По мере приближения войны с Россией Иран способствовал обострению русско-кавказских отношений. С этой целью иранские агенты добивались продолжения и расширения выступления населения Северного Кавказа против России.
В связи с подготовкой Ирана к новой войне с Россией произошел резкий поворот не без влияния Англии в ирано-турецких отношениях1. Так, в марте 1823 г. при активном посредничестве англичан был заключен Эрзерумский мир между Ираном и Турцией2. Хотя эта война была удачной для Ирана, но Эрзерумский договор не предусматривал для него никаких преимуществ. Все территории Турции, занятые иранцами, возвращались ей. Более того, Иран обязывался выплатить Турции 15 тыс. туманов в виде компенсации за причиненный ущерб в годы войны3. Такая уступчивость Ирана объяснялась тем, что, готовясь к войне с Россией, шах не хотел обострять отношений с Турцией4.
Успехи иранских войск в войне с Турцией 1821 — 1823 гг. еще больше усилили реваншистские настроения при шахском дворе. Войска Аббас-Мирзы под руководством английских инструкторов непрерывно обучались военному делу. Подстрекая шаха, Англия обещала в случае войны с Россией ежегодно предоставлять Ирану по 200 тыс, туманов. Высшие иранские чиновники, окружение шаха, подкупленные англичанами, всячески подогревали реваншистские настроения Аббас-Мирзы5. Сообщая эти данные, российский консул в Иране Я. К. Вещенко (30 мая 1825 г.) писал! «Здесь все говорят о войне с Россией»6.
Между тем американский историк, обеляя политику Англии, утверждает: английские дипломаты в Петербурге «рассматривали вовлечение России в иранские дела как вопрос, могущий иметь незначительные последствия для британских интересов в этом регионе… Поэтому англичане не субсидировали Иран в период русско- иранской войны»7.
Наоборот, иранские историки Н. Наджми и А. Т. Бахши считают, что Англия была заинтересована в этой войне и играла активную роль в ее происхождении. Насир Наджми обоснованно доказывает, что Англия и Франция, чтобы «ослабить Россию, решили помочь Турции в русско-турецком конфликте из-за Греции и натравить Иран против России». Он пишет, что «… англичане, узнав что шахский двор настроен против России, решили использовать для этой цели Алияр-хана» Они обещали ему провозгласить его в Хорасане и Герате шахом8. А. Т. Бахши также подчеркивает: «Фатали-шах, надеясь на помощь англичан на основе договора 1814 года, согласно которому Англия обещала Ирану дать войска и оружие или 150 тыс. туманов, напал на русский гарнизон, дислоцированный в районе озера Гекче. Так и началась война»9.
Высшее мусульманское духовенство, которое имело в стране сильное влияние10, вело в мечетях открытую пропаганду войны против России, требовало выступления в «защиту братьев-мусуль ман», изгнания «русских за Кавказский хребет»».
Шах и его окружение, возлагая всю вину на Россию в развязывании второй русско-иранской войны, писали, что русские захватили иранские области Гекча, Гуни, Белуклу и поэтому началась война12. Этой же официальной точки зрения придерживаются некоторые современные иранские историки 13. Так, Саид Нафиси указывает, что постоянная угроза Ирану со стороны России была причиной двух войн с ней14.
Из современных иранских историков Насир Наджми и Ахмад Тадж Бахши более подробно анализируют предпосылки и причины второй русско-иранской войны. Они справедливо обвиняют обе стороны в возникновении этой войны. Однако при этом они считают Россию более агрессивной и воинственной страной, приписывают ей далеко идущие захватнические планы. Предпосылки войны анализируются в 3-х главах монографии Насира Наджми «Причины русско-иранской войны (второй период войны)» (с. 208—210), «Провокации для войны» (с. 219—220); «Провокации русских и события, которые привели к войне» (с. 212—215). Наджми Н. обвиняет окружение шаха, высшее духовенство, бывших ханов и сепаратистски настроенных правителей Кавказа, а также Англию в развязывании войны. Но при этом он необоснованно выдает Аббас-Мирзу за противника войны.
С другой стороны, говорил Наджми Н., «русские также провоцировали эту войну, захватив некоторые пограничные районы (р-оны озера Гекче, р. Чочандар-чай и другие)15. A. Т. Бахши указывает, что Гюлистанский договор «не удовлетворял ни Россию, ни Иран. Было ясно, что война неизбежна между ними». Иран не мог примириться с потерей» своих территорий, а Россия, несмотря на намного выгодный для нее Гюлистанский договор, не хотела на этом остановиться, ставила перед собой цель-достичь любым способом Персидского моря»16.
В действительности главным виновником войны был Иран17. Правящие круги Ирана, подстрекаемые Англией, сразу после Гю- листанского мира готовились к войне и искали повод к ее развязыванию. Иранские войска беспрерывно вторгались в пределы Кавказа, подвергая разорению жителей пограничных районов18.
Предъявляя исключительные права Ирана на спорные пограничные районы, шах Аббас-Мирза отказывался подписать акт or 28 марта 1825 г. об урегулировании пограничной линии19. О далеко идущих экспансионистских планах Ирана свидетельствуют письма сердара (главкома) Хусейн-хана Меньшикову от 30 августа 1826 г. Обвиняя А. П. Ермолова и С. И. Мазаровича в неприязненных отношениях Ирана с Россией, он пишет: «Твердая граница и мир будут только тогда, когда для означения пределов обеих сторон положим большие и ясные знаки, как-то: Каспийское море и Кавказ»20. Это же подтверждает сам Аббас-Мирза. Так, например, Аббас-Мирза, требуя сдачи крепости Шуши, заявлял ее защитникам, что Иран заключит мир с русскими «не иначе как на р. Терек»21.
Рассчитывая на поддержку Англии, шах объявил о расторжении Гюлистанского договора. Для урегулирования назревшего конфликта в начале 1826 г. из Петербурга в Тегеран была направлена миссия князя Меньшикова22, которой было поручено ценою уступок некоторых территорий мирно урегулировать отношения с Ираном. Однако эта миссия не имела успеха. Высшее духовенство и англичане добились срыва переговоров. Так, тавризский Муштеид требовал от Аббас-Мирзы быть твердым в переговорах с русскими, заявляя, что только оружием можно вернуть Ирану утраченные мусульманские области Кавказа и Грузию. По сообщению русского поверенного в делах С. И. Мазаровича, «рассуждение сие происходило в совете при Аббас-Мирзе и, между прочим, наиболее пользующийся доверенностью его, Сурхай-хан Казикумухский ручался, что, имея много приверженцев и сильные между горскими народами связи, он возбудит их против нас и многочисленные полчища их обратит на Грузию»23.
23 июня 1826 г. была опубликована фетва24 высшего духовенства, в которой России объявлялась священная война. Через месяц иранская армия вторглась в пределы Кавказа25. Иранские войска, воспользовавшись фактором внезапности, заняли некоторые области Закавказья, осадили город Шушу.
Начиная войну, Иран рассчитывал на поддержку со стороны мусульманского населения, проирански настроенных правителей Кавказа, прежде всего Дагестана26. Правящие круги Ирана надеялись также на успех подготавливаемого ими восстания мусульман Кавказа против России. Уверенность эта у Ирана складывалась ложными заверениями бывших правителей Закавказья и Дагестана, а также определенной части мусульманского духовенства о готовности мусульман встать на сторону Ирана27.
Меньшиков в июле 1826 г., будучи в Иране, писал: «На военные способы свои персияне не полагаются, но вся надежда их состоит в народной войне за веру и основывается на возмущениях, издавна ими приготавливаемых»28.
Еще накануне войны шахские агенты усилили проиранскую деятельность среди горцев Северного Кавказа29. Перед войной агентами Ирана было спровоцировано несколько вторжений джарцев и дагестанцев в Кахетию30. Сразу же, перейдя Аракс, Аббас- Мирза отправил Сурхай-хана, его сына Нох-хана, сына Ших-Али-хана, царевича Александра для организации повсеместно восстаний в тылу русских31. Сурхай-хан был объявлен шахом полномочным вакилем Дагестана и снабжен воззваниями к горцам32.
Как отмечается в источниках, «в начале 1826 г. в Дагестане то там, то сям сильно ратовали персидские агенты»33. Наряду с угрозой наказаниями за отказ участия в «священной войне», иранские воззвания обещали щедрые награды тем, кто примет участие в этой войне. Так, эриванский сердар обещал за голову каждого русского, убитого на поле боя, по 130 руб.34
Действиями персидских агентов и мятежных феодалов в мае— июне 1826 г. «колебания умов в Дагестане усилились». Со своей стороны, Сурхай-хан по пути в Казикумух также призывал джарцев и табасаранцев оказать ему помощь в борьбе против русских35. В Табасаране не прекращал борьбу против русских также Абдулла-бек Ерсинский и его сын Заал. Как обычно, русские власти подозревали почти всех табасаранских беков в связи с персами36.
Со своей стороны, Ермолов и военно-окружной начальник Дагестана Краббе приняли меры для предупреждения возможных антироссийских восстаний, планируемых иранским правительством.
Наряду с арестами и физическим истреблением проирански настроенных феодалов, русские власти прибегали к политике «ласкания». Так, Абдулла-бек Ерсинский был убит37, некоторые беки Табасарана были сосланы в Астрахань и Сибирь, а с акушинцев Ермолов сложил налог и т. д. Поэтому в 1826 г. в Дагестане заметных выступлений против России не было. Некоторые волнения, производимые в Табасаране Абдулла-беком, вскоре прекратились после его убийства38. В том же году жители некоторых магалов были возбуждены против русских майсумом Табасарана Кыхлар-Кули-беком и его сыном. Но виновники были сосланы в Астрахань и выступления прекратились39.
Кроме того, в самом начале русско-иранской войны жители Эрпели, Караная и Ишкарты возмутились против Мехтишамхала. Они «приняли к себе Умалат-бека, но потом по настоянию жителей Кумуха, Мехтули, Дарго и Койсубу, отказались от него, тот бежал в Нуху…» — сообщал сам шамхал40.
Тем не менее по отношению к жителям этих деревень были приняты самые крутые меры. Так, «главные бунтовщики» были арестованы и сосланы за пределы Дагестана, а на плоскости, где на отгонных пастбищах находился их скот, были задержаны по указанию властей 4 тыс. голов скота, принадлежащих жителям этих сел. После чего взбунтовавшиеся жители вышеупомянутых сел «помирились» с шамхалом и дали аманатов41.
В самом начале русско-иранской войны жители Кубинской провинции были также возбуждены в связи с пребыванием там сына Ших-Али-хана с отрядом персидских войск42.
Таким образом, Сурхай-хану, Умалат-беку и другим сепаратистским феодалам, а также персидским агентам не удалось в 1826 г. и в последующем поднять население Дагестана на «священную войну». По выражению Ермолова, «Дагестан, многолюднейший и воинственный, пребывал в совершенном спокойствии, отзываясь, что новых властелинов он не желает»43.!
Дело в том, что к тому времени из видных руководителей антирусского движения в Дагестане в живых никто не остался, кроме Сурхай-хана. С другой стороны, чувствовалась усталость горцев после перенесенных потрясений. Самое главное, горцы были против установления над ними персидского господства. Они ненавидели иранских угнетателей. Для подтверждения сказанного сошлемся на следующие факты. Так, даргинцы передали воззвание Аббас-Мирзы Ермолову, заверяя его в лояльности их к России44.
Верную картину настроения умов в Дагестане в период русско-иранской войны 1826—1828 гг. дает письмо шамхала Тарковского Ермолову (конец сентября 1826 г.), в котором говорится: «Все жители Акуши, Дарго, Койсубу и всех вообще кумыкских магалов пребывают непоколебимо верны российскому правительству». Они единодушно говорят: «Мы, отцы и предки наши испытали персидских шахов как нарушителей договоров». Напомнив события в Дагестане времен Надир-шаха, они заявили, что «и от настоящих персиян ожидать нечего и что мы всего нами приобретенного не упустим из рук»45. Это подтверждают и другие факты. Так, в декабре 1826 г. император «за верность акушинцев при вторжении персиян в пределы Кавказа» объявил им благодарность, а некоторых правителей Дагестана, в том числе шамхала и Арслана-хана Казикумухского, наградил орденами46. Вышеприведенные материалы еще раз свидетельствуют, что причины последующих выступлений горцев против России надо искать в самом Дагестане.
Не только народы Дагестана, но и других областей Северного Кавказа сохранили спокойствие в период войны с Ираном. Так,
Ермолов в донесении императору от 4 сентября 1826 г. писал: «Народы, обитающие против Кавказской линии и даже чеченцы, самые буйные из них, покойны»’17. В то же время дагестанцы изъявили желание участвовать в войне против Ирана на стороне России. Так, в сентябре 1826 т. старшина общества Картали Курбан обратился со специальным письмом к Ермолову, где он изъявил желание «воевать против Персии со своим отрядом»48. В такой обстановке оппозиционные феодалы Дагестана (Сурхай-хан, Нох-хан и другие) оказались в изоляции, лишившись поддержки большинства горцев. Поэтому при первом столкновении в 1826 г. с милицией Аслан-хана Сурхай-хан потерпел поражение49. После этого Сурхай-хан, его сподвижники перебрались в «вольные» общества Дагестана, а затем в Джаро-Белокан, где продолжали призывать горцев к борьбе против России50.
Следует указать, что политической ориентации джаро-белоканских обществ придавали важное значение воюющие стороны. Ермолов старался удержать Джары от враждебных акций против России. Наоборот, Персия, «прекрасно понимая, что Джары—ворота и в Дагестан, и в Кахетию», старалась организовать восстание джарцев в тылу русской армии51. Среди джарцев орудовали также сепаратисты из Дагестана и Закавказья. Еще до начала войны в Джары был направлен Аббас-Мирзой для разведки полковник английской службы Монтис. В самой провинции старшины Гаджи-Махмуд п Оден-оглы были сторонниками Ирана и призывали к выступлениям против России и Грузии52.
В результате подрывной работы персидских агентов и проирански настроенных феодалов им удалось на общем джамаате, совете всех вольных обществ Джаро-Белокан, принять решение о выступлении против России и Грузии. Там же было решено отправить депутатов к Аббас-Мирзе. Депутаты должны были заверить шах-заде, что с прибытием персидских войск «все джарцы вооружатся немедля». Такая же депутация была отправлена в Нуху, к сыну Селим-хана с приглашением в Джары. Тем временем по приглашению тех же джарцев прибыл к ним Сурхай-хан, который к тому времени успел «завербовать в горах лезгин, вознаграждая каждого деньгами»53. Как справедливо полагает И. Петрушевский, «… эти акты были, по-видимому, делом рук антирусски настроенной группы кевхов, как и приглашение Сурхай-хана»54.
После приезда Сурхай-хана с Бейбулатом в Джары еще больше активизировалась деятельность антироссийски настроенных кевхов. Они с угрозой потребовали от елусийского султана принять их сторону. Но тот отказался. После чего отряды джарцев совершили несколько набегов на владения султана и на российские посты. Тогда же в Джарах было распространено воззвание Аббас-Мирзы, где говорится: «Непременно стараться истреблять русские войска, грузин и армян же отнюдь не трогать». Дагестанцам воззвание предписывало «действовать заодно с джарцамн». 10 августа 1826 г. джарцы вместе с дагестанцами вновь напали на русский пост Карагач. Было сожжено также одно село елусийского султана55. Обстановка в Джаро-Белоканской области стала накаляться. Однако победа русской армии в Шамхоре (3 сентября 1826 г.) изменила положение дел. Джарцы не решались на восстание, хотя к тому времени у оппозиции силы достигли 2 тыс. чел. Не помог делу и приезд царевича Александра в Джары. Во-первых, сам царевич после шамхорской победы русских проявил нерешительность. Во-вторых, к тому времени скончался Сурхай-хан. На джамаате мнения разошлись, и Александр уехал в Ели- саветполь. Планы их окончательно были расстроены победой русских войск над Аббас-Мирзой 13 сентября 1826 года. 16 сентября 1826 г. царевич Александр, который снова находился в Джарах, сбежал вместе с нухинским ханом за Куру; вслед за ними туда же отправились Бейбулат Таймазов и новоявленный елусийский султан Бала-бек56.
Как сказано выше, персидские агенты и сепаратисты Кавказа действовали и в других областях Северного Кавказа. Так, например, Нох-хан из Дагестана связался с чеченцами, осетинами, балкарцами и карачаевцами. По поручению Нох-хана Магомет Маюртупский стал «возбуждать не только чеченцев, но даже ингушей и осетин». Он распространял среди них прокламации и «кое-где сеял персидские деньги, доставленные ему ханом»57. Но все безрезультатно. Дигорцы и яндырцы не поддались. Однако тагауры приняли сторону муллы Магомета. В декабре 1826 г. семь тагаурских представителей вместе с муллой Магометом отправились в Дагестан к Нох-хану. Хан принял их благосклонно и «слегка поощрил персидским золотом». Для набора наемников хан дал им 500 червонцев. Тагауры, возбуждаемые ими, стали совершать набеги на Военно-Грузинскую дорогу58. Однако в Чечне в 1826 г.. несмотря на агитации персидских агентов и муллы Магомета, они не добились успеха. Как указывает В. Потто, «персидское золото также мало имело успеха…»59. Во главе мелких набегов в Чечне стоял Астемир, сподвижник Бейбулата по событиям 1825 г. Но чеченцы в большинстве своем не поддержали его.
Тем временем русские войска, подтянув свои резервы, в сентябре 1826 г. перешли в контрнаступление. За короткий срок войска Особого Кавказского корпуса очистили оккупированные территории Закавказья60. В этой обстановке иранское правительство снова усиливает подрывные действия среди горцев Северного Кавказа.
По-прежнему антирусская агитация велась под завесой ислама. Особенно усердствовал в Чечне и среди других народов Северного Кавказа Магомет Маюртупский. Главным организатором антирусских действий в 1827 г. на Северном Кавказе был Нох-хан (сын Сурхай-хана), который имел постоянную связь с Аббас-Мирзой и систематически получал от него деньги.
Так, «некоторые волнения умов в Чечне, в кумыкских владениях и отчасти между тагаурами, — читаем мы в источнике, — возбуждались персидскими эмиссарами.., причем душою волнений является всецело преданный персидскому шаху Нох-хан Казикумухский, старавшийся распространить смуту и на другие горские народы»61. Генерал-майор Лаптев (начальник левого фланга Кавказской линии до Эмануэля. — Д. Г. А.) в марте 1827 т. докладывал, что «подкупленные Нох-ханом кумыкские беглецы Ай- темир Бийарсланов и Аслан-бек, прибыв в Чечню, пытались уговорить народ к восстанию»62. В Маюртупе и Мичике они вместе с Магометом Маюртупским читали прокламацию шаха. Фирман персидского шаха, распространенный среди горцев Северного Кавказа в марте 1827 г., гласит: «…Я, шах Персии, Грузии и Дагестана, по окончании нашего рамазана буду с войском в городе Тифлисе* и очищу вас от русского порабощения… Если же я не учиню сего, то не буду в свете шахом Персии. К вам же по окончании уразы пришлю с войском Нох-хана, которого снабжу немалочисленною казною и награжу вас по заслугам… Только не покоряйтесь русским, а повинуйтесь моим предписаниям»63.
доктор исторических наук, профессор
ЛИТЕРАТУРА
- АКАК, т.- 6, ч. 2, с. 252—253. и Кузнецова Н. А. Указ. соч., с. 53—55.
- АКАК, т. 6, ч. 2, с. 255, 267; АВПР, ф. Спб. Гл. архив 1—9, 1817—1842, oiv 8, д. 6, л. 48, 211; см. также, с. 193—:198.
- АКАК, т. 6, ч. 2, с. 282.
- Кузнецова Н. А. Указ. соч., с. 55—56.
- АКАК, т- 6, ч. 2, с. 314—315, 324,
- Т а м же, с. 316.
- Atkin. М. Op. cit. р. 154, 156.
- Наджмм Н. Указ. соч., с. 216—217.
- Бахши А. Указ. соч., с. 71.
- Хосров Ц. Ярмо проклятия. Тифлис, 1914, с. 4.
- ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4311, с. 26—35^
- 12. ЦГВПА, ф. ВУА, д. 4311, ч. 1, л. 6—9 и АКАК, т. 6, ч. 2, с.347, 349, 367—370.
- Вина А. А. Указ. соч., с. 203.
- Нафиси С. Укав, соч., с. 90′.
- Наджми Н. Указ. соч., с. 212—215.
- Бахши А. Указ. соч., с. 63, 66. > 17- Кавказский сборник, т. 2, Раздел 3, cl 2—3; см. «Из запискок* графа Симоновича».
- АКАК, т. 6, Ч, 2, с. 284, 295 и ЦГИА Гр. ССР, ф. 16, д. 3333, л.1—2.
- Кавказский сборник, т. 22, с. 6—37, т. 21 (Материалы к* истории персидской войны. 1826—1828 гг.)
- АКАК, т. 6, ч. 2, с.
- Кавказский сборник, т. 22, с. 139—140.
- АКАК, т. 6, ч. 2, с» 310—311;, 320—331—334—339; См. также Материалы к истории персидской войны. 1826—1829 гг. Кавказский сборник, т. 21, с. 51
- «Записки А. FL. Ермолова», ч. 2, с. 165—166. См. также АКАК, т. 6, ч. 2, с. 326.
- Религиозное предписание.
- ЦГВИА, ф. ВУА, д. 482, ед. хр. 1Ю6, л.: 156—159 и АКАК, т. 6, ч. 2, е. 8„ 350, 354, 357, 358, 376—378.
- АКАК, т. 6, ч. 2, с. 349—350.
- АКАК, т. 6, с. 324—349.
- Та м же, с. 348. Л
- ЦГДА, ф. Ермолова, д. 340, л.; 14.
- ЦГИА Гр. ССР, ф. 2, д. 1311, л. 1—9, д. 3108, л.^2-6 и АКАК, т. 6, ч. 2, с. 19—324.
- ЦГИА Гр. ССР, ф. 16, д. 3333, л. 3—4 и АКАК, т. 6, ч. 2, с. 362 —371—372.
- Кавказский сборник, т. XI, с. 10—11; Дубровин H.Ф. Указ. соч., т. 6, с. 659—660.
- Кавказский сборник, т. XI, С. 3.
- АКАК, т. 7, с. 955, т. 6, ч. I, с. 795 и ЦГВИА, ф. ВУА4 д. 446, ед. хр. л. 24—25.
- ЦГИА Гр. ССР, ф. 16, д. 3333, л. 5—6 и АКАК, т. 6, ч. I, с. 84 — 85, 101, 372.
- Кавказский сборник, т. XI, с. 4.
- АКАК, т. 6, ч. 2, с. 70—71.
- Там ж е, с. 70; ЦГИА Гр. ССР, ф. 2, д. 2164, л. 1—5.
- АКАК, т. 7, с. 511.
- АКАК, т. 6, ч. 2, с. 102.
- Кавказский сборник, т. XI, с. 13.
- АКАК, т. 6, ч. 2, с. 102, 382—383.
- ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4290, л. 26.
- АКАК, т. 6, ч. 2, с.’372 и Кавказский сборник, т. XI, о. 183—184.
45. АКАК, т. 6, ч. 2, с. 101—103.
- ЦГВИА, ф! ВУА, д. 4311, л. 41—43 и АКАК, т. 7, с. 505.
- АКАК, т. 6, ч. 2, с. 372.
- АКАК, т. 6, с. 20, 372.
- ЦГИА Гр. ССР, ф. 1027, д. 415, л. 29—30; Кавказский сборник, т. XI, с. 11—12.
- АКАК, т. 6, ч. 2, с. 48.
- Петрушевский И. Указ. соч., с.
- Кавказский сборник, т. XI, с. 18—19.
- Там же, с. 21—22.
- Петрушевский И. Указ. соч., с. 96.
- ЦГИА Гр ССР, ф. 16, д. \ 3333, л. 54—55. 68-69, 80; д. 3395, л. 2, 4, 69; АКАК, т. 6, ч. 2, с. 386, 393, т. 7, С: 446.
- Кавказский сборник, т. XI, с. 28—33, 35; см. также, т. 22, с. 162—165 и АКАК, т. 6, ч. I, с. 794.
- Кавказский сборник, т« XI, о. 41 и т. 15, о. 336—337.
- Потто В. Указ. соч., т. 3, вып. 1 (Персидская война 1826 — 1828 гг.), с. 122 и т. 5, вып. I, с. 122.
- 59. Потто В. Указ. соч., т. 5, вып. 2, с!
- 60. Кавказская воина, т. 29, с. 132 — 145, 148—157; cmj также раздел 3, с. 20—40 (Материалы к истории персидской войны 1826—1828 гг.).
- Кавказский сборник,Чт. 15, с. 337.
- Там же.
- Т а м же; см. приложение I,. С. 445 и Потто В. Указ. соч., т. 5, вып. 2. с. 263—264.
© Источник: ДЖАХИЕВ Г.А. Дагестан в международных отношениях на Кавказе (1813-1829 гг,) — Махачкала, 1991. С.47-61.