В 1867 г. было предложено во всех школах Кавказа ввести преподавание только на русском языке. В Дагестане такие школы открылись в 1875-76 годах. Русский язык позволил лезгинам шире увидеть мир. Казанфар уже переводил брошюру «Вода, воздух…», началось книгопечатание в Т.-Х.-Шуре, лезгины стали активно приобщаться к знаниям.
Духовенству нужно было любым путем отойти от России, постепенно вытесняющей арабский язык, и присоединиться к Турции, где господствовал арабский язык и шариат. Хотя Коран и запрещает убивать человека, духовенство усиленно агитировало убить всех немусульман и зорко прислушивалось, когда же начнется война. То же переселение в Турцию также проистекало из желудочных интересов мулл. Несмотря на постоянный отказ начальства, они осаждали его просьбами. Нельзя сказать, что зажиточные лезгины, жившие на прекрасных полях, не знали всю невыгодность переселения. Знали они также и то, что Оттоманская Порта (так называли европейцы турецкое правительство) сама не желала более принимать переселенцев с Кавказа. Но недовольные и беспокойные муллы выбирали мысль о переселении как средство к агитации и при каждой реформе, им не понравившейся, пускали ее в ход в надежде настойчивостью остановить реформу. Для этого они собирали подписи (приложения пальцев) сотен легкомысленных фанатиков, пользовались подписями и печатями, взятыми отдельными листами из совершенно других прошений в окружные и наибские управления, решившись во что бы то ни стало добиться или разрешения выезда в Турцию, или — что и было главной целью — оставления всех прежних порядков. Многие духовные лица стали похожи на зверей, изо рта которых вынимали лакомый кусочек. На сельских посиделках (кимах), если кто сказал, что есть арбы, летающие в небе, большие железные дома, едущие без быков, или двое разговаривают друг с другом за сто верст, то он в глазах муллы становился ничтожным лгуном, а если кто отважился говорить, что он не сможет убить невиновного христианина, его считали не только трусом, но и вообще вне общества. Муллы же распространяли слухи, что из глубины пещеры появился святой и кричал: «Бейте кафиров!». Некоторым муллам удалось установить среди масс веру в свою святость, произведя незамысловатые «чудеса», а в мечетях запугивали разными мерами воздействия, вроде развода, сделать жену «незаконной», пока муж не выдаст ее на три дня за другого, непризнание детей законными и др. Они постоянно добивались увеличения власти народных (сельских) судей и предоставления им права налагать взыскания на провинившихся на религиозной почве. Был установлен праздник дня рождения пророка Магомеда, какового в самой Турции никогда не праздновали, а т. н. алимы доказывали, что раньше все мусульмане жили около Мекки, а затем разбрелись и забыли свое племенное единство, посему лезгины и турки братья не только по религии, но и по крови. Из Турции были привезены новые Кораны и одновременно пущена легенда, что давно умершим святым Аттаром в написанной им книге предсказано, что через год султан завоюет весь мир.
Многие просвещенные люди из Кураха, Ахтов, Касумкента хотели убедить мулл, что пагубна и безумна открытая борьба с могущественной Россией для необученного военному ремеслу населения, но те отвечали, что скорее лишатся жизни, чем откажутся от надежды свергнуть «ненавистное иго русских», мотивируя сурами Корана (сура 9, стих 5) — «убивайте неверных всюду, где вы их встретите», «отдавая на это все имущество и себя самих» (сура 60, стих 11), забыв о суре (сура 49, стих 16), запрещающей убивать человека.
В январе 1877 г. в Южный Дагестан были присланы воззвания от главы мусульманского духовенства Закавказья: «Последователи пророка! Братья мои по вере!.. Повинуйтесь сильнейшему сего века царю. Действия императора русского суть милосердия и благость, отвергните нелепые разглашения… Да накажется Богом злодей, дерзающий утверждать противное! Приносите покорность Государю Великому и, исполняя тем самым заповедь Корана, спасите себя от гибели…; неповиновение же, да сохранит от него Всевышний, есть тяжкий грех…». Эти воззвания скрывались от народа.
Другими представителями националистического движения были беки.
Беков у самурских и кюринских лезгин исстари не было, но появились с начала 18 века в 15 селениях Кюры и двух селениях Самура при следующих обстоятельствах. После низложения власти Персии в Южном Дагестане и Ширване в 1721 г. турецкое правительство вынуждено было привязать к себе казикумухского Сурхая, назначив ему хорошее жалованье. Но этим не удовлетворился честолюбивый Сурхай. Турция, видя его беспокойный и слишком предприимчивый характер, вынуждена была сменить главного организатора разгрома иранцев в Ширване Дауда и назначить Сурхая ханом Ширванским в 1728 году. Таким образом, Чолак (безрукий) Сурхай из хахлавчи (правителя) только Кази-Кумуха сделался владетелем Кюры и Ширвана. Хотя он владел Ширваном всего семь лет, но Кюра осталась за ним 1, а преемники его присоединили к себе еще Агул, Кошан. В Самурской провинции селения были еще поделены на сферы влияния между Ахтами и Рутулом. Первому подчинялись и рутульские селения Хнов и Борч. Рутулу должны были платить дань и лезгинские селения ниже Хрюга. Разногласия не унимались, пока жители селений Луткун, Ялах, Кака не обратились к Сурхай- хану, который сразу этим воспользовался: послал своих родственников в беспокойные селения, сделав их там беками. Мир утвердился, но вскоре после присоединения к России подати и повинности требовали кроме беков и царские власти, к тому же бекские семьи размножились, члены которых труд на глазах общества считали позором. Царские власти надеялись, что за беками стоит огромное число «влиятельных туземцев», которые ведут борьбу с духовенством за влияние на массу, которая сама по себе предпочитает покой.
Но все было не так просто. В 1861 г. Джафар-хан — сын Агалар- хана из Кюры ездил в Петербург. Когда через год вернулся — застал свои земли, особенно в предгорной части ханства, разобранными жителями и казною.
Шли тяжбы, которые ему ничего не приносили, а деревни Махмудкент, Целегюн окончательно вышли из его повиновения, недвижимое же его имущество в Кумухе давно захватили его старшие сородичи.
В 1866 году начались сборы сведений, необходимых для освобождения луткунцев, ялахцев, какинцев на примере подобного освобождения крестьян в России в 1861 г. Власти, видя, что беки встречают эти меры не сочувственно, старались успокоить их дарением им общинных земель не только в предгорной части Дагестана, но и в Рутульских и Лучекских горах. Сыну того же Джафара, майору Наджабудину на вечное и потомственное владение было пожаловано в 1876 г. тысяча десятин в местности «Сунильто». Еще за 10 лет до того огромные пространства возле Лучека были подарены какинским бекам.
Жалобы на беков не принимались, а суды с ними, если и допускались, то шли по принципу: «С богатым не судись, с сильным не борись». Их не наказывали за воровство, убийство. Жили они в роскоши и богатстве. Кумухец Г. Гузунов в 1875 г. писал от имени кюринцев:
Вот так же гол, обобран весь наш край,
Что даже мыши крошки не найдут,
А дом у Юсуп-хана так добром,
Битком набит — не описать пером.
Не только хан, любой его служитель —
Грабитель наш, мучитель и душитель.
………………………….
Начальником поставили армянина —
Хитрого и коварного дворянина.
Будто лошади хитростями навьючены,
А подводы притворством наполнены.
Нетрудно догадаться, что в момент восстания беки опасались изгнания. Их имущество подверглось бы конфискации восставшими. Отказ беков от восстания истолковывался бы духовенством как измена, и они вынуждены были не только присоединиться к восстанию, но и возглавить движение с тем, чтобы сохранить себе положение и при турках. До начала восстания беки уже делили будущие должности. Так, в погоне за ханский титул при турках Фатали-бек даже написал своему брату письмо: «Должность хана не дойдет до нас, пока жив Джафар-хан… надо что-нибудь сделать… «
Царские власти назначили беков и в некоторых селениях, где их никогда не было: Мискинджа, Ахты, Кара-Кюра, Касумкент, Курах.
Следующие слои местной знати были наибы, офицеры милиций, нукеры при управлениях, старшины, судьи в селениях.
Наиб получал из казны денег 3000 р. сер. в год (цена 1500 баранов). Наибы, подобно бекам, занимали выжидательную позицию: если победит Турция, непременно подключиться к восстанию. Поэтому зорко следили за ходом военных действий, особенно на кавказском фронте, выписывали газеты, при их задержке ездили в Дербент, где читальный зал городской библиотеки в этот период переполнялся читателями, конечно, не Шиллера, а сводок с фронтов.
Правильно говорил Н. К. Ковалевский: «Разбойники не лезгины, а их муллы, кадии, беки и всякая им подобная дрянь — эти трутни пчелиного роя, фанатизирующие честных и добрых производителей — эти коноводы, боявшиеся лишиться своих выгод».
Ахтынский нукер на допросе после восстания показал: «Когда я сообщил, что Карс пал и турки вошли в крепость, о чем имеется и корреспонденция, Кази Ахмед быстро хватил газету, уединился и скоро исчез, как выяснилось, ночью скакал в Согратль, приехав, энергично начал агитацию, объявил себя ханом».
Кайтагский Мехти-хан лежал на деревянном полу, когда поручик ему сообщил о падении Карса. Он начал машинально барабанить пальцами по полу, затем выскочил, не сказав ни слова. Вспоминается литературный герой Швабрин, когда он начал говорить о том, а что если Пугачев придет в их крепость. Как известно, «здесь он прервался и начал посвистывать французскую арию».
Тот же Кази Ахмед, сын Гаджи, пользовался благами царского правительства за то, что в 1848 году, во время осады Ахтынской крепости горцами, он с семейством перешел в крепость и защищал ее, после чего им назначена была пенсия. В 1856 году он на казенных харчах ездил в Москву на коронацию царя, как представитель от Самурского округа Прикаспийской области. А по приезду был назначен Ахтыпаринским наибом, в 1861 г. он стал капитаном милиции, ибо назначен был на его место наибом бывший в том же 1848 г. с ним вместе в крепости Агаси-бек. Кази Ахмед обиделся и с 1861 г. охладел к царской власти, хотя один из его сыновей учился в русской столице, а другой служил в личной гвардии царя.
Известный нам Гасан Эфенди Алкадарский служил наибом в Южном Табасаране. Когда восставшее население на митинге требовало от него отказаться от русской службы и примкнуть к восстанию, то он в качестве «сырого полена» воспламенился общим огнем возмущения и сорвал с себя погоны и бросил их на землю.
Другое влиятельное лицо из Кюры дало тогда восстанию 1877 г. в газете «Тифлисский листок» такую оценку: «Я смотрю на восстание как на глупость моих земляков, которым, конечно, за это и достанется… На восстание каждый образованный горец с грустью должен смотреть, как на явление гибельное для только что начавшейся в горах культуры и гражданственности… и я готов признать, что горцев в значительной степени ослепляет их фанатизм и… невежество».
«Сытому не до голодного», «волчица не сможет рожать ягненка», «кто хана сочтет другом, в жизни того не будет радости», «покинь общество людей богатых и влиятельных»… Действительно, все богатые и самозванцы подделываются под народные желания и, затрагивая слабые струны в этом народе, пользуются его доверчивостью для своих целей. Когда на сходе жителей в сел. Мискинджа один спросил, чем объяснить, что во главе восстания стоят беки, наибы, кадии, последовал ответ: «Разве мы — наибы, беки — не мусульмане и не любим свободу народа».
А когда мулла с беком спелись — народ пропал. Неискушенному человеку они могут показаться благородными, сверхграмотными, но под их обманчивой внешностью скрыты порочные черты. Бедный народ в их руках — как чистый лист, на котором можно писать что угодно. Наибы, беки, письмоводители, муллы рассчитывали получить у турок должности пашей, бейлербеев, каймакамов.
У тогдашних представителей местной знати не хватило и прозорливости, хотя считали себя хитроумными. Допустим, Дагестан ускользнул бы из-под российской власти. То, что Дагестан не будет самостоятельным государством, это для всех них было очевидно. Речь шла о присоединении Дагестана к Оттоманскому государству. Но мусульмане Закавказья не торопились с этим, хотя от этих мусульман можно было ожидать симпатии к туркам как к представителям этнически близкого народа. При таких обстоятельствах присоединение Дагестана к Турции — мимо царского Закавказья — было невозможно.
Как видим, не было никакой программы ни у народа, ни у местной знати, у которой всегда лозунг: «Кто у власти, тому подпеваю», «где плов — тотчас я готов» («Гьина аш — гьана баш»). Бурные страсти разгорелись в Гюнейской стороне Ахтов, где жили богачи. На звание «хана» претендовал и Шахмардан Алиев. Не получив этот титул, он впоследствии стал царским наибом, уничтожал участников восстания.
Зарождающаяся ссора подобна пробивающемуся сквозь плотину потоку: как только он пробился, ничем не удержишь ее.
Не излишне здесь вспомнить записи капитана Вискунова: «4 апреля 1877 г. вне слободы мы узнали приказ о нашей мобилизации. Все оживились, пожимали друг другу руки, поздравляли со скорым объявлением войны… Беспокойства горцев свидетельствовали о существовании в горах тайной пропаганды турецких эмиссаров и о деятельных сношениях наших горцев со своими единоплеменниками, выселившимися в Турцию, а последствия вполне показали, какую змею мы согревали у себя на груди».
Таким образом, мы видим, что Дагестан в середине 70-х годов 19 века попал в большую геополитическую «разборку» двух разбойников — правящих кругов Турции и России, к интересам которых русский и турецкий народы имели мало отношения. Россия хотела захватить турецкие проливы, чтобы иметь свободный выход к южным морям. Турция, естественно, не хотела их уступить. В такой ситуации турки решили мобилизовать все силы, в том числе попытаться поднять восстание в тылу русских войск — в Дагестане. Здесь У турков были союзники — духовенство, беки, наибы и др. Но самое главное — была благодатная почва для восстания: подавляющая часть народных масс жила в беспросветной нужде. Необходима была только искра, чтобы возгорелось пламя.
Абдулгамидов Н.А
Примечания
1 По нашему мнению Кюра «окончательно» попала под власть казикумухских ханов только в конце XVIII века. После кратковременного подчинения Сурхай хану в конце 20-х -начале 30-х гг. , а затем Надир шаху, кюринские «вольные» общества были по большей части независимыми, пока не были завоеваны Фет-Али ханом.
Текст воспроизводится по изданию: Абдулгамидов Н.А. Восстание в Южном Дагестане в 1877 г. -М.: Азбука, 2001. С. 11-22.
Другие статьи по теме: Восстание 1877 года в Лезгистане
⇐Предыдущая статья | Следующая статья⇒ |