Восточный Кавказ в начале XVIII века

Эта территория по своим природно-климатическим и географическим условиям отличается чрезвычайным разнообразием, представляя собой удивительную картину смещения и чередования различных физико-географических условий. Главный Кавказский хребет, простираясь посреди него на юго-восток, образует прекрасные пастбища и богатые луга с множеством чистых родников и ручьёв, которые, соединяясь здесь, орошают плодородные долины. Берега Куры и низовья Самура изобилуют лесом, разного рода злаками, садами и другими богатствами. Междуречье Терека и Сулака, приморские и предгорные районы также отличаются богатствами природы и возможностями орошаемого земледелия. Остальная нагорная часть Восточного Кавказа, хотя и имеет хорошие летние пастбища и много плодородных ущелий, но вообще она скудна жизненными потребностями.

К сожалению, источники начала XVIII века не сообщают достаточных сведений о политико-административном устройстве Восточного Кавказа, о развитии там хозяйственных и социальных отношений, о народах и границах их расселения. Приблизительные данные об этом в основном относятся к концу XVIII-началу XIX веков. Поэтому, с учетом столь характерного для того времени крайне медленного развития производительных сил и застойности социальных структур, считаем возможным, для более полной характеристики социально-экономической и политической жизни региона пользоваться не только немногочисленными источниками начала XVIII века, но и другими материалами, относящимися к более позднему или раннему периоду.

В этом плане важные сведения, в том числе и о локализации и границах отдельных феодальных владений и союзов сельских общин, о взаимоотношениях местных правителей, об источниках и величине их доходов, численности подданных и вооруженных сил сообщают А.И.Лопухин, И.Г.Гербер, Д.И.Тихонов, И.Т.Дренякин, А.Г.Серебров, Ф.Ф.Симонович, П.Г.Бутков, А.И.Ахвердов, А.А.Кремский, А.П.Тормасов, Ф.И.Ртищев, Р.Ф.Розен, Хрисанф, М.К.Ковалевский, И.Ф.Бларамберг, Ф.Х.Щнитников.[1] Отдельные ориентировочные данные содержатся также в трудах Э.Челеби, А.Олеария, Ф.И.Соймонова, И.А.Гильденштедта, С.Броневского, П.Зубова, О.Евецкого, И.Данилевского.[2]

Обобщив сведения всех этих авторов можно установить, что в XVII-XIX веках территория Восточного Кавказа была известна под разными названиями. Наиболее употребительными из них были Лезгистан, Ширван и Дагестан. Причем данные о границах между этими областями у разных авторов, как правило, сильно отличаются. Поэтому, мы здесь на них особо останавливаться не будем, а укажем только на мнение И.Г.Гербера, как современника и во многом очевидца описываемых событий. Он делит Восточный Кавказ на следующие территории: Дагестан, где перечислены уезды: Андрей, Буйнак, Утамиш, Кубеша; Дагестан Нижний (Алти-пара, Рутул, Мишкенджа, Будух, Докуспара, Хиналук, Джак, Алык, Капут); Хайтаки и Карахайтаки указаны отдельно, не причислены никуда. В состав Ширвана включены следующие уезды: Дербент, (город и уезд), Кабала, Мушкур, Низават, Шабран, Рустау, Шеспара, Бярмак, Шамаха (город и уезд), Агадаш, Бака (город и уезд), Салиян и Джават. Далее идет Лезгистан (Курали, Курги, Куба, Гулахан, Шаки, Джары, Хаси-кумуки, Акуша). В конце отдельно от всех указаны Таулистан и Авари.[3]

Как видим, перечисленное деление Восточного Кавказа Гербером — не политическое и не этническое, а скорее чисто территориальное. При этом остается неизвестным, исходя из каких принципов и по каким признакам проводил он своё деление. С другой стороны, как замечает В.Г.Гаджиев, деление Гербера, «хотя и не совсем удачное, объяснимо. В конце XVII века и в начале XIX века в официальных кругах России под названием «Страна гор» понимали отмеченную нашим автором территорию. И лишь со времени организации Дагестанской области(1860) окончательно утвердилось это название за современной территорией Дагестана»[4]

Точно так же, т.е. во многом произвольно, делили Восточный Кавказ и другие авторы как более раннего, так и более позднего периодов. Причем многие из них объединяли Дагестан и Лезгистан.

Так, автор второй половины XVIII века И.А.Гильденштедт в своём описании Кавказа название «Дагестан» вообще не употребляет. Он пользуется только термином «Лезгистан»[5] Зато Дж. Белл в своей работе, наоборот, употребляет только название «Дагестан».[6]

И всё же название «Лезгистан» в изучаемый период было более употребительным для обозначения территории, населенной собственно лезгинами и некоторыми другими дагестанскими народами.[7] Затрагивая вопрос об этимологии и распространении этого термина, Р.М.Магомедов писал: «Вначале у соседних народов Закавказья название дагестанского племени леги (по-грузински «леки») прочно и надолго закрепляется за группой родственных племен Южного Дагестана, а затем оно распространяется почти на всю его территорию. Таким путем и закрепляется за Дагестаном название Лезгинистан.[8]

В другой своей книге Р.М.Магомедов уже высказывается более конкретно, совершенно справедливо утверждая, что название «Лекзистан-Лезгистан», встречающееся в источниках с XIII века, прежде всего, относится к землям, населенным самими лезгинами и другими родственными им народами.[9] Подобная же мысль содержится и в работе М.М.Ихилова» Народности лезгинской группы».[10]

Восточный Кавказ всегда представлял собой сложный регион как в социально-экономическом и политическом, так и в этнорелигиозном отношении. На его территории проживало более 30 народностей и этно­графических групп, занимавшихся в зависимости от природно-климатических условий различными видами деятельности и находившихся соответ­ственно на разных стадиях становления и развития феодальных отношений. Карту их расселения в описываемый период можно представить следующим образом.

Обширную территорию Прикаспийской низменности, от Терека до Башлинской речки, занимали кумыки. Здесь же, от устья реки Сулак до реки Тюркали, кочевали ногайцы. На левобережье Терека проживали терско-гребенские казаки. В предгорьях к западу от Прикас­пийской низменности обитали чеченцы-аккинцы. На юге, от Башлинской речки до Гюргенчая, проживали терекемейцы, таты и горские евреи. Тер­риторию от Прикаспийской низменности на запад предгорного и нагорно­го Дагестана, через гребень Кавказского хребта до Алазанской низмен­ности, населяли аварцы и народы андо-цезской группы (андийцы, ахвахи, багулалы, годоберинцы, ботлихцы, каратины, тиндалы, чамалалы, дидойцы, бежтинцы, хваршины, гинихцы, гунзебцы). Центральный Дагестан, от восточного склона Турчи-Дага до пределов Дюлти-Дага, т.е. долину Казикумухского Койсу, населяли лакцы. Юго-восточнее аварцев и лакцев, в горной и предгорной зоне среднего Дагестана жили даргинцы и род­ственные им кайтагцы и кубачинцы.[11] Территорию, начиная от рек Дарбах и Агул и далее на юг по обе стороны Главного Кавказского хребта, насе­ляла лезгинская группа народностей: лезгины, табасаранцы, агулы, рутульцы, цахуры, хиналугцы, будухи, кризы, удины. Заметим, что лезгины в большом количестве проживали и в подвластном Сефевидам Ширване, будучи одним из коренных народов региона, населявшим его с не­запамятных времен. Наряду с лезгинами на территории Ширвана, особенно в долине реки Куры, обита­ло большое количество пришлого кочевого тюркско-кызылбашского насе­ления (предков современных азербайджанцев), переселенного сюда в раз­ные годы из Ирана. Персы проживали главным образом в городах. Послед­ние, наряду с кызылбашами, служили главной опорой сефевидского господства на Восточном Кавказе.[12] Кроме названных народов, в Ширване жили также армяне, таты, горские евреи, курды и другие. На границе с Ширваном, в так называемых Джаро-Белоканских вольных обществах, жили также дагестаноязычные аварцы, цахуры и лезгины.

Известно, что среди населения Восточного Кавказа в начале XVIII века были последователи ислама, христианства и иудаизма. В Дагестане в основном исповедовался ислам суннитского толка. В Ширване же, наря­ду с суннитами, проживали и шииты-кызылбаши, занимавшие при­вилегированное положение по отношению ко всему остальному населению.

В описываемое время Восточный Кавказ не представлял собой единой, политически целостной территории. Более того, его внутриполитическое поло­жение характеризовалось дальнейшим усилением феодальной раздробленности.[13]Достаточно сказать, что только на территории современного Дагестана к началу XVIII века находилось 18 феодальных владений и свыше 60 со­юзов вольных обществ.[14]

Наиболее крупными из них были Тарковское шамхальство, Кайтагское уцмийство, Аварское, Кубинское и Шекинское ханства, Казикумухское халклавчийство, владения табасаранских майсума и кадия, Цахурско-Елисуйское султанство, а также Дербентское и Бакинское владения. Внушительной силой при решении внутри- и внешнеполитических вопросов выступали также и крупные союзы «вольных обществ» (Акуша-Дарго, Ахты-пара, Андалал и др.)

Хотя процесс размежевания феодальных владений и союзов сельских общин в начале XVIII века продолжался более интенсивно, наиболее обширным и влиятельным из них всё-же оставалось Тарковское шамхальство. Как писал И.Г.Гербер, шамхалы тарковские «изстари великую власть имели, ибо не токмо все уезды в Дагестане под их властию стояли, но оные ещё некоторую часть тавлинцев под свою власть брали…, а другие око­ло их живущие народы их высоко почитали и их силы боялись»[15].

В начале XVIII века границы Шамхальства простирались от реки Сулак на юг до реки Орасай-Булак в длину на 110 верст и в ширину на 50-60 верст.[16] Шамхальство занимало значительную часть Прикаспийской низменности, одной из самых плодородных во всем Дагестане полос, наиболее пригодной для широкого развития земледелия.[17]

Следует, однако, заметить, что в описываемый период шамхал не являлся уже ни владетелем всего Дагестана, ни верховным судьей (вали). Этот титул говорит лишь о былой роли, какую шамхалы играли в Дагестане.[18]

Кроме Шамхальства, на территории Кумыкии, в междуречье Терека и Сулака, располагались ещё три княжества: Эндреевское, Аксаевское и Костековское. В первой четверти XVIII века от Тарковского шамхальства отделяется и обретает самостоятельность Утамышское владение, расположенное на границе Кайтага по реке Куце «подле моря между горами Бойнак».[19]

К югу от Тарковского шамхальства располагалось Кайтагское уцмий-ство. Как сообщают источники, Уцмийство играло важную роль в политичес­кой жизни всего Восточного Кавказа. «Усмей, – писал И.Г.Гербер, – после шамхала всегда знатнейший у здешних народов был и ныне ещё в вели­ком почтении»[20].

Уцмийство занимало обширную территорию, простиравшуюся с севера на юг вдоль Каспия на 60 верст и с востока на запад на 100 верст, составляя в окружности 350 верст.[21] Резиденция уцмия находилась в селе­нии Башлы.[22]

К северо-западу от Уцмийства располагались даргинские союзы вольных обществ: Акушинский, Мекегинский, Мугинский, Усишинский, Цудахарский, Урахинский, Буркун-Дарго и другие. Первые пять из них были объ­единены в федерацию, известную под названием Акуша-Дарго.[23]

Акуша-Дарго занимала территорию нынешнего Акушинского (без Сюргинского участка) и Левашинского райо­нов.[24] Как писал И.Г.Гербер, союз располагался «между горами Иджар под таулинцами» и был отделен «высокими непроходимыми горами, которые зимой и летом покрыты снегом».[25]

Значительную территорию в Нагорном Дагестане занимало Аварское хан­ство. По имеющимся данным, в начале XVIII века его основное ядро составляли селения на Хунзахском плато, на котором располагалась и резиденция аварских ханов – Хунзах. На территории Аварии смежно с хан­ством и отдельно от него располагалось и более 40 вольных обществ, включавших в себя, по неполным данным, около 270 джамаатов.[26]

К юго-востоку от Аварского ханства располагалось Казикумухское халклавчийство. К началу XVIII века оно занимало часть территории бывшего Казикумухского шамхальства, населенную лакцами. «Страна лаков состоит из множества ущелий, соединяющихся в одно верстах в 3 ниже главного селения, Гумука; от долины Самура она отделяется высоким хреб­том… такие же хребты, но несколько ниже, отделяютлаков от соседей кюринцев, даргинцев и аварцев»[27].

Известно, что Казикумухское владение возникло во второй половине XVII века. Со временем оно распространило свою власть на целый ряд соседних вольных обществ. Это владение, которое стало уже именоваться ханством, начало играть активную роль во всех политических событиях, происходивших на Восточном Кавказе.[28]

А в начале XVIII века влияние Казикумуха распространялось только на общества Буркун-Дарго и Арчи.[29] Во главе этого владения стоял халклавчи-предводитель. В описываемый период им являлся Сурхай.[30]

К югу от Кайтага до реки Чирах протяженностью на 50 верст и к юго-востоку от Дербентского владения на 80-90 верст лежал Табасаран, граничивший на севере с кайтагами, на юго-востоке с Дербентским сул­танством и на юге с кюринскими лезгинами.[31] На территории Табасарана в начале XVIII века, как и в предшествующее время, сохранялись два фео­дальных владения: в Нижнем – майсумство с центром в Джерахе, в Верхнем – владение кадия с центром в Ерси. В горной части Табасарана располагалось 9 союзов вольных обществ-магалов[32], сохранявших незави­симость от майсума и кадия.[33]

Кроме того, на территории лезгинской группы народностей в нача­ле XVIII века располагалось множество других союзов вольных обществ, а также и некоторые другие феодальные образования, входившие в состав Ширванского беглербекства.

Союзы вольных обществ или магалы были расположены на севере Лезгистана: в области Кюре и Самурской долине. Первые конкретные сведения о воль­ных обществах Кюры относятся ко второй половине XVIII века. Тогда здесь располагалось 5 магалов: Гюнек, Истал, Картас, Гугдже, КотурКюре.[34] Что касается И.Г.Гербера, то он делит Кюру на 2 части – «Курали» и «Курги», также называет их уездами и народом.[35] Анализируя эти данные, В.Г.Гаджиев пришел к выводу, что область Курали охватывала террито­рию современного Сулейман Стальского района Дагестана, а Курги – Курахского и частично Табасаранского и Агульского районов.[36] В Самурской долине располагалось 4 магала: Ахтыпара, Докузпара, Алтыпара и Рутул. Каждый магал состоял из разного количества сельских общин.[37]

На рубеже XVII-ХVIII веков, т.е. к началу рассматриваемых на­ми событий, зависимость многих из вышеперечисленных феодальных вла­дений и союзов сельских общин от Сефевидского государства была лишь номинальной. А некоторые из них (Аварское ханство, северо-кумыкские владения, вольные общества Нагорного Дагес­тана) вообще не испытывали на себе никакого иноземного гнета.[38] В наибольшей степени сефевидский гнет проявлялся в низменных и пред­горных районах. Но, как сообщают ис­точники, и здесь завоеватели не могли добиться полной покорности. По свидетельству И.Г.Гербера, когда дербентские султаны жителей Самурской долины «яко подданными к Персии почесть хотели и к тому принуждать трудились и для того часто великая коман­да из Дербента посылалась, чтобы их силой под владение привесть, однакож дагестанцы всегда противились и высланных дербентцев кровотекущими головами назад отсылали».[39] Тот же автор сообщает, что табасаранцы именуются подданными шаха, только мало его «слушают …их никто не смеет тронуть».[40] По этому же поводу один из русских авторов XIX века писал, что «получившая в удел восточную часть Закавказья, Персия никогда не могла обуздать Дагестан. Посылаемые в Дагестан персидские войска испытывали одни лишь поражения» и в Персии сущест­вовала пословица: «Если шах глуп, то пусть пойдет войной на лезгинов»[41].

Но, несмотря на свою непокорность, народы Дагестана и Северного Лезгистана находились под постоянной угрозой порабощения со стороны сефевидского Ирана. Поэтому неудивительно, что многие из них приняли самое активное участие в освободительной борьбе против иноземного владычества. На первом её этапе одними из лидеров движения во главе лакцев и кайтагцев выступили казикумухский халклавчи Сурхай и кайтагский уцмий Ахмед-хан. Активное участие в движении приняли жители Самурской долины и Кюры. Жители Ахтыпара, говорится в источнике, «Дауд-беку и Сурхаю помощь немалую учинили»[42]. Тот же источник сообщает, что «куралинцы, курей, дагистанцы, лезгинцы и протчие из гор к ним пристали»[43].

Под непосредственным владычеством Сефевидского государства в начале XVIII века находилась только южная часть Восточного Кавказа. Здесь располагалось Ширванское беглербекство с центром в Шемахе. Ад­министративно Ширван представлял одну из 17 территориальных единиц, на которые подразделялось Сефевидское государство. Беглербекство делилось на округа и районы (махалы и нахии). Часто под видом мелких административных округов существовали улька, принадле­жавшие наследственным владетелям. Таких округов-улька было семь. Это: Шеки, Элису и Цахур, Кабала, Ареш, Баку, Дербент, Куба.[44]

В Ширване, как в пограничной области, были расположены постоянные войска. Ими командовал беглербек, в руках которого была сосредоточена и административная власть.[45] Для обеспечения политического пре­обладания в регионе каждый ширванский беглербек, выполняя указание шаха, активно занимался переселенческой политикой. В результате за 200 лет правления Сефевидов большая часть Ширвана была тюркизирована.[46] Происходило это не в результате определенных экономических или культурных процессов, а при помощи меча, огня, насилия (бесцеремонного сгона аборигенов с насиженных мест и водворения на освободившиеся территории переселенцев).[47]

Во многом по этой причине в Ширване из старинных местных династов при кызылбашском владычестве уцелели лишь некоторые, и при­том в сравнительно мелких владениях. Одним из таких владений было Цахурско-Елисуйское султанство, которое входило в состав Ширванской области в качестве отдельной улька.[48]Султанство было расположено в верховьях Самура по обе стороны Главного Кавказского хребта. Ос­новное население султанства составляли цахуры, объединенные в 4 воль­ных общества, состоявших из 26 селений.[49] По мнению А.Р.Шихсаидова, Цахурское владение было отдано сефевидскими шахами «цахурским прави­телям в наследственное условное содержание, с правом налогового и ад­министративного иммунитета»[50].

Что касается территории кубинских лезгин, то она вплоть до прав­ления шаха Сулеймана (1666-1694) не причислялась к отдельным областям. При шахе Сулеймане в Кубе утвердилась местная династия, происходившая от маджалисской ветви кайтагских уцмиев. Владетели этой династии носи­ли титул ханов. Столицей Кубинского владения были крепости Худат и Гулахан, пока в 1735 году резиденция ханов не была перенесена во вновь основанный город Куба.[51]

«Этнографическое изучение кубинских лезгин, — пишет М.М. Ихилов, — приводит к мысли, что в другие времена они были преобладающим населе­нием края… Численность лезгинского населения стала уменьшаться здесь во времена распада Кавказской Албании, а затем прихода на эту террито­рию волны тюркского, а вслед за ним и монгольского населения. Можно по­лагать, что часть албано-лезгинского населения подверглась насильствен­ной ассимиляции»[52].

Важную роль в военно-политических событиях XVIII века на Восточ­ном Кавказе, как и в предшествующий период, играл Дербент. Дербентская улька управлялась назначаемым шахом хакимом с титулом султана, разде­лявшим власть с наибом из местной знати.[53] И.Г.Гербер, характеризуя по­ложение Дербента, писал, что дербентскому султану подчинялись и некото­рые близлежащие уезды: Мушкур, Низават, Шабран, Рустау, Бармак. Табасаран и Куба также находились в зависимости от султана, который «великое жа­лованье имел и, кроме жалованья от шаха, уволен был 5000 туменов, или 50 000 рублями, ежегодно, употреблял в подарки, когож по всей воле жаловать хотел»[54].

На этом основании Г.Б.Абдуллаев приходит к выводу о том, что дер­бентский султан пользовался особой милостью шаха, поскольку ни один султан не получал таких сумм, тем более, что Дербент давал меньше до­ходов в шахскую казну, чем другие города. Видимо, отношение к дербентскому султану было связано со стратегическим значением города.[55] Про­чие доходы дербентских правителей складывались в основном за счет пошлин с монетных дворов, торговых лавок, с привозных товаров.[56]

На этнический состав населения Дербента определяющее влияние ока­зывала переселенческая политика сефевидских шахов. Стремясь использо­вать выгодное стратегическое положение города и превратить его в опор­ную базу в борьбе за подчинение своей власти народов Дагестана, сефевидские шахи изгоняли из города и близлежащих районов местное суннит­ское население и переселяли на их место шиитов (тюрков и персов) из Ирана. Число персидских и кызылбашских колонистов непрерывно росло и к середине XVII века достигло 9 000 человек.[57] Всё это приводило к изменению этнического фона в районе Дербента и уменьшению здесь коренного дагестаноязычного населения.

Особую зону в историко-этнографическом плане представляла собой территория, где располагались Джаро-Белоканские союзы сельских общин. Географически Джаро-Белоканские союзы в целом находились на южном склоне Главного Кавказского хребта «на стыке между Дагестаном, Грузией и ханством Шекинским», имея около 60 верст в длину и столько же в ширину.[58] Джаро-Белоканский союз объединял 5 основных обществ: Джар­ское, Белоканское, Тальское, Мухахское и Джинихское. Кроме того, имелись селения, которые не входили ни в одно из вышеперечисленных обществ.[59] В исследуемое время Джаро-Белоканский союз уже существовал как одна из довольно значимых политических структур Восточного Кавказа.[60]

Политический строй феодальных владений и союзов сельских общин Восточного Кавказа в целом соответствовал уровню их социально-эконо­мического развития и нередко был обусловлен степенью их зависимос­ти от Сефевидского государства. В дагестанских феодальных владениях и союзах сельских общин управление осуществлялось местными феодаль­ными правителями и сельскими старшинами. Они не назначались шахом, и здесь, в отличие от Ширвана, не было сефевидской администрации.

По характеру политического строя феодальные владения Дагеста­на и Лезгистана представляли собой государственные образования типа восточной деспотии на ранней стадии их развития. В них не было особых отраслей управления, отдельных административных и судебных органов. Высшую во­енно-политическую и судебную власть в своих владениях осуществляли верховные правители: шамхал, хан, уцмий, майсум, кадий, султан. Формаль­но они выбирались на высшем совете представителей патриархально-фе­одальной знати из числа правящей фамилии по принципу старшинства. Однако принцип этот часто нарушался. Управление осуществлялось, с помощью везиров, казначеев, приказчиков, нукеров. Влиятельное положение занимали муфтии, шейхи, кадии и другие представители мусульман­ского духовенства.[61]

Отдельными областями управляли беки. Находившиеся в их рас­поряжении нукеры выполняли различные функции: участвовали в сборе на­логов, приводили в исполнение судебные решения, несли службу по ох­ране границ. Во время войны нукеры являлись ядром феодального опол­чения.[62]

Власть на местах осуществляли сельские старшины, выбиравшиеся на сельском сходе из наиболее «почётных» членов общины. Старшины за­нимались решением всех вопросов хозяйственной и общественной жизни джамаата. К администрации джамаата относились также тургаки, чауши, мангуши, находившиеся в прямом подчинении сельских старшин.[63]

В независимых союзах сельских общин управление также находилось в руках сельских старшин. Но, в отличие от феодальных вла­дений, где их власть была ограничена, в независимых обществах сельские старшины обладали всей полнотой власти. В ряде общин должность стар­шины являлась уже наследственной или же была достоянием исключительно определенного рода.[64] Наследственный характер должности старшины прослеживается в это время и в отдельных общинах.[65]

Низовой административно-политической единицей вольных обществ являлась сельская территориальная община – джамаат. Сельская община управлялась советом старейшин, который избирался на сходе из числа наиболее богатых и влиятельных лиц. Духовные дела в джамаатах разбирались кадиями или будунами.[66]

Однако сходы представителей сельских общин, как высший орган управления союзов сельских обществ, продолжали терять своё значение. Они часто лишь подтверждали решения, которые были приняты влиятельной верхушкой общинной знати.[67]

В некоторых союзах вольных обществ (Ахтыпара) все важнейшие воп­росы, касающиеся всего союза, решались не сходом представителей сель­ских общин, а так называемым советом аксакалов. Высшим органом управ­ления в Рутульском союзе вольных обществ выступал диван, состоявший из одного бека и аксакалов.[68]Кстати сказать, в XVI-ХVII веках турец­кие султаны и сефевидские шахи признавали рутульских беков владете­лями Рутула.[69]

В описываемый период во всех вольных обществах продолжался процесс изменения характера политической власти. Четко прослеживалась тенденция трансформации демократической народной влас­ти сельских общин в наследственную власть феодализируюшейся знати.

В Ширване у власти находился беглербек, назначаемый шахом. Здесь, в отличие от других беглербекств, его власть не была наследственной. Это объяснялось тем, что «в Ширване не было больших и сильных кочевых племен, знать которых могла бы претендовать на управление всей областью»[70].

Чтобы ограничить власть беглербеков, шахи окружали их высокопоставленными духовными лицами и разными гражданскими сановниками, непосредственно подчиненными центральной власти.[71] В Ширване, как и в других беглербекствах, были: шейху-л-ислам, ведавший делами шиитского духовенства и шариатскими судами; садр, ведавший вакуфными имуществами и подчинен­ный дивану высокого садра всего государства; джанишин – заместитель беглербека, следивший за его действиями и доносивший о них шахскому дво­ру; областной везир, ведавший финансами и поступлением налоговых сумм, подчиненный великому везиру государства. Кроме того, в городах и дру­гих больших населенных пунктах беглербекства были казии – главы шиитского духовенства на местах и калантары – городские старшины, назначавшиеся шахом, но из местной знати или городского купечества, также не подчи­ненные беглербеку.[72]

Как будто, на первый взгляд, все эти должности, не подчинен­ные беглербеку, должны были серьёзно ограничить его власть. Но это было не так. Власть беглербека, «располагавшего военной силой, большими угодь­ями и средствами была велика»[73]. «Беглербеки фактически являлись госуда­рями в государстве. Нередко они присваивали значительную часть налогов, расхищали государственную казну. Ширванский беглербек, например, имел в Шемахе пышный дворец, наподобие шахского, с многочисленными слугами.[74]

Что касается ширванских округов (улька), то: «Шеки управляли назна­чаемые шахом хакимы, но рядом с ними и в подчинении у них находились местные мелики»; в Кабале у власти находились наследственные мелики, а в Ареше наследственные хакимы; Баку управлялся назначаемыми шахом хакимами, носившими титул султана, но «наряду с хакимом в Бакинской улька значительную роль играл наследственный начальник местного фео­дального ополчения, с чином юзбаши («сотник»)»[75].

Социально-экономическое развитие Восточного Кавказа также отлича­лось крайней неравномерностью. Это был край со сложными и пёстрыми общественно-экономическими отношениями. Здесь районы с хорошо разви­тыми феодальными отношениями перемежались с районами, где всё-ещё со­хранялись патриархальные пережитки родоплеменного уклада в органи­зации хозяйства.

Основными занятиями населения были земледелие и ското­водство. Земледелием занимались почти повсеместно. Но наиболее благо благоприятными для развития земледелия являлись равнинные и предгорные ра­йоны. Здесь среди зерновых культур ведущее место занимали посевы пше­ницы, ячменя, проса и кукурузы. Кроме того, население этих районов раз­водило виноград, различные фрукты, выращивало бахчевые культуры, занима­лось мареноводством. Большое распространение имело возделывание риса и бахчевых культур. Жители некоторых районов занимались хлопководством. В Апшероне и Дербенте разводился шафран[76]. В горных районах земель, пригодных для земледе­лия, было мало. Поэтому здесь основным видом полей были террасы, являющиеся одним из показателей высокой земледельческой культуры горцев.[77] Кстати сказать, эта система земледелия, как считает М.А.Агларов, сыграла особую роль в формировании аграрных и как следствие социальных отно­шений у населения гор.[78] Основными культурами, возделываемыми здесь, были пшеница, ячмень, чёрные бобы, лён и конопля, «но не для тканей, а для зерна, каковое, высушивая,… и перемолов, мешают вроде сухарей, сберегая оные для походов как питательную и лёгкую пищу»[79].

Ширван, как сообщают современники, в начале XVIII века был богатой и достаточно развитой страной. Характеризуя экономическое состояние Ширвана, русский посланник в Иран А.П.Волынский писал: «…провинции, лежащие подле Каспийского моря, Ширванская и Гилянь, из которых великая польза персианам. И где я ни был, но прибыточнее оных не видал…жилых мест не мало и многолюдно и во всём довольство имеют, понеже земля зело плодоносна и множество родитца хлеба (которым и другие места доволствуютца), виноградов и протчих изрядных фруктов,… также и скотом довольны и рыбами, а особливо путчей инте­рес их шолк, котораго довольно везде родитца и редкая деревня, где б не было шолковых заводов».[80] И действительно, здесь с незапамятных вре­мен занимались земледелием, выращивали хорошие урожаи зерновых, ус­пешно занимались садоводством и виноградарством, разводили крупный и мелкий рогатый скот. Но наибольшее значение в экономической жизни страны имело производство шёлка, из которого затем в Шемахе и других местах делались шёлковые ткани. Ткани эти имели хорошее качество, благодаря чему они пользовались известностью и имели широкое распространение не только в Закавказье, но и далеко за его пре­делами. В значительном количестве они вывозились через Астрахань в Россию.[81]

Наряду с земледелием и шелководством, важную роль в экономике играло и животноводство, в основе которого в горах оставалась отгонная сис­тема содержания скота. Скотоводческое хозяйство равнинных и предгор­ных районов было преимущественно стационарным. Здесь главным образом разводили крупный рогатый скот и отчасти овец. Напротив, в горах в ос­новном занимались овцеводством. Большое хозяйственное значение имела шерсть. Как тягловую силу использовали волов, ишаков и мулов. Повсеместно разводили кур, гусей, уток, индеек. Население, жившее по берегам моря и рек, занимались рыбным промыслом. В Баку добывали нефть[82].

Значительное развитие получило ремесленное производство. Некоторые сёла, а иногда и целые районы, специализировались на производстве определенных видов изделий. Особой славой пользовались мастера из Кубачи и Лагича — центров производства оружия и медной посуды. На металлообработке специализировались Амузги, Кумух, Гоцатль. Оружие изготавливалось также в ряде мест на севере Кубинского ханства, которое славилось и своими коврами. Ковроделием были известны также Ахты, Хучни, Микрах, Кабир, Архит. Балхар, Испик, Сулевкент славились гончарным производством. В Шемахе, Шеки и других населенных пунктах производились шёлковые ткани. Имели место медное литье (чирахи, мангалы), работы из дерева. Были распространены также кожевенное дело, производство и выделка хлопчатобумажных тканей, изготовление бурок.[83]

Основными торговыми центрами Восточного Кавказа были Шемаха, Баку, Дербент, Тарки, Шеки, Худат, причем первые три города сохраняли свое значе­ние и в международной торговле. В Шемахе и Дербенте существовали торговые ряды иностранных купцов. Главным предметом торговли был шёлк. Внутри региона широкое распространение имела монета Сефевидов – аббаси, а также анонимная медная монета, чеканившаяся в Шемахе.[84]

Формы земельной собственности в Дагестане, Лезгистане и Ширване в силу их неравномерного развития также различались между собой. В Ширване, переживавшей период феодальных земельно-собственнических отношений в их классической развитой форме, они отличались большей слож­ностью и разнообразием. В Дагестане земельно-собственнические отно­шения во многих местах всё ещё были опутаны пережитками родоплеменного строя. Однако и здесь они проявлялись в достаточно разнообраз­ных формах.[85]

С учетом этих различий формы землевладения на Восточном Кавказе в целом можно представить следующим образом:1)дивани — земли- земли государственные или казенные, принадлежавшие дивану. Они управлялись шахским правительством, и доходы с них шли на государственные нужды;2)хасе-и-шерифе — земли- земли, принадлежавшие шахской фамилии; 3)ханские земли- земли, принадлежавшие феодальным владетелям-ханам, шамхалам, уцмиям, майсумам, султанам и т.д.; 4)условные земли-земли, переданные в собственность во временное управление; 5)мюлк — земли-земли, находившиеся в частной собственности и передаваемые по наследству;6)вакф — земли- земли, принадлежавшие мусульманским духовным учреждениям;7)тухумные земли- земли, принадлежавшие отдельным тухумам; 8)общинные земли- земли, принадлежавшие сельской общине или находившиеся в собственности целого ряда селений.[86]

Существовавшие на Восточном Кавказе сложные земельно-правовые отношения определяли пестроту социальной структуры и различные формы эксплуатации непосредственных производителей. Господствующий класс составляли беглербеки, ханы, шамхалы, султаны, уцмии, майсумы, мелики, беки, агалары, а также верхушка местного духовенства. В Ширване привилегированное сословие входили также маафы, освобожденные от податей и повинностей взамен обязанности нести военную службу, а в равнинном Дагестане — сала-уздени, а также разбогатевшая часть узденства в союзах сельских общин. Эксплуатируемый класс состоял из крестьян и ремесленников. Крестьяне делились на райатов, чагаров, лежберов, ранджабаров, акеров, догерек-узденей, азат-узденей, кочевников-илатов. Однако в нагорной части региона масса крестьян ещё не была закрепощена.[87]

Основной формой ренты, взимаемой владельцами земли с крестьян, оставался натуральный оброк. Иногда в качестве ренты выступала барщина. В Ширване имели место и различные формы издольной аренды.[88]

В заключение краткого анализа внутриполитического и социально-экономического состояния Восточного Кавказа в начале XVIII века, отметим, что его территория, несмотря на свою раздробленность во все времена представляла собой единое экономическое и политическое пространство. «Трудно найти на Восточном Кавказе две другие области, — писал А.Р. Шихсаидов, — судьбы которых переплета­лись так тесно, как это имело место во взаимоотношениях Ширвана и Дагестана, особенно его южных районов»[89]. Это же имел в виду и А.П.Новосельцев, отмечая, «что и в древности, и в средние века Дагестан, особенно южный, был органически связан с северо-восточной частью ны­нешнего Азербайджана (Ширвана). Последний населяли родственные лезги­нам и аварцам племена, которые очень поздно (в XVI-ХVII вв.) были тюркизированы. Эту органическую связь Дагестана с Ширваном видел и мест­ный историк Бакиханов, написавший исторический труд, посвященный именно прошлому Ширвана и южного Дагестана (одно из первоначальных его названий и было «История Дагестана»).[90]

Со своей стороны добавим, что истоки этого «единства» восхо­дят к тем временам, когда территория Лезгистана и Ширвана входила в состав древней Кавказской Албании. Известно, что после её распада на Восточном Кавказе образовался целый ряд кня­жеств: Ширван, Лакз, Серир, Гумик, Маскат и др. Как свидетельствуют ис­точники, между этими княжествами существовали постоянные и неразрывные связи. «Опорой царства его (ширван-шаха) является царство (мамлакат) ал-Лакз», — писал в середине Х века арабский автор ал-Масуди.[91] Показа­тельно также и то, что Ширван в географическом словаре другого сред­невекового арабского автора Якута называется «Ширваном лакзов»[92], что свидетельствует, на наш взгляд, об этнической и культурной идентичности на­селения этих двух княжеств. В последующие века многие районы современ­ного южного Дагестана неоднократно попадали в состав Ширванского госу­дарства.[93]

В XVI-ХVII веках дагестано-ширванские связи развивались в обста­новке борьбы между Сефевидским государством и Османской империей за овладение Восточным Кавказом, в условиях, когда народы Восточного Кавказа вели упорную борьбу с иноземными захватчиками.

Единство и неразрывная связь между Ширваном, Лезгистаном и Дагестаном во мно­гом сохранялась и в описываемое время. Ярким свидетельством тому – освещаемая нами совместная борьба народов региона против иноземного владычества.

Такова общая картина внутриполитического и социально-экономического состояния Восточного Кавказа перед началом народно-освободительной борьбы против иноземных захватчиков под руководством Хаджи-Давуда Мюшкюрского в первой трети XVIII века.