Абдулгамидов Н.А.
Восстание 1877 года в Лезгистане
Два восстания — две истории
Восстание 1877 года по внешним признакам имеет прямое отношение к восстанию горцев 20-50-х годов 19-го века, известному в истории как восстание Шамиля. Конечно, питательной средой обоих восстаний были тяжелые жизненные условия большинства горцев.
Оба восстания своими корнями восходили к Магомеду Ярагскому.
В случае восстания Шамиля Ярагский был идейным вдохновителем восстания. Для Шамиля, как и для других руководителей того восстания, Ярагский был учителем-наставником. В восстании же 1877 года участвовали потомки Ярагского: его сын Исмаил — кадий Кюринского округа; внук Ярагского и, соответственно, сын сестры Исмаила Хафисат Гасан Алкадарский — наиб южно-табасаранского участка Кюринского округа; Казанфар Зулфукаров из Мамрача, сын которого Юсуф был женат на дочери Исмаила Айшат. Кроме того, известный поэт Етим Эмин (один из ближайших друзей Исмаила, работал в непосредственном его подчинении), чьи стихи тоже сыграли свою роль в восстании 1877 года, — был кадием суда в селении Ялцуг.
Несмотря на все, эти два восстания отличались по своей сути. Чтобы понять это, вспомним историю первого восстания.
Как известно, восстание горцев 20-50-х годов началось в Южном Дагестане, а затем его центр сместился в Северный Дагестан и Чечню. Огромную роль на начальном этапе восстания сыграла деятельность Магомеда из кюринского селения Юхари-Яраг. Его «новое учение» позволило горцам осознать и сформулировать свои интересы и цели в том восстании. Об этом прекрасно написано в книге профессора А.Агаева «Магомед Ярагский».
Тем не менее мы здесь повторим некоторые моменты деятельности и учения Ярагского в связи с необходимостью сравнения тех событий, участником которых был Ярагский, с восстанием 1877 года.
В начале 19 века Южный Дагестан попал под власть русского царя. С новыми властями пришли новые законы, порядки и ограничения, налоги и поборы. Кроме этого, как пишет один из кавказоведов 19 века А.Руновский, установленные царем «порядки не только не прекратили тиранию туземных владетелей, но, предоставив им
право управлять народами на прежних основаниях, подкрепили это право, до того боязливое и шаткое, русскими пушками и штыками».
Вот почему Ярагский один из основных лозунгов своего учения сформулировал так: «Магометане не могут быть под властью неверных. Мусульманин не может быть ничьим рабом или подданным и никому не должен платить подати, даже мусульманину». «Это значит, — пишет А.Агаев, — что «неверные», власть которых чужда мусульманам, — это не только иноверцы, которые порабощают мусульман, но и свои собственные, единоверные властелины, халифы, султаны, ханы, беки, которые не уступают иноверцам-угнетателям в их порабощении. Следовательно, к газавату М.Ярагский призывает ради избавления не только от все более ужесточающейся российской деспотической власти, но и от власти местных, лезгинских, татарских, табасаранских, лакских и иных «мусульманских» владык и угнетателей «.
Ярагский, в отличие ог руководителей восстания 1877 года, придавал большое значение идеологическому обеспечению восстания. При этом он не боялся переиначить основные положения Корана. Ярагский был реалистом — он прекрасно понимал, что его новое учение до неграмотных, темных народных масс Дагестана можно донести только в религиозной «упаковке». Поэтому именем Аллаха он говорил, что «первой заповедью веры наших отцов, нашим высшим благом всегда была свобода». Не вера в единого бога — Аллаха, как по-корану, а стремление к свободе, по-Ярагскому! Далее, почти как Маркс и Энгельс в «Коммунистическом Манифесте»: «Угнетенные должны освободить себя, а свободные — отвести от себя рабство». Ярагский считал, что беднякам «никто не даст избавления» от их невыносимо тяжелого положения, кроме них самих.
Кроме этого, чтобы объяснить народным массам необходимость социально-экономического, политического и духовного освобождения, Ярагский вынужден был отказаться от основных положений Корана, определяющих жизнь общества. Он не признавал коранических положений о дарованных Аллахом «преимуществах одних перед другими», «преимуществах мужчин перед женщинами», различии людей и делении их по воле Всевышнего на «свободных» и «рабов», об обязанности подчинения тем, «в чьих руках находится власть», о «закяте» и др. Вместо них он в свое учение ввел отличающиеся от сур Корана понятия: «свобода человека», «равенство» между мусульманами, отрицание рабства, подданства и повинностей, в том числе религиозным деятелям. Считать его видным представителем мусульманского духовенства нельзя, ибо он подверг сомнению основы Корана. Его можно считать основателем нового учения, призванного, прежде всего, решать социально-экономические вопросы, и борцом за права бедных, угнетенных.
Мы так подробно останавливаемся на взглядах Ярагского не только из-за желания разобраться в движущих силах восстания горцев. Мы хотели показать, что почести сегодня ему оказывают не те и не за то. Одни его авторитетом хотят подкрепить авторитет ислама, хотя, как мы показали выше, он был ревизионистом ислама. Другие хотят его сделать флагом в деле борьбы с Россией. В этом случае уместно вспомнить слова Ярагского: «Первым вашим пожеланием должна быть свобода, последним — ненависть к неверным». То есть ненависть к неверным у Ярагского на последнем месте, это — не его цель. Его цель — социально-экономическое, политическое и духовное освобождение народных масс. Такие мотивы деятельности Ярагского тогда и сейчас скрываются и затушевываются.
Таким образом, учение Ярагского и вдохновленное им восстание были, прежде всего, явлениями социальными, направленными на преодоление горцами социального и национального гнета. Вот почему богачи того времени были против действий восставших. В случае же восстания 1877 года богачи в подавляющем большинстве своем возглавили восстание, они хотели избавиться от царской опеки.
Конечно, прежде всего, оба восстания были совершены из-за угнетенного положения народных масс. Если же в случае первого восстания его руководители это понимали и попытались решить социальные вопросы с помощью организации нового, по их мнению, справедливого государства — имамата, сочетавшего в себе элементы демократии и шариата, то в 1877 году о бедняках из новых руководителей никто и не думал. Провозглашенной целью последнего восстания стало желание присоединить Дагестан к Турции. Поэтому после взятия власти в Кюринском и Самурском округах в 1877 году новые «ханы» не смогли предложить народным массам, находившимся под экономическим и политическим гнетом, ничего, кроме мародерства в Дербенте и Кубинском уезде. Такое во времена Ярагского и Шамиля было невозможно.
При еще большей угнетенности народных масс по сравнению со временами Ярагского в 1877 году руководители восстания не определили ни одного социального вопроса. Не этим ли объясняется пассивное участие Етима Эмина в восстании, так много до и после этого говорившего о невыносимом положении народных масс. Эмин лучше всех своих современников в лезгинском обществе понимал и знал положение бедняков. Будучи кадием в Ялцуге, он постоянно сталкивался с попытками местной знати отнять у бедняков последнее, но Эмин всегда отстаивал сторону бедных. За это и за гражданскую поэзию, раскрывающую глаза народных масс на свое положение, местные богачи ненавидели поэта. Были неоднократные попытки смещения Эмина с должности. Но он всегда находил поддержку в лице своего непосредственного начальника и друга, Исмаила сына Ярагского.
Чтобы уменьшить роль авторитета Ярагского в народных массах, а также показать народу, что «конфликт» разрешен, царские власти назначили Исмаила сына Ярагского после восстания Шамиля кадием Кюринского округа. При этом для успокоения дагестанских мусульман шариатское судопроизводство было сохранено и после организации в 1864 году Дагестанской области в составе Российской империи. Для этих же целей царские власти назначили внука Ярагского Гасана Алкадарского наибом Южного Табасарана. Наверное, с точки зрения интересов империи, эти решения были мудрыми.
Вернемся к участию Етима Эмина в тех событиях. В случае восстания 1877 года Эмин знал возможный его итог. Он, полемизируя с теми, кто рассчитывал на Турцию, в стихотворении «Думал о житие я по-всякому» задает им вопрос: «Где хоть один справедливый султан?». Для Эмина, хорошо знавшего взгляды Магомеда Ярагского, ответ был очевиден: нет таких султанов, нет таких правителей!
Поэт, конечно, знал многих участников восстания, со многими из них дружил. После разгрома восстания от друзей он не отказался. В стихотворении «Восстанию 1877 года» он открыто выражал свое сочувствие участникам, для многих осужденных нашел теплые слова. В частности, ахгынского Кази Ахмеда назвал «львиным сердцем».
В стихотворении «Наибу Гасану», обращенном к Алкадарскому, Эмин рисует страшную картину мародерств, убийств, жестоких наказаний со стороны царских властей и сообщает своему другу-наибу, что он, поэт, в раздумьях о том, а нужно ли было народным массам такое восстание.
Что касается, Гасана Алкадарского, воспитанного на примере деда, в силу своей образованности знавшего его наследие и к жизнь народных масс то он не мог не быть вовлеченным в восстание, как и его дядя Исмаил, работавший кадием Кюринского окружного суда, и их родственник Казанфар Зулфукаров — письмоводитель суда. Все они знали тяжелую жизнь людей, каждый день по работе соприкасались с ней, были образованы и принадлежали, если так можно выразиться, к школе Ярагского. Поэтому в восстании они были с народом.
Руководители восстания овладели государственным аппаратом и с помощью этого аппарата продолжали угнетение народных масс («налоги» увеличились). Видя недовольство людей, они направили энергию недовольства в русло погромов и мародерства. Что делать дальше — они не знали. «Вожди» ждали турков. На этой стадии ни Етим Эмин, ни Гасан Алкадарский, ни Казанфар Зулфукаров, ни сын Ярагского Исмаил активными участниками восстания быть не могли. Они понимали, что восстание обеспечено на провал и в своих стремлениях пошло по ложному пути.
Восстание 1877 года доказало утверждение Ярагского, что угнетенные смогут освободить от гнета только сами себя и убеждение Эмина, что не бывает справедливых правителей.
Любое национально-освободительное движение имеет два начала, две движущие силы. Первой движущей силой является стремление господствующих слоев данной национальности освободиться от чужой опеки для безраздельного господства на своей территории, над «своими» народными массами. Вторая движущая сила — это желание угнетенных масс хоть как-то облегчить свою жизнь. Все национально-освободительные движения складываются из сочетания этих двух сил. На разных этапах такого движения в силу тех или иных причин может преобладать как одна, так и другая сила. В 20-х годах 19 века благодаря деятельности Ярагского в освободительном движении была предпринята попытка осмысления собственных интересов угнетенных масс и их отстаивания. Мешавшие такому осмыслению положения Корана были отброшены Ярагским и заменены «новым учением». В восстании же 1877 года эти интересы даже не были обозначены.
Абдулгамидов Н.А.
Источник: Абдулгамидов Н.А. Восстание в Южном Дагестане в 1877 г. -М.: Азбука, 2001. С. 81-85.
Другие статьи по теме «Восстание 1877 года в Лезгистане»
⇐Предыдущая статья |