«…да великие ж послы были в дву… синагогах, и в тех показываны великим послам от… рабинов на еврейском писме завет и пророчества, обвиты богатыми материями и стоят в великих шафах».
Это официальная запись от 26 августа (5 сентября) 1697 года о «культурно-образовательной программе» находившегося в Амстердаме Великого Посольства, в состав которого входил, как известно, и Петр Первый. В тот день посетили также несколько протестантских храмов – что же до синагог, то в ходе визита туда Петра угостили даже местным специалитетом: ритуалом обрезания младенца.
Событие было не только беспрецедентным (как, впрочем, и многие иные в ходе того вояжа), но и знаменательным, демонстрируя, в частности, определенный сдвиг в позиции российского монарха относительно евреев. Сдвиг действительно был, радостно отмеченный позднейшими литераторами, однако, сплошь и рядом переоцененный ими в своем масштабе – в ту или иную сторону, в зависимости от идеологической принадлежности последних.
Одни, приводя те или иные (нередко – вполне достоверные) высказывания великого царя, заявляют, что он был вполне в духе традиции русского XVII века законченным антисемитом, другие, напротив, поют дифирамбы толерантности Петра, якобы стремившегося отменить антиеврейские законы и привлекавшего евреев к себе на службу. Действительность была много менее пафосной, а то, что в ней и в самом деле способно поразить, требует, как обычно, более пристального и сдержанного рассматривания.
Итак, существу.т умеренно достоверные сведения о том, что в ходе посещения Голландии к Петру обратилась группа представителей еврейских деловых кругов с, как бы сказали сегодня, предложением инвестиций в обмен на изменение статуса евреев в Российском государстве. Евреи вышли на царя с подачи амстердамского бургомистра Николая Витсена, ученого, географа, специалиста по России, человека яркого и на тот момент состоявшего в тесном общении с Петром уже несколько лет. Предлагаемые евреями инвестиции, точнее – экспорт технологий – не могли не заинтересовать царя, ибо среди отраслей тогдашней еврейской специализации были крайне важные с его точки зрения — например, как книгопечатанье (находясь в Голландии Петр подписал потом контракт на печатанье кириллических книг за границей). Что до подлежащего изменению статуса евреев – то таковой на самом деле являл собой «ноль-статус»: евреям в Московское государство въезжать запрещалось в любом случае – даже на время, с купеческой миссией. Соответственно, амстердамским купцам, как минимум, хотелось позволения временного пребывания в России для себя и себе подобных. А все, что сверх того – уже как получится.
Тем не менее, Петр евреям отказал. Формулировка отказа варьирует в разных версиях от «спасибо, я сам ничего против не имею, но народ не поймет» до «спасибо, не надо, у нас своих жуликов предостаточно». Как было на самом деле, мы не знаем, но сам факт переговоров уже каким-то образом характеризует царя.
Еще более показателен в этом плане довольно печальный эпизод с неким Якушкой Яковлевым. «Жидок Якушко» был толмачом, нанятым посольством уже в Голландии. Как видим, антиеврейские предубеждения, коли они и были, не препятствовали принятию еврея на столь ответственную работу. Судя по всему, этот человек смог завоевать серьезное доверие, так как весной 1698 года его посылают в Англию, где находится тогда Петр, с миссией дипкурьера – он везет царю копии московской переписки посольства. Так вот – лучше бы они этого не делали, конечно. Ибо новоявленный дипкурьер в место назначения не прибыл. Он пропал вместе с документами.
Беседа Петра I в Голландии (фрагмент). Неизвестный голландский художник. 1690-е гг. Государственный Эрмитаж
Ведущие современные специалисты по истории Великого Посольства – Д. и И. Гузевичи – предполагают, что имел место факт коммерческого шпионажа. Дело в том, что среди пересылаемых бумаг с большой вероятностью были документы, касающиеся готовящейся Петром сделки по продаже за наличные деньги английским компаниям привилегии на торговлю в России табаком. И голландские конкуренты английских купцов наверняка были заинтересованы в информации, касающейся этих переговоров. Знал ли Якушка содержание перевозимых документов, был ли ангажирован заранее или же решил их похитить по собственной инициативе – об этом сведений мы не имеем. Зато знаем, что особых антиеврейских действий/заявлений со стороны Великого Посольства не последовало: «…дано амстердамскому курантарю, который в Амстердаме печатает куранты (слова «газета» еще, как видно, не использовали – Л.У.) Симону Шгейгуту, от печатания курантов, чтоб он напечатал о побеге вора и изменника жидовина Якушка Яковлева, чтоб его с сносными животами поймать, а кто поймает, тому дается 20 рублей; и за то курантово печатанье дано два ефимка, да жидовскому рабиновому клику полъефимка, чтоб он в жидовских синагогах о поимке того вора во время жидовского сонмища прокликал». То есть, мы видим, что предательство не связывается здесь с еврейским происхождением Якушки – со всякими бывает.
И, наконец, самый, на мой взгляд, характерный эпизод, раскрывающий тему «Петр и евреи» с почти исчерпывающей, модельной полнотой, относится к найму на русскую службу Антона Девиера. Этот человек был зачислен в так называемые царские денщики – специфическая должность фактического универсального порученца, с которой начинали многие лица, занявшие впоследствии должности первого ряда в государстве. Антон Мануилович Девиер действительно сделал при Петре отличную карьеру – он, в частности, стал в мае 1718 года первыт Генерал-Полицмейстером Санкт-Петербурга – то есть первым в истории России главой государственной полиции. А, кроме того, по кругу выполняемых обязанностей, он, видимо, в той же примерно степени, как и Меншиков мог бы сказать о себе, что «это я построил Петербург!»
Так вот, этот человек прибыл в Амстердам из Португалии и был марраном – евреем, принявшим католичество под давлением инквизиции. Как известно, эти люди в Испании и Португалии не без оснований были обвинены в тайном исповедании иудаизма и подверглись изгнанию – значительная их часть осела в либеральной Голландии. Девиер крестился вместе со своими родителями еще в Португалии, но в Амстердаме прибился к сефардской общине. То есть, ни у кого, в том числе у его русских нанимателей, не было сомнений в том, что католиком он является лишь «для ксивы». При этом, наличие такой ксивы оказалось, по сути, необходимым и достаточным условием найма Петром молодого человека. Личные религиозные убеждения царя не интересовали. Впрочем, приехав в Россию, Девиер крестился в православие (католиком в России было не слишком комфортно жить – а какая, в сущности разница?) и никогда, насколько известно, в тайном иудаизме не обвинялся – хотя случилось ему подвергнуться и весьма серьезным, хотя и безосновательным репрессиям.
Евреелюбию Петра приписывают также завидную карьеру П.П. Шафирова – вице-канцлера, сенатора, в течение долгого времени формально второго, а по компетенции – первого человека во внешнеполитическом ведомстве Петра Великого. Петр Павлович действительно был сыном польского еврея, оказавшегося в плену во время войны 1654-1667 годов. Он стал холопом боярина Б. Хитрово, принял православие и потом был отпущен на свободу (став, по-видимому, коммерческим агентом своего прежнего хозяина). То есть, П. П. Шафиров был православным во втором поколении – что не являлось такой уж редкостью в России и до Петра Первого. Такие люди евреями не считались, хотя их «жидовское» происхождение иногда и фиксировалось в официальных документах.
Впрочем, особо ретивые энтузиасты доходят до того, чтобы записать в евреи даже петровского учителя Никиту Зотова – что уж совсем ни в какие ворота не лезет.
Лев Усыскин
ПОЛИТ.РУ
