Засекреченный поход Головина. Некоторые подробности покорения «вольных обществ» Самурской долины

 Автор Эскендеров Б.Э.

Более 180 лет назад (май-июль 1839 года) царская Россия начала крупнейшее в истории русско-кавказских отношений наступление против горцев. Три отдельные армейские группировки примерно в одно и то же время развернулись на трех плацдармах. 2-го мая группировка под командованием генерал-лейтенанта Н.Н. Раевского при поддержке огня бортовых орудий высадилась с кораблей на черноморское побережье Кавказа в устьях рек Псезуапе и Субаши. 21-го мая еще две группировки отдельно друг от друга появились в Южном и Нагорном Дагестане.

Множество документов свидетельствуют, что наибольшее внимание Кавказское начальство на тот момент уделяло операции в долине реки Самур. Соответственно, эта группировка была самая крупная, а руководил ею лично командир Отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющий гражданской частью и пограничных дел в Грузии, в Армянской и Кавказской областях Е.А. Головин.

Но если черноморский десант в долину реки Субаши и осада Ахульго в Нагорном Дагестане достаточно широко освещены в современной историографии, то подробности Самурского похода остались как бы в тени. Сам поход ныне практически забыт, на сегодняшний день не существует ни одного отдельного исследования или статьи, посвященного походу Головина в Вольные общества Самурской долины. В тех же работах, где о Самурском походе говорится в русле событий тех лет, он освещен как этап восстания кубинских лезгин. Все события, связанные с походом, сведены к одному лишь Аджиахурскому сражению.

Наши поиски подробностей покорения вольных обществ Самурской долины открыли нам невероятные факты сокрытия и фальсификации деталей похода. Мы не смогли выяснить всех данных, касающихся похода, однако и из того что нам удалось выявить видно, что поход, военная фаза которого длилась два месяца, сведен к трехдневным боям с двумя жертвами и небольшим числом пострадавших среди царских войск, численность которых преуменьшена в десятки, а то и сотни раз.

Настоящая статья призвана восполнить указанный немаловажный пробел в историографии Кавказской войны (1817-1864).

Историография вопроса

окорение союзов «вольных обществ» Южного Дагестана (Северного Лезгистана)  можно назвать одной из наименее изученных эпизодов истории Кавказской войны. Немногочисленные источники по теме ограничиваются двумя биографиями Е.А. Головина и статьей капитана Генерального Штаба Анучина «Защита укрепления Ахты и Самурского округа в сентябре 1848 года», по сути пересказывающими походный журнал самого Головина[1, сс.1-64; 2, сс. 1-178; 3, сс. 1-39].

В советское и постсоветское время по этой теме не было ни одного отдельного исследования или статьи. В единственной диссертации, посвященной деятельности Е.А. Головина на Кавказе, Самурскому походу уделены 21 строка [4, сс. 104-105]. Ничего конкретного, что можно было бы сказать о походе, соискатель по-видимому не нашел.

В основном в работах о Кавказской войне о Самурском походе говорится одной-двумя строками, либо не говорится вовсе. В пространной статье о Головине в 10-м (42-м) номере нового «Кавказского сборника» автор среди доказательств решительности и воинственности Головина приводит даже не поход, а только «ожесточенное сражение при Аджиахуре» [5, с. 133]. Р. Фаддеев, М. Гаммер и ряд других историков, составивших фундаментальные описания всей Кавказской войны, поход под личным командованием главкома Отдельного Кавказского Корпуса, практически обошли молчанием.

Предыстория и причины похода

«Вольные общества» Самурской долины с 1811 года считались добровольно вошедшими в состав Российской империи, и формально находились под управлением начальства Кубинской провинции. В связи с этим за ними закрепилось второе название – Верхние кубинские общества, с включением в их число и Тагирджалского общества, которое располагалось по соседству с Самурскими.[1]

В реальности общества оставались вольными до лета 1839 года, Российское подданство было весьма условным: наложенные подати не выплачивались, царских чиновников на территории обществ не пускали. После того, как в 1819 году инженер подполковник Торри, «посланный в горы для осмотра дорог», чуть не поплатился жизнью, никто больше в общества не наведывался [6, с. 365]. Как писал в одном своем рапорте генерал Головин, «этот уголок Дагестана, так близкий к самому сердцу Закавказских владений наших, оставался нам неизвестным столько же, сколько и самые отдаленные края света» [7, с. 222]. Но при этом открытых конфликтов с Россией не было.

Положение изменилась в апреле 1937 года, когда окружное начальство приказало собрать в Дагестане 300 всадников для отправки в Польшу.  Лезгинское население Кубинской провинции ответила на приказ протестом. Кубинцев поддержали «старшины ахтынского общества» [8, л. 6].

Главноуправляющий Кавказским краем  генерал от инфантерии Г.В. Розен[2] пошел навстречу кубинцам и снял с должности управляющего провинцией полковника Гимбута, а полагающиеся на долю Кубинской провинции 37 всадников приказал собрать в Тарковском шамхальстве, Дербентской и Бакинской провинциях.

Но ситуацией решил воспользоваться имам Шамиль. Теснимый летом многократно превосходящими силами генерала Фези, Имам обратился к предводителю апрельского возмущения Гаджи-Магомеду из села Хулух с призывом поднять восстание [8, л. 11]. Во второй половине августа в Кубинской провинции началось вооруженное восстание. Из Кюре, Кураха, Кварчагской долины и других мест на помощь кубинцам стекались добровольцы. Самый внушительный контингент прибыл из верхних кубинских обществ во главе с ахтынцем «Газбулатом» [8, л. 9]. Силы восставших превышали 12 тысяч человек. 30-го августа окружили Кубу и держали в осаде 13 дней.

Город Куба представлял собой хорошо укрепленную крепость с сильным гарнизоном и артиллерией, в ней еще находилась резиденция военно-окружного командования Дагестана, и осажденным его удалось удержать, но «гарнизон же, измученный бессонными ночами, проводимыми под ружьем, видимо таял», писал военный историк А. Юров.

За все время осады ни и. о. военно-окружного начальника в Дагестане И.А. Реутт, ни срочно переброшенный со всеми своими силами  из Аварии генерал К.К. Фези, ни прибывший со своими войсками начальник Джарской области генерал Севарсемидзе, ни даже сам барон Розен ничем не могли помочь осажденным. Они наблюдали за ходом событий с почтительного расстояния и не рисковали вмешаться. Ситуация для русских была критической.

Но последовала неожиданная развязка. По приказу Розена ширванский комендант мобилизовал 900 человек милиции и послал помочь Кубе. Однако ширванские милиционеры, вместо того, чтоб спешить на помощь осажденным, занялись грабежом кубинских сел. Повстанцы, прослышав о мародерах, побежали защищать свои дома и имущество. 11 сентября Гаджи-Магомед Хулухский снял осаду с Кубы и распустил оставшееся войско. Случай, можно сказать курьезный, осажденные отказывались в это верить и еще сутки не снимали осадного положения [9, с.115; 10, л. 2]. Позже подполковник Л.А. Богуславский назвал это «усмирением мятежной провинции… мирным путем», объявив грабежи и мародерства мирными средствами [11, с.473].

На этом кубинское восстание 1837 года закончилось. Наиболее активные участники, которым грозила смертная казнь, ушли к самурцам, но царь Николай I строго приказал привлечь к суду всех зачинщиков и главных лиц восстания. Самурские общества попали под прицел Кавказского военного начальства.

В феврале 1838 г. генерал-майор Реутт приказал арестовать скрывающихся в самурских обществах главарей восставших. 26 февраля отряд под командованием подполковника Букчиева под покровом ночи ворвался «в верхние деревни Кубинской провинции» и захватив всех попавшихся мужчин в Кара-Кюре и Мискинджа, сумел беспрепятственно уйти в Кубу [12, с. 178]. Арестованных, всего 53 человека, Букчиев предъявил как предводителей Кубинского восстания. И Реутт, и Розен прекрасно понимали, что арестованные в лучшем случае были рядовыми участниками восстания, ни одного главного лица среди них не было. Но они также понимали, что продвигаться дальше и оставаться в верхних обществах дольше Букчиев по известным причинам не мог.

19 марта 1838 г. Розена отстранили от занимаемой должности. Новым Главноуправляющим гражданской частью и пограничными делами Грузии, Армении и Кавказского края и одновременно командующим Отдельным Кавказским корпусом – так звучал полный титул Наместника Российской империи на Кавказе – стал генерал-лейтенант Евгений Александрович Головин.

У самурских «вольных обществ» к этому времени тоже появился новый военачальник – им стал ахтынец Шейх-Мулла, о «Газбулате» больше известий нет, возможно, погиб у стен Кубы.

Пришедший на Кавказ генерал Головин нашел, что борьба с лезгинами велась недостаточно решительно; он приказывает генерал-лейтенанту Фези провести полноценную экспедицию, взять все верхние лезгинские (т.е. самурские) общества под контроль и навести в них порядок. Фези собирает у селения Хазры отряд в пять с половиной батальонов пехоты, двести казаков, сто человек милиции и четырнадцать орудий. В обществах следят за его приготовлениями, и, памятуя о вылазке Букчиева, выставляют постоянный караул в 300 человек. Но у Фези есть еще один отряд; из Джарской области через перевал Кавказского хребта в Самурскую долину вступает генерал Севарсемидзе с 2-мя батальонами, 4-мя орудиями и милицией в 250 человек. В селении Цахур к нему должна присоединиться казикумухская милиция в 1000 человек, затем вместе двигаться навстречу отряду Фези.

22-го мая отряд Севарсемидзе достигает Цахура. Общества поднимают тревогу, ахтынцы, докузпаринцы и алтыпаринцы, оставив караул наблюдать за отрядом Фези, скачут в сторону Рутула. У селения Джилихур разоружают казикумухскую милицию и направляются к Цахуру.

Узнав, что подкрепления казикумухцев не будет, Севарсемидзе с отрядом из Цахура в срочном порядке перебирается в село Калял, поближе к перевалу.

Воспользовавшись сложившимся благоприятным моментом, генерал Фези на рассвете 3-го июня начал наступление. Но первый же бой с оставленным караулом и прибывшим им подмогой длился 2 дня, а ополчение обществ уже мчалось обратно, ему навстречу. И Фези, вместо дальнейшего продвижения занимает оборонительную позицию в самом удобном для этого месте Самурской долины – в теснине Аджиахур (лезг. УьчIей хуьр).

 

Теперь уже самурские лезгины 2 дня подряд атакуют отряд Фези, но не могут изгнать укрепившегося 14 орудиями противника. Наконец вступают в переговоры, объявляется перемирие, лезгины собирают и хоронят погибших, а генерал Фези, понимая все риски дальнейшего пребывания в долине, уходит. Фези, как пишет М. Гаммер, «с готовностью шел на переговоры с противником, если это позволяло ему без потерь отступить и потом доложить начальству, что противник повержен и покорен» [13, IX]. Потери обществ во время первого похода, согласно рапортам Фези, составляли около 1000 человек погибшими. Впрочем, британский историк Баддели метко окрестил его «большим мастером пера», возможно потерь было и меньше [14, XIX]. В числе павших был и Шейх-Мулла.

В сложившихся обстоятельствах самурские общества поняли, что новое начальство не оставит их в покое, и потому решили организовать новое, более грандиозное восстание. На военном совете было решено, что «по уборке хлеба» ахтыпаринцы и рутульцы должны будут захватить Нуху и присоединить к восстанию шекинцев, а докузпаринцы, алтыпаринцы и тагирджальцы помогут кубинцам взять Кубинскую крепость. Далее собирались взять под свой контроль все Восточное Закавказье до Шемахи включительно. Военным руководителем вместо погибшего Шейх-Муллы Ахтынского был избран Ага-Бек Рутульский.

План был основан на внезапных и молниеносных действиях, однако был плохо продуман и не учитывал многие детали. А главное, крайне необходимый при такого рода операциях фактор внезапности был утрачен еще до начала выступления. Когда 1 сентября ахтыпаринцы и рутульцы во главе с Ага-Беком спустились по Хачмазскому ущелью, перед Нухой на их пути уже стоял новый начальник Джарской области полковник Безобразов  с четырьмя эскадронами драгун, батальоном егерей, двумя сводными ротами из Грузинских линейных батальонов, шестью орудиями и 175 милиционерами (генерал Севарсемидзе накануне скончался от болезни). А в самой Нухинской крепости вместо одной ожидаемой роты находились две.

Только к вечеру Ага-Беку удалось оттеснить Безобразова с пути на отдаленную высоту, но его батальоны не были полностью разбиты и сохраняли боеспособность. За это время комендант города успел мобилизовать и вооружить всех сторонников новой власти и засел с ними и двумя ротами солдат в нухинской крепости. И хотя город взяли без боя, крепость оставалась недоступной. Две ночи самурские лезгины штурмовали его, – днем окрестности хорошо простреливались. Осажденные опять смогли удержаться.

А тем временем кубинцы не смогли скрытно провести в Кубу докузпаринцев и алтыпаринцев, чтоб взять город изнутри. Блиц-криг был на самом старте сорван, дальше продолжать не было никакого смысла, и ополченцы вольных обществ вернулись за хребет.

Реакция властей последовала незамедлительно. Генерал Фези получил приказ срочно наказать общества. 21 сентября начинается вторая попытка покорения самурских обществ. Фези во главе 6 батальонов и 2 отдельных рот пехоты, 200 казаков и 300 милиционеров при 13 орудиях идет снова через Хазры со стороны Кубинской провинции. Со стороны Шекинской провинции, по тому самому Хачмазскому ущелью, наступает полковник Аргутинский с батальоном егерей, дивизионом драгун и 1360 милиционерами, собранных со всего Закавказья. А казикумухской милиции приказано было выступить самостоятельно. Все три отряда должны были встретиться в Ахтах. На подходе был еще один батальон пехоты и 100 казаков с Сунженской линии, они должны составить резерв генерала Фези.

На этот раз и общества действуют более обдуманно. Нет никаких метаний, на Салаватском перевале на пути Аргутинского выставлен заслон в 300 человек под командованием Ярали Гильского. Основные силы занимают позиции в урочище Аджиахур.

Фези понимает, что и 6 батальонов с казаками и милиционерами явно недостаточно, чтоб взять штурмом Аджиахурскую теснину и решается на очень рискованный маневр. Он решил переправиться через Самур в районе Зухула и левым берегом подобраться к Ахты, где надеялся присоединиться к остальным двум отрядам. Однако смельчаков, сунувшихся в воду, река тут же уносит, а ополчение вольных общин, узнав, что Фези пытается пройти другим берегом, оставив свои позиции, устремляется к месту переправы. Генерал-лейтенант Фези оказывается в очень неудобном положении. И он снова вступает с самурскими лезгинами в переговоры. Посовещавшись, представители обществ позволяют ему уйти. Так, едва начавшись, закончился второй поход в Самурскую долину, причем закончился, за исключением небольших потерь у Аргутинского, бескровно; казикумухская милиция следила за ситуацией, но в конфликт не вступила[1]. Но самим обществам военные власти не собирались прощать все их «вольности». В голове у Головина начал созревать коварный замысел.

Однако до претворения своих планов в жизнь, инициативы Головина стоили лезгинам еще одного кровопролития; Главноуправляющий Кавказским краем решил наложить арест на стада самурских обществ – главное их богатство, – содержавшихся зимой на отгонных пастбищах в Шекинской провинции. Но он также понимал, что лезгины постараются во что бы то ни стало их отбить обратно. «Для воспрепятствования лезгинам вооруженною рукою вывести стада свои» еще в начале зимы туда были переброшены дополнительные войска. [7, с. 322; 12, с. 190]. «Начальник 19-ой пехотной дивизии ген.-л. Фезе, для большего облегчения этой провинции от покушения со стороны сказанных обществ, расположил войска, туда направленные, пред главными ущельями, служащими выходом из гор» [7, с. 324]. Однако 18 апреля у села Салуджа и 23-го у села Бум эти меры не очень помогли. Горцы, согласно рапорту Коцебу, «сделали диверсии» и сумели увести «значительное число баранов», но потеряли в этих нападениях, по данным Начальника Генштаба Отдельного Кавказского корпуса, 72 человека [15, лл. 69 об.-70].

Планирование похода

Евгений Александрович Головин первый (так он о себе пишет в одном документе. Его сын тоже служил на Кавказе и участвовал в осаде Ахульго),  как уже было отмечено, принял управление Кавказским краем и Отдельным Кавказским корпусом 19 марта 1838 года [13, IX]. Уже к концу этого года, войдя в курс дел, он пишет военному министру Российской Империи графу Чернышеву длинный рапорт, где впервые ставит перед военным министерством вопрос о проведении в Дагестане гигантских масштабов операции. Текст этого рапорта представляет большой интерес, поэтому мы сочли необходимым привести из него довольно обширные отрывки.

«…В Дагестане мало племен нам покорных; смежно с провинциями, управляемыми русскими чиновниками, находятся многочисленные общества, считающие себя в отношении к нам, как власть равная с равной, и потому не повинующиеся…

Шамиль есть преемник и сподвижник Кази-Муллы; в нем сосредотачивается теперь вся эта духовная власть. Это вредное направление умов присоединилось к естественному, буйному, дикому состоянию Дагестанцев и год от года делает сложнее и затруднительнее усмирение края. Такое состояние Дагестана долее не может быть терпимо без очевидного вреда, как для нашего могущества и выгод в этом крае, который мы приобрели кровью, долголетними трудами и пожертвованиями, так и для спокойного обладания даже в остальных Закавказских владениях наших…

На правом фланге, хотя мы имеем сильного неприятеля, но там никогда не было еще единства…Черкесские племена до сих пор делают только частные набеги или хищничества, но никогда не вторгались в наши пределы с той целью, чтобы брать крепости…

На этом основании, по вышеприведенным мною доводам, я буду иметь честь изложить

I.Общее предначертание к покорению края
II.Предположения действиям в будущем году
А. В Дагестане
Б. На восточном берегу Черного моря…

А. Действия в Дагестане.

Из трех путей, которыми предполагается соединить Закавказский край через Нагорный Дагестан с Каспийским морем и с левым флангом Кавказской линии, бесспорно, предпочесть должно первый из них, т. е. из Кахетии в Хунзах, по следующим причинам.

Но, как бы ни были велики эти выгоды, приведение в покорность обществ Рутул, Ахты, Докуз-пара и Алты-пара в нынешнем их к нам положении и вообще устройство дел в Центральном Дагестане, где повиновение давно потеряно, должно быть им предпочтено. Вольные общества не только явно покровительствуют всем преступникам, дают убежище всем людям злонамеренным, но вопреки клятвенному обещанию, принесенному в нынешнем  году в верноподданстве, вторгнулись в Шекинскую провинцию с намерением возмутить все мусульманские провинции, взять Нуху, Шемаху и Кубу… После такого вероломства и досель небывалой дерзости, которую вольные общества оказали вторжением своим в Шекинскую провинцию, невозможно и помышлять оставить их в таком положении, не жертвуя явно и остальными выгодами, доселе нами в Дагестане приобретенными. А потому я считаю необходимостью идти в вольные общества, с каким бы препятствием это сопряжено ни было, и там, соорудив укрепления, держать их в совершенном повиновении.

С другой стороны, не должно также оставить Шамиля спокойно собирать свои скопища для возмущения и разорения обществ, нам покорившихся. Истребление его было бы желательно, но это может быть только дело случайное, а уничтожение его замка и дер. Чиркат, в котором он живет, необходимо. Шамиль, как я уже объяснил, имеет нравственное влияние на Дагестанцев, которые, как и азиатцы вообще, скоро воспламеняются фанатизмом.

Вместе с тем, действия против Шамиля в одно время с предприятием на вольные общества много облегчит покорение сих последних тем, что Шамиль должен будет оставаться дома для собственной своей защиты, иначе же он поспешит поднять все окрестные к Кубинским обществам племена…

Но для исполнения вышеизложенных предприятий, необходимо нужно составить два отдельных отряда, которые достаточно были бы сильны к действию с успехом, каждый порознь, независимо один от другого один в вольных обществах, другой против Шамиля, против которого без содействия всех войск левого фланга Кавказской Линии в будущем году ничего решительно предпринять нельзя.

Перенесение кордонной линии на Лабу беспрекословно весьма важно и полезно для края и для действия против Закубанцев; но это предприятие на правом фланге будет уже наступательное, тогда как на левом фланге, в Дагестане, где, как я имел честь изъяснить выше, предстоит не только усмирение края, но дело идет даже о сохранении уже покоренного, мы находимся почти в оборонительном положении. А потому, по совещании с ген.-л. Граббе, я полагаю необходимым устройство Лабинской линии отложить до 1840 года; войска же, на это назначенные, присоединить к тем, которые можно употребить для действий против Шамиля…

На этом основании, для утверждения владычества нашего в Дагестане, составятся два главных отряда.

Для действий в вольных обществах: (здесь и далее выделено нами)

Кавказской гренадерской бригады
Грузинского гренадерского полка 2 батальона
Эриваньского карабинерного,,    1 ½    ,,
19-й пехотной дивизии
Гр. Паскевича полка ………………4       ,,
Тифлисского егерского полка ……4       ,,
Мингрелского егерского полка …..2       ,,
Кавказского саперного …………….. ½   ,,
Нижегородского драгунского полка
один спешенный дивизион в составе одной роты… ¼  ,,
___________________________________

Итого …………..14 ¼ ,,

Казаков Донского № 22 полка две сотни
Сверх того милиции
Тушинская, Хевсурская, Осетинская, Джарская, Елисуйская,
Ширванская, Шекинская, Кубинская и Табасаранская до 3 т. чел.
Артиллерия
Батарейных орудий ………………2 или 6
Легких …………………………….12 или 8
Горных ……………………………11

3. Для действий против Шамиля.

19-й пехотной дивизии
Апшеронского пехотного полка.. 4 батальона
20-й пехотной дивизии
Кабардинского егерского полка….2      ,,
Куринского егерского полка ……1      ,,
____________________

Итого…………..10      ,,

Линейных казаков до 800 чел. большей частью пеших
Милиции Кабардинской, Назрановской, Дигорской, Тагаурской,
Оллагирской, Чеченской и Кумыкской, до 1 т. чел.
Орудий
Легких…………………………….8
Горных……………………………10 [7, с. 227]

Такой концентрации войск на Восточном Кавказе не было со времен похода фельдмаршала Зубова, но Валериан Зубов намеревался как минимум завоевать Персию, генерал-лейтенанту Головину кулак подобной мощи был нужен для «водворения покорности» в Дагестане. Отряд, предназначенный для действий против имама Шамиля, получил название Чеченского отряда, до вторжения в Аварию этот отряд должен был еще сделать вылазку в Чечню против Ташав-хаджи. Отряд для действий в Верхних обществах, в дальнейшем получил название Дагестанского [16, с. 21; 17 с. 104], впрочем сам Головин в своих мемуарах называет его Самурским отрядом.

Главные силы Самурского отряда по первоначальному замыслу Командующего Кавказским корпусом необходимо было собрать возле Закатал, и вторгаться в Самурскую долину из Джарской области, перевалив через Кавказский хребет, т. е. тем путем, по которому весной 1838 года прошел генерал Саварсемидзе [7, с. 213]. Для облегчения вторжения генерал Головин планировал разбить свою группировку на три отряда: помимо главного отряда он намечает создать еще два для движения в Самурскую долину со стороны Кубинской провинции через Хазры и со стороны Шеки через Хновский перевал.

Распределение сил в группировке по мнению Головина должно было быть таким: «…четыре батальона гр. Паскевича полка, с приличным числом артиллерии, двумя сотнями Донских казаков и милициями Кубинской и Нижне-Табасаранской, двинется вверх по Самуру от Хазры к Кара-кюра, т. е. тем путем, которым следовал ген. Фезе в нынешнем году. Другой небольшой отряд, состоящий из милиций Ширванской и Шекинской, пойдет со стороны Нухи Хачмазским ущельем. Отряды эти должны отвлечь силы неприятеля и будут наступать по мере возможности.

Главный же отряд, состоящий из 10-ти батальонов с милициями Тушинской, Хевсурской, Осетинской, Джарской, Елисуйской, Мингрелской и другими, следуя Мухахским ущельем, переходит становой хребет, спускается в владениях Елисуйского султана к селению Цахуру и теснинами этой реки прокладывает себе путь через Рутул в Ахты…» ( Там же).

Предстоящая кампания сильно занимала Главкома Отдельного Кавказского Корпуса. Настолько сильно, что в марте месяце он лично выехал на рекогносцировку будущего театра военных действий Самурского отряда. Генерал понимал, что запросив санкции на такие крупномасштабные меры, права на провал у него уже не остается, и он едет заранее осмотреть предложенные им же позиции. Результатом поездки становятся два стратегически важных решения.

Во-первых, Головин все-таки отказался от рискованной идеи штурма Самурской долины со стороны Закатал, где во время перехода через хребет он мог потерять всю артиллерию. О чем и пишет военному министру: «При нынешнем моем объезде части Закавказского края, находясь в провинциях смежных с Дагестаном, я познакомился ближе с положением в этой стране, и вникнув в волнение, там продолжающееся, и некоторые возмутительные действия, произведенные бунтующими нагорными магалами в течении нынешней зимы, о коих я имел честь доносит от 17-го и 22-го февраля, №№ 295 и 390, и от 3-го сего марта, № 435, убеждаюсь, что открытие военных действий против бунтующих горных магалов Кубинской провинции в нынешнем году должно быть преимущественно предпринято со стороны Кубинской провинции, по нижеследующим причинам.

1)Общества верхних Кубинских магалов, волнуемые духом мятежа и неистового сопротивления владычеству нашему в Дагестане, имеют крайне вредное влияние на все племена сего последнего, а в особенности же на Кубинскую провинцию, далеко еще не успокоившуюся от последнего всеобщего восстания; а потому нужно закрыть провинцию эту от всякого покушения со стороны бунтующих магалов, могущего там произвести новые, хотя и кратковременные беспорядки, – покушения легко возможного. Для такого прикрытия Кубинской провинции, число войск, ныне там находящегося, недостаточно, а между тем и малейшие там беспорядки должны неминуемо сделать помеху в общем плане операций…» [7, с. 239].

Теперь главные силы решено собрать в «окрестностях Кубы».

Второе решение было не менее важным, о нем генерал Головин сообщает военному министру в следующем рапорте: «…Над отрядом, долженствующим действовать против бунтующих горных обществ со стороны Кубы, я считаю необходимым принять начальство лично, ибо мне нельзя оставаться вне круга военных действий, предпринимаемых самой большой частью войск Кавказского Корпуса с такой важной целью и коих успех много зависеть будет от скорого и положительного решения различных вопросов по обстоятельствам, возникнуть могущих. Отряд Кубинский будет состоять из 11-ти батальонов 19-й пехотной дивизии и Грузинского линейного № 9 батальона, с приличным числом артиллерии, казаков и милиции. Кавказская гренадерская бригада будет иметь занимать тремя батальонами Шекинскую провинцию, одним подкрепить Лезгинскую линию в Кахетии…» [7, с. 240].

Главноуправляющий всем Кавказским краем решил сам лично возглавить штурм Верхних обществ.   Сбор войск был назначен на конец апреля.

Силы сторон

Согласно изложенному в рапорте плану Дагестанский или Самурский отряд должен был состоять из 15 батальонов. Для справки: батальон  в царской армии состоял  в среднем из четырех рот по 200 солдат. Реально же собранные силы очень существенно превышали заявленные, хотя, получить все сведения о них нам не удалось.

По новому плану Дагестанский отряд должен был наносить удар по Верхним обществам с четырех сторон и соответственно был разделен на 4 части.

1.Главный отряд

Основные силы должны были войти в Самурскую долину со стороны Кубинской провинции, через с. Хазры. Этот отряд, получивший название Главного, должен был состоять из «из 11-ти батальонов 19-й пехотной дивизии и Грузинского линейного № 9 батальона, с приличным числом артиллерии, казаков и милиции», т.е. из 12-ти полноценных батальонов, не считая казаков и милиции.

27-го мая в приложении к «Военному журналу главного отряда» Головин сообщает в Военное министерство следующие данные по главному отряду:

«Кавказского саперного батальона 2 роты
Пехотного графа Паскевича-Эриванского полка (Ширванского полка –   авт.) 1-й, 2-й, 3-й и 4-й батальоны.
Тифлисского егерского полка 1-й, 2-й, 3-й и 4-й батальоны
Мингрельского егерского полка 1-й, 3-й и 4-й батальоны.
Донского казачьего № 22-го полка 199 человек
Сборная команда из казачьих полков в 201 человек
Линейных казаков 84 человека».

Далее идет подробное перечисление артиллерийских частей и орудий, общей численностью в 22 ствола, и состава милиций в главном отряде, откуда и по сколько человек. Всего милиции он насчитывает 1028 человек [15, лл.90-91]. В этом списке нет 9-го Грузинского линейного батальона из прежнего плана, все 11 батальонов из 19-й пехотной дивизии.

И в Мингрельском егерском полку отсутствует 2-й батальон. 19 лет спустя офицер Генерального штаба Российской Армии Анучин, исследовав документы того периода, написал, что в Мингрельском егерском полку изначально был и 2-й батальон, то есть полк был в составе 4-х батальонов, хотя не исключена и ошибка с его стороны [3, с. 6].

Казаки и милиция в этом донесении подсчитаны скрупулезно, до последнего человека, что конечно очень похвально. Но, в воспоминаниях, опубликованных в 1847 году, командующий пишет, что в главном отряде были «11 батальонов, 1 рота сапер, 2 сотен донских казаков, 22 орудий и 1028 чел. милиции» [7, с. 284]. Рота саперов и три сотни казаков в мемуарах потерялись.

Но это как говориться цветочки, хоть и дурно пахнущие. Дело в том, что не все воинские части, участвовавшие в Самурском походе, нашли отражение в документах. Как было отмечено выше, в первоначальном плане генерал Головин предполагал использовать также и эскадроны  Нижегородского драгунского полка.

С номером этого полка существует некоторая путаница: В «Военной энциклопедии» он назван 17-м драгунским Нижегородским полком, а у генерала Гизетти – 44-м драгунским Нижегородским, хотя в обоих сборниках речь идет об одном и том же подразделении.

Драгунский Нижегородский Его Величества полк относился к кавалерии. С 1815-го года полк имел 7-и эскадронный (батальонный) состав: 6 основных эскадронов и один запасной [18 , сс. 42, 51]. С 1830 года нижегородские драгуны охраняли Лезгинскую кордонную линию, которая проходила по границам вольных обществ – правый фланг Лезгинской линии доходил до города Нухи [19, с. 605]. Ту самую линию, которую генерал Головин собирался пересечь. Неиспользование драгунов в предстоящей кампании было не только нелогично, но и неразумно – они имели хороший боевой опыт в столкновениях с лезгинами: именно нижегородцы в количестве 4-х эскадронов за год до этого встали на пути у самурцев во время вторжения в Шекинскую провинцию и захвата Нухи [7, с. 318].

Драгунов не было необходимости передислоцировать, эскадроны, охраняющие правый фланг Лезгинской линии были расквартированы в населенном пункте Царские Колодцы близ Закатал. Они наряду с Ширванским полком, дислоцированным в Кубе, были самыми близко расположенными к аренам предстоящих сражений подразделениями царских войск.

Оставлять их на охране Лезгинской линии при походе в Самурскую долину не было никакого резона. Главнокомандующий должен был привлечь и драгунов, если только не держал их в качестве резерва; иметь какие-то силы в резерве на непредвиденные случаи обязанность любого командующего крупной военной операцией.

Хотя генерал в своих записях ни словом не упоминает драгунов, нижегородцы все же участвовали в Самурском походе. При том, что все три названных полка главного отряда были пехотными, из «Журнала военных действий» видно, что в составе главного отряда наряду с казаками была и войсковая кавалерия. А командовал кавалерией служивший именно в Нижегородском драгунском полку подполковник Альбранд [19, с. 351].

Л.Л. Альбранд был личностью известной не только на Кавказе, но и в России. Поступив в 28 лет на военную службу простым волонтером он дослужился до звания генерал-майора. В 1838 году он был послан вернуть из Персии находившегося там батальона русских дезертиров, во главе которых находился бывший вахмистр того же Нижегородского драгунского полка. За успешное выполнение этой опасной и сложной миссии Альбранд самим Императором Николаем I был повышен из капитанов до подполковника. А Головин по окончании Самурского похода представил его к званию полковника [20, I].

В Самурском походе участвовали немало и других известных людей. Так, князь Орбелиани, тоже дослужившийся потом до звания генерал-майора, был по материнской линии потомком предпоследнего царя Картл-Кахети Ираклия II и известным грузинским поэтом-романтиком.  В двадцать лет Вахтанг Вахтангович Орбелиани был приговорен к смертной казни за участие в дворянском заговоре 1832 г., однако отсидев 4 года был освобожден и вернулся в Грузию. Так вот и Орбелиани, судя по его послужному списку был «определен в военную службу прапорщиком в Нижегородский драгунский полк тысяча восемьсот тридцать восьмого года апреля первого дня» и служил в этом полку до 1845 года [21,  л. 203].

Таким образом, в главном отряде воевали не 3, а 4 полка. Это уже примерно 15 если не больше батальонов и эскадронов, не считая силы вспомогательного отряда и милиций.

Отсутствие в журнале командующего и в его мемуарах имени командира полка возможно связано с тем, что полковник Безобразов, как исполняющий еще и обязанности управляющего Джарской областью, оставался на административной работе и не принимал участие в предприятии генерала Головина.

Был ли в главном отряде 9-й Грузинский линейный батальон, сказать трудно.  Дислоцировался он вместе с 10-м Грузинским батальоном в городе Дербент, но о нем никаких упоминаний за период похода не встречаются. Только, достоверно известно, что по завершению похода именно военнослужащие этого батальона несли службу в Ахтынской крепости и Тифлисском редуте при Аджиахурской теснине.

На Лезгинской линии помимо драгунов находились и отдельные роты из двух Грузинских линейных батальонов №№ 12 и 13, и расквартированы были в крепости Закатала. Теоретически они тоже могли участвовать в походе на Верхние общества, если не в составе главного отряда, то в составе вспомогательного отряда Симборского или другого вспомогательного отряда Даниял-султана, который собирался как раз возле Закатал. Но никаких данных, что могли бы хотя бы косвенно говорить об участии этих рот в Самурском походе, мы не нашли.

Ну и кроме названных полков, казаков и сапер, в главном отряде еще участвовала и милиция в 1028 человек по Головину или 1040 по Анучину [3, с. 6].

2. Вспомогательный отряд

Этот отряд по словам Головина состоял из трех батальонов Грузинского гренадерского полка, входящего в Кавказскую гренадерскую бригаду, при 4-х орудиях. Отряд должен был вступить на территории Верхних обществ из Шекинской провинции через Салаватский перевал. Командовал отрядом непосредственно сам командир бригады генерал-майор Симборский А. М. [7, с. 233].

Но вот в 4-м томе летописи 13-го Лейб-Гренадерского Эриванского Его Величества полка (с 1827-го года Эриваньский карабинерный полк), составленного Бобровским, отмечено, что в отряде Симборского был и 3-й батальон Эриванского полка [22, с. 244].

Эриваньский карабинерный полк по данным Гизетти в 1802 году был «переформирован в три батальона, по четыре роты в каждом», а с 1834 года «к полку присоединен 2-й батальон Херсонского гренадерского полка и он приведен в состав 4-х батальонов»: три действующих батальона и 4-й резервный [18, с. 80]. 3-й батальон как раз был сформирован из 2-го батальона Херсонского полка и прибыл он в распоряжение Эриванского полка имея по списку одного штаб-офицера, 19 обер-офицеров и 777 нижних чинов, хотя налицо было всего 10 обер-офицеров и 641 человек нижних чинов, «недоставало до штата 295» [23, с. 116]  Других сведений о численности 3-го батальона нет.

В другой «Истории 13-го Лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка» Шабанова Д. Ф. тоже написано, что во вспомогательном отряде Симборского участвовал один 3-й батальон. Но штабс-капитан Шабанов рассказывает некоторые интересные детали участия эриванцев во вспомогательном отряде. В частности он рассказывает о героизме солдат 3-й роты, 7-й роты, 8-й роты, участвовавших в боях, и еще каких-то рот «эриванцев», разрабатывавших дорогу на перевал и попавших в засаду, но номера которых не приводит [23, сс.136-137].

А здесь таится еще один интересный нюанс: в царской армии роты в полках имели автономные порядковые номера, не связанные с номером батальона. Т. е. каждая рота в полку, как и каждый батальон, имела свой порядковый номер. При четырех-ротной структуре батальонов 3-я рота могла находиться только в первом батальоне, 7-я и 8-я роты во втором, а третий батальон должен был начинаться с 9-й роты. О пребывании 9-й роты в Шекинской провинции Шабанов Д.Ф. тоже дает инфомацию. «Девятая-же рота эриванцев с майором Антоновым оставлена в городе Нухе», сообщает автор этой «Истории». Получается, что в Самурском походе от Эриванского полка участвовал не один батальон, а все три, кроме запасного.

Как было сказано выше, Головин в первоначальном плане намеревался привлечь к походу военнослужащих Эриванского карабинерного полка в пределах полутора батальонов. Усиление вспомогательного отряда было очень предусмотрительным шагом, учитывая неудачу, которую постиг осенью предыдущего года полковник Аргутинский [7, с. 220]. Отряд Аргутинского был таким же вспомогательным отрядом во время второго похода генерала Фезе и двигался по тому же самому маршруту, но не сумел даже подняться на перевал. Впрочем и Симборский не сумел.

Но сколько батальонов Эриванского полка было привлечено на самом деле, да и вообще, сколько войск входило во вспомогательный отряд Симборского, точно выяснить тоже нет никакой возможности; походный журнал отряда генерала Симборского переписан Головиным.

Кроме войск во вспомогательном отряде находилась и милиция. Их количество нам тоже не удалось установить, но, судя по всему милиции было немного [15, л. 27 об.]. Историк А. Юров пишет, что милиции в отряде Симборского было в количестве 800 человек. Но такое же количество милиции было и в отдельно выделенном отряде майора Корганова, и возможно Юров здесь спутал данные [24,  с. 4].

3. Милицейские отряды.

Кроме двух войсковых отрядов еще два отряда должны были самостоятельно ударить по обществам Самурской долины. Они состояли только из милиций.

«Владетель Елисуйский» Даниял-султан со своей и Джаро-Белоканской милициями должен был подняться со стороны Закатал, маршрутом, по которому в первоначальном плане должен был переправиться в Самурскую долину главный отряд. И оттуда, с верховьев, двигаться вниз, навстречу главным силам. Багаудин Хурш оценивает его силы в 1500 человек.

Другой отряд, состоящий из хорошо обученной и хорошо укомплектованной Казикумухской милиции, должен был осуществить движение с Северной стороны, по дороге Казикумух-Ахты и участвовать в штурме Ахты. Головин указывает его численность в 1000 человек. Но Казикумухский отряд по причине кончины хана и сложившегося безвластия оказалось некому собрать, она опоздала к началу боевых действий. Позже его мобилизовал майор Корганов и  1 июня казикумухские милиционеры тоже подключились к покорению Верхних обществ.

Все остальные ширванские, тушинские, хевсурские, осетинские, кюринские, табасаранские и прочие милиционеры находились, как мы сказали, в главном отряде.

Таким образом, вырисовывается устрашающих размеров армада, состоящая в общем пересчете живой силы из не менее 20-ти батальонов войск и 3500 милиционеров с 26-тью артиллерийскими орудиями, которых Головину удалось замаскировать перед Петербургом под 11 батальонов. Маскировка оказалось столь удачной, что она продержалась 180 лет. До сегодняшнего дня этих данных никто не публиковал.

О силах обороняющихся косвенным образом можно судить по книге Багаудина Хурша. Внук наиба Нур-Мухаммада Хурша, полковник Польской Армии Багаудин Хурш в своей книге приводит и некоторые детали покорения Самурских вольных обществ.

Руководил обороной обществ Агабек Рутульский. Против вспомогательного отряда Симборского были выставлены 200 человек во главе с Исмаил-Хасаном Ахтынским.

О численности ополчения в начальный период Багаудин Хурш не пишет. По его словам, в первом бою под селением Хулух участвовали 850 лезгин, но есть сомнения, что они были из числа защитников вольных обществ. Скорее всего это была инициатива кубинцев.

Далее Багаудин Хурш пишет, что после боев на Тагирджал-чае «с оставшимися 800 чел. пешего и конного ополчения Ага-Бек в ночь на 28 мая отошел к Аджиахурской теснине и занял здесь оборонительную позицию». При этом у села Зухул для прикрытия был оставлен арьергард согласно Хуршу в 50 человек, а согласно Головину в 150.

Таким образом, даже при самых оптимистических подсчетах количество обороняющихся не могло превышать 2000 человек. Артиллерии разумеется у них не было.

Примечательно, что в эту трудную минуту имам Шамиль, на которого двигался генерал Граббе, из своих скудных сил выделил 500 человек во главе с Абдурахманом Карахским на помощь самурским общестам. Отряд Абдурахмана был Ага-беком направлен в верховья Самура для противодействия силам Даниял-султана.

Поход

Генерал от инфантерии Филипсон Г. И., позже ставший сенатором, как-то о Головине сказал: «его военные и административные способности были не блестящи; после каждой войны или управления краем он писал длинные оправдательные статьи, очень убедительные и написанные хорошим языком» [25, 420-421].

Прочитав его журнал, который должен был стать главным источником сведений о походе, мы поневоле вспомнили эти слова. Разузнать детали и обстоятельства самого похода невозможно даже в общих чертах.

Собственно журналов существует два. Вдобавок к ним командующий Головин еще переписал от себя журнал генерала Симборского. Кроме них, в Генеральном штабе военного министерства по итогам года на основании поступивших с Кавказа рапортов и донесений  был составлен свой «Журнал военных действий Отдельного Кавказского корпуса в 1839 году, составленный 1-м Отделением Департамента Генерального штаба». В нем тоже изрядное место уделено действиям и составу Самурского отряда.

Первый, «Военный журнал главного отряда, действующего в Южном Дагестане, с 24-го по 27-е число мая» охватывает период с 24-го по 26-е мая [15, лл. 92-94 об.]. Из него следует, что «последние части войск главного отряда собрались на сборном месте в селе Хазры» только 24-го мая.

Что начальник всего Кавказа и Командующий всеми силами на Кавказе, не смог вовремя собрать свой собственный отряд, верится с трудом. И большинство историков пишут, что главный отряд, по крайней мере в количестве тех декларируемых «…11-ти батальонов, 2-х рот сапер, 5 сотен казаков и 1000 милиционеров при 22-х орудиях»  был готов «…у села Хазры к 20-тым числам мая» [24, с. 4].

Но 24-е число как дата сбора всех сил отряда отражена и в журнале Генштаба, позже эта дата попала и в биографию, опубликованном в альманахе «Кавказцы», [15, л. 26; 2, с. 89-90]. Какие части запоздали и присоединились последними, нигде не сказано. Возможно, Головин вызвал еще какие-то подкрепления, которые прибыли 24-го и именно это он имел в виду.

Но, это не все, 24-го не только «…последние части войск собрались на сборном месте в селе Хазры;», оказывается «в тот же день прибыл туда и я с частью моего штаба». Этого опоздания уже никто больше не осмелился отмечать, даже составитель журнала Генштаба [26, л. 93], ведь за ним возникает вопрос: где же был Головин после того, как 9-го мая устроил смотр Чеченскому отряду и выехал из крепости «Внезапная» [16, с. 31], если  не в пункте сбора своего отряда? В Темир-Хан-Шуре и Дербенте, насколько можно проследить по рапортам и донесениям, он не появлялся. В Тифлисе тоже.

Итак, прибыв, 24-го Головин зачитал  «торжественный приказ», 25-го велел всем отдыхать и готовиться к походу, 26-го провел смотр всех войск. Все. Это был, так сказать, предвоенный журнал. С 27-го мая начинается «Военный журнал главного отряда в Южном Дагестане с 27-го мая по 12-е число июня 1839-го года» [15, лл. 109-127].

Сравнительное изучение второго журнала, написанного действительно «хорошим языком», живописно и не без литературного изящества, а так же его сопоставление с другими источниками и соотнесение к географии местности, наглядно свидетельствует, что часть описываемых в ней событий происходили до 27-го мая. Но выстроить реальную последовательность действий и дат очень и очень не просто: заметим, что второй журнал расписан не по дням, даты в нем можно лишь угадать, и то не все. Чего не скажешь например о журналах Граббе и Раевского, у них все расписано с немецкой педантичностью.

Итак, чтобы разобраться в военно-бюрократических руладах генерала Головина, сначала  необходимо вкратце ознакомиться с описанием похода от него самого.

Ход Самурской кампании  в изложении генерал-лейтенанта Головина

1. Продвижение войск до Аджиахурской теснины

Прежде чем приступить к журналу командующего, полезно ознакомиться с кратким отчетом о тех днях другого знаменитого участника Самурского похода – Десимона. Статья Десимона в «Северную пчелу», если и не была переписана, как журнал Симборского, без сомнения, подверглась редактированию его патрона. Кстати, Десимон тоже ничего не пишет об опоздании каких-то частей. О движении отряда он рассказывает следующее: «28 мая отряд тронулся вверх по Самуру, и того же числа встретился с неприятелем близ селения Цухур (Зухул – авт.). Лезгины отступали перед нами 28-го, 29-го и 30-го числа до высот Аджиахурских…30 числа высоты эти открылись у нас перед глазами, усеянные толпами диких лезгин, которых считали, по показаниям самих жителей числом тысяч до десяти (!).

В течение целого дня 30-го мая, лезгины дикими своими кликами оглашая воздух, ободряли себя к защите, и заранее торжествуя победу по обыкновению варваров, показываясь из своих завалов, махали саблями, и посылали к нам тысячи пуль и ругательств, между тем, как русский солдат, не обращая внимание, стоял спокойно, опершись на свое ружье…» [27,  № 45].

Теперь перейдем к сочинению Головина. Журнал начинается, с сообщения, что 27-го мая «…м. Корганов с вверенной ему табасаранской и кюринской милицией выступил из лагеря, который он занимал на левом берегу Самура, против Хазров, к границам Ахтынского общества. На следующий день он был встречен лезгинами, в числе 400 человек на перевале хребта…» [15, л. 109]. А по приложению к первому журналу табасаранская и кюринская милиции находились в лагере в Хазрах, на правом берегу Самура [15, лл. 90-91].

Далее. «29 мая я выступил с войсками из сел. Хазры и в 4 верстах оттуда, от дер. Неджевкент направил одну колонну с ген.-л. Фези влево на дер. Хиля и Гулюк, а с главными силами следовал прямо к сел. Зухул…

Назначение левой колонны состояло в том, чтобы наказать жителей дер. Хиля и Гулюк, от нас отложившихся и вместе с тем завладеть высотами, которые бы обеспечили левый фланг нашей позиции при Зухуле». Головин еще не дошел до Зухула, но знает, что там необходимо «обеспечить левый фланг». Это конечно могло быть осведомленностью в результате проведения разведки, но больше похоже на описание постфактум

«Сел. Хиля (совр. Гиль – авт.) было оставлено жителями, присоединившимися к сборищу лезгин. Сел. Гулюк (неизвестное село – авт.) было занято неприятелем. Выгнав мгновенно лезгин из деревни, ген.-л. Фези преследовал их по направлению их к дер. Тагерджал. Лезгины, подкрепленные партией, вышедшей оттуда, хотели держаться, но опрокинутые кавалерией под командою подполк. Альбранда, обратились в бегство, оставив в наших руках 6 тел и двух пленных». Здесь речь идет о сопротивлении ближайших кубинских сел, до вольных обществ войска еще не добрались.

Читаем дальше: «…авангард главной колонны, под командою полк. бар. Врангеля, не доходя двух верст до дер. Зухул, открыл неприятеля. Лезгины на противной стороне р. Тагерджал-Чай, текущей по глубокому оврагу, заняли в значительных силах крепкую позицию около самой дер. Зухул, выслав на нашу сторону до 150 человек смельчаков. Движение кавалерии вперед и посланная в обход рота е. с. кн. Варшавского полка, заставили их с такою поспешностью спуститься в крутой овраг для соединения с главными своими силами…». Подчеркнем, поскольку это важно: главная колонна основного отряда загнала 150 смельчаков (по Хуршу их было только 50 – авт.), оставшихся «на нашей стороне» в овраг, и собирается их уничтожить.

 «Войска главной колонны, следуя по дорогам трудным, не могли вдруг стать на позицию, авангардом занятую, и подтягивались мало по малу; для спуска же в овраг артиллерии надобно было разработать дорогу; а потому приказав отряду расположиться здесь на ночлег, я подвинул 4 батарейные и 4 полевые орудия на самый край оврага; 2 полевых и 2 горных орудия под прикрытием авангардных батальонов спущены на нижний уступ оного, а вся кавалерия вправо, на долину Самура и перестрелка завязалась по всей линии. Неприятель своими оружейными выстрелами, коих пули долетали даже до верхнего уступа, указал расстояние для выстрелов нашей артиллерии, и я приказал открыть огонь.  Ядра, гранаты и даже картечь, падая в толпы лезгин и нанося им большую потерю, навели на них страх и ужас до такой степени, что не ожидая нашего нападения, они с наступлением ночи бросили свою позицию около Зухуля и отступили к уроч. Аджи-Ахур».

Здесь отчетливо видно, как рассказ о бое с 50-тью или 150-тью смельчаками без какого-либо перехода завершился рассказом об обращении в бегство всех ополченцев, которые занимали «в значительных силах крепкую позицию». К тому же, учитывая, что, основным силам отряда было приказано «расположиться здесь на ночлег», дело начиналось довольно поздно, а отступление лезгин началось «с наступлением ночи»?

«29 мая с рассветом кавалерия под командою подполк. Альбранда заняла оставленное неприятелем сел. Зухул и предала его пламени».

Эти длинные и не всем интересные отрывки из походного журнала мы вынуждены привести только для подтверждения того, что журнал Головина ни в коей мере не отражал реальную картину происходившего. Дальше испытывать терпение читателей нет надобности, но напоследок необходимо также указать, что по журналу вторая половина дня 30-го мая была насыщена боями между отрядом и самурцами, а Десимон писал, что в этот день «русский солдат…стоял спокойно, опершись на свое ружье» до самой ночи. Десимон в данном случае лицо незаинтересованное в искажении истины, и потому вызывает доверия больше.

Анализ и осмысление

Через 9 лет, когда Головин писал свой «Очерк», из происшествий, происшедших до встречи с силами обществ при Аджиахуре, Головин смог вспомнить только столкновения при селе Хулух и на реке Тагирджал-чай. О сражении при Хулухе в «Военном журнале» ничего не сказано, возможно под Гулюком в нем обозначен Хулух.

Здесь нас снова немножко выручает книга «Ахульго». К сожалению, Багаудин Хурш не только мало уделил внимания делам Головина, – весь поход у него уместился на одной странице – так еще написал в рамках той канвы, которую задал сам Головин. По Хуршу тоже в главном отряде было 11 батальонов, а свои изыскания он заканчивает 5-м июня, днем, когда по версии Головина вольные общества были полностью покорены. Но Б. Хурш приводит некоторые интересные моменты экспедиции Головина. Учитывая, что описание им событий при Ахульго, за исключением числа сил и потерь, в целом соответствует известным документальным свидетельствам осады и не вызывает у историков критических нареканий, можно утверждать, что его сведения о кампании Головина тоже являются достоверными.

О сражении у Хулуха Хурш пишет: «17 мая у Хулухских высот произошло первое столкновение с главными силами Дагестанского отряда. Неприятель ввел тут в дело 7 батальонов и 14 орудий и к вечеру того же дня, после горячей схватки занял эти высоты» [17, с. 104].

Итак, это происходило 17-го мая. Если посмотреть на карту, то село Хулух расположено к юго-западу от села Хазры, т.е. находится значительно в стороне от маршрута главного отряда из Хазры в Самурскую долину. А от вольных обществ Хулух отделен отрогом Кавказского хребта. Сражение при Хулухе 17-го мая могло произойти только с находившимися на марше семью батальонами, которые следовали со стороны Шекинской провинции к месту сбора при Хазрах. И сделали эту попытку сами хулухцы и жители близлежащих сел. Точно так же и другие стычки у сел Хиля (Гиль), Тагирджал и др., тоже происходили до 21-го мая, до выдвижения главного отряда к границам вольных обществ. Сопредельные обществам лезгинские села в Кубинской провинции оказали прибывающим войскам неприятеля упорное, но неорганизованное сопротивление.

О форсировании Тагирджал-чая, что пишет Головин, мы выше уже говорили. Теперь посмотрим, как описывает данное событие Хурш: «20 мая передовые части неприятеля, отбросив наши посты, заняли противоположный берег Тагирджал-чая. Ни в этот, ни в последующие дни неприятелю не удалось форсировать реку. Попытки врага были отбиваемы с значительным уроном в его рядах» [17, с. 104].

Известно, что датой выступления всех отрядов был назначен 21-е мая, поэтому «в этот день», т.е. 20-го мая, возможно, ничего не произошло, Командующий Отдельным Кавказским корпусом не стал бы нарушать назначенный им же график.

Это косвенно подтверждает и ссыльный польский поэт-революционер Тадеуш Лада-Заблоцкий, – еще одна известная личность в отряде Головина. Он служил рядовым в одной из саперных рот, и ему видимо посчастливилось избежать участия в предыдущих боестолкновениях. В ночь с 20-го на 21-ое мая Лада-Заблоцкий пишет полное тревоги стихотворение «Ночь перед битвой»:

…Завтра поутру перед розовым рассветом,
И прежде чем тутовое дерево стряхнет с себя росы венок,
Исчезнет затишье этих берегов;
И будут греметь гимны.
И орел прикроет тела своим черным крылом,
Цветущих сегодня последователей…
Chazry w Lezgji, 21 maja 1839.

[28, с. 151-153]

Видимо поэт от волнения долго не мог уснуть и писал поздно ночью, под стихотворением стоит приписка «Chazry w Lezgji, 21 maja 1839» («Хазры в Лезгии, 21 мая 1839»)

Бои начались «завтра поутру», то есть 21-го мая; генерал Граббе с Чеченским отрядом выступил из крепости «Внезапная» и под весенним дождем направился в горы Дагестана, а генерал Головин со своим отрядом был уже на передовой и отдал приказ форсировать Тагирджал-чай. Но, «ни в этот, ни в последующие дни неприятелю не удалось форсировать реку».

Попытки овладеть левым берегом реки длились, как можно понять, до 24-го мая включительно. И, возможно, именно здесь произошла «недостача» одного батальона Мингрельского полка и двух сотен казаков; в последующих действиях Головин упоминает о трех сотнях казаков, а в поздних мемуарах они уменьшились, как мы уже сказали, до двухсот. Видя безуспешность атак, Головин решил взять паузу и занять себя журналами.

21-го мая начал движение по Хачмазскому ущелью и Симборский. Согласно «Военному журналу отряда под командою генерал-майора Симборского от стороны Шекинской провинции с 21-го мая по 3-е июня» [15, лл. 101-104 об.], переписанному Головиным – о Симборском речь в нем идет в третьем лице – он тоже шел, применяя тактику выжженной земли; в этот день он успел занять и сжечь село «Солгуджа…не платившая никакой дани и служившая притоном…». Жители успели покинуть село. Но о том, что противник собирается напасть и с шекинской стороны, в обществах знали. Салаватский перевал был заранее занят отрядом в 200 человек во главе с Исмаил-Хасаном Ахтынским [17, с. 105].

«Отряд Симборского не мог проникнуть до перевала…и возвратился беспрепятственно с некоторой потерей в людях, понесенной сначала в схватках с горцами. Не менее того однакож движение ген.-майора Симборского принесло пользу тем, что оттянуло некоторую часть неприятельских сил от главного отряда» [29, с. 31].

Знали, кстати, и о движении Даниял-Султана с милицией со стороны Джарской провинции, там был поставлен наиб имама Шамиля, который пришел на помощь самурцам с 500 человек.

Генерал Головин, сделав передышку и обдумав ситуацию, решил прибегнуть к маневру. Он отправляет милицию в глубокий обход, на левый гребень Самурской долины, по сути в тыл обороняющихся. Командующий милицией майор Корганов кстати тоже служил в Нижегородском драгунском полку, но был назначен самим Главноуправляющим «…вроде помощника к правительнице Казикумухской Умми-Гульсум-бике и правителю Кюринскому прап. Гарун-беку» [7, с. 321]

27 мая Корганов появляется на левобережном хребте и тоже успевает сжечь одно село. [15, л. 109]. Как и рассчитал Головин, Ага-Бек был вынужден реагировать на появление противника на противоположной от линии обороны стороне. 28-го мая у селения Хуля (ныне не существует – авт.) милицию обращает в бегство отряд защитников, согласно журналу Головина, в 400 человек. Это перераспределение сил ополчения, а также собственные потери, которые тоже, надо полагать были немалыми, и вынудили по нашему мнению Ага-Бека оставить позиции на Тагирджал-чае и занять оборону в более удобной для этого дела Аджиахурской теснине, судя по описаниям в окрестностях села Кара-кюре. Возле селения Зухул на берегу Самура был оставлен, как мы уже говорили, небольшой отряд для прикрытия.

Передислокация защитников с Тагирджал-чая к Аджиахуру по Б. Хуршу состоялся «в ночь на 28 мая», и, кстати говоря, он тоже называет причиной отхода перераспределение сил, однако у Хурша это было связано с известиями об отрядах генерала Симборского и Даниял-султана, которые двинулись к перевалам Большого Кавказского хребта.

Но 28-го мая Симборский, предав огню Гуйнюк, последнее из сел, в которое ему удалось вступить, уже начал отступление [26, лл.28-28 об.]. А Даниял-султан выступал одновременно с Симборским. Так что переход в Аджиахурскую теснину «оставшихся 800 человек» был связан с появлением отряда Корганова на противоположной стороне.

28-го числа главный отряд под командованием генерал-лейтенанта Головина наконец перебрался на другой берег Тагирджал-чая и начал наступление. Противника, кроме оставленного кордона, впереди не было. Вместе с защитниками ушли и жители сел за новую линию обороны. 29-го вошли в безлюдный Зухул и тоже предали огню. 30-го мая вышли к новому рубежу обороны вольных обществ.

Описываемые Багаудином Хуршом ожесточенные сражения «с 28 по 31 мая на Аджиахурских позициях…стоившие нам 576 человек убитыми и раненными» и главному отряду «более 1500 человек убитыми и раненными» [17, с. 105], могли иметь место с 30-го мая по 3-е июня.

Еще один поэт, находившийся в главном отряде в эти дни, «разразился» следующим стихотворением:

Уж не волны ли морские там шумят?
То лезгины на кровавый бой летят.
Уж не гром ли на горе загрохотал?
То тифлисцы устремились на завал.
Ой, жги, жги, говори:
То тифлисцы устремились на завал.

 Засвистели пули меткие кругом,
Закипела кровь младая в ретивóм.
Понапрасну вы заняли Аджиа-хур;
Мы прогнали вас из царства вьюг и бурь.
Ой, жги, жги, говори:
Мы прогнали вас из царства вьюг и бурь.

Трепещите же вы, горцы, Бог велик!
И дымится вражьей кровью русский штык.
Бурей, вьюгой, с громом, градом пролетит,
Саранчой поля, аулы истребит.
Ой жги, жги, говори:
Саранчой поля, аулы истребит.

 С нами слава и победы верный сын,
И отец, и командир наш Головин.
Мы не рекруты, родимый! Ах, не раз
Трепетал уж перед нами весь Кавказ.
Ой жги, жги, говори:
Трепетал уж перед нами весь Кавказ.

Дай же нам ещё подраться за царя;
Мы и чёрта взять готовы на ура.

[3, с. 101]

Сам «главноуправляющий» к сожалению и про эти бои умалчивает; судя по его журналу, главный отряд в эти дни был занят прокладкой дорог и возведением укрепления в Аджиахурской теснине.

Умалчивает генерал Головин и про последующие дни, поэтому, с чем было связано отступление 3 июня, остается гадать, а 3 июня защитникам пришлось еще раз отступить. Ага-Бек с оставшимися в строю 345 защитниками оставили Аджиахур и заняли позиции на «Ахтынской возвышенности» [17, с. 105]. Под «Ахтынской возвышенностью» предположительно имеется в виду подступы к селению Мискинджа, так как известно, что Мискинджа избежала сожжения.

Возможно, отступление было связано с новым появлением майора Корганова на левобережном гребне Самурской долины, теперь уже и с подкреплением из казикумухской милиции в 1000 человек, и драгунской кавалерией. В этих условиях, Ага-Бек решил защищать непосредственно Ахты.

«На следующий день (т.е. 4-го июня – авт.) здесь разыгрался кровавый бой с подошедшими главными силами противника, продолжавшийся до вечера. В этом бою Ага-Бек был тяжело ранен», пишет Хурш, но далее, по его мнению, «ночью, видя бесполезность дальнейшего сопротивления, наши части отошли вглубь гор» [17, с. 105].

Со сдачей села Ахты возможно все обстояло именно так, как описывает Хурш. Однако местные предания описывают этот эпизод по-другому. Согласно рассказам, ночью царским войскам удалось пройти в тыл обороняющихся. Поскольку и силы были на исходе, и противник был со всех сторон, и предводитель был тяжело ранен, защитники отправили гонца к кадию Ахтынского общества.

Мирза-Али Ахтынский был человеком многосторонним, эрудированным и невероятно красноречивым. Ученый и богослов, поэт и врач, Мирза-Али был сторонником мирных отношений с Россией и в военных делах никакого участия не принимал. Сторонники «военной партии» со своей стороны очень неодобрительно относились к его позиции, однако из-за его огромного авторитета ничем и не тревожили. Через 9 лет однако авторитет не спас его, Мирза-Али был пленен имамом Шамилем и заключен в тюрьму.

Но в ночь с 4-го на 5-ое июня ситуация была критической, и защитники, забыв про разногласия, обратились к Мирза-Али за советом. И кадий, один, среди ночи, поскакал в стан Головина и уговорил генерала в обмен на прекращение сопротивления более не предавать села огню, не казнить сложивших оружие и дать оставшимся в живых защитникам разойтись по домам.

В некоторых архивных источниках можно найти и подтверждения преданиям. Так, например, в «Послужном списке генерал-майора В. В. Орбелиани» есть строки, повествующие о появлении неприятельских сил в тылу у защитников: «…В 1839 г. в Дагестанском отряде, с 28 мая движение главных сил из лагеря при сел. Хазры к сел. Цухуль и колонны к дер. Хиля, Хумах и верхнему Каранхуру, занятие сих последних; …

1 и 2 июня — движение левым берегом Самура от сел. Киля к Ахте; 5 — движение всеми силами к сел. Ахты и покорение его…» [21, л. 205]. Похоже, генерал Головин не очень полагался на милицию под командованием Корганова, раз усилил её драгунами.

5-го июня Ахты был взят. На этом, согласно Командующему Отдельным Кавказским корпусом и по совместительству Самурским отрядом, точнее согласно его журналу, все было закончено, покорение непокорных Верхних кубинских обществ было завершено. Победа была одержана. Его чиновник по особым поручениям Десимон тоже пишет, что в Ахтах «…мирно, как у себя дома, отряд простоял до 25-го июня, заботясь только о постройке крепости»

Но только опытный чиновник Головин явно не торопился обрадовать вестью о своей победе Петербург. Вряд ли это можно приписать занятости или халатности со стороны Главноуправляющего Кавказом. Предприняв столь крупную акцию, он не мог не понимать, что в Петербурге чутко следят за положением дел и с нетерпением ждут донесений. По логике вещей, рапорт в столицу он должен был отправить как можно раньше, как только увидит предрешенность в своем успехе, как только появится уверенность, что не придется оправдываться за скоропалительные вести и «писать длинные оправдательные письма».

Точную дату отправки донесения в Петербург установить непросто, но курьер отбыл вовсе не 5-го мая. Генерал Граббе всю свою военную карьеру и даже после выхода в отставку вел дневник. Так вот, в его дневнике  запись «У г. л. Головина все окончено, и адъютант с донесением о том проехал в Петербург» сделана 17 июня. Видимо сообщение Граббе прислали из крепости «Внезапная», к нему самому посыльный от Командующего прибыл 18-го июня [30, с.112].

13, и даже 12 дней из Ахты в Ахульго, для курьеров срок слишком долгий. 3 батальона подкрепления, посланные 25-го июня из Ахты в Ахульго, пешком, с обозом и артиллерией, прошли этот путь за 17 дней; их прибытие отмечено в дневнике Граббе 12-го июля [30, с. 115]. Курьеры перемещались гораздо быстрее. Курьеры от Главнокомандующего, да еще с вестью о победе, еще быстрее. Обычно вести из Самурской долины до долины Койсу доходили за 3-4 дня.

Таким образом, доложить в Военное министерство об успешном завершении Самурского похода Е. А. Головин решился не ранее 15-го июня. На самом деле и 15-го июня до победы было еще очень и очень далеко.

Объявив чуть ли не о завершении похода, Головин совсем не спешил с обещанной помощью крепко застрявшему на все лето генералу Граббе. Раздосадованный Граббе отправляет за подкреплениями к Головину-отцу Головина-сына и Головин первый вынужден отправить 3 батальона Ширванского полка во главе с командиром полковником Врангелем (в Ширванском полку изначально, как мы помним, было 4 батальона, оставлен ли был еще один батальон при Самурском отряде или его тоже не стало, неизвестно – авт.). Кстати, о том, что 25-го помощь вышла в путь, Граббе знал уже 27-го июня [30, с. 115].

15-м июня заканчивается второй журнал, других журналов мы не нашли, других сведений о том, чем занимался господин Головин по завершении покорения, тоже. Только Ю. Толстой дает некоторые пояснения, что «с 6 по 11 июля(!) он занялся открытием сообщения с Кубинской провинцией; с 11-го до 16-го июля надзирал за постройкой Ахтинского укрепления» [1, с. 52]

Конечно, Головин был Главнокомандующим и Главноуправляющим на Кавказе, и ему было виднее, где ему необходимо находиться. Он естественно был вправе сам выбирать места строительства укреплений, рассчитать количество сил, необходимых оставить в новопокоренной долине и даже сам чертить планы укреплений.

Но Головин все-таки был начальником всего Кавказа, а не только долины Самура, на нем как-никак лежала ответственность за весь Кавказский край. В такое тревожное время, когда бои гремели по всему Кавказу, проследить за выполнением намеченных мер в Самурской глухомани мог и кто-нибудь из его подручных, тот же Фези например. Сам же должен был вернуться в Тифлис.

А Головин задерживается в вольных обществах, и задерживается надолго. Он видимо, понимает, что после объявления быстротечной и полной победы над непокорными обществами столь долгое отсутствие на своем посту в Тифлисе, вызовет в Петербурге вопросы. И, похоже, искусно вводит военное министерство в заблуждение: в «Журнале военных действий Отдельного Кавказского корпуса в 1839 году», составленном в Генеральном штабе на основании его рапортов и приложений к ним, написано, что Головин «…июля 2-го выступил из села Ахты с двумя батальонами пехоты, двумя легкими орудиями, с грузинскими конными волонтерами и конвойною его командой и направился по вновь проложенной дороге через Кавказский хребет, отделяющий Грузию от Дагестана, в долину Алазанскую, откуда и возвратился в город Тифлис» [26, лл. 38-38 об.].

Но Главноуправляющий всем Кавказом и после этого еще полмесяца оставался в Самурской долине.

Каких-либо внятных причин столь длительного пребывания Главноуправляющего в обществах ни сам Головин, ни кто-либо другой не приводит.

Приписываемое ему биографом в заслугу и подхваченное позже Баддели создание Самурского округа с учреждением дивана из местных старейшин [1, с. 52], произошло позже. Самое раннее упоминание о создании Самурского округа есть в рапорте Головина Военному министру графу Чернышеву, отправленному из Елису, на пути из верхних обществ в Тифлис. Но в нем речь идет только об отделении «от управления Кубинского» и поручении «под названием Самурского округа особому начальству» [7, с. 223]. О создании дивана, т. е. совета избранных старейшин, что действительно требовало бы времени и справедливого надзора, речь в нем не идет. В статье Десимона «Исторические сведения о бывших вольных общинах Кубинской провинции» того же 1839 года тоже говорится только о создании органа управления «покоренным краем под названием Самурского округа» [1, с. 52]. Об учреждении дивана Десимон не знал. А само создание Самурского округа было всего лишь административным актом, и к тому же, пока что фиктивным.

Можно только догадываться, что конкретно не отпускало его из вольных обществ, какие проблемы оказались для наместника важнее всего остального Кавказа, но деталей, частностей, боюсь, не узнаем никогда. Только в «Журнале военных действий Отдельного Кавказского корпуса в 1839 году» есть туманная запись, что 5-го июня «Елисуйский султан лично донес генералу Головину о занятии и покорении им Рутула, при чем испрашивал он пощады известному мятежнику Ага-беку Рутульскому…». Далее запись гласит, что «…на этот раз и было даровано прощение, но как мятежник сей снова оказался виновным в возмущении горцев, почему и был предан суду» [26, л. 34].

Лишь 16-го июля, спустя 2 месяца с начала первых боев под Хулухом, Головин покидает Самурскую долину и отправляется «вновь проложенной кратчайшей дорогой на Рутул, Гельмиц и Элису» в Тифлис [1, с. 52; 30, с. 117].

Но боевые действия в обществах продолжались и после отъезда Головина. Последний подавленный очаг сопротивления находился, как можно понять, в верховьях Ахты-чая, в селах «Бурч, Хно и Гюдым». 17-го июля, т. е. на следующий день после отъезда главкома, туда с 3-мя батальонами пехоты и 4-мя орудиями поднялся генерал-майор Круммес при поддержке 1500 милиционеров под начальством уже подполковника Корганова [26, л. 39]. Об этой экспедиции сведения в журнал Генштаба попали, потому что командующего там уже не было. Толстой в «Жизни Головина» пишет, что это сам Головин по пути в Элису «предал истреблению» эти села [1, с. 52], но его маршрут через Рутул и Гельмец, который подтверждает и Толстой, не позволял Головину этого делать; село Гельмец расположено гораздо выше по течению Самура.

После этого имело место только повторное усмирение Тагирджаля, жители которого «…начали уклоняться от взноса наложенного на них штрафа и других повинностей» [26, лл. 39 об.-40]. Ими с «частью отряда» решил лично заняться новый командующий Самурским отрядом, которого Головин оставил вместо себя – генерал Фези. У него к тагирджальцам были свои старые счеты.

К 1 сентября были завершены возведение укреплений и войска, оставив гарнизоны в редуте при Аджиахуре и крепости в Ахты, ушли на зимние квартиры [26, л. 40].

А командовавший походом генерал Головин, вернувшись в Тифлис, вновь приступил к своим прямым обязанностям – управлению вверенным ему краем. И используя имеющиеся у него возможности, сделал все, что было в его власти, чтобы препятствовать разглашению подробностей этого похода. И даже больше, сделал все, чтоб про этот поход как можно меньше вспоминали.

В царской армии была традиция награждать части знаками отличия. Такими знаками служили почетные Георгиевские знамена, надписи на обычных знаменах полков и батальонов, трубы, сигнальные рожки и другие предметы для батальонов и отдельных рот, специальные петлицы на мундиры для офицеров и даже знаки отличия на головных уборах всего личного состава подразделений, со специальными поясняющими надписями. Их пожаловали бригадам, полкам, батальонам и отдельным ротам за отличие в кампаниях, за взятие каких-то объектов, за стойкость в обороне, за проявленную храбрость в сражениях и даже просто за участие в войнах и походах. В особо важных и знаменательных случаях учреждались специальные медали. Такая медаль, например, была выпушена за взятие Ахульго.

Командующий Отдельным Кавказским Корпусом, как видно из документов, щедро отплатил офицерам, участвовавшим в покорении Верхних Кубинских обществ наградами и воинскими званиями. Не обделили и нижних чинов, им дали «по рублю, по фунту мяса и по чарке вина на человека», приурочив эти щедроты ко дню рождения царя. Мятежный поэт Лада-Заблоцкий вновь обрел душевное спокойствие и в полумраке палатки написал трепетный сонет:

 Ветер среди ароматных цветов или соловья песни
Звучат, чередуясь под небом, на земле и в облаках
Воскресла жизнь — душа природы в этих горах.
Тишина и тоска среди дикой пустыни,

 И в душе я подумал, почему же я не являюсь духом
В этих местах ужасных — после чего был бы шорохом.
Cамур роптал, размышлял, и мечты его погибли,
И простиралась перед ним бесконечная цепь Кавказа,

Как Млечный путь в бездне неба река течет
Это здесь и там облако лентой плывет
Легкий бриз конец палатки свернул вверх,
И в лицо больного ударило солнечным лучом,

Как сладкий поцелуй небесного гонца,
Тихим светом и теплом солнечным уплыл

Oboz pod Achtami, 1839.

[28, с. 155]

Сам генерал-лейтенант получил от Государя-Императора «особенную свою признательность…и совершенное монаршее благоволение всему отряду под его начальством действовавшему, за поражение 30-го мая скопищ в Южном Дагестане возмутившихся», а 1-го июля приказом был произведен в генералы от инфантерии. [2, с. 103]

Но ни один батальон, ни одна рота, ни один офицер или нижний чин не получил абсолютно никаких знаков отличия за Самурский поход 1839 года под личным командованием Наместника Российской Империи на Кавказе Евгения Александровича Головина. О такой грандиозной как по масштабам, так и по своему значению кампании всем было приказано забыть. Только редут, возведенный при Аджиахуре, был назван в честь Тифлисского егерского полка, но он находился вдали от людских глаз.

Бедирхан Эскендеров

Примечания

[1] (Более подробно об этих событиях можно прочесть:  /eshhe-raz-o-vosstanii-kubinskix-lezgin/;  /kubinskoe-vosstanie-lezgin-i-ego-posledstviya/).
[1] Встречаются также варианты «Общества верхних Кубинских магалов», «Верхние лезгинские общества» и др.
^[2] Г.В. Розен был главноуправляющим гражданской частью и пограничными делами Грузии, Армянской области, Астраханской губернии и Кавказской области в 1831—1837 годах 30.11.1837 в эту должность вступил Е.А Головин.

Список литературы

1 Толстой Ю. Очерк жизни и службы Е.А. Головина. Девятнадцатый век: Исторический сборник. Под ред. П. Бартенева. Т. I, M. 1872.
2 Генерал от инфантерии Евгений Александрович Головин. // Кавказцы или подвиги и жизнь замечательных людей, действовавших на Кавказе. Выпуски с 37 по 47-й. Под редакцией С. Новоселова. СПб. 1859 г.
3 Анучин: Защита укрепления Ахты и Самурского округа в сентябре 1848 года // Кавказцы или подвиги и жизнь замечательных людей, действовавших на Кавказе. Выпуски с 26 по 33-й. Под редакцией С. Новоселова. СПб. 1858 г.
4 Кондусов В.С. Военно-административная и политическая деятельность Е. А. Головина на Кавказе в 1838-1842 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Краснодар – 2017 г.
5 Матвеев О.В. Более митрополит, нежели воин? О некоторых стереотипах вокруг роли Е.А. Головина в умиротворении Кавказа // Кавказский сборник, Том № 10 (42) М. 2017
6 Десимон А.Ф. Исторические сведения о бывших вольных общинах Кубинской провинции, составляющих ныне Самурской округ // История, география и этнография Дагестана XVIII-XIX вв. Архивные материалы. под ред. Косвена М. О., Хашаева Х-М. М. 1958 г.
7 Акты, собранные Кавказской археографической комиссией: Том IX. Тифлис 1884 г.
8 Протокол допроса Гаджи-Магомеда Новрузбекова. ГА РФ, III отд., 4 эксп., д.150
9 Юров А. Три года на Кавказе, 1837—1839 гг. ч. 1. Кавказский Сборник. Т. VIII
10 Рапорт и. д. Военного Полицеймейстера в Закавказском Крае подполковника Гринфельда генерал-адъютанту графу  Бенкендорфу. Тифлис, 14-го октября 1837 года. ГА РФ, III отд., 4 эксп., д.150
11 Богуславский Л. А. История Апшеронского полка. Т. I с. СПб. 1892.
12 Гаджиев В. Г., Рамазанов Х. Х. Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50 гг. XIX века Сборник документов. Махачкала, 1959.
13 Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана / Перевод с английского В.Симакова. — М., 1998.
14 Баддели Дж. Завоевание Кавказа русскими (1720-1860). Пер. с англ. Л.А.Калашниковой. М., 2010.
15 РГВИА. Ф. 846 (ВУА). Д. 6361, ч. 2. «О положении дел в Дагестане и на левом фланге Кавказской линии в 1939 году».
16 Милютин Д. А. Описание военных действий 1839 г. в северном Дагестане. СПб., 1850 г.
17 Хурш Багаудин, Ахульго. Махачкала 1996 г.
18 Гизетти А. Л. Хроника Кавказских войск. Тифлис, 1896 г.
19 Военная энциклопедия: Том XVI. Издательство: Тип. Т-ва И.Д. Сытина СПб. 1914 г.
20 Ханыков Н. В. Очерк служебной деятельности генерала Альбрандта. Тифлис, 1850 г.
21 РГВИА. Ф. 400. Д. 8000 Послужные списки. Орбелиани.
22 Бобровский П. О. История 13-го Лейб-Гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет. Т. IV. СПб: 1895.
23 Шабанов Д. Ф. История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка. Часть II-я. От сформирования полка до его прибытия в Манглис. 1825-1853 Тифлис 1871.
24 Юров А. Три года на Кавказе, 1837—1839 гг., Кавказский Сборник. Т. IX.
25 Архив Раевских : Т. II. СПб. 1909
26 Журнал военных действий Отдельного Кавказского Корпуса в 1839 г. Составленный при 1-м отделении Департамента Генерального Штаба Генерального Штаба капитаном Дуденко. РГВИА. Ф. 846 (ВУА). Д. 6363
27 Десимон А. Ф. Лагерь  на Самуре при Ахты. 25 июня 1839 г/ Северная пчела 1840, № 45
28 Tadeusz Łada Zabłocki. „Poezje”. Kraków 2013.
29 Головин Е. А. Очерк положения военных дел на Кавказе с начала 1838 г. по конец 1842 г. Рига, 1847
30 Записная книжка графа П. Х. Граббе. — М., 1888 г.