В.Л. Гукасян, расшифровывает эти «непонятные слова» с помощью удинского языка, предполагая, что изначальным языком ИА был удинский. [Там же]. Конечно же, для определения языка источника лексический материл в семь слов не вполне достаточен. С другой стороны, хотя со времени написания ИА – VII века язык народа, на котором написан этот труд, сильно изменился, сохранение и малого количества слов в современных албанских языках может стать немаловажным аргументом при атрибутировании текста и определении его языка. Более того, албанская этническая принадлежность автора (Моисея Каланкатуаци – Дасхуранви) выявляется авторским отношением к описываемым им событиям и историческим персоналиям. Территорию исторической Кавказской Албании от крепости Дербента (Чула) до реки Аракс (Арас) населяли народы лезгинской группы нахско-дагестанской семьи языков, куда входит и удинский язык. Таким образом, языком ИА мог быть любой язык из лезгинской группы, подготовленный рядом предшествующих факторов (расцвет христианства, наличие алфавита, развитие и функционирование церквей и школ). Такие условия имелись в Албании со времени Вачагана-Благочестивого вплоть до нашествия арабов [Каланкатуаци I, 23; III, 18 -21].
Ниже приводим албанизмы, сохранившиеся в армянском переводе ИА К. Патканова с одновременным рассмотрением лезгинских соответствий к ним.
Ениба [Каланкатуаци II, 33, 34].
По В.Л. Гукасяну, в нижних подговорах удинского языка переводится в значении «коварный», «корыстный», «гнусный» («-ба» весьма продуктивный словообразовательный аффикс в дагестанских языках) [Гукасян, там же].
В лезгинском фольклоре словом энибай (йэнипай, энипэй) называют домашнюю змею, которая считается знаком благополучия домашнего очага и символом мужской плодовитости. Думаем, не случайно слово энибай находит параллель с названием древнегреческого божества Энипея, бога мужского духа и одноименной реки в Фессалии, воплотителя мужской силы, к которому, по поверью древних греков, приходили феи для сожительства [Ботвинник и др. 1965: 283]. Эту версию поддерживает и А.Ш. Мнацаканян. [Мнацаканян 1969: 2 по Акопян 1987: 229].
АшнутI [Дасхуранви I, 11].
В. Гукасян переводит его с удинского, как: а) «бездельно», «без работы» и б) «завершивший свою работу», «свободный» (аш – «дело», нутI – «не, без») [Гукасян 1968: 53-61].
Слова с корнем аш встречаются в языках разных народов. В ассирийском языке Ашшур «Великая гора» – имя верховного бога, царя богов Вселенной [Боги и люди.., 1994: 103]. В лезгинском языке аш имеет значение «плов», а Нут1имя бог Небесной Благодати. Тогда ашнут1 можно объяснять как дар, подношение еды (плова из ячменя или полбы) богу Нут1 [Нагиев 2002: 57].
Видимо, нельзя исключить связь удинского слова аш «работа», лезгинских аш «плов» и ашна «друг /подруга», «напарник», ассирийского аш «великий» с именем шумерской богини Ашнан. Согласно шумерской легенде, когда богов стало много, земля не могла их всех прокормить. Поэтому богам пришлось создать богиню-труженицу Ашнан и его брата пастуха Лахара. Бог Энки дал ей мотыгу, плуг и пару ослов для обработки земли. Ашнан выращивала ячмень и полбу, пекла хлеб и готовила виноградные напитки богам. А ее брат Лахар пас овец и коз, обеспечивая богов молоком и сыром [Боги и люди.. там же; Нагиев 2008: 57-60].
Тонут или тавнут [Каланкатуаци I, 11].
Полагаем, В.Л.Гукасян ошибается, переводя тавнут, как «бессильный», «бесплодный», «безурожайный» [Гукасян 1968: 53-61]. Вероятно, тавнут1 первоначально означал «дар от первого урожая» богу Нут1. Тав в лезгинском языке имеет два значения: 1) «зрелый», «спелый», «в полном соку»; 2) «красивый», «роскошный», «убранный», «убранная комната». Тогда тавнут1 можно представить как подношение части от «созревших плодов, первого урожая богу Нут1» (впоследствии в христианский период тавнут1 в Албании превратился в церковный налог от первого урожая). Думаем, что тавнут и тонут – это не разные варианты одного слова, а разные слова. Тонут (т1анут1) сохранился в лезгинском языке в своем изначальном значении: «лепешка», «хлебец». Видимо, этимология этого составного слова (Т1ан + Нут1), а также названийнут1уф (халва из орехов, политых кремом из тутового мёда и свежего нетопленого масла) и круглой печи т1анур(искаженно: тонур, тендир) восходит к именам древнелезгинских богов – Т1ан и Нут1.
В ритуальные праздники весны (первой борозды – Эвелцан, первого сева – Эвелтум, весеннего равноденствия –Йарансувар…), лета (уборки хлебов – Рат), осени (уборки урожая – Рав) эти провианты приносились в дар богам Нут1 и Т1ан – богу Небесной благодати и богине Земных благ и домашнего достатка [Нагиев 2008: 57-60].
Члах [Каланкатуаци I, 28-29; II, 29-30].
Верное соответствие слову члах В.Л.Гукасян находит в удинском и цахурском языках: чIалаг «лес» [Гукасян там же]. В лезгинском языке чал имеет несколько значений: 1) «густой, непроходимый лес», «заросли» (например, чал кьил«заросшая голова» (ср. антоним: качал «лысый», «плешивый»); 2) чал авун «разрыхлять, разгребать землю»; 3) «межгорье», «долина». Возможно, на упоминаемой Моисеем Каланкатуаци (Дасхуранви) в области Арцах равнине Члах были какие-то густые заросли. Здесь уместно напомнить и лезгинское название ястреба чалагъан, обитателя зарослей [Талибов 1966: 365]. Также в лезгинском языке слову члах созвучны слова: члахъ (отсохшая, высохшая, бездеятельная –о руке или ноге); чала («зря», «напрасно»). [Там же с.365, 373].
В своем исследовании А.Акопян пишет «А.В.Карапетян убедительно показала, что топоним «Члах» образован, скорее всего, из армянского слова «чалаг» со значением «лес», «болотистая местность». [Акопян 1987: 228 прим. № 54]. Согласно А.В.Карапетян, слово «члах» «заимствовано из среднеперсидского как в армянский, так и в грузинский и удинский языки (чала, чаьлаьг), и соответствующие формы послужили основой для образования топонимов в Армении, Грузии и Албании (левобережной)». [Цит.: по Акопян 1987: 228]. Если же слово «члах» является заимствованием из среднеперсидского в армянском, грузинском, удинском (хотя почему и не во всех албанских языках?), то доказательство А.В.Карапетян, что топоним «Члах» образован только из армянского слова «чалаг», а не из удинского («чала, чаьлаьг»), лезгинского («чал», «чалах») или из слов других языков лезгинской группы, выглядит неубедительным. Перечисляя топонимообразующую роль слова «члах» в Армении, Грузии и только левобережной Албании, исследовательница намеренно не называет Албанию в целом, подразумевая правобережную часть Албании в составе Армении. Выводы А.В. Карапетян выглядят неубедительными.
Хнчик [Каланкатуаци I, 23]
Слово хнчикI, хуничикI, хун(и)чи В.Л. Гукасян объясняет на удинском языке как «сестра» [Гукасян 1968: 53-61]. По нашему мнению, этимология слова хнчик (хунчик) восходит к глаголу хун «родить», «производить», «создать», «сотворить»… От этого исходного глагола в разных языках и диалектах лезгинских (албанских) языков образованы слова с корнем хун (хн): хуничикI «сестра» (удин.), хнуб «дочь» (яркинский диалект лезг.яз.), хая «мать» (ахтынский диалектлезг.яз., дееприч. от глаг. хана «родила», прош.вр. глаг. хун), хуху, хухуч1 божок которым пугают детей; хун «бязь», хуч (двойственное число: хучар пастушья сума с одним наплечником); хучар (мн.ч.: хучарар «переметная сума», две соединенные вместе сумы) [Талибов 1966: 349, 350]. Но нас больше интересует лезгинское слово хунча (так говорят о красивом убранстве, о красиво сотворенной вещи): хунча кук1ва «красиво оформленный большой поднос с яствами»,хунча к1вал «красиво убранная комната», хунча рак1ар «резные двери с красивым орнаментом»… [Талибов там же: 349].
По нашему мнению, хнчик в ИА означает «красивое создание», «красавица». Хнчик «Красавица» – так называли и дочь царя Албании Вачагана Благочестивого.
Руз, рузик [Каланкатуаци III, 21,22].
Слово руз, рузик, по В.Л.Гукасяну, употребляется в варташенском диалекте удинского языка в значении «рус», «русский» [Гукасян там же].
К указанному В.Гукасяном значению «рус», «русский» можно добавить и другое значение: в лезгинском языке разные варианты слов руз, рузби, рузикI (-ик1 уменьшительный суффикс) означает и разные оттенки красного цвета (оранжевый, персиковый).
Каланкатуйк [Каланкатуаци I, 26; II, 10-11, 52; III, 8,10].
Топоним Каланкатуйк В.Л.Гукасян этимологизирует с помощью удинских слов «кала», «кой», «ту». Таким образом, исследователь объясняет это слово, как «Люди из большого села» [Гукасян там же]. А.А.Акопян считает эту версию (объяснение с помощью удинских слов кала, кой, ту и армянской частицы множественности к) натянутой. [Акопян 1987: 228].
Мы выделяем в составном слове каланкатуйк, каланка(й)тук две части: калан и ка(й)тук. В первой части калан (кала + н) кала на всех языках лезгинской группы, в т.ч. на удинском, означает «большой», «старший», «великий» (удин.кала баба «старший отец»; лезг. кала «большой», кала огромный, больше роста человека, глиняный кувшин, каларспециальная плоская емкость из коровьего навоза и глины для сушки фруктов; тиррен./этрус. кала /гала «большой»,ср. итал.-этрусск. гала концерт «большой концерт»). Концевая буква «н» в слове калан является окончанием притяжательного падежа (генитива). За селом Ага-Стал Сулейман-Стальского района известно местечко под названиемКаланхвал «Большой каньон».
Во второй части кату(й)к (катук, къатук) къат означает «слой», «пласт», «глыба», «горка»; конечное «(у)к» («у» – связующая частица) в слове къатук является окончанием V падежа покоя (эссива) и указывает место («у», «под»), то есть «под горой» (ср.: тамук «под лесом», «у леса»). Исходя из сказанного, можно заключить, что комоним (название села) Каланкайтук (Каланкъатук) означает село, находящееся «под большой горой, скалой». Это же село называет и автор ИА: «…враги пустились в погоню за беглецами и некоторых из них догнали у подножия горы, находящейся против большого села Каланкатуйк, расположенного в том же гаваре Ути, откуда и я» [Каланкатуаци II, 11].
Об албанской этнической принадлежности автора ИА Моисея Дасхуранви и об албанском происхождении самого источника достаточно убедительные доводы приводит Ф.Мамедова, и мы повторяться не будем [См.: Мамедова 2005: 17-69].
Очевидно, к исследуемым семи албанизмам можно привести соответствия и из других языков лезгинской группы (а их вместе с исчезнувшими – более тридцати), что ещё больше усилит аргументы в пользу албаноязычности оригинала ИА.
Таким образом, отмеченная выше лексика, сохранившаяся в труде Моисея Каланкатуаци, является албанской (лезгинской). Последнее свидетельствует, что оригинал «Истории албан» был написан на одном из албанских (лезгинских) языков: лекском, удинском, гаргарском…
директор НИИ Албанистики,
