Абдулгамидов Н.А
Восстание 1877 года в Лезгистане: Движущие силы
Народ между огнем и водою
Не восстать народ не мог. Тому были причинами и тяжелое его положение, и гнусные интересы духовенства, и двуличие беков, наибов, горцев-милиционеров, и, наконец, подходящий повод — война.
После покорения Южного Дагестана русскими (Дербент, Куба — в 1806 году, Кюра — в 1812 году, Ахты, Рутул — в 1839 году) между горцами пронесся слух, что их детей будут брать в солдаты на 25 лет и вообще свободе пришел конец. Это заставило их покинуть родину, за которую проливали кровь, и искать убежище в Стамбуле, как они звали Турцию вообще. Да и после смерти здесь схоронить свои кости среди «гяуров» грешно было, ибо они должны были помнить ежечасно «страшный суд» («киjамат»).
Кроме этого, для подавляющей части населения к экономическому гнету со стороны местных богачей добавилась необходимость пополнения царской казны. Двойной гнет вынести было тяжело. Поэтому потянулась со скрипом длинная вереница арб, особенно из Ахтов, покрытых сверху разноцветными коврами, сказав последнее «прости» своей родине. Люди направлялись к «обетованному» Стамбулу, но вскоре розовые мечты рассеялись. Сохранились неполные записи Абдула — сына переселившегося в Турцию в 1870 г. курушца Гаджи молла Магомеда сына Абдулла Эфенди:
«Отец наш несколько раз ездил в Ахты за документами, платил русским налоги вперед на десять лет… Провожала нас из Куруша вся молодежь, я, мои сестры плакали… Нам выдали по одной палатке на семью. В Батуме одни сели на корабли и направились в Константинополь, другие семьи решились в Карс. Всю дорогу отец был мрачен… Потеряли мы волов, дети плакали, прося есть. Из Карса переселенцев рассыпали по окрестным селениям, чтобы их селить там. Отец осматривал те места и, прибывши, сказал: «Места скверные, курды воровской народ, у наших женщин башмаки воровали…, надо вернуться на родину!» Я обрадовался. Обратная наша дорога пролежала через города Тифлис, Шемаха, Куба. Близость родины чувствовалась, и мы рвались все вперед, забыв усталость. Прибыли в родное село — «Алхамдуллах!» — произнес отец, наконец, кончились адовы мучения. Пришли домой — одни развалины. Устроились у родственников. Весной стали переселяться другие, привозя также горестные известия о судьбе переселенцев…
Были, правда, и такие, которые хвалили новую родину, но многие желали переселиться обратно, если бы то было дозволено русским правительством, но те, которые приехали обратно, лишились многого добра, и началось воровство… Выяснилось, что нашим добром завладели сельские мироеды…».
Наивные дети гор имели симпатии к единоверной Турции, поэтому правительство турецкой державы постоянно использовало их в своих целях. Желание султана считалось святым для каждого мусульманина. Большая часть народной массы требовала свободу, налоги и повинности слишком ей надоели. Кроме того: гербовый сбор, штрафы, взяточничества, вымогательства, отведение земель гарнизонам…
Жители сел. Ахты жаловались, что воинские чины укрепления «созывали к себе жен, расплодились» и нашли возможным основать деревню перед крепостью…
Окружное начальство арестовывало или штрафовало тех, кто при встрече не отдавал честь или не снимал шапку. Чиновники не входили в нужды масс, не принимали мер, чтобы облегчить положение голодающих. Бедняки были в полной зависимости от торгашей, увеличивались подати в пользу беков. Преследовали тех, кто говорил правду, а лжецы подлаживались ко всем. Ужасная была жизнь для народных масс. Но все же под властью «белого» царя была хоть какая-то определенность, но об этом горцы узнают в результате восстания.
Может сложиться впечатление, что местную аристократию устраивали порядки, сложившиеся после подавления восстания Шамиля. О ее жизни пишет очевидец: «9 июля 1874 г. в Ахтах состоялся праздник цветов. На этот раз праздник был нарочно устроен по случаю прибытия в Ахты начальника Южного Дагестана и совершался с большою торжественностью. Утром началась ружейная пальба. Праздником руководил «шах». В полдень явились перед домом окружного начальника около 50 разряженных девиц и женщин с большими медными подносами на голове, на которых находились вишни, мед, яйца, орехи, изюм, финики, сыр, масло, конфеты, чуреки, напитки… две сахарные головы, сваренный баран, большой ковер и бык для заклания. Окружной начальник не согласился на заклание быка, ковер приказал отнести в мечеть, а ахтынцев щедро наградил деньгами… Мужчины потанцевали танец с шашками. Затем на большую площадь и на большом столе были обставлены кушанья, и даже шампанское. Подавали и чай…».
Разумеется, торжества эти были организованы не народом, а аристократией, тогда как же могло случиться, что именно она через три года возглавила восстание народа против царя?
Начнем с духовенства, под сильным влиянием которого находился окованный во мраке невежества народ, ибо следовало бы поступать так, как поступает сам мулла, а не так, как он советует, потому что он себе проводит санную дорогу, а другим показывает мышиный след. Муллы кричали: «Вот из-за безбожников нам посылает Аллах ужасные беды, все вы упадете с моста Суратил в ад, где вас проглотят большие змеи!»
Духовных лиц округов, селений фактически встревожило наступившее просвещение. В 1866-76 гг. русские ученые посещали Южный Дагестан. В. Докучаев изучил р. Самур; Ф. Репрухт, Г. Радде, Н. Кузнецов, А. Попов побывали для изучения флоры и фауны в Ахтах, Куруше, Рутуле; А. Беккер к тому же производил этнографические исследования; 3. Абих, Н. Буш изучали геологию; в лезгинские горы приехали художники Ф. Рубо, Г. Гагарин.
Но особенно духовных наставников напугала деятельность Петра Карловича Услара, стремившегося дать лезгинам письменность.
Петр Карлович Услар
Интересные подробности о своих занятиях он сообщил военному губернатору Дагестанской области в 1871 году: «… В продолжение 11-летнего пребывания моего в Дагестане в занятиях моих участвовало около 20 горцев, а теперь, вследствие тяжелых условий, их осталось только двое. …/Один из них/ — житель Кюринского округа, сел. Мамрач, письмоводитель окружного суда Казанфар Зулфугар оглы, с 1867 г. командированный в мое распоряжение. При исключительной помощи его я успел составить обширную грамматику, хрестоматию и словарь лезгинского языка… Он служит мне деятельным помощником при исследовании и табасаранского языка… Сверх того, для упражнения лезгин в чтении, написал книгу, которая готова для печати«. Это была книга Казанфара «Азбука», изданная в Темир-Хан-Шуре в 1871 г. (подлинник хранится в ЦГИА Грузии). А в ответ губернатор написал: «Если удается нам лезгинский язык, он может остановить распространение арабского языка, совершенно непонятного в массе, но и со временем вытеснит его из употребления по гражданским делам и этим он даст нам возможность сноситься с народом не через духовных лиц на арабском языке, а через людей, обучавшихся лезгинской грамоте. И это ослабит связь с мусульманским Востоком, т.е. с фанатизмом «.
