К вопросу об албанском (кавказском) этносе

Предлагаемый вниманию доклад посвящен этнической общине раннефеодального общества Кавказской Албании. Исследование античных и раннесредневековых источников (синхронных албанских и армянских) освещает историю албанского этноса, просуществовавшего длительный период — с I в. до н. э. по VIII в. в пределах страны Албании и далее с VIII в. по XIX в. в Арцахе. Сведения источников дают возможность проследить на протяжении стольких веков исторические и этнические процессы и воссоздать этническую картину.[1] Прежде всего рассмотрим коротко, что представляла собой Албания в географическом и политическом отношении. Географическая отдаленность Албании от двух империй – Рима, Византии и Ирана парфянского и сасанидского, занимаемое стратегическое положение (наличие кавказских проходов, Дербент, через которые можно было пропустить воинственных кочевников) создавали благоприятные условия для сохранения государственного суверенитета, политической независимости страны в I–VIII вв. Албанские цари в силу сложившихся условий не вели экспансионистской политики. Но сложившиеся внешняя и внутриполитическая ситуации в Армении, находящейся на стыке двух империй, Иберии и Албании, способствовали стабильной безопасности албанских границ, которые простирались от Дербента на севере до Аракса на юге, от Иберии на западе до Каспия на востоке. Говоря о границах расселения албан, мы имеем в виду, что эта этническая общность обладала этническими, языковыми и культурными признаками, заметно отличающими ее от сопредельных народов — армян и грузин. Раннегосударственное образование Албании датируется IV—III вв. до н.э., о чем свидетельствуют албанские монеты собственного производства, датируемые IV—III вв. до н. э.[2] В IV—VIII вв. политическая структура Албании представляя собой феодальное централизованное государство, управляемое на вассальных началах албанскими царями Аршакидами и сменившими их великими князьями Михранидами. Марзбанский режим (наместничество), установившийся в стране после упразднения царской власти, был кратковременным и эпизодическим в отличие от Армении и Грузии – Иберии.

С 463 г. по 488 г. и с 510 г. по 629 г. Албанская церковь – апостольская, автокефальная, одна из древних на Кавказе. Истоки ее, так же как и грузинской церкви, связаны непосредственно с иерусалимской церковью, иерусалимским патриархатом, то время как истоки армянской церкви восходят к церквам эллинской Остроены и эллинской Каппадокии[3].

Письменные источники и материальная культура свидетельствуют о наличии в Албании (с I в. н. э.) доминирующего этноса – албан при этнической пестроте. Одно не исключает другое. “Этнос – исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от всех других подобных образований (самосознанием), зафиксированном в самоназвании (этнониме)”[4]. Основываясь на анализе источников и на теоретических положениях, выработанных в этнографической науке, мы пришли к выводу, что албанская этническая общность образовывалась в результате консолидации (слияния) нескольких близких по языку и культуре племен, родственных в генетическом отношении. Число упоминаемых Страбоном 26-ти племен, относящихся к задолго до страбоновскому периоду, к началу первых веков сильно сократилось. Это были албаны, гелы, леги, утии, гаргары, чилби, сильвы, лпины, цоды, каспии— автохтоны кавказского происхождения[5], которые жили на двух берегах р. Куры.

Образованию албанской этнической общности способствовали следующие факторы: 1) территориальное и государственное единство, которое прослеживается в Албании в пределах всей страны с III в. до н. э. по VIII в. н. э. (период правления местных царей албанских Аршакидов и сменивших их великих князей Михранидов), с IX по XIV вв. – в Арцахе и Сюнике, политико-административных единицах (правление Саака—Севады, Сенекерима, Гасан Джалала), а с XV в. это можно проследить в образовавшихся Карабагских меликствах. Территориальная стабильность Албании (III в. до н. э. – VIII в.) исследована нами и нашла отражение в изданных шести картах-эскизах, большая часть которых принята в “Исторический атлас СССР”. 2) албанское самосознание, зафиксированное в самоназвании – этнониме алуанк — албаны прослеживаются приблизительно с I в. до н. э. по VIII в. н. э. в пределах всей страны, а после падения Албанского царства как осколочное явление и этноним и албанское самосознание прослеживается в IX—XIX вв. в одной из частей страны – в Арцахе. Антитеза “мы”—“они” существует четко до XII, а нечетко – до XIX в. Албанский автор Каланкатуйский (VII—VIII вв.) отличает албан от армян и других этносов, генетически выводит их из другого колена Иафета, от кетуриан (Каланкатуйский 1, 2). Хоренаци (VII— VIII вв.), отделяя албан от армян, называет их “вечно лживыми албанами” (Хоренаци, III, 3, 6, Фавстос Бузандаци). Здесь очень важно отметить, что в содержании этнического самосознания Каланкатуйского и Хоренаци присутствуют представления о характерных чертах как своего, так и отчасти чужого этноса. А это характерно для самосознания этнической общности[6].

Албанское самосознание усматривается в попытке возрождения в IX в. – XIII в. в Арцахе (нынешнее НКАО) Албанского царства в эпиграфике Гандзасарского собора XIII в., в которой зафиксировано, что собор построен албанским царем Гасан-Джалалом по настоянию албанского патриарха для албан; в появлении в XII –XIII вв. “Албанской хроники” и “Судебника” Мхитара Гоша, что является свидетельством подъема албанского самосознания. В XIII в. назрела необходимость создания для албан-христиан своего юридического документа. Албанское самосознание бытует еще в XVIII в. у удин. Так, в письме к Петру I, адресованном из Карабаха на удинском языке, сказано: “Мы агванцы и по нации утийцы”[7].

Сохранились “начальные основания грамматики на агванском языке, писанные армянскими буквами” в XVIII в. (см. рукопись ЛО ИВ АН СССР, С-7, по старой нумерации 77, 19 листов)[8]. Албанское самосознание функционирует еще до XVIII–XIX вв., когда карабагские мелики в письме к Потемкину именуют себя “наследниками аршакидских и албанских царей”. Армянский автор XVII в. Аракел Тавризский именует Карабах “страною албан-агванов”. Албанский католикос XVIII в. Есаи Гасан-Джалал написал историю христианского населения Карабаха, назвав ее “Краткой историей албан”, в которой себя считает албаном.

По настоянию карабахских меликов проекты Суворова и Потемкина предусматривали создание Албанского царства. “…Отыскали проект князя Потемкина – Таврического, чтобы, воспользуюсь персидскими неустройствами, занять Баку и Дербент и присоединить Гилян, захваченную территорию назвать Албанией будущего наследия великого князя Константина Павловича”.[9] В письме Потемкина читаем: “…устроить край Армянский и ту часть, которая должна составить Албанию, также и царство Ираклиева” (ЦГИА, ф. 52, опись 2/203, д. 37, лл. 63—64). 3.

Одним из этнических компонентов является единство культуры, включая религию, язык (см. Брука). Албанское конфессиональное единство бытовало с IV в. н. э. по XIX в., общеорганизующей и консолидирующей силой которого была Албанская автокефальная церковь и албанское патриаршество. В 1836 г. была упразднена самостоятельность Албанской церкви. Археологическая Ялойлутепинская культура и культура кувшинных погребений свидетельствует о культурном единстве. Языковая общность непременно присуща этносу в процессе становления этноса, когда он пользуется одним языком. Широко распространенным для всей Албании языком межплеменного общения был албанский язык, который относится к северо-восточно-кавказской (нахско-дагестанской) языковой группе.[10]

О наличии албанского языка, албанской письменности сообщают Страбон, Ипполит Римский, Моисей Каланкатуйский, Корюн, Себеос, Хоренаци, “Книга писем”, Захарий Ритор, Этум, арабские авторы. Возрастанию этнической роли языка способствует закрепление языка в письменности.[11] Албанские письмена были составлены на основе гаргарского говора, богатого гортанными — горловыми звуками (Хоренаци, III, 54; Каланкатуйский, II, 3; Корюн), состояли из 52 фонем, особенно богатого свистящими и шипящими звуками.[12]

Возникновение албанской письменности и литературы на албанском языке связано с христианизацией страны, так же как появление армянской и грузинской письменности и литературы. Вопрос о письменности и литературе на родном албанском языке стал объективной исторической необходимостью. К созданию своей литературы Албания была подготовлена всеми условиями жизни – социально-экономическими, политическими. Ассимиляторской политике Сасанидов – стремлению насадить зороастризм, а также деятельности сироязычной церкви необходимо было противопоставить в стране христианскую церковь на местном албанском языке, с албанской литературой, которые смогли бы отстоять культурную и этническую самобытность албан.[13] На албанский язык переводят Библию и другую богословную литературу (Корюн, Гевонд), а также создается местная албанская историко-литературная традиция, время становления которой мы датируем VII — XII вв.

В силу особенностей исторических судеб письменные памятники Албании местного происхождения дошли до нас на древнеармянском языке. Если мы рассмотрим исторические реалии Армении и Албании синхронного времени (периода поздней античности и IV—VIII вв.), то убедимся, что написание албанских памятников на древне-армянском языке было совершенно исключено. С периода падения империи Тиграна II (I в. до н. э.) и до 428 г. армянской государственности фактически уже не было, а юридически она была отменена в 428 г. Весь этот период до VI в. включительно нестабильная территория Армении, представляющая собой перемещение с запада на восток, подвергалась неоднократному разделу между двумя империями – Римом-Византией и Ираном (договоры 65 г. до н. э., 37 г., 298 г., 387 г., 591 г.). Географически были две Армении, две провинции – западная Византийская Армения, расположенная к западу от р. Ефрат, и восточная – Перс-Армения, расположенная к востоку от р. Ефрат, управляемые наместниками – марзбанами. А Албания, как было отмечено в начале доклада, в течение 1000 лет (III в. до н. э. – VIII в. н. э.) сохранила территориальное и политическое — государственное единство. При таких условиях не было никакой необходимости пользоваться в Албании армянским языком и тем более создавать на нем албанскую историко-правовую литературу, т. е. армянский язык не мог быть языком lingua franca.

Албанская местная историко-литературная традиция стала складываться с VII в. – “История албан” Моисея Каланкатуйского (VII—VIII вв.), элегия албанского поэта Давтака (VII в.), “Албанская хроника” и “Судебник” Мхитара Гоша (XII—XIII вв.), “История Киракоса Гандзакеци” (XIII в.). Значение “Истории албан” Моисея Каланкатуйского для изучения истории албан, Албании I -Х вв., а также для истории других народов невозможно переоценить. Моисей Каланкатуйский был современником великого албанского князя из рода Михранидов – Джеваншира (VII в.), время правления которого по праву было периодом политического и культурного расцвета Албании. Джеваншир был заказчиком этого творения. Это одна из причин появления “Истории албан” Моисея Каланкатуйского. В условиях тройного политического нажима, с целью мобилизации албанского народа на борьбу за сохранение самостоятельности Албанского государства, за сохранение культурно-идеологической’ самобытности необходим был труд, освещающий историю не только современного автору славного правления Джеваншира, но и отражающий всю предшествующую историю Албанского царства, начиная с библейского периода, далее с I в. н. э., доведя ее до VIII в. Невзирая на поздние следы редактирования “Истории албан”, весь характер изложения памятника, относительная полнота сообщаемых сведений и широта круга интересов автора, разработанная хронологическая система, согласно которой четко датированы все события внутренней и внешней жизни страны, наличие, можно сказать, определенного характерного для эпохи исторического видения, определенная объективность в сообщаемых автором данных, наводит на мысль о существовании в Албании VIII в. определенных традиций, определенного опыта исторического изложения. Чрезвычайно важно, что одна из рукописей “Истории албан” Каланкатуйского, хранящаяся в Парижской национальной библиотеке (Рч 220), содержит дополнительно четыре главы, которых нет в других рукописях (Каталог Маклера). В этих главах освещены события XIII в., период возрождения Албанского царства (Арцах-Хаченское), управляемого албанским царем Гасан-Джалалом. Очевидно, Гасан-Джалал, подчеркивая преемственность своей власти предшествующим албанским правителям, счел нужным пополнить “Историю албан” четырьмя новыми главами, отражающими его правление, тем самым, способствуя продолжению историко-литературной традиции Албании.[14]

Армянские ученые, оспаривая мнение о том, что сочинение Моисея Каланкатуйского, первоначально было написано на албанском языке, приводят практически одно возражение – наличие в нем акростиха, элегии поэта Давтака на смерть Джеваншира, великого князя Албании, созданной в VII в., дошедшей в составе “Истории албан” (II, 35) на древнеармянском языке. Поэт Давтак не оставил иных своих сочинений, кроме акростиха в честь чуждого ему по крови, согласно логике армянских ученых, албанского властителя. Следует отметить, что в одних рукописях, представляющих, по нашему мнению, албанскую редакцию (С-59 ЛО ИВ АН СССР с Р»220), элегия включает 19 куплетов-четверостиший в соответствии с первыми 19 буквами армянского алфавита. И только в других рукописях, представляющих, на наш взгляд, армянскую редакции (В-56 ЛО ИВ АН СССР и Р1217 (Каталог Маклера)), количеств куплетов доходит до 36, охватывая тем самым все буквы армянского алфавита. Однако, если с 1-го по 19 куплет мы наблюдаем полную гармонию ритма, четкость стихотворных размеров (четверостишие на каждую букву алфавита), то после 19-ой буквы отмечается нарушение как размера (появление двустишия, трехстишия и т.д.), так и стихотворных форм относительно первой части. Несомненна натяжка. Как известно, акростих не всегда должен охватывать все буквы алфавита. В какой-то мере он носит характер символов. В том числе и акростих Давтака вполне мог охватить только 19 из 52 букв албанского алфавита. Нам представляется, что для любого приличного рифмоплета не представляет труда перевести акростих на другой язык, в данном случае с албанского на армянский, следуя при этом, несомненно, алфавиту языка, на который делается перевод. Тем более, что при этом могло быть продемонстрировано мастерство стихосложения. Примем во внимание, что в настоящее время бытует азербайджанская версия элегии Давтака на смерть Джеваншира, которая оглашается-поется на азербайджанских панихидах вместе с мусульманскими святыми.

По содержанию, манере изложения элегия Давтака не могла быть создана поэтом по заказу, явившемуся из Армении в Албанию. Элегия – это безысходность, глубокая печаль по утрате дорогого поэту человека, безысходность страны своей Албанской: “Мы оплакиваем тягостную потерю нашу”; “Мир наш обратился в горечь, полчища одолевают нас”: “День праздника господня креста обратили нам в плач”; “Царь греческий и князья юга сильно желали видеть правителя нашего”; “Тотчас постигла нас несчастья”; “Бог предал гибели страну нашу”. Поэт неоднократно подчеркивает масштабность личности Джеваншира (“Слава его распространилась по всей земле, имя его дошло до конца света”), осознает значение этой потери для Албании – его (поэта) страны.

К разряду памятников местной албанской историографии относятся “Албанская хроника” Мхитара Гоша (XII—XIII вв.), Киракоса Гандзакского (XIII в.), канонические памятники Албанской церкви – законы “Агуэнского собора V в.” и “Каноны албанского католикоса Симсона 705 г.”, “Краткая история агван” Есаи Гасан Джалала ХVIII в.). В “Албанской хронике” Мхитара, представляющей собой, по замыслу автора продолжение истории, написанной Дасхуранци – Каланкатуйским, изложены события, происшедшие в Албании в течение 1130 – 1162 гг., в период господства Сельджуков. Но начатое Гошем произведение осталось незаконченным. До Х в. албанская литература создавалась на албанском языке, с ХII в. албанская литература создавалась на армянском языке, хотя по духу целиком и полностью оставалась албанской[15]. Но албанским письмом еще пользовались в XIII в., о чем свидетельствует историк XIII в. Этум (“Гайтон”). Науке известно несколько рукописей, представляющих собой перевод с албанского на армянский язык.[16] Язык не был единственным показателем этноса, хотя языковая общность непременно присуща каждому этносу и каждый этнос в процессе становления обычно пользуется одним языком, однако совсем не обязательно, чтобы на протяжении всего своего дальнейшего существования он обслуживался только этим языком.[17]

Итак, албаны с XII—XIII вв. обслуживались армянским языком. Конечной стадией процесса ассимиляции, культурной адаптации этноса является потеря самосознания, изменение этнического самосознания.[18] А это произошло с албанами значительно позже. Итак, в Албании были все компоненты, характеризующие этническую общность. Можно отметить и историчность албанской этнической общности, которая прослеживается с раннеклассового общества до позднего средневековья. “Изменяя реальность, этнические общности творят историю и в ходе своей истории изменяются сами”.[19]

В свете вышеизложенного представляется уязвимым и неправомерным мнение армянских исследователей Б.Улубабяна, А.Ш.Мнаханяна, Б.Арутюняна, С.Арутюнова, А.Акопяна, К.Н.Юзбашяна, П.М.Мурадяна, а также мнение Р.Хьюсена[20] и других, согласно которому не было албанской этнической общности, она не сформировалась. По мнению армянских коллег, до V в. Албания не представляла собой единого этнополитического целого. Население Албании армянские ученые делят на население правобережной части Куры, которое, по их мнению, было исконно армянским этносом, занимающим в V в. главенствующее положение в образовавшемся наместничестве-марзбанстве – Албания, и которое начинает арменизировать албан – жителей левобережной части Куры. Что же касается самого армянского населения правобережья Куры, то оно, по их мнению, почему-то именовалось албанским и приобрело албанское самосознание, албанское мировозрение.[21] Совершенно очевидно, что самосознание и самоназвание (этноним) – устойчивые компоненты этнической общности и они не могут быть приобретены сразу же в V в. с созданием нового административного деления — албанского марзбанства, как это наивно представляют армянские коллеги.

Армянские источники – Корюн, Егише, Лазарь Парбеци, Хоренаци, Себеос, Гевонд, Фавстос Бузандаци и албанский автор Моисей Каланкатуйский не упоминают армян на территории правобережья и левобережья Куры, а сообщают только об албанах. Авторы этой концепции, вооружившись в какой-то мере современным понятийно-терминологическим аппаратом, характеризующим аспекты этнической проблематики, выдвигают теоретическое положение о вероятности отрыва части от какого-то этнического массива и ее инкорпорирование в другую этническую среду с последующим формированием общего этнического самосознания, отличного от самосознания исходного этноса. По мнению наших оппонентов, такое положение происходило в Албании с 428/450 г. по Х в. и что будто бы этот процесс нашел отражение в армянских источниках V в. и последующих веков и в “Истории албан” Моисея Каланкатуйского. Прежде всего следует отметить, что подобные теоретические выкладки нуждаются в подтверждении фактами, которыми рецензенты не располагают и потому, видимо, не приводят. Без аргументов они утверждают, что в 428 г. Сасаниды создали в Закавказье три марзбанства – “Армения”, “Албания” и “Иберия”.[22]

В действительности же упразднение государственности в Армении не означало установления аналогичного политического статуса в Албании, о чем свидетельствует, согласно источникам (Корюн, Егише, Парбеци, Каланкатуйский, Канонгирк), наличие в Албании царской власти вплоть до 506 г. включительно, в то время, как только одна Армения стала марзбанством. Согласно концепции рецензентов, в состав албанского марзбанства были включены и области с армянским населением (Утик, Арцах – области правобережья Куры). Таким образом, согласно их концепции, термин “Албания” стала термином, обозначающим определенное политическое и конфессиональное единство. Если даже албанское политическое объединение было значительно более самостоятельным, чем армянское и включало в V в. два этнически разных компонента — албанский и армянский, то первый должен был бы выступать в качестве ведущего по отношению ко второму, и тогда должно было бы иметь место не механическое приобретение албанского самосознания армянским населением, а просто деэтнизация армянского населения правобережья Куры в силу ведущей роли политического фактора, на что неосознанно указывают сами армянские коллеги.

Если верна концепция, предложенная армянскими учеными, то этому процессу должен был предшествовать длительный процесс контактов двух этносов – албан и армян в зоне этнических границ, у них вначале выработалось бы двойное этническое самосознание (албанское и армянское), при котором впоследствии одно ассимилировало бы другое. В таком случае армянские ученые должны были бы согласиться с наличием и длительным существованием албанского этноса, как и армянского не только в левобережной, но, несомненно, и в правобережной частях. К тому же, если бы была верна позиция армянских коллег, Сасаниды, создав марзбанство Албании, пытались бы здесь внедрить персидское самосознание, но никак не албанское и не армянское. Разве у армян или грузин, или албан, входящих в Кавказский Кустак, именуемый Адурбадаганом, появилось политико-административное самосознание адрубадаганцы” и свое локальное – армянское, грузинское, албанское?

Р.Хьюсен не согласен с мнением армянских ученых, считающих население междуречья Куры и Аракса (т.е. правобережья Куры) армянским. Он утверждает, что это население было автох-тонным – кавказского происхождения. Но Р.Хьюсен утверждает, что не было албанского народа как такового, а была лишь федерация кавказских племен, главнейшим ядром которой были албаны. По мнению армянских авторов, “История албан” Каланкатуйского создавалась в эпоху господства центробежных тенденций в среде армянской знати и была призвана поддержать определенную группу армянских феодалов, противоборствующих образованию централизованного армянского государства под эгидой Багратидов. [23]

Напрашивается вопрос – есть ли смысл автору “Истории албан” отстаивать самостоятельность своей родины от Армении исключительно для того, чтобы сделать свою родину подвластной другому государству другим народом, другой территорией и чуждой династией? Как известно, родиной Каланкатуйского является Албания, расположенная от р.Аракс до Дербента, управляемая династией Михранидов, возвеличение которой является главной целью источника. А государство Багратидов создавалось в VIII—Х вв. на территории вокруг области к юго-западу от Албании.Кроме того, допуская реальность подобных условий создания “Истории албан”, следовало бы ожидать, что в ней должна была найти место и открытая антибагратидская настроенность. Тем удивительнее, что Багратиды практически не упоминаются в источнике.

Что стало с албанским этносом? В период арабского завоевания большая часть албан, живущих в низовьях рек Куры и Аракса, исламизируясь, ассимилировалась с тюркоязычными народами, осевшими здесь компактными массами. А остальная часть албанского населения, проживающая в горных частях (арабы в горы не шли), на северо-западе Албании, а также на юго-западе, придерживалась христианства монофизистского толка, что в будущем породнит ее с армянской церковью, или диофизитского направления, что ее породнит с грузинской церковью. Если бы в христианстве было третье направление, как отмечал 3.Н.Алексидзе, то албаны, очевидно, с целью сохранения своей самобытности, придерживались бы этого направления, и они, вероятно, сохранились бы до наших дней.[24]

Албанская церковь, переместившаяся в Гандзасар (в Арцахе), постепенно григорианизируется. Происходит изменение албанской культуры, культурная адаптация – аккультурация, изменение языка – в начале двуязычие (албанское и армянское), потом языковая ассимиляция (армянский). Эпиграфика в Арцахе на армянском языке датируется не ранее XII века. Но вместе с тем еще функционируют традиционные компоненты местной албанской культуры: светские сюжеты на албанских хачкарах — кресткамнях (IX—XIV вв.), архитектурные каноны собора Хошаванк-Хатаванка (XII в.), не имеющего аналогов в армянской архитектуре.[25]

В XVIII—XIX вв. происходит появление двойного этнического самосознания, а потом полное изменение его в форме скачка, когда происходит исчезновение албанского самосознания и появление армянского. Но вместе с тем еще наблюдается самосознание албан в XVIII в., когда албанский католикос Есаи Гасан Джалал создает “Краткую историю албан”.

Завершающим моментом исчезновения албанского самосознания явилось упразднение албанской автокефальной церкви в 1836 г., после чего все албаны Арцаха стали считаться армянами, хотя некоторые из них помнят свои албанские корни. Итак, в процессе межэтнической интеграции армян и албан, грузин и албан произошла культурно-идеологическая ассимиляции (арменизация) части албан, часть их огрузинилась.

Мамедова Фарида,
док. истор. наук, профессор

Литература