⇓-Продолжение-⇓
Между тем Иран при помощи Англии вел подготовку к войне: восстанавливая крепости, форсировал строительство новых, обучал и реорганизовывал войска[1]. В Иране велась воинственная антирусская пропаганда. Так, в 1818 г. Сеид-Мирза-Ахмед-шейх уль Ислам в Тавризе «во время проповеди сказал, что русские приезжают в Персию единственно для того, чтобы подвергнуть ее под иго своей власти, искоренить мухаммеданскую веру и ввести свою, что через них они лишатся отечества, жен и детей своих». Устами «Сеида говорят Аббас-Мирза и Мирза-Безюрге», — заключает побывавший в Иране в 1818 г. штабс-капитан Бебутов[2].
Не менее воинственно была настроена и Турция, которая вынашивала планы реванша на Кавказе[3]. Победы России над Францией и Ираном временно умерили воинственный дух турецких реваншистов[4]. Во время «100 дней Наполеона» перспектива войны в Европе вновь окрылила Турцию[5]. Этому в значительной степени способствовали и происки Наполеона на Ближнем Востоке[6].
16/26 июня 1815 г. из Константинополя сообщали, что Наполеон, желая отвлечь Россию от участия в новой антифранцузской коалиции, направил в Турцию своего эмиссара Жобера. В задачу миссии входило вовлечение Турции и Ирана в войну против России[7]. В начале июля того же года арзерумский сераскер прислал к Ртищеву своего чиновника с письмом, требовавшим, чтобы Россия уступила Турции Имеретию, Гурию, Мингрелию и Абхазию, а также крепости Кутаиси, Багдад, Шорапань, Камчале и Анаклию, якобы возвращаемые ей по Бухарестскому договору[8]. Заняв угрожающую позицию против России, Турция активно склоняла к тому же Иран[9].
Со своей стороны, иранский шах также направил в Париж с письмом к Наполеону некоего Давида Цатурова. В ожидании результатов миссии Аббас-Мирза стал уклоняться от выполнения условий Гюлистанского договора. В частности, он задерживал возвращение на родину русских военнопленных[10]. В последующие годы также по вине турецкой стороны сохранялись напряженные отношения между Россией и Турцией, происходили вооруженные инциденты на кавказской границе. Турки держали на границе большое количество войск[11]. На почве враждебных отношений к России снова происходит сближение между Ираном и Турцией. Так, в мае 1818 г. в Константинополь прибыл уполномоченный Ирана Мугиб-Алп-хан, который предлагал «заключить оборонительный и наступательный союз» против России[12].
Несмотря на неоднократные попытки[13], новый союз между Турцией н Ираном не был заключен. Территориальные притязания друг к другу и традиционные религиозные разногласия, как в первом десятилетии XIX в., разъединили эти два восточных государства. Отсутствие единства восточных соседей облегчило положение царизма на Кавказе. Однако оба эти государства, осуществляя агрессию на Кавказе, иногда согласовывали свои действия против России.
Россия также предъявляла территориальные претензии к своим восточным соседям. Русские генералы на Кавказе настойчиво советовали императору не уступать Ирану «ни единой пяди земли», заявляя, что для обеспечения безопасности Кавказа необходимо присоединить к России еще незанятые ею области Закавказья[xiv]. Они предлагали присоединить к России и Ахалкалакский пашалык Турции[xv]. Более того, Ермолов, например, еще в 1820 г. предлагал правительству построить крепость в Красноводском заливе, принять в подданство России туркмен, «связаться с Хивою, Бухарою, а затем иметь оттуда виды на Персию». «Помочь туркменам, —говорил он, — овладеть Астрабадом, Мазандеранской и Гилянской провинциями… Одно отделение сих областей от состава Персии, — развивал свои мысли главком, — наносит ей неизлечимые раны…»[xvi] Разумеется, такие заявления русских главнокомандующих на Кавказе вызывали серьезные опасения и Ирана и Турции. Этим и воспользовалась английская дипломатия для обострения русско-иранских и русско-турецких отношений.
Готовясь к новой агрессии на Кавказе, Иран и Турция засылали своих эмиссаров с деньгами и подарками для подготовки выступлений горцев против России. Иран и Турция широко использовали в агентурных целях торговцев разных категорий и мусульманских паломников. Как и раньше, Иран и Турция в антироссийских действиях на Кавказе имели поддержку в лице Сурхай-хана Казикумухского, бывшего дербентского Ших-Али-хана, царевича Александра и других антирусски настроенных феодалов. Аббас- Мирза постоянно вел тайные переговоры, переписки с ханами Дагестана и Закавказья, стараясь поднять у них воинственный дух против России[xvii].
Во втором десятилетии XIX в. правители Аварии, Мехтули и другие недовольные активизацией политики царизма изменили свое отношение к России. Выступая против России, они обращались за поддержкой к восточным государствам, что давало поводы Ирану и Турции вмешиваться во внутренние дела Кавказа под предлогом «защиты своих эмиров, единоверных братьев» которым якобы угрожала опасность уничтожения русскими. Однако, несмотря на всяческие старания Ирана, Турции и фрондирующих с Россией некоторых правителей Северного Кавказа, им не удалось в 1813—1817 гг. добиться серьезных осложнений в русско-северокавказских отношениях. В эти годы между Россией и Северным Кавказом в целом существовали мирные отношения, за исключением отдельных антироссийских выступлений. Укажем на некоторые из них.
Как сказано выше, в июне 1813 г. Сурхай-хан выехал в Персию, чтобы просить помощи у шаха для продолжения антирусской борьбы[xviii]. Будучи в Иране, как указывает А. Комаров, Сурхай- хан «тщетно пытался получить помощь войсками и деньгами у Аббас-Мирзы»[xix]. Вслед за Комаровым некоторые кавказоведы также утверждают, что Сурхай-хан, не получив из Ирана никакой помощи и обещаний в содействии после заключения Гюлистанского мира, возвратился в Дагестан[xx]. Хотя нам в архивах не удалось обнаружить документов в подтверждение или в отрицание этой версии, надо полагать правильным сообщение автора «Асари- Дагестан». Он пишет, что, вернувшись из Ирана, Сурхай-хан «обрадовал казикумухцев и прочее население Дагестана разными обещаниями, якобы данными ему со стороны Персии, что сын шаха вскоре явится сюда с большими силами и произойдет то-то и то-то»[xxi]. После возвращения в Казикумух, Сурхай-хан в течение 1813-1815 гг. безуспешно пытался вновь овладеть Кюринским ханством. 13 августа 1815 г. Сурхай-хан в столкновении с русским отрядом у деревни Тпих Кюринского ханства понес большой урон[xxii]. Преследуя отступающего Сурхая, русские дошли до самого Кази- кумуха[xxiii]. Обещанная помощь из Персии не последовала. В июле 1816 г. Сурхай-хан снова принял подданство России[xxiv]. Как свидетельствует Гасан Алкадари: «Сурхай-хан, не достигший с помощью Персии своей цели…», поклялся в верности России. «Тем не менее по секрету дал знать своим подчиненным, что его обещания этой державе составляют хитрость и обман, не переставал готовиться к войне с русскими»[xxv].
Действительно, вскоре Сурхай-хан снова стал одним из организаторов антирусских выступлений в Дагестане. Одновременно Иран использовал Ших-Али-хана и царевича Александра для возбуждения дагестанских народов против России и Грузии. Согласно Гюлистанскому договору, царевич и Ших-Али-хан могли выехать в Иран на жительство[xxvi]. Как выяснилось в последующем, иранское правительство под видом переговоров об их выезде устраивало с ними встречи в 1813—1816 гг. для подстрекательства ими горцев против России[xxvii]. В этих целях Турция также использовала «личное пребывание Александра в Дагестане»[xxviii]. Так, 15 июля 1815 г. Ртищев докладывал, что Турция «по единоверию своему с дагестанскими народами, не переставая и теперь почитать Дагестан своею собственностью, изыскивает все средства», чтобы поднять дагестанцев «против русских войск и к содействию царевичу Александру». Говоря о некоторых беспокойствах в Дагестане, он пишет: «Следствием сих беспокойств наиболее должно относить к коварным проискам турецкого кабинета, производимых в действие через посредство богомольщиков, возвращающихся в Дагестан через Константинополь, равным образом через торговые сношения, а также через самих дагестанских лезгин», которые тайно пробираются в Турцию и служат за жалованье в войсках пограничных пашей[xxix].
В свою очередь, царевич уверял своих покровителей, что «весь Дагестан находится в согласии поднять за него оружие и содейтвовать предприятию его» против Грузии[xxx]. Поэтому Ртищев прав заключая, что «причин этих беспокойств следует отнести к коварным проискам турецкого кабинета»[xxxi].
Этим силам, воспользовавшимся недовольством части горцев действиями военной администрации, удалось в 1814—1815 гг. вызвать на Северном Кавказе, в частности в Дагестане, некоторые беспорядки. Так, Ших-Али-хан в союзе со своим зятем Абдуллабеком Ерсинскнм при поддержке некоторых местных беков призывал табасаранцев к открытому выступлению[xxxii]. Царевич приглашал анцухцев и другие общества к набегам в Грузию[xxxiii] Они склонили на свою сторону аварского и мехтулинского ханов и некоторых старшин ряда сельских обществ. К ним присоединился Сурхай- хан. Как и раньше, им удалось привлечь на свою сторону деньгами и подарками отдельных феодалов Дагестана. Так, в марте 1914 г. царевич выдал аварскому хану 10 тыс. рублей серебром, чтобы он завербовал ему ополченцев для нападения на Грузию[xxxiv].
Преувеличивая свои первые успехи в попытке объединения антирусских сил Дагестана, царевич ложно уверял шаха в том, что «все владельцы, сеиды, казии и старшины дагестанских владений, даже н дети в колыбели, суть усердные слуги» повелителя Ирана, что для этого необходимы деньги. Он просил шаха прислать ему деньги в сумме 35556 рублей для вознаграждения феодалов Дагестана за ожидаемые от них услуги[xxxv].
Договорившись между собой, дагестанские феодалы решили освободить от русских Кюринское и Кубинское владения и напасть на Грузию[xxxvi]. 18 мая 1815 г., как сообщает источник, начался сбор ополченцев в Дагестане, а духовенство «приводит к присяге собираемое войско»[xxxvii]. Однако далеко идущие замыслы их остались не осуществленными. Аслан-хан Кюринский в том же году, раскаявшись в своих действиях, вышел из коалиции[xxxviii].
Султан-Ахмед-хан Аварский и Гасан-хан Дженгутайский не решились на открытое выступление против России. Анцухцы и другие сельские общества также вскоре отошли от царевича. Кроме того, не проявили особого сочувствия царевичу хевсурцы, а пшавцы решительно отказались поддержать его[xxxix]. Так и не добившись своей цели, царевич в августе 1818 г. сбежал в Турцию, а оттуда пробрался в Иран[xl].
Таким образом, несмотря на усилия восточных держав и сепаратистов, им не удалось в 1813—1817 гг. в Дагестане добиться массовых антироссийских восстаний. В те годы в Дагестане и в других регионах Северного Кавказа имели место только отдельные локальные аитироссийские выступления. Кроме того, как правило, во главе этих антироссийских и антигрузинских акций стояли сепаратистски настроенные феодалы Дагестана. Следовательно, значительная часть горцев тогда не шла на конфронтацию с царизмом.
В этой связи прав иранский историк, который, указывая на тяжелое положение населения при Ермолове, пишет: «Осложнения отношений России с Северным Кавказом не были обусловлены только политикой Ирана и Турции»[xli].
Джахиев Г.А.,
доктор исторических наук,
профессор
[1] Т а м же, с. 140—141 и АВПР, ф. Спб. Гл. архив 1—7, д. 1 папка 9, л. 1—2; ЦГВИА, ф. ВУА, д. 446, ед. хр. 4, л. 11 — 12, 39—40; АКАК, т. 6, ч. 2, с. 148—143. 177—178.
[2] АКАК, т. 6, ч. 2, с. 199; См.: Записки штабс-капитана князя Бебутова об Иране, 1818 г.
[3] АВПР. ф. Спб. Гл. архив. 1-13 (1813—1816), д. 1, л, 14—24, 28 — 29, 31—69, 73—78, 83—97, д. 2, л. 1—2, 1,1—20; AKAKj т. 5, ч. I, с. 819—824, ч. 2, с. 809—811, 814—815.
[4] АКАК, т. 5, ч. 2, с. 822.
[5] Т а м же, с. 822.
[6] ЦГИА Гр. ССР, ф. 2, д. 468. л. 68.
[7] АКАК, т. 5.; ч. 2, с. 824; См. также ЦГВИА, ф. 13454, on. I, д. 77, л. 185 188.
[8] Т а м же, л. 124—125.
[9] АКАК. т. 5, ч. 2, с. 814—815.
[10] Там же, с. 823, 827—830; См. также ЛВПР, ф. Спб, Гл. архив 1—13 (1813—1816), д. I, л. 139.
[11] АКАК, т. 5, ч. 2, с. 834—839. 840—842; т. 6, ч. I, с. 148—149; ЦГИА Гр. ССР. ф. 2, д. 468, л. 102 и ЦГВИА ф. 1,345, 0п. 1, д. 135, л. 18.
[12] АКАК т. 6, ч. 2, с. 189—190.
[13] Там же, т. 5, ч. 2, <3. 823; т. 6, ч. 2, с. 148—149, 400—401.
[xiv] АКАК, т. 6, ч 2, с. 1,15—117, 122-127, 142.
[xv] АВПР, Спб. Гл. архив. 1—9 (1817—1842), оп. 8, д. 6, л. 44—45.
[xvi] АКАК, т. 6, ч. 2, с. 716—718.
[xvii] Дубровин Н. Ф. Указ. соч., т. 6, с. 231.
[xviii] Алкадари Г. Асари-Дагестан, с. 115.
[xix] Комаров А. Материалы для истории Дагестана… См. ЦГИА Гр. ССР. ф. 1087, д. 415, л. 23.
[xx] Алкадари Г. Указ. coч., с. 116.
[xxi] ЦГИА Гр. ССР, ф. 1087, д. 415, л. 23—24; ф. 2, д. 428, л. 1 — 10; АКАК, т. 5, ч. 2, с. 621—624.
[xxii] АКАК, т. 5, ч. 2, с. 627, 630.
[xxiii] Там же, с. 608; ЦГИА Гр. ССР, ф. 1087, д. 415, л. 23.
[xxiv] ЦГИА Гр. ССР, ф. 2, д. 428, л. 21—28; АКАК, т. 5, ч(. 2, с. 628-629.
[xxv] Алкадари Г. Указ соч., с. 117.
[xxvi] АКАК, т. 5, ч. 2, с. 568—569, 738—739, 747, 758—760, 765—769.
[xxvii] АКАК, т. 6, ч. 2, с. 113—114.
[xxviii] Там же, т. 5, ч. 2, с. 819—824.
[xxix] АКАК, т. 5, ч. 2, с. 821—822.
[xxx] Там же, с. 822.
[xxxi] АКАК, т. 5, ч. 2, с. 824—825.
[xxxii] Там же, с. 627.
[xxxiii] Т а м же, с. 377—378; ЦГИА Гр. ССР, ф. 2, д. 472, л. 1, 31.
[xxxiv] ЦГИА Гр. ССР, ф. 2, д. 282, л. 1.22—123, 88-91, 99—101, 120- 121. 131 — 133 и др.
[xxxv] АКАК. т. 6, ч. I, с. 281, 296.
[xxxvi] ЦГИА Гр. ССР, ф. 2, д. 282, л. 88—92, 99—101, 119—120; См. Записки А. П. Ермолова, ч. 2, М., 1868, с. 47—49.
[xxxvii] АКАК, т. 5, ч. 2, с. 378—379.
[xxxviii] АКАК, т. 5, ч. 2, с. 830; ЦГИА Гр. ССР, ф 2, д. 282, л. 133-139, 149— 152.
[xxxix] АКАК, т. 5, ч. 2, с. 830.
[xl] Дубровин Н. Ф. Указ. соч., т. 6, с. 113—114.
[xli] Ханак Э. Указ. соч., с. 205.
