Кулиев Ф. М.
Правовое регулирование деятельности конфессий в Российской империи в конце XVIII – начале ХХ в.
В современный период в России происходит переосмысление исторического опыта, включая и проблемы правового регулирования деятельности конфессий в Российской империи в конце XVIII – начале ХХ в., так как обращение к прошлому позволяет определить степень подготовленности общества к осуществлению различного рода преобразований в государственной и общественной жизни.
Взаимоотношения государства и религии невозможно изучать в отрыве от особенностей исторического опыта государственно-конфессиональных отношений в дореволюционной России, где православная церковь долгое время занимала особое положение в государстве и выполняла весьма значимые социальные функции.
Нормативно-правовые акты, касавшиеся правового положения конфессий и действовавшие в России в тот или иной хронологический период, многообразны и разнородны по своему характеру. Законодатели, принимая каждый из них в определенной исторической обстановке, под влиянием внутри- и внешнеполитической ситуации, руководствовались конкретными целями; каждый законодательный акт имел своих сторонников и противников. В какой степени и каким образом принимавшиеся нормативные акты оказывали влияние на развитие государственно-конфессиональных отношений?
Наибольшие изменения в правовом статусе западных христианских конфессий произошли в период правления Екатерины II, когда был заложен фундамент правового положения церквей и предприняты первые шаги по созданию католической и лютеранской организации в России. Законодательная политика Екатерины II в области государственно-конфессиональных (церковных) отношений ознаменовалась продолжением курса на предоставление инославным свободы отправления богослужения.
В Указе от 17 июня 1773 г. (позже в Указе 1777 г.) Екатерина провозгласила терпимость вероисповеданий: «…как Всевышний Бог на земле терпит все веры, языки и исповедания, то и ее Величество… поступать изволит, желая только, чтобы между подданными ея Величества всегда любовь и согласие царствовало» [1]. Эдикт Священного Синода 1773 г. получил название «О терпимости всех вероисповеданий и о запрещении архиереям вступать в дела, касающиеся до всех иноверных исповеданий и до построения по их закону молитвенных домов, представляя все сие светским начальствам».
Екатерина II, основываясь на Манифесте о веротерпимости и Указе от 13 июня 1773 г., внесла значительные изменения в управление церковной организацией территорий, вошедших в состав Российской империи. Рассматривая причины, приведшие к признанию католической церкви на территории Российской империи, необходимо сделать вывод о государственной целесообразности такого шага. Правовед М. А. Рейснер в начале ХХ в. оценивал становление российской государственной веротерпимости следующим образом:
«…Если наше право с покорением каждого нового народа вводит в состав русского государственного организма и новые исповедания, в качестве признанных терпимых религий, то оно это делает отнюдь не по мотивам нравственного свойства и не в силу своего культурного правосознания, а в силу чисто-политической необходимости: привязать к составу громадной Империи новые нации и народы и захватить их национальные религии в рамки общего государственного управления» [2, 160].
Включая Крым и Кубань в состав Российского государства, Екатерина II в своем Манифесте 8 апреля 1783 г. провозгласила обещание мусульманам Тавриды «охранять и защищать их лица, храмы и природную веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно» [3, 898]. Аналогичная политика по отношению к мусульманам проводилась и в других районах империи. Так, «Манифест о присоединении к России Великого княжества Литовского» 1795 г. распространял гарантию свободного исповедания веры не только на католическое христианское большинство населения края, но и на литовских татар-мусульман.
В Манифесте 30 октября 1794 г. Екатерина II в очередной раз повторила норму о предоставлении своим новым подданным права на неограниченное публичное вероисповедание. По Манифесту, римско-католические священники вновь присоединенных областей объявлялись независимыми от заграничной духовной власти, они были обязаны давать присягу на верность императрице и знать русский язык [4, 581‑582]. Данные и подобные им другие указы екатерининского времени достаточно убедительно показывают, что именно тогда русская власть пришла к пониманию необходимости соблюдать в отношениях с различными по вере и языкам подданными важнейший принцип устойчивости любой империи: «Мы вами владеем, вы нам подчиняетесь, платите налоги, за это живите и веруйте, как хотите». При этом и при Екатерине II, и при всех ее преемниках главным обязательным условием для всех жителей страны, в том числе и мусульман, оставалось требование абсолютной лояльности и преданности существующему строю и царствующему дому Романовых.
Признав права мусульманской общины России на ее религиозную самобытность, русская власть стала более активно, чем раньше, встраивать ее в систему государственного устройства империи. Ускорился процесс включения мусульман в различные сословия и сословные группы и органы управления ими с распространением на них соответствующих прав и обязанностей.
Особое внимание было уделено организации государственного регулирования «сверху» религиозной жизни российского мусульманства. Как известно, ислам не имеет ни церковно-иерархической организации, ни института монашества. Анализ действий властей в данном вопросе позволяет предположить, что ими делались попытки устроить нечто вроде «Русской Исламской церкви» наподобие православия. В известной степени это было действительно так, но, во‑первых, здесь, на наш взгляд, не было какой‑либо специальной, заранее заданной антиисламской направленности, во‑вторых, светская власть преследовала цели не столько «религиозные», сколько «правительственные».
Главный принцип конфессиональной политики Российской империи заключался в стремлении к полному государственному контролю над всеми без исключения религиозными институтами на территории страны.
Начало ХIХ в. ознаменовало собой новый этап правового регулирования. Правительство активно занялось разработкой правовых основ государственно-конфессиональных отношений. В отличие от ранее действовавших нормативных актов, в XIX в. существенное развитие получили принципы взаимодействия государства и конфессий. Указы первых лет правления Александра I (например, манифест от 27 ноября 1801 г.) провозглашали веротерпимость как норму политического поведения правительства.
В целом, религиозное законодательство XVIII – начала ХIХ в. являлось бессистемным, состояло из разрозненных, несвязанных между собой нормативных актов, часто включавших и судебные прецеденты. Указы правительства были полны противоречий и нарушений церковного права. Необходимо было устранить многочисленные коллизии и согласовать каноническое право со светским. Однако исследователи отмечают, что российское законодательство второй половины ХVIII в. было направлено на охрану прав нерусских, неправославных народов, а правительство проводило осторожную национальную политику [5, 318].
Создание Главного управления во главе с обер-прокурором Синода, князем А. Н. Голицыным, представлявшим интересы неправославного духовенства перед императором, соответствовало идее М. М. Сперанского о едином руководстве конфессиями и представлениям традиционалистской части русского общества о необходимости жесткого государственного контроля над терпимыми церквями [6, 278]. Главное управление являлось олицетворением идеи единства церковных учреждений под руководством верховной власти.
В 1810 г. рядом со Святейшим Синодом было создано на правах особого министерства Главное управление духовных дел разных (иностранных) исповеданий, под контроль которого были поставлены «все предметы, относящиеся к духовенству разных иностранных религий и исповеданий, исключая судных их дел» [7, 58]. В 1817 г. под руководством одного из наиболее доверенных лиц Александра I князя А. Н. Голицына было образовано объединенное Министерство духовных дел и народного просвещения, где в рамках одного ведомства оказались контроль над всеми религиями и системой учебных заведений империи. Новое учреждение должно было способствовать усилению борьбы с идеологическим вольнодумством, пропаганде религиозных, в первую очередь христианских, ценностей.
После учреждения в 1817 г. Министерства духовных дел и народного просвещения – кульминационного момента в процессе огосударствления церковного управления – Главное управление Духовных Дел иностранных исповеданий перешло в его ведение [8]. Манифест от 24 октября 1817 г. об учреждении Министерства духовных дел и народного просвещения соответствовал идее универсального «нового христианства» надконфессионального типа.
Создание Министерства имело самые серьезные последствия для всех конфессий, существовавших в Российской Империи. Среди прочих Министерству подчинялась и католическая Духовная Коллегия. Слияние трех ведомств – Министерства народного просвещения, Святейшего Синода и Департамента иностранных исповеданий – означало тотальное подчинение конфессионального управления светскому. Духовный департамент вновь образованного министерства состоял из четырех отделений: первое ведало делами греко-российского исповедания, второе – римско-католического, греко-униатского* и армянского, третье – протестантскими, четвертое – нехристианскими исповеданиями.
Однако благодаря традиционно-изоляционистскому подходу верхушки православного духовенства, интригам недоброжелателей, недовольству все более сильного графа А. А. Аракчеева, возглавлявшееся князем Голицыным объединенное министерство просуществовало недолго. В 1824 г. по воле разочаровавшегося в своем первоначальном замысле Александра I оно было ликвидировано.
Через восемь лет, в 1832 г. управление делами иноверцев было преобразовано в Департамент духовных дел иностранных исповеданий (ДДДИИ) и включено в структуру Министерства внутренних дел, где оно находилось (за исключением короткого промежутка времени в 1880‑1881 гг.) вплоть до 1917 г.
Анализ многочисленных николаевских указов о мусульманах дает возможность выяснить отношение самодержавия к исламу во второй четверти ХIХ в., а также позволяет увидеть более общую картину политики российских властей начиная с 14 декабря 1825 г. до Крымской войны. Внешний блеск гигантской империи скрывал постоянные опасения царя и его окружения по поводу возможного возникновения внутренних и внешних угроз, которые могли привести к «потрясению основ». Отсюда, на наш взгляд, проистекала заметная противоречивость указов по исламским делам. Достаточно продуманные, действительно государственные решения сочетались с указаниями недалекими и просто варварскими. К числу последних, несомненно, можно отнести указ от 13 мая 1830 г. «О неотступлении от общих правил при погребении Магометан». Правда, известно, что в России «против плохих законов есть надежное средство – их плохое исполнение». По нашему впечатлению, местная администрация, которой пришлось бы в случае попытки исполнить этот приказ царя тут же вступить в конфликт с мусульманским населением, постаралась, насколько это было возможно, спустить его, что называется, «на тормозах».
Целый ряд указов Николая I был связан с событиями Кавказской войны, задачами выстраивания отношений с мусульманами Западного Кавказа, Дагестана и других южных районов империи, где шли военные действия.
Российское законодательство о мусульманах тех десятилетий достаточно ярко отразило по‑своему неповторимую личность Николая I. Его резолюции на докладах, иногда подробные и мотивированные, иногда повелительно-краткие, по делам общего значения или по отдельным казусам, по меткому суждению русского историка А. Е. Преснякова, были проявлением «своеобразного личного законодательства императора, которое носило неизбежно отрывочный и случайный характер» [9, 287].
В первой половине XIX в. российские военные на Северном Кавказе начали составлять своды адатов со слов его знатоков. В 1825 г. были письменно зафиксированы нормы адата в Кабарде, в 1843 г. подготовлен сборник адатов Чечни и Малой Кабарды, в 1845 г. записаны адаты западных адыгов. Российская администрация, поддерживая в целом нормы обычного права горских народов, тщательно изучала нормы мусульманского права – шариата. Данный факт еще свидетельствует о том, что царская власть была немало заинтересована в своем присутствии на Северном Кавказе, главным образом исходя из геополитических соображений.
Ко второй четверти ХIX в. отечественные нормы о правовом статусе церквей не были систематизированы. Статьи, посвященные положению католиков и лютеран, содержались в различных нормативных актах. Законодатель, фактически ориентируясь, но формально не закрепляя принцип существования поликонфессиональности в Российской империи, все же предпринимал попытки унификации данных правовых норм. Распространение в России инославия побуждало разработчиков нового Свода законов ХIX в. к конструированию норм, регламентирующих правовое положение конфессий.
С 1835 г. и вплоть до 1917 г. правовое положение римско-католической и евангелическо-лютеранской церквей, а также особенности их взаимоотношений с Российским государством регламентировались Сводом законов Российской Империи. В 15‑томный Свод законов, который представлял собой блестящий образец систематизации законодательства по отраслевому принципу, входили все действующие нормативные акты Российской Империи. Текст Свода законов был опубликован в 1832 г. и введен в действие с 1 января 1835 г. Структура Свода оставалась неизменной до 1917 г., несмотря на внесение дополнений в содержание отдельных статей.
Все 15 томов Свода законов, объединенные в 8 книг, имели те или иные законодательные нормы и институты, связанные с правами и обязанностями католиков и лютеран, принятые в разное время и при различных исторических обстоятельствах. В алфавитный указатель к Своду законов Российской империи вошли, например, такие понятия, как «римско-католический» и «евангелический», «лютеране» и «католики», «римско-католическая церковь» и др.
При преемниках Николая I число общегосударственных указов о мусульманах заметно сократилось, основные решения теперь принимались внутри скрытой от постороннего наблюдателя бюрократической машины империи.
Для Российской империи вплоть до начала XX в. было характерно более тесное, чем в других странах, слияние религии и права. Царская власть, всемерно поддерживая РПЦ как один из своих устоев, обеспечивала неприкосновенность ее привилегий и защиту ее интересов. В Своде законов Российской империи правовые нормы, охранявшие РПЦ, занимали особое место. В Своде законов содержалось более тысячи статей, охранявших права «первенствующей» церкви. Православная церковь провозглашалась «первенствующей и господствующей», российский император не мог исповедать никакой другой веры, кроме православной; он же рассматривался как «верховный защитник» православной церкви и «блюститель правоверия».
Одним из существенных признаков системы взаимоотношений государства и религиозных организаций была правовая градация конфессий. Согласно Своду законов, все исповедания располагались на четырех иерархических уровнях, каждому из которых соответствовал свой объем прав, привилегий и ограничений.
На первом уровне находилась русская православная церковь, имевшая статус государственной и «господствующей» со всеми вытекающими из этого правовыми последствиями. Православное духовенство царским правительством привлекалось к участию во всех важнейших государственных событиях и торжествах, например, при коронации царя и священном миропомазании, а также при бракосочетании членов императорского дома и т.д.
В прямой зависимости от государства находились и конфессиональные организации всех других «терпимых» в царской России исповеданий. Устав духовных дел иностранных исповеданий (т. XI) состоял из разделов «об управлении духовных дел христиан римско-католического, армяно-католического, протестантских, армяно-григорианского исповеданий; караимов; евреев; магометан; ламаитов; язычников». Согласно закону, дела инославных и иноверных исповеданий решались исходя из правовых норм, регламентировавших основные стороны их жизни. Их деятельностью руководили Министерство внутренних дел и местные государственные органы.
Вторую ступень правовой иерархии занимали так называемые признанные терпимые исповедания, к которым относились: католическая, протестантские, армяно-григорианская и армяно-католическая церкви, христианские направления (меннониты, баптисты), а также нехристианские конфессии – иудаистская, мусульманская, буддийская – и язычники. Однако категория «терпимых» исповеданий и внутри себя имела существенные градации: в зависимости от интересов государства устанавливался отдельный правовой режим в социальном, имущественном и политическом аспектах. В Уставе духовных дел иностранных исповеданий, например, представителям римско-католической церкви предписывалось «сообщаться с римским двором не иначе как через министра внутренних дел»; они не имели права исполнять ни одно из изданных папским правительством распоряжений без разрешения российского правительства. Департамент духовных дел иностранных исповеданий, согласно Своду законов, был включен в состав Министерства внутренних дел, которому была подчинена и римско-католическая консистория. Римско-католическая церковь по Своду законов имела свободу отправления культа, религиозного обучения, но категорически запрещалась всякая миссионерская и пропагандистская деятельность.