Общежительные монастыри быстро стали рачительными хозяевами. Успехи определяли корпоративный их уклад, неотчуждаемость недвижимости, запрет на изъятия светскими властями вотчин согласно постановлениям Вселенских соборов, прагматизм и большие возможности в управлении имениями.
Нередко считают, что владычные кафедры, монастыри, соборы владели в первой половине XVI в. третью феодальной земельной собственности. Это сильное преувеличение. Трудно назвать реальную цифру. В любом случае, однако, церковные земли стали значимым, а порой болезненным для светских феодалов фактом действительности. Возникали, а частью реализовывались идеи частичных конфискаций, первых запретов на дальнейший рост вотчин монастырей. Но тогда еще и речи не было о секуляризации.
Концентрация материальных средств в монастырях быстро и ярко проявила их культурно-образовательную функцию. Она тесно связана с внутренним распорядком жизни. Ежедневный цикл служений требовал полного собрания богослужебных книг, сборников поучительного характера, кратких и пространных редакций житий (отрывки из них читались на трапезах) и т.п. Переписывание и сличение книг стало одним из важных видов монашеских послушаний, равно как и написание икон. Концентрация людей хотя бы элементарно грамотных, накопление традиций в изготовлении рукописных книг, фиксация сначала только местных, а затем и общероссийских событий в особых летописцах, составление сборников энциклопедического характера, наконец, появление различных полемических сочинений — вот основные области книжного и культурного дела в жизни монастырей. Сохранившиеся собрания рукописей Троице-Сергиева, Кирилло-Бело-зерского, Спасского Ярославского, Иосифо-Волоцкого, Соловецкого монастырей дают наиболее объемные представления о книжности XIV — середины XVI в.
Обозначившаяся материальная независимость церкви (точнее сказать, в ряде случаев — материальная автономность от светской власти) — важный этап в становлении сословной организации русского духовенства. Еще один признак этой тенденции — своеобразная наследственность статуса белого духовенства. В православии был обязателен брак для священников и диаконов. Их сыновья, скорее всего, наследовали социальную позицию и сан родителя (рукоположение владыкой не было, конечно, автоматическим). Ряды монахов пополнялись в немалой мере за счет вдовых священников (второй брак был для них запрещен), особенно после постановлений церковного Собора 1503 г .
Существеннейший признак сословности духовенства — самоорганизация церкви. С этим дело обстояло сложнее. Прокламированный святительский суд над всеми церковниками — скорее желаемый идеал, но отнюдь не будни реальной жизни И официальные документы, и наблюдения иностранных путешественников свидетельствуют о практике светского суда по делам светской юрисдикции над лицами духовного звания. Второй пункт этой проблемы — порядок замещения кафедр и игуменские назначения. И в том, и в другом случаях решающее слово оставалось за носителями светской власти. Начнем с епископских кафедр. Конечно, поставление владык было прерогативой московского митрополита и только в совершенно исключительных случаях (к примеру, когда митрополия «вдовствовала») могли обратиться к равностатусному лицу. Но вот ведь что характерно. До ликвидации государственной самостоятельности Твери, Рязани, Новгорода, Ростова вакансии на эти кафедры замещались почти исключительно представителями местного духовенства. Решающая роль принадлежала, конечно, местным же великим и просто владетельным князьям. В Великом Новгороде процедура избрания жеребьевкой одного из трех кандидатов вообще превратилась в одну из главных процедур новгородских институтов власти. Это происходило на городском вече с участием посадников, тысяцких, Собора местного духовенства.
Московский митрополит до середины XV в. назначался и ставился константинопольским патриархом. Затем, начиная с Ионы, Поместным собором русской церкви. Но уже при поставлении Зосимы в конце XV в. (не исключено, что и Терентия) главное решение принимал великий князь. Произвол светских властей (объективно мотивировавшийся конъюнктурно-политическими соображениями) при сведении с кафедры митрополита Даниила в 153S г., а немногим позднее Иоасафа, — показал крайнюю нежелательность подобных действий. Церковь теряла роль арбитра и института, способного внушить соперничающим партиям идею компромисса. Для православия вообще характерна известная рыхлость церковной организации по сравнению с жестко структурированной католической церковью. Это как бы подталкивало государей не просто покровительствовать и охранять церковь, но вмешиваться в ход внутрнцерковных дел.
Еще нагляднее это прослеживается в отношении монастырей. Опять-таки в идеале они канонически подведомствены местному епископу. Но то в теории. На практике замещения освободившихся должностей игумена или архимандрита были почти целиком в руках того или иного князя. Это непростая сфера взаимоотношений светской и духовной властей, в которой сталкивались их интересы. Но именно здесь хорошо различимы признаки превращения русской православной церкви в государственно-национальную. В XV—XVI вв. данный процесс охватил разные уголки Европы.
Прежде всего, даже начало автокефалии церкви означал разрыв с Константинопольским патриархатом, в чьем каноническом ведении находилась московская кафедра. Случилось это после ареста митрополита Исидора, последнего ставленника патриарха в Москве. Приказ об аресте от имени великого князя воспоследовал сразу по завершении им литургии в Успенском соборе, которую он совершал в соответствии с принятой на Ферраро-Флорентийском соборе унией католической церкви и православной. Исидор показал себя ревностным ее сторонником. Ему дали возможность бежать в Тверь в том же 1441 г ., откуда он вскоре удалился в Литву. В течение некоторого времени сама кафедра в Константинополе была занята приверженцами унии, в 1453 г . столица Византийской империи пала, оказавшись под властью турок-османов. Все это сделало невозможным восстановление канонического и юридического верховенства патриархата над Москвой. Первым московским митрополитом, избранным и поставленным на Поместном соборе российских иерархов в 1448 г ., был Иона. Он сам успел указать перед смертью на своего кандидата, процедура выборов Филиппа и Геронтия не вполне ясна (с точки зрения участия в них великого князя). Позднее именно его решение было определяющим, хотя формальный выбор и само поставленне происходили на Поместном соборе владык русской церкви.
В 1459 г . совпали канонические пределы московской митрополии с политическими границами рождавшегося Российского централизованного государства. Это произошло в результате окончательного обособления в самостоятельную митрополию православных епископств Великого княжества Литовского. Московская митрополия была единственной наследницей бывшей Киевской митрополии, так что новое учреждение митрополичьей кафедры в Киеве было произведено под политическим давлением Казимира IV. С тех пор территориальные границы прерогатив московских святителей менялись лишь с изменением государственных границ России. Заметим попутно, что с сугубо формальной точки зрения несовпадение церковных и государственных рубежей сохранялось недолгое после 1459 г . время — пока не ушла в небытие государственная самостоятельность Новгорода, Твери, Рязани.
В тяжкие и кровавые годы усобицы в московском княжеском доме упрочилась тесная связь между московскими первоиерархами и московской правящей династией. Ни князь Юрии Дмитриевич, ни его сыновья — князь Василий Косой и Дмитрий Шемяка — не получили церковной санкции своих претензий на великокняжескую власть. Особенно велики заслуги митрополита Ионы — благодаря его усилиям неудачливый в делах и в бою Василий II добился все же окончательного успеха. И что, пожалуй, важнее. Иона, Филипп, Геронтий, ростовский владыка Вассиан постепенно формировали и формулировали (в текстах и на практике) политическую доктрину Российского государства как полностью суверенного христианского православного царства. Понятно, что акцент делался на вероисповедном компоненте, что ликвидация зависимости от Орды и ханов описывалась в терминах борьбы с «незаконным» исламом, конфликты же с Литвой — как противостояние схизме католичества.
После 1453 г . все более стал осознаваться факт единственности России как православного государства. На этом во многом зиждились представления — и мудрых книжников, и простецов — о России как о «святой земле». С этим стали соотносить и другие факты духовно-церковной жизни, прежде всего разрастание монастырей. Постепенное вызревание идей этого круга имело разноплановые последствия. Начинают смещаться также акценты в характере поведения церкви. Если традиционно в столкновениях с иными конфессиями русская церковь занимала скорее активно-оборонительные позиции, то в первой половине — середине XVI в. различим переход к наступательности. Не след этому удивляться. Это вполне соответствовало духу эпохи в Европе и на Ближнем Востоке, реалиям международных отношений, возможностям и целям российской дипломатии. В то же время сама церковь нуждалась в реформировании многих сторон своей внутренней жизни, взаимоотношений с властью и обществом. Одним из самых острых вопросов, как показал опыт последних двух десятилетий XV в., могло стать покровительство великого князя и близких к нему лиц еретическим течениям. Тогда церковь справилась с ситуацией огромным напряжением сил. В середине XVI в. вновь обозначились признаки подобного кризиса.
