщениях действительность от вымысла.

Основатель Микраха, живший после Самсама, не знал предела своему произволу. Но к моменту появле­ния арабов селение было уже таким большим, что в местных преданиях Микрах и Кара-Кюре именуются городами.

Жители селения оказали упорное сопротивление арабам. Семь месяцев арабы осаждали его.

По одному из вариантов предания, все это случи­лось при Самсаме, причем он был убит во время обороны селения. После этого правителем сделался Эмир-Таги. Его арабы смогли уговорить, и селение добро­вольно прекратило сопротивление.

В те времена оно называлось иначе. Микрах, по преданию, — имя первого сельчанина, принявшего ис­лам. Впоследствии оно стало названием селения.

Именно в Микрахе я слышал предание о насиль­ственном обращении в ислам. К горлу человека арабы приставляли шашку и предлагали произнести мусуль­манскую формулу вероисповедания, угрожая в про­тивном случае перерезать горло. Попавшему в такое положение ничего не оставалось, как произнести непо­нятные слова — после этого его уже считали мусуль­манином.

В Микрахе прежде были свои беки. Они были соб­ственниками участков Бекер (это и значит буквально «бекские»). Бек Магомед Панах добавил к бекским владениям и земли Ксанач. Микрахцы не только были раятами, зависимыми людьми, но какое-то время здесь практиковалась даже их купля-продажа.

Микрахцев одно время притесняло сильное сосед­нее селение Ахты. Не зная, где искать помощи, мик-рахцы попробовали обратиться к Надир-шаху. Он не упустил случая использовать эту междоусобицу для вмешательства и направил в Микрах «на помощь» свой отряд. По одному из преданий, остатки этого от­ряда позже поселились в Мискинджи.

Секретарь РК КПСС Аббас Сёркеров (родом из с. Гапцах) сообщил, что, по гапцахским преданиям, Микрах действительно считался «городом» и резиден­цией Самсама, но брат его Камкам жил тогда в Гап-цахе, который не уступал Микраху по значению. Над современным с. Гапцах до сих пор видны остатки прежнего «армянского города». В 40-е годы в этой местности при посадке винограда находили много ке­рамики и даже черепки фарфора (?).Гапцахские беки были ветвью лакских феодалов. Вплоть до последнего из них — Хизри-бека, умершего во время революции, они взимали дегек с селений Гапцах, Филя, Кючхюр, Коля. Последние беки, утеряв все следы своего лакского происхождения, ничем не отличались от лезгинских.

В Зрыхе моими информаторами были Рагима Ше-рифова (98 лет), Эскендер Юсупов (95 лет) и Эмир Гусейнов — точно его возраст не известен, но он считался старше Э. Юсупова.

Информаторы считают, что аул образовался из пе­реселенцев из одноименного селения, существовавше­го на территории нынешнего Кубинского района Азер­байджана. Причиной их ухода в Дагестан были непре­кращающиеся грабежи и междоусобицы.

Беглецы поселились на территории, контролиро­вавшейся ахтынским обществом, и стали вассалами последнего.

Будучи пограничным с селением Ахты-пара, Зрых постоянно подвергался нападениям из Рутула. Ру-тульцы хотели подчинить Зрых себе. Находившийся поблизости аул Кусесер рутульцы разорили, а жите­лей обратили в рабство.

Местные предания сохранили память о трех серь­езных нападениях рутульцев — каждый раз они были отбиты зрыхцами, им помогали Ахты. Междоусобицы приводили к проявлениям жестокости с обеих сторон.

О крайней бедности зрыхцев до революции свиде­тельствовали воспоминания моих информаторов. В те времена на все селение было два валчага (одежда вроде бешмета) — мужской и женский. Обычно жите­ли одевались во что попало, но если мужчине или женщине надо было сходить в соседний аул в гости или на базар, то они по очереди надевали один из этих валчагов.

Селение расположено в живописном месте, кругом леса, зелень. Люди живут в достатке, дома благоуст­роены.

Этот аул известен тем, что здесь жил знаменитый народный поэт Дагестана Тагир Хрюгский. Я был хо­рошо знаком с ним еще до Великой Отечественной войны. Вместе с сыном Сулеймана Стальского Мусаи-бом Тагир часто заходил в Институт истории, языка и литературы. У меня до сих пор сохранилась фото­графия, на которой мы сняты втроем во дворе инсти­тута.

Когда я впервые появился в ауле, Тагир, узнав об этом, поспешил ко мне. Встреча была исключительно дружественной.

Приняла нас пожилая, но очень энергичная горян­ка, мы ей, конечно, доставили немало хлопот. Уходя из дома и поблагодарив хозяйку за гостеприимство, я сказал, чтобы она не сетовала.на нас за неожиданное посещение ее дома. Она воскликнула: «Вы же все пришли к нам как братья, а это большая радость».

Хрюгцы издавна славятся гостеприимством, но на этот раз они превзошли себя. Тагир не только хорошо принял меня — поистине трогательным было то, что он старался как мог угадать мои желания и сделать мне как можно больше приятного. Я думаю, что ког­да он ухитрился в своем домике накрыть стол на го­родской лад, он полагал, что это должно мне больше понравиться (видимо, считая меня уже городским че­ловеком, отвыкшим от горской пищи).

Тагир сопровождал меня по аулу, делал все, чтоб я был информирован как можно лучше. Очень сожа­лею, что все мои записи бесед с Тагиром бесследно исчезли. Здесь я могу привести лишь те крохи сведе­ний о Хрюге, которые сохранились в записной книж­ке.

Тагир познакомил меня с двумя информаторами— учителем русского языка Зайнуддином Саидовым (65 лет) и Казн Ибрагимовым (70 лет). От них я узнал, что прежде Хрюг входил в Ахты-пара. Предки хрюг-цев были «армянами» (т. е. исповедовали христианст­во армяно-грегорианского толка). Недалеко от селения сохранились остатки доисламского кладбища, где на надгробных камнях сохранились изображения крес­тов.

Население Хрюга в прошлом было узденями. Рая-тов здесь не было вовсе. Мало того, хрюгцы брали пахту с с. Кака до появления там беков, как это дела­ли в отношении некоторых селений Ахты.

Сохранилось немало преданий о междоусобицах хрюгцев и рутульцев. Своеобразным памятником этих событий является хрюгский минарет. Ко времени мо­его посещения этому минарету было 256 лет, судя по надписи об окончании его строительства.

На самой вершине его виден белый камень. Этот сорт камня по традиции очень почитается в Хрюге. Так, например, такие камни кладут на могилы — счи­тается, что они «святят» умерших. Очевидно, здесь мы имеем дело с какими-то древними анимистически­ми магическими представлениями.

Видимо, те же представления были распростране­ны и среди рутульцев. Когда хрюгцы строили свою мечеть, то заранее приготовили белый камень для увенчания минарета — рутульцы же ухитрились его украсть. Хрюгцы возмутились и решили вернуть ка­мень — выкрасть его обратно, несмотря на то, что Рутул больше и сильнее Хрюга.

Рутульцы были большими любителями охоты на волков. Каждый квартал имел свои участки для охо­ты на них и расставлял там свои капканы. На ловлю волка выходили всем кварталом. Если волку при этом удавалось вырваться, то на поиски его отправлялись только жители данного квартала. Если^же им не уда­валось его найти, то они признавали свое бессилие, и это считалось позором. Тогда все остальные мужчины села выходили на поиски и не возвращались до поим­ки волка. Когда волк был уже обнаружен и окру­жен, участники преследования разоружались, засучи­вали рукава и старались захватить волка голыми ру­ками и связать. Если кто-нибудь трусил, его подвер­гали осмеянию, называя «бех» (трус).

Хрюгцы отправились за своим камнем именно в тот момент, когда рутульцы были заняты своей люби­мой охотой на волка. Без особого труда они взяли ка­мень и возвратились с ним в Хрюг. Вернувшиеся в свое село рутульцы обнаружили пропажу и устроили погоню.

Казн Ибрагимов рассказал, что между селениями Ялах и Кахул есть, по слухам, столб из белого камня высотой около ³/4 метра. Находясь в Азербайджане, он услышал об этом камне, причем все присутство­вавшие хрюгцы убежденно заявили: это означает, что там жили переселенцы из Хрюга.

* * *

Хрюгцы делятся на 12 тухумов. Представители каждого из них участвовали в управлении аулом, в решении всех важных вопросов.

Если возникал спор между двумя аулами, то обыч­но его решали на границе их земель. Кроме того, мест­ность Ким алайхал считалась признанным местом разрешения споров.

Что касается местной эпиграфики, то нам удалось узнать следующее: на одном из камней мечети есть дата — 112 г. х., очевидно, год ее постройки. Белый камень на вершине минарета сохранился — нам со­общили, что на нем есть дата 1123 г. х.

Кроме того, в кладке мечети есть камень с надпи­сью о примирении с рутульцами при посредничестве ахтынцев.

Здесь моими информаторами были А. Ханбабаев (62 года), К. Шахбанов (63 года), М. Аслалиев (70 лет), А. Карипов (75 лет), Алимет Алиев (80 лет), А. Байра-мов (52 года), А. Рагимов (75 лет), М. Гусейнов (75 лет).

По преданию, первым поселенцем, основавшим аул, был Кака — его имя стало названием аула. Он был выходцем из местности Ших-Капландере на тер­ритории нынешнего Нухинского района Азербайджа­на, населенного лезгинами. Там, кстати, до сих пор сохранились развалины селения, жители которого разбежались, так как жить там было опасно из-за по­стоянных нападений. Какинцы признают, что до поселения их предков на нынешнем месте здесь уже были следы обитания— в полутора километрах .от с. Кака есть развалины большого аула.

Селение Кака прежде входило в состав Ахты-пара.

Какинские беки происходили от казикумухских ханов. Родственники казикумухского хана Шуаиб-бек и Иса-бек поселились в с. Кака. Хан предоставил им право взимания дани с двух селений: Луткуна и Ялаха. Раньше эту дань платили непосредственно хану вподе добровольного приношения, позже она стала обязательной. Вот имена некоторых какинских беков: Алисултан, Шуай, Мусабек, Асланбек.

Какинские беки сохранили за собой пастбища Куртай и Олакан-дере в рутульских землях. На ка-кинской земле они захватили пахотный участок Пе-рег. Кроме того, их собственностью было около 20 мел­ких пахотных участков, лежавших чересполосно с пашнями какинских крестьян.

Жители Кака были узденями, и бекам так и не удалось окончательно обратить их в своих раятов, хо­тя путем постоянного давления, опираясь на поддерж­ку рутульских беков, они смогли сделать какинцев в какой-то степени зависимыми. Был период, когда бе­ки даже подвергали провинившихся какинцев публич­ным поркам.

Тем не менее, какинцы постоянно были готовы к сопротивлению. Примечательно, что захваченный беками участок Параг приходили обрабатывать бек-ские раяты из селений Ялах и Луткун, причем бар­щина доходила до 6 дней в неделю. Кроме того, лут-кунцы платили бекам от всего общества 4 руби пше­ницы и столько же ячменя, а ялахцы—по одной руби пшеницы от двора. Они обязаны были обрабатывать бекские земли: пахали, жали хлеб и косили сено, уна­воживали бекские посевы, заготавливали дрова. Весь снятый с бекских полей урожай, как и дрова, отвози­ли к беку, а хлеб — на мельницу на своем транспорте. Обязаны они были также давать лошадей по требова­нию бека для поездки в Дербент, Кубу и другие места, а также в зимнее время содержать бекский скот. Ялахцы, кроме того, давали по очереди лошадей для молотьбы бекского хлеба, содержали лошадей для бекской езды и выставляли нукеров для сопровожде­ния беков в их поездках.

С годами росли повинности зависимых от какин­ских беков селений. В селениях Кака, Луткун, Ялах сохранились предания о сопротивлении крестьян уве­личению повинностей.

Какинцы до сих пор помнят имена борцов против бекского произвола, организаторов сопротивления крестьян. Так, однажды на какинском очаре бек Ора-зой поспорил с крестьянином Корчугаем и оскорбил его. Корчугай тут же дал ему пощечину. Бек отпра­вился к родственникам и рассказал им об этом — те стали стыдить его и потребовали отрезать смельчаку голову. Бек подкараулил Корчугая, убил и обезгла­вил его.

Беки постоянно поджигали крестьянское сено и кизяк, похищали скот. Однако и они все время чувст­вовали себя в опасности: постоянно ожидая ответ­ного нападения какинцев, они даже прорыли подзем­ный ход от своих жилищ в овраг, где можно было ук­рыться.

Позже споры между беками и сельчанами велись из-за воды для полива. Беки захватили воду, и кре­стьянские земли страдали от засухи. Это было острой проблемой, какинцы многократно ходили с жалобами к генерал-губернатору, но дело тянулось долгие годы.

Наиболее резко выступал против беков крестьянин Исмаил. Беки добились его ссылки в Сибирь. Однако сопротивление какинцев не прекратилось. Их руково­дителем долгие годы был Абдулла Гусейнов.