Основными отраслями экономики народов лезгинской группы в XVIII веке были земледелие и скотоводство.
Земледелие, при всем многообразии занятий населения, выступало как основное занятие почти повсеместно— в горах, предгорье, на плоскости, вплоть до побережья Каспия. Народы лезгинской группы занимались земледелием издревле и очень интенсивно, здесь не было ни одного аула, жители которого не занимались бы полеводством. Для подавляющего большинства аулов земледелие являлось ведущей отраслью хозяйства и лишь для немногих селений земледелие имело характер второстепенного занятия.
Хозяйство на равнине было более развито, чему способствовало наличие плодородных, орошаемых земель. По свидетельству И. Г. Гербера «половина Табасарана к Дербенту лежащая (т. е. равнинный Табасаран — X, Р.) имеет хорошие деревни, поля, луга, пашни и хлебородную землю, а живущие к горам имеют пашни скудные»[1]. Жители Кубинского ханства также имели «довольно хорошие пашни» [2].
Население почти исключительно занималось выращиванием зерновых хлебов, причем в низменной части и предгорье преобладали посевы озимых, а в нагорной части — яровых.
Лезгинам, табасаранцам, агульцам, рутульцам и цахурцам были известны двухпольная и трехпольная системы севооборота. Кроме того, встречались однопольный севооборот и даже залежно-переложная система.
С целью увеличения площади пахотных угодий горцы создавали путем натаскивания плодородной земли искусственные клочки пашни, огораживали их каменными стенами и таким путем создавали в горах террасное земледелие.
В полеводстве население применяло удобрения, вывозя на пахотные участки навоз, золу. Для обработки полей употребляли примитивные сельскохозяйственные орудия. На равнине и в горах пользовалось деревянной сохой с железным лемехом, в которую впрягали быков и буйволов. Соха, применявшаяся на плоскости, была более тяжелой.
Прополка пахотных полей производилась вручную. Хлеб с полей снимали особыми серпами или косами. Жатву производили женщины. Снопы возили с полей на гумно на арбах. В высокогорных аулах снопы, так же, как и сено, доставлялись в аулы на особых санях (элерар).
Молотили хлеб в самом ауле или же недалеко от него в специально выделенных местах. При этом практиковалась двухкратная молотьба. Первичный обмолот заключался в следующем: привезенные с полей на гумно снопы после нескольких дней сушки разбрасывали по краям гумна, а по середине его плетеную корзину клали1 большой камень. Женщины, становясь вокруг корзины, брали по одному снопу, били им о камень до тех пор, пока зерно не выпадало из колосьев. Обмолоченное зерно очищали с помощью ветра, подбрасывая деревянными лопатами вверх.
Вторичный обмолот начинался через несколько недель или месяцев. Снопы из скирды рассыпались по поверхности гумна. Две широкие доски, нижняя часть которых имела дырочки, куда вбивались острые камни, сколачивались вместе. На доски клали тяжелый камень, затем их тащили лошади или быки по гумну до тех пор, пока не получалась мелкая солома. Мякина шла на корм скоту, а зерно очищалось от примесей с помощью ветра.
Одним из решающих условий успешного возделывания хлебов было применение искусственного орошения. Жители южного Дагестана «весьма искусно проводили из рек и ручьев каналы по полям своим»[3]. Табасаранцы проводили канавы для орошения пахотных земель из речки Дарвага[4].
Искусственное орошение применялось и в горных аулах. Здесь проводили канавы, нередко пробивая отвесные скалы или искусно поднимая воду из речек на возвышенные места. «Лезгины,— писал Добрынин, — имеют старинные навыки по поливному земледелию, они искусные мастера, поскольку позволяют их технические средства, по проведению каналов, желобов и других приспособлений для орошения» [5]. Обнаруженные в ряде горных аулов (Курах, Мака, Хвередж) подземные гончарные трубы служат тому лишним доказательством.
Однако несмотря на чрезвычайно упорный, кропотливый труд жителей, урожаи они получали низкие. В горах средним считался урожай сам-третей и сам-четверт. Своего хлеба хватало горцам в лучшем случае на 4—6 месяцев, остальной хлеб приходилось завозить с плоскости и из соседних районов Закавказья в обмен на скот, продукты скотоводства и изделия кустарных промыслов.
Плоскостная часть территории лезгин и табасаранцев служила житницей не только для агульцев, рутульцев, цахуров, но и для соседних горских народов. Так, лакцы нехватку хлеба восполняли за счет покупки его у лезгин, проживающих на равнине и в предгорье[6].
Садоводство было развито слабо. В горах только жители аула Ахты занимались садоводством. Агульцы, рутульцы, цахуры садоводством совершенно не занимались. Табасаранцы выращивали «плодовые деревья разных сортов» и получали много плодов, в особенности яблок, груш и орехов/
Огородничество повсеместно было развито плохо. Горцам совершенно не были известны такие огородные культуры, как картофель, капуста, помидоры.
Говоря о садоводстве и огородничестве, нельзя не сказать о собирании дикорастущих плодов. В лесах южного Дагестана встречались дикий виноград, грецкий орех, рябина, тутовые деревья, дикорастущие абрикосы, персики, составляющие иногда прекрасные лесосады.
В 1717 году Готлиб Шобер писал, что предгорные лесосады Кавказа наполнены «изрядными овощными деревьями, абрикосами, персиками, шелковыми деревьями и лесным виноградом» [7].
Скотоводство наряду с земледелием имело в жизни пародов лезгинской группы исключительно важное значение. В предгорье и в горной части оно параллельно с земледелием служило основным занятием жителей. В ряде высокогорных аулов, таких как, Борч, Хнов, Хкем, Куруш, скотоводство являлось даже главной отраслью хозяйства. В документе, относящемся к 1733 году, говорится: «В области Дербента, в особенности в горах, прекрасно поставлено и широко распространено овцеводство» .
Ф. Симонович, который снял на карту владения и общества Южного Дагестана и составил в 1796 году топографическое описание этих земель, свидетельствует, что вместе с полеводством Кюра и Табасаран «достачествует скотоводством». Местные жители разводили крупный и мелкий рогатый скот. Быки и буйволы использовались исключительно как тягловая сила.
Буйволоводство было развито на юго-востоке Табасарана, на плоскости и в предгорье южного Дагестана. Развитие буйволоводства на плоскости и в предгорной полосе объяснялось тем, что буйволы в сравнении с быками обладали большей работоспособностью на пашне и при перевозке грузов, лучше переносили жару. Но они плохо переносили холод, требовали больше корма. Поэтому в горах совершенно не занимались разведением буйволов.
Продуктивность скота была низкой как на плоскости, так и в горах. Горская корова, например, давала за период лактации в среднем 250—350 литров молока, а настриг шерсти с одной овцы не превышал 0,5—0,8 килограмма.
Успешное развитие скотоводства теснейшим образом связано с наличием достаточного количества зимних и летних пастбищ.
Летние пастбища были расположены в горах. По характеру эксплуатации летние пастбища делились на несколько категорий: высокогорные, приаульные пастбища и так называемые курухи.
В самое жаркое время года мелкий рогатый скот содержался на высокогорных пастбищах, где строились временные помещения для чабанов. Скот содержался на открытом воздухе.
С наступлением холодов скот с высокогорных пастбищ перегонялся на приаульные пастбища, где имелись постоянные помещения для людей и скота, а также пахотные участки. На приаульных пастбищах жители пасли рабочий и оставшийся в ауле молочный скот.
Часть приаульных пастбищ, известная под названием «курухи», становилась предметом особой заботы сельских общин. Курухи использовались для пастьбы рабочего скота в период сезонных сельскохозяйственных работ, а также для больных и истощенных животных, направляемых в аулы с высокогорных пастбищ.
Представляет интерес ейлажное хозяйство. Весной из аула отдельные, преимущественно богатые, скотовладельцы с молочным скотом отправлялись на ейлаги и оставались там до начала осени. Выход в ейлаги считался праздником.
Однако не следует думать, что у народов лезгинской группы существовали типично кочевые селения. На рассматриваемой территории не было ни одного типично кочевого аула, жители которого занимались бы только лишь скотоводством, переходя с места на место со своими стадами и домашним имуществом. Население имело прочную оседлость в виде постоянных аулов. Основная масса населения оставалась в своих аулах, занимаясь земледелием. Часть своего молочного скота жители отдавали тем, кто отправлялся на ейлаги, получая на договорных началах определенную продукцию (масло, сыр).
Трудовые традиции в эксплуатации пастбищ, в уходе за скотом, приемах обработки молочных продуктов и их хранения были весьма консервативны. В силу этого какие-либо новшества наблюдались чрезвычайно редко.
Для скотоводческого хозяйства, в частности для овцеводства, наличие одних летних пастбищ было недостаточно. Требовались еще зимние пастбища. К тому же общий недостаток сенокосов не позволял заготавливать сено для четырех-пяти месячного стойлового содержания крупного и мелкого рогатого скота.
Выход из создавшегося положения горцы нашли в системе отгонного животноводства. Скот перегонялся за десятки и сотни километров на арендованные в равнинной части Дагестана и соседних районах зимние пастбища. При этом горцы не перегоняли на плоскость весь свой скот. Крупный рогатый скот оставался на зиму в аулах, где он находился на стойловом содержании. Если погода позволяла, скот выгонялся на особые пастбищные участки, оставленные с лета и осени.
В отдельных аулах овцы также оставались в горах на зиму; здесь выпас в поле сочетался с кормлением сеном. Из такой зимовки скот выходил до крайности истощенным.
Гербер писал: «лезгины зимним временем скотину и баранов своих на корм пригоняют, ибо для великих снегов в горах спасти не могут» [8].
Отгонная система животноводства имела отрицательные черты: падеж и потеря упитанности скота при перегоне, перенос заразных заболеваний. На зимних пастбищах скот пасся всю зиму, довольствуясь самым ничтожным подножным кормом. Зимовка скота проходила благополучно, если погода стояла теплая, но если выпавший снег лежал в местах зимних стоянок долго, тогда для скота наступали черные дни.
Горцам приходилось с оружием в руках охранять скот, так как в условиях феодальных междоусобных неурядиц и набегов, насильственный захват и увод скота был обыденным явлением. Так, в 1737 году в ходе междоусобных столкновений жители цахурских селений лишились около четырех тысяч овец[9].
Народы южного Дагестана, издавна занимавшиеся земледелием и скотоводством, выработали на основе опыта многих поколений сельскохозяйственный календарь. Почти каждый аул имел определенные сроки проведения сельскохозяйственных работ применительно к условиям и особенностям данной местности.
Умелая эксплуатация пастбищных земель, своевременный перегон скота с гор на равнину и обратно, проведение различных сезонных работ в полеводстве сообразно с местными условиями, применение орошения — это далеко не полный перечень различных работ, сроки которых горцы определяли с удивительной точностью.
Большим подспорьем в экономике населения были домашние промыслы: изготовление различных бытовых изделий, орудий сельскохозяйственного производства.
Из овечьей и козьей шерсти горцы выделывали много разнообразных добротных изделий как для собственного потребления, так и для продажи. В документе того времени говорится, что жители горной части южного Дагестана «достачествуя скотоводством, промышляют вообще сукном, коврами и другими шерстяными тканями, но в таком рукоделии упражняется женский пол, а мужчины вырабатывают овчинные меха и другие кожи. Все сии рукоделия, равно и шерсть отпускают в города Дербент и Кубу за хлеб, сорочинское пшено, шелк, хлопчатую бумагу, соль, нефть и за деньги»[10].
Женщины выделывали ковры, паласы, сукна, войлок, шали, мешки, веревку, шерстяную обувь, носки, переметные сумы и т. д. Все эти изделия отличались добротностью. В докладной записке, представленной императрице Анне в 1733 году, указывается, что в горах Дагестана приготовляют из шерсти «сукно почти такое же, как английская двойная фланель и мягкое как бархат» [11].
Южный Дагестан был признанным центром коврового производства. Ковроткачество наиболее было развито в Табасаране, в лезгинских селениях Микрах, Ахты, Пиркент, Капир, Зизик, Рутул, Шиназ, Ихрек, Цахур, Рича, Тпиг.
Горцы и горянки носили обувь, нижнюю и верхнюю одежду собственного производства и лишь изредка на них можно было видеть обувь и одежду фабрично-заводской выработки.
Часть изделий кустарных промыслов горцы продавали или обменивали на зерно.
Орудия сельского хозяйства (сохи, арбы, колеса, косы, серпы, молотильные доски, вилы) изготовлялись из дерева и металла. Из дерева выделывали домашнюю посуду (вилки, ложки, миски, тазы), кушетки, люльки, станки для ковроткачества и обработки шерсти, оконные рамы, двери, балки, столбы и т. д., меры сыпучих тел (сах, репе, къват, киле).
В ряде селений изготовлялось огнестрельное и холодное оружие. Селение Икра славилось производством кинжалов.
В Хиналугском и Будугском участках Кубинского ханства, где в основном проживали лезгины (Ярги и Кулык), делали ружья, пистолеты, шашки, кинжалы и другие виды холодного огнестрельного оружия
Развитию металлообработки* способствовало, в частности, наличие вблизи селения Куруш свинцовой руды. Куруш снабжал «сим металлом почти весь южный Дагестан»
Гончарным делом занимались повсеместно, но качество гончарной посуды было низкое, потому что техника обработки гончарных изделий была примитивной. Хотя такие селения как Испик, Джули и были известны как центры гончарного производства, тем не менее добротные гончарные изделия жители покупали у соседних народов. У лезгин не было таких общепризнанных центров гончарного производства, как Балхар, Сулевкент. У агульцев есть поговорка: «Что ты, как балхарец с разбитыми кувшинами» Наличие такой поговорки свидетельствует о том, что лакцы и даргинцы имели торговые связи с народами лезгинской группы.
Широко было развито изготовление различных изделий из кожи. Из овечьих шкур, после тщательной обработки, выделывались женские и мужские тулупы, папахи. Из козьих шкур готовили различные сумки, мешки, веревки, нитки. Из обработанной кожи крупного рогатого скота делали ремни, обувь, детали сельскохозяйственных орудий.
Хотя горцы интенсивно занимались земледелием, скотоводством, кустарными промыслами, однако из-за отсталости хозяйства они все же не могли обеспечить себя необходимым минимумом предметов первой необходимости. Трудоспособное мужское и женское население не могло быть занято в производстве в течение всего года.
Указанные обстоятельства вызвали к жизни институт отходничества. Часть мужского населения отправлялась в соседние края в поисках заработка. Цахуры, рутульцы и лезгины Самурской долины отправлялись в осенне-зимний период в Азербайджан и частично в Грузию. Агульцы, табасаранцы, лезгины горных районов занимались отходничеством в Дербентском, Кубинском ханствах, на плоскости Кюры и Табасарана.
Внутренняя и внешняя торговля в XVIII веке развивалась в рамках натурального хозяйства. Торговые операции совершались в крупных населенных пунктах. Так, селение Ахты было местом оживленной торговли не только жителей всей Самурской долины, но и других народов. В селениях Курах, Икра, Хив, Хучни, Кондик, Тпиг были базары местного значения.
Важную роль в развитии торговли играли города Дербент, Куба. Дербент, являвшийся крупным торговым центром Кавказа, находился в непосредственном соседстве с территорией лезгин и табасаранцев. Торговые пути в Дербент проходили через лезгинские и табасаранские аулы.
Торговый путь под названием «Шекинская» или «Анапская дорога» шел через Ахты, Рутул, Кази-Кумух, Согратль, Голотлинский мост, по Аварскому койсу, Андии, через Чечню, Кабарду и далее к берегам Черного моря. Эта дорога связывала Ширван, Шекинское ханство (Нуха, Ганджа) через Дагестан с Северным Кавказом.
Академик Гмелин справедливо сообщал об обширной сухопутной торговле Дербента и об участии в ней горских народов. «Провинция Гильянская и город Шемаха, — писал он,— снобдевают Дербент разными бумажными и шелковыми материями..- кои променивают лезгинским и горским татарам на один род тонкого сукна, которое ими ж самими в горах приготовляется» [12]. Он же писал далее, что железо, сталь, свинец «лезгины и другие охотно покупают и хорошо за оные платят.
Большим торговым центром был крупный лакский населенный пункт Кази-Кумух, куда периодически собирались торговцы из различных областей Кавказа.
Для агульцев и рутульцев Кази-Кумух был основным местом сбыта своей продукции и покупки необходимых товаров. Агульцы и лезгины назвали Кази-Кумух лакским городом (Яхул-шагьар), что свидетельствует о крупном торговом значении его в жизни горских народов.
На развитие торговли Дагестана положительное влияние оказывали крупнейшие центры Азербайджана: Нуха, Шемаха, Баку, Куба и др. В начале XVIII века Шемаха был крупным для того периода городом с развитой промышленностью и торговлей.
В 1715 году русский посол в Персии писал, что лезгины «имеют в Шемахе особливый караван-сарай,…который и называется лезгинский, где они со своими караванами останавливаются с товарами»2^
Однако общая отсталость экономики и низкий уровень производительных сил натурального хозяйства тормозили развитие торговли.
Губительное воздействие на торговлю оказывали беспрерывные войны, в ходе которых уничтожались созданные руками горцев материальные ценности, разрушались производительные силы, опустошались целые районы, угонялись в плен тысячи людей.
Тормозили торговлю и непрерывные междоусобные распри, феодальные войны, столкновения союзов «вольных» общин, а также взимание пошлин при проезде торговцев через феодальные владения.
Наконец, развитию торговли мешало почти полное бездорожье, особенно в горах, где основными путями передвижения служили узкие тропы.
Рамазанов Х.Х.,
доктор исторических наук, профессор
[1] И. Г. Гербер. Описание стран и народов вдоль западного берега Каспийского моря. 1728. История, география и этнография Дагестана (XVIII—XIX вв.). М., 1958 ,стр. 104.
[2] Там же, стр. 108.
[3] История, география и этнография Дагестана XVIII—XIX вв., стр. 142.
[4] Там же, стр. 128.
[5] Б. Ф. Добрынин.’ География Дагестанской АССР. Буйнакск, 1926, стр. 88.
[6] История, география, этнография Дагестана XVIII—XIX вв., стр. 152.
[7] См. X. — М. Хашаев. Занятия населения Дагестана в XIX веке. Махачкала, 1959, стр. 44.
[8] История, география, этнография Дагестана XVIII—XIX вв., стр. 81.
[9] Хроника войн Джара в XVIII столетии. Баку, 1931, стр. 27.
[10] История, география и этнография Дагестана XVIII—XIX вв., стр. 128.
[11] М. А. Полиевктов. Материалы по истории Грузии и Кавказа, вып. IV, 1937, стр. 289.
[12] Самуил Готлиб Гмелин. Путешествие по России для исследования всех трех царств в природе, ч. III, СПб., 1785, стр. 9, 21.\
Основные занятия населения Лезгистана в XVIII в.