Дальнейшее развитие феодальных отношений в Дагестане (XI — XV вв.)

 I   II   III   IV   V   VI   VII   VIII   IX   X   XI   XII   XIII

• § 1. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ДАГЕСТАНА
• § 2. ФЕОДАЛЬНЫЕ ВЛАДЕНИЯ ДАГЕСТАНА
• §3. СОЦИАЛЬНЫЙ СТРОЙ ДАГЕСТАНА в XI-XV вв
• § 4. УКРЕПЛЕНИЕ ПОЗИЦИЙ ИСЛАМА В ДАГЕСТАНЕ (X—XV вв.)
• § 5. БОРЬБА НАРОДОВ ДАГЕСТАНА ПРОТИВ ВНЕШНЕЙ АГРЕССИИ в XI—XV вв.
• § 6. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ НАРОДОВ ДАГЕСТАНА С НАРОДАМИ КАВКАЗА В XI—XV вв.
• § 7. КУЛЬТУРА НАРОДОВ ДАГЕСТАНА В V—XV вв.

В экономической жизни Дагестана описываемого периода ведущее место продолжа­ют занимать земледелие и скотоводство.

В прибрежном и Северном Дагестане, а также во многих районах внутреннего Дагестана были наиболее благоприят­ные условия для развития полеводства и садоводства. К чис­лу особенно распространенных сельскохозяйственных культур принадлежали пшеница, ячмень, рис. Широко было представ­лено виноградарство, мареноводство, шелководство, овощные культуры.

Из садовых культур наиболее распространены яблоки, вишня, айва, абрикос, груша, слива, грецкий орех. На равни­не, а также частично в горах, применялось искусственное оро­шение. Более широкое применение получила водяная мель­ница.

Будучи одним из очагов древнейшего высокогорного земле­делия, существующего здесь много столетий и характеризую­щегося особыми эндемическими сортами ячменя, пшеницы, льна и бобов, Дагестан дал преимущественно неполивные культуры. Голозерные крупноколосные, крупнозерные ячмени горного Дагестана отличаются своими высокими каче­ствами и продуктивностью. Столетия упорного труда по об­работке земли, по выведению в различных высокогорных оча­гах земледелия местных сортов выработали оригинальный и поучительный агротехнический опыт, в частности создали ин­тенсивную террасовую культуру, которая сочеталась с иде­альным использованием рельефа, с обработкой каждого клоч­ка, пригодного для земледелия.

В XI—XV вв. прослеживаются существенные изменения в хозяйственной деятельности населения. В горных районах Да­гестана значительно усиливается животноводческое направ­ление. Равнинные и предгорные районы специализируются на производстве зерна. В горных районах в связи с акцентирова­нием внимания на развитии животноводства, в частности то­варного, население оставляет многочисленные горные терра­сы, пашенное земледелие отступает на задний план.

Вместе с земледелием и скотоводством дальнейшее развитие получило ремесло, в

частности такие его отрасли, как обработка металла, оружейное и кузнечное дело, мед- ночеканное производство, ковроделие, войлочное и бурочное производство. На этой базе происходит процесс огромной важности — специализация производств в отдельных районах и аулах. В этот период быстро развиваются художественные промыслы, в связи с чем такие населенные пункты, как даргин­ские селения Кубачи, Харбук, лезгинские селения Микрах, Испик, лакские-—Кумух, Балхар, аварские — Гоцатль, Хунзах, кумыкское — Эндрей, превращаются в большие промысловые центры.

В ряде аварских районов широкое распространение полу­чило производство безворсовых ковров и сумахов. Многие аварские и лакские селения (Гоцатль и др.) славились мед- ночеканным производством, а также выделкой оружия и юве­лирными изделиями. Аварцы и лакцы изготовляли медную чеканную утварь почти для всех народов Дагестана. Лакское селение Балха’р давало превосходную керамику, а лезгины — столовую поливную керамику. Даргинцы славились выделкой оружия. Кубачинское оружие, литые котлы и светильники были известны далеко за пределами Дагестана. Многие южно- дагестанские селения специализировались на изготовлении ковров и сумахов. Когда дагестанская хроника «Тарихи Да­гестан» (XIV в.) указывает, что в пользу шамхала ежегодно взималось с жителей деревни Анди 8 штук шерстяной ткани, а с жителей Кубачей «30(мер) пороху» и т. д.,—-в этом мож­но усмотреть отражение огромных сдвигов в сторону специа­лизации производства.

Ряд аулов специализировался на производстве военного снаряжения, пользовавшегося в условиях борьбы Дагестана с внешними силами исключительным спросом. Еще в XII в., со слов путешественника Абу Хамида ал-Гарнати, «жители двух аулов, называемые зирихгеран, изготовляют все виды военного снаряжения: панцири, латы, шлемы, мечи, копья, луки, стрелы, кинжалы и различные виды медных изделий»; по данным арабского космографа XIII в. ал-Казвини — жи­тели рутульского селения Шиназ были искусны в изготовле­нии «панцирей разного рода и других видов оружия». Очевид­но, существовали и другие центры производства военного сна­ряжения.

Успехи в ремесле хорошо прослеживаются в строитель-

нам деле. Надписи рассматриваемого периода, строительная терминология свидетельствуют о том, что указанное время ха­рактеризуется оживлением строительного дела, ростом про­фессионального мастерства строителей. Большое число дати­рованных и недатированных строительных надписей и обя­зательное упоминание имени того, кто «построил здание», а также того, кто «написал» текст, дают право говорить о на­личии (в XI—XV вв. профессиональных мастеров-зодчих и мастеров архитектурно — декоративных работ.

Для надписей выработался обычный трафарет: сообщения о строительстве мечети, здания, крепости, имя строителя, имя того, кто приказал строить, имя резчика-каллиграфа. Однако обычно текст редко содержит все эти шесть элементов.

Дальнейшее развитие ремесленного производства, его усо­вершенствование привели к окончательному отделению ре­месла от земледелия. Ал-Гарнати так и пишет о жителях Зирихгерана: «Жены их, дети их, дочери их, слуги и служан­ки их — все они заняты в производстве этих изделий, и нет у них обрабатываемых земель (пашен) и садов». Отделение ремесла от земледелия дало дальнейший толчок развитию ре­месленного производства.

Как мы видим, ремесленное производство было присуще не только городам в полном смысле слова. В силу господства натурального хозяйства каждый дагестанский аул знал ре­месленное производство, а центры политических образований или крупные аулы в союзах сельских общин превращались по­степенно в центры экономической жизни. Такие древние ау­лы, как Хунзах, Кахиб, Урада, Цахур, Рутул, Ахты, Тпиг, Ку-

мух, Калакорейш, Харбук, Анди, Хучни, Чирах и др., стали центрами торговой и хозяйственной жизни.

Сдвиги в экономической жизни народов Дагестана нашли также отражение в процессе образования крупных населенных пунктов.

У всех дагестанских народов сохранились предания относительно отдельных крупных населенных пунк­тов, образовавшихся при слиянии пяти-семи аулов.

Объединение ряда мелких аулов вокруг одного, т. е. обра­зование крупных населенных пунктов,—процесс огромной важности. Складывается центр, вокруг которого ориентиро­вались другие населенные пункты. Объединение нескольких населенных пунктов вокруг одного еще более возвышало зна­чение территориальности общины. Укрепление населенных пунктов имело место как в феодальных образованиях, так и в союзах сельских общин. При этом в союзах сельских общин немаловажную роль играл военный фактор и стремление огра­дить общину от притязаний феодальных правителей.

Усилившийся процесс специализации производств привел к значительному оживлению рыночных связей. Во многих на­селенных пунктах возникают рынки, работавшие регулярно. Дагестанские селения поддерживали между собой постоян­ные торговые контакты. Еще в XIV в. балхарские гончары поставляли свои изделия почти во все дагестанские аулы и в Северный Азербайджан. Остатки характерных балхарских чаш XIII—XIV вв. найдены близ Дербента и сел. Испик Кубинского района, а лезгинская бирюзовая керамика XIII —XIV вв. получила широкое распространение в нагорном Да­гестане. Образцы этой керамики найдены в старых крепостях Аркас, Капчугай, у Ботлиха, в аварских селениях Кудали, Чох, Ругуджа, в лакском селении Балхар, даргинских селени­ях Кубачи, Калакорейш.

О развитии регулярных торговых связей между отдельны­ми районами Дагестана свидетельствует также наличие твер­до установившихся мер длины и сыпучих тел у всех народов Дагестана. Внутренняя торговля осуществлялась в основном путем обмена.

В экономической жизни Дагестана большое значение име­ли и внешние торговые связи с Северным Кавказом, Восточ­ной Европой, странами Ближнего Востока и Закавказья. Свя­зи дагестанцев со своими ближайшими соседями — азербайд­жанцами, армянами, грузинами, чеченцами, ингушами, кабар­динцами и др. —были уже регулярными. Многочисленные находки монет и монетных кладов в районе Дербента — сви­детельство оживленных тортовых связей Дагестана с сосед­ними странами, в частности с Ширваном и Ираном.

В истории Дербента XV в. мы сталкиваемся с интерес­ным фактом: еще свежи следы монгольских разрушений, на­селение города сократилось намного, и все же торговое зна­чение города не падает. Амвросий Контарини (XV в.) писал, что «со стороны моря все почти здания разрушены», что «ед­ва ли шестая часть всякого пространства, находящегося под горою, по направлению к цитадели, населена»; и в то же время дербентские купцы едут в Цитрахань с сорочинским пшеном, шелковыми тканями и другими мелкими товарами для «промена оных русским и татарам на меха и иные пред­меты, требуемые в Дербенте». В городе имелись владельцы судов, идущих в Цитрахань. Рыбий жир, приготовлявшийся в городе и употреблявшийся для освещения, а также для на­тирания верблюдов, развозили в большом количестве «по всем окрестным землям». Сохранение торгового значения при огромных разрушениях и сокращении числа жителей города объясняется усилением волжско-каспийской торговли и ис­ключительно земледельческим характером хозяйства, способ­ного к быстрому восстановлению.

Кроме торгового пути через Дербент (по Каспийскому мо­рю и прибрежной полосе) торговля осуществлялась в значи­тельной степени и через внутренний Дагестан. Здесь прохо­дил важнейший стратегического и торгового значения путь по линии р. Самур — Курах — Кумух — Чох — Гидатль — р. Андийское Койсу — Чечня. Этот путь, метко названный «великим путем народов», имел огромное значение в хозяй­ственной жизни внутреннего Дагестана. По нему горцы под­держивали регулярные связи с Северным Кавказом и Азер­байджаном. Связи же с Грузией осуществлялись через Вантлашенский и Кодорский перевалы. Путь через Аварию был хорошо известен, и им пользовались ,в международной практи­ке в тех случаях, когда проход через Дербент был недосту­пен по тем или иным политическим причинам.

Дагестан был втянут, таким образом, в круговорот широ­коразвитых товарных отношений. Земледельческие и ското­водческие районы горцев несомненно оказались заинтересо­ванными в торговых операциях, и это в свою очередь не мог­ло не влиять на хозяйственную жизнь дагестанских владений и обществ.

В XI—XV вв. продолжается процесс дальнейшего укрепле­ния ряда феодальных владений на территории Дагестана. Теперь государственные и этнические границы в ряде случаев уже не совпадают, как это имело место в предыдущий период. Дербент включал в свои владения также лезгинские аулы, Кумух — кумыкские, Кайтаг — кумыкские и лезгинские. Об­щая тенденция этого процесса заключалась в неравномерно­сти политического развития этих маленьких «государств». Ряд феодальных владений заметно усилился.(К XV в. наибо­лее влиятельными и сильными владениями в Дагестане стали Казикумухское шамхальство, Аварское ханство, Кайтагское уцмийство и Дербентский эмират. К этому времени усили­вается Табасаран, появляется Цахурское султанство. В то же время лезгинские земли, Зирихгеран (впоследствии Кубачи) значительно ослабевают, а Шандан, Филан, Карах еще с XI—XII вв. теряют свою самостоятельность. Централизация политической власти в одних владениях сопровождается по­литической раздробленностью других.

Дербент и прилегающие к нему земли, т. е,  небольшая часть Юго-Восточного Дагестана, до середины XII в. находились сначала в составе Ширвана, а затем — в вассальной зависимости от сельджуков Ирана. С середины XII и до начала XIII в. Дер­бент существовал как самостоятельное владение, независи­мый эмират.

Дербентский эмират сыграл немаловажную роль в поли­тической и экономической жизни Дагестана.

Границы Дербентского эмирата на севере и западе не вы­ходили за пределы города, а к югу он простирался на не­сколько десятков километров, охватывая часть земель Шир­вана. Однако Дербентский эмират просуществовал недолго: в 1239 г. он вошел в состав Золотой Орды, а с образованием государства Хулагидов продолжал, очевидно, оставаться в его составе вплоть до его распада на отдельные феодальные владения в середине XIV в.

С образованием четвертой, так называемой Дербентской, династии правителей (1382—1550), начавшейся с правления шейха Ибрахима I Дербенди, значение города усилилось, он стал наряду с Шемахой центром Ширвана. Преемники Ибра­хима I Дербенди добиваются полной самостоятельности и чеканят свою собственную монету.

В XVI в. Дербент оказался в руках персидских войск, кы- зылбашей и стал подчиняться непосредственно сефевидскому наместнику Ширвана. Вместе с окружающими его землями он составлял один из семи «улька» Ширвана. Город управ­лялся хакимом, назначенным шахом. Правителям Дербента подчинялось много близлежащих селений.

Территория Серира значительно расширилась. Если авторы IX в. понимали под на-званием Серир территорию современной Аварии, то арабские и арабоязычные историки и географы, писавшие в X—XIII вв., под этим названием начинают под­разумевать территорию, превышающую размеры собственно Аварии.

Авария активно вмешивается во внутреннюю жизнь Дер­бента, Ширвана, заключает соглашения с другими кавказски­ми владениями; усиливается власть правителя Аварии. Он вступает в родственные связи со многими правителями Кав­каза. В XI—XII вв. среди дагестанских владений Серир и Кайтаг выступают как наиболее активная сила.

Один из значительных населенных пунктов Дагестана, Хунзах, становится главным центром Аварии. Этим и можно объяснить попытку этимологизировать Хунзах через «Хан-забах» («место пребывания ханов»).

Не случайно поэтому дагестанские хроники часто упоми­нают Хунзах. В одной из них, под 654 г. (1266) записано, что после смерти Абдул-Муслима, «имама Аварии», «на его место стал амир Хунзаха из рода Сураката, и в руках его остался султанат, и был многочисленным его род… Все амиры Хунза­ха из рода Сураката…».

B XIV—XV вв. Аварское нуцальство (в позднейших до­кументах— ханство) еще более усиливается.

Обнаруженное недавно «Завещание Андуника», датируе­мое 1485 г., дает очень наглядное представление о границах Аварии: «обрати внимание на границы земель, которыми вла­дели твои предки, и управляй так, как они управляли. Пер­вая граница со стороны запада — это Миясугатан («часовня Миясу»), вторая — со стороны Востока, из средины аула Гоцатль, третья — со стороны юга, от Хучада до Голотлинексго моста, четвертая — со стороны севера от Салагоры до Таргу».

Усиливается также Казикумухское шамхальство с сел. Кумух, или Казикумух, Кайтагское уцмийство.

В обоих этих феодальных владениях про­исходит процесс накопления внутренних сил, рост территории, усиление власти местных правителей.

Столицей уцмийства было селение Калакорейш. Здесь со­хранилось «уцмийское кладбище», а внутри мечети располо­жена могила Ах.с.б.р, сына Хиздана, «владельца Кала­корейша», палеографически относимая к XI—XIII вв. Это самое раннее известие о калакорейшских правителях; воз­можно, имеется в виду предок кайтагских уцмиев. К XIII в. Кайтагское уцмийство усиливается, расширяется его террито­рия за счет Шандана и Уркараха.

Время наибольшего расцвета Кайтагского уцмийства — XIV—XV вв. Согласно сведениям, извлеченным из коллекции кайтагских рукописей, потомки уцмия Султан-Мухаммед-ха- на управляли крепостями в Докуз-паре, Табасаране и нахо­дились в родственных связях с правителями Ширвана. Одно время правитель Кайтага распоряжался землями вплоть до Тарное. К концу XIV в., после похода Тимура, под влияние Кайтага подпал и Зирихгеран.

Резиденция уцмиев, находившаяся в Калакорейше, а за­тем в Уркарахе, в XIV в. переносится в Маджалис, подчерки­вая тем самым претензии кайтагских уцмиев на равнинные земли.

В Казикумухском шамхальстве так же, как в Кайтаге и Аварии, происходил процесс накопления внутренних сил, тер­риториального роста, усиления власти местных правителей. Продолжалось это до 1240 г., когда монгольские полчища разгромили Кумух, столицу владения, истребили род местных правителей, заменив его новым. Но пребывание монгольских войок было кратковременным, и Казикумухское шамхальство не только восстанавливает свое положение, но и усиливается. Кумух становится не только политическим и экономическим центром шамхальства, но и форпостом мусульманства в лак­ских и соседних землях, в частности аварских.

В конце XIV в. власть казикумухских владетелей еще более усиливается. Шамхал казикумухский поддерживал «грозного завоевателя» Тимура во время его похода в Дагестан. Тимур богато одарил его, сохранил за ним власть и владения, а казикумухские феодалы закрепили за собою земельные участки.

В XV в. влияние шамхальства на политическую жизнь со­седних земель, особенно южнодагестанских, возрастает. В об­наруженной недавно так называемой «Хронике Абд ал-Хайа» дается довольно подробное описание взаимоотношений селе­ний Хурюг, Рутул, Ахты и той роли, которую сыграл шам­хал в улаживании конфликта между аулами. Особенно харак­терно то, что в документе шамхал назван «вали Дагестана».

Прибрежная полоса, занятая кумыками, также оказалась под властью казикумухских и кайтагских феодалов. В раннесредневековых источниках нет никаких сведений о кумыках, хотя к XIII в. сложилось основное ядро кумыкского народа и устанавливается экономическая, политическая и языковая общность на территории Кумыкской равнины.

Отсутствие сведений о кумыках можно объяснить отчасти тем, что территория эта, постоянно подвергавшаяся инозем­ному нашествию, была в сфере политического влияния Дешт-и Кипчак, а затем Золотой Орды. Таким образом, ку­мыки, сложившись в народность, не успели создать самостоя­тельную государственность. Прослеживается это и в после­дующее время, т. е. в XIV—XVI вв., когда два сравнитель­но крупных феодальных образования — Казикумухское шамхальство и Кайтагское уцмийство включили кумыков в рамки своих государств.

Если в IX—X вв. Зирихгеран называют «царством», то в XII в. это уже просто «селение», по описанию ал-Гарнати. Это можно объяснить или тем, что часть земель Зирихгерана была захвачена дру­гими владетелями (например, правителем Кайтага), или же процессом слияния отдельных населенных пунктов в более крупные. Для XI—XIII вв. наиболее приемлемо второе поло­жение, ибо самостоятельное существование Зирихгерана про-

слеживается еще в конце XIV века.Зирихгеран представлял еще сильную политическую единицу: в середине XII в. жители Зирихгерана оказали достойное сопротивление правителю Дербента, с большим войском задумавшего подчинить Зирихгеран. В конце XIV — начале XV в. Зирихгеран подпал под влияние Кайтага.

У арабских авторов под названием «Лакз»  подразумевается, как и раньше, район расселения представителей лезгинской группы языков (кроме табасаранцев), Йакут о Лакзе оставил следующее характер­ное описание: «…страна ал-Лакз, они народ многочислен­ный… (у них) деревни благоустроенные и районы многочис­ленные».

Создается впечатление, что Лакз был единой территорией с единым центром. Однако привлечение эпиграфического ма­териала показывает, что в XIII—XV вв. Южный Дагестан уже не знает политического единства. В итоге политической раздробленности территории Лакза такие населенные пункты, как Ахты, Цахур, Рутул, Курах, Хив, Тпиг, Хнов, стали цент­рами самостоятельных союзов сельских общин.

Среди «главных городов» Лакза в XIII в. называется сел. Цахур. В конце XV в. значение Цахура усиливается. Он становится центром Цахурского султанства, включившего ряд цахурских и азербайджанских сел и принимавшего деятель­ное участие в политической жизни Дагестана и Азербай­джана.

На примере Цахура можно наглядно проследить, как со­юз сельских общин постепенно теряет свою самостоятель­ность и превращается в феодальное владение. В середине XIII в. о Цахуре записано, что «нет главаря» у них. Проходит более века, процесс феодализации отражается в источниках уже более отчетливо. В Цахур, согласно преданию, в XV в. прибыли «беки или дворяне» из сел. Хоца, из которых был избран цахурский правитель. Последний стал укреплять свою власть за счет захвата общинных земель.

Табасаран в источниках XII—XIII вв. упоминается уже редко.

Значение его резко падает. Йакут писал, что «Табаса­ран — (одна) из областей Эрменийи, и она незначительная область». Ал-Гарнати (XII в.) сообщает, что страна была разделена на 24 рустака. Это были признаки политического упадка раннефеодального владения. Очевидно, в начале XIII в. Табасаран потерял свою самостоятельность под уда­рами монгольских орд. Этим и можно объяснить, что при описании событий XIII—XIV вв. он совершенно не упоми­нается. Однако в XV в. Табасаран неожиданно вновь усили­вается, приобретает самостоятельность, начинает принимать активное участие в политической жизни Дагестана.

Хозяйственные успехи дагестанцев, значительные сдвиги в области земледелия, ско- товодства, ремесла и торговли не могли не повлечь за собой усиления имущественной и, следовательно, социальной дифференциации. Изучение немногочисленных имеющихся источников позволяет говорить о дальнейшем про­цессе феодализации.

Характерные особенности усилившегося процесса феодаль­ного развития Дагестана в XI—XV вв.— это централизация политической и экономической власти феодалов и рост фео­дальной собственности в одних владениях и процесс феодаль­ной раздробленности и политической децентрализации — в других. Правда, феодальная раздробленность характерна лишь для нескольких владений, но это была тенденция, ко­торая в последующие периоды проявилась и в других райо­нах. Возникает большое число союзов сельских общин, зна­чение их усиливается.

Положение это хорошо иллюстрируется на примере Табасарана. Вот что пишет ал-Гарнати в своей книге «Подарок умам и выборки диковинок» (1162 г.) о социальной жизни Табасарана: «Там двадцать четыре рустака, в каждом из которых находится сарханг наподобие эмиру…».

Рустаки, о которых здесь идет речь, это не отдельные населенные пункты, а группа деревень, волость, как неодно­кратно объяснял значение этого слова В. В. Бартольд. Слово же «сарханг» в данном контексте переводится академиком Б. А. Дорном как «старшина» или «начальник».

Известие ал-Гарнати приобретает особую ценность, так как указывает на наличие групп селений (рустаков), объе­диненных под властью одного правителя. Сарханги сравнива­ются с эмирами, т. е. феодальными правителями.

Децентрализация власти к XIII—XV вв. была совершив­шимся фактом и в Лакзе, где выделилось несколько мелких союзов, объединивших примерно до 10—15 аулов. Можно предположить, что и в Аварии к XV в. выделилось несколько «вольных обществ», добивавшихся полной независимости.

В тех районах, где наблюдается процесс укрепления по­литической власти феодальных правителей, предполагается процесс дальнейшего увеличения феодальной собственности на пастбищные и пахотные земли и рост условного землевла­дения.

Большую роль в социальном развитии Дагестана сыгра­ло рабство, оказав важное влияние на весь ход развития фео­дальных отношений.

Продажа рабов была одной из основных статей дохода местных правителей. Поэтому в XI—начале XIII в. в связи с оживлением работорговли в странах Ближнего Востока учащаются попытки к захвату рабов. Средоточием работор­говли был Дербент, так как он лежал на пути в Восточный Кавказ, куда приводились рабы греческие, печенежские, ха­зарские. Среди товаров Дербента автор XIII в. называет «рабов и очень красивых девушек-рабынь». Товары Серира также включают «рабов, девушек-рабынь». «Худуд ал-алам» пишет о многочисленных пленниках, которые попадали в му­сульманские страны из областей Алан и Серир. Дагестанские феодальные владетели совершают целую серию взаимных военных нападений с целью захвата добычи и пленных.

Арабский автор XIII в. Ибн ал-Асир приводит сведения, позволяющие говорить о значительной роли работорговли в последующее время, в частности в XII—XIII вв. После того как кипчаки были разбиты монголами в северокавказских степях, пишет он, они пробрались в Южный Дагестан, где столкнулись с объединенными силами ширванцев, лакзов и грузин (курджи), которые «уничтожили их, убили, грабили и захватили в плен, так что кипчакский раб (мамлюк) прода­вался в Дербент-Ширване по (самой) низкой цене». Послед­няя фраза говорит и о значительности и о регулярности ра­боторговли на Восточном Кавказе.

Рабский труд широко использовался в домашнем хозяй­стве, ремесле, при строительстве оборонительных сооружений. Большое число рабов было в середине X в. в Семендере. В Зирихгеране же «рабы и служанки» заняты в XII в. исклю­чительно в производстве металлических изделий. Рабский труд находил применение во всех феодальных владениях.

Отголоски рабства сохранились в топонимике Дагестана и в позднейшие времена. Во многих дагестанских аулах со­хранились кварталы «рабов». Почти в каждом ауле можно было встретить тухум «лагал» — тухум «рабов».

Однако основой производственных отношений рабство не стало. В Дагестане оно не приняло формы классического рабства. В местных условиях, где небольшие земельные участ­ки давно обрабатывались на правах собственности отдель­ных семей, труд общинника был более производителен, чем труд раба. Способствуя феодализации дагестанского общест­ва, рабство оставалось в рамках патриархальных.

В ходе усиления феодализации дагестанских обществ осо­бенно остро встал вопрос об охране частной собственности.

Исторические памятники изучаемого периода не дошли до нас, но в некоторой степени этот пробел восполняется эпиграфическими и топонимическими данными. В многочис­ленных надписях, относящихся преимущественно к XIII— XV вв., отдельные личности противопоставляют себя сель­скому обществу, присваивают себе право называться «вла­дельцами» дома или крепости, т. е. подчеркивают собствен-

ность на крепость, недвижимое имущество (таковы надпи­си из Рутула, Цахура, Гальмеца, Ахтов).

В ряде случаев «владетель» наделен особой титулатурой, свойственной восточным правителям и феодалам. Значитель­ная надпись XIII в. из Рича так восхваляет и возвеличивает правителя: «…амир славнейший, великий, поддерживающий, победоносный, борец за правое дело, стоящий на страже, ве­нец мира и религии Адам сын Абд ал-Малика сына Мухам­меда, да продлит Аллах славу его…».

Надписи на камне не упоминают о главном критерии фео­дального общества — о собственности феодалов на основное средство производства — землю, но они свидетельствуют о факторах, сопутствующих усилению процесса феодализации.

К таким факторам относятся, в частности, войны между отдельными обществами. Общества воевали друг с другом, привлекали соседей к борьбе против наиболее опасного про­тивника, заключали между собой военные союзы и т. д.

Рост имущественного и социального неравенства и жажда новой наживы еще более стимулировали феодальных прави­телей к совершению набегов, к организации грабежей сосед­них селений. Вот почему каждый средневековый аул — это отдельная цитадель, целая система оборонительных сооруже­ний. Аулы строились на вершинах гор, на труднодоступных скалах, на крутых берегах рек с целью создания естествен­ных преград. Редко можно найти аул (за исключением цент­ров политических образований), который строился бы на рав­нине, в долине. Строительство крепостей и оборонительных башен становится обычным явлением.

Из эпиграфических памятников мы узнаем о строительст­ве крепостей в Рутуле (1284 г.), Тпиге (XII—XIII вв.), Ахтах (XI—XIII вв.). Остатки крепостей сохранились до наших дней во многих дагестанских аулах (Кули, Кумух, Гапшима).

Дальнейшее развитие феодальных отношений происходило путем экспроприации об­щинных земель. Сельская община (джамаат) охватывала все селение и подразделялась на тухумы, причем, как писал М. Ковалевский, «…дагестанский тухум, подобно германскому и кельтскому роду, с самого начала имел характер имущественного союза, другими словами — земель­ной общины».

Сельская община давно уже не носила характера кров­нородственного союза: Господство сельской общины означа­ло, что на смену обществу, основанному на кровнородствен­ных связях, пришло «…новое общество, организованное в го­сударство, низшими объединениями которого являются уже не родовые, а территориальные объединения,— общество, в котором семейный строй полностью подчинен отношениям соб­ственности, в котором отныне свободно развертываются клас­совые противоречия…»В рамках одного селения, образовы­вавшегося в ряде случаев в результате объединения различных родовых или мелких территориальных групп, исчезает родо­вое начало.

Если первоначально каждый тухум занимал отдельный квартал, то теперь в одном квартале живет несколько тухумов или же представители одного тухума живут в различных кварталах.

В большинстве же случаев кварталы уже не связаны с тухумной организацией, они отражают топографию (верхний, нижний, средний кварталы), социальный и этнический эле­мент (къулияр — «рабы» и т. д.), занятие населения и т. д.

Отличительной особенностью социальной жизни народов Дагестана, наложившей отпечаток на своеобразие и степень развития феодальных отношений, является исключительная сплоченность сельской общины, всегда (самостоятельно или в союзе с другими общинами) выступавшей против притяза­ний феодальных правителей. Устойчивость сельской террито­риальной общины — вот ключ к пониманию многих вопросов общественно-экономической жизни Дагестана.

Устойчивость земледельческой общины обусловила тот уровень социальных отношений, который характеризуется как раннефеодальные или патриархально-феодальные. Феодаль­ные отношения сплошь и рядом были опутаны сетью патриар­хально-родовых отношений, хотя, конечно, в описываемый пе­риод не может быть и речи о господстве последних.

Земельная община не оставалась самодовлеющей, неза­висимой формой общественных отношений. Внутренние про­цессы, постепенно ведшие к феодализации, дополнялись и ус­корялись факторами внешними.

Активную роль в узурпации и монополизации общинных пастбищных и сенокосных участков играло феодальное госу­дарство, политическая власть. В истории феодальных отно­шений известны случаи, когда отдельные земельные угодья под самыми различными предлогами объявлялись «запретны­ми». Это было одним из путей перехода этих земель в собст­венность феодалов.

В Дагестане процесс захвата общинных земель происхо­дил аналогичным путем. Организация «запретных» участков приняла довольно значительные размеры, что нашло отра­жение и в дагестанских языках.

Попытки феодалов подчинить сельские общества встреча­ли упорное сопротивление сельских общин или их союзов. Надпись из сел. Тпиг, связанная со строительством крепо­сти и палеографически датируемая XII—XIII вв., представ­ляет в этом отношении наибольший интерес: «Вот подня­лись против нас все мусульмане. И вот было разрушено это селение и была построена эта крепость». Текст составлен от имени тех, кто вынужден был построить крепость после на­падения «всех мусульман». Под «всеми мусульманами» под­разумеваются, очевидно, жители селений, находившихся в по­литической зависимости от Тпига. Речь идет именно о зави­симом населении, чем только можно объяснить выражение «поднялись против нас».

Кайтагские, аварские, лакские и другие правители прибегали к захвату соседних  владений, разрешая тем самым две зада­чи: расширяли рамки своего феодального владения и в то же время давали выход энергии недовольно­го элемента, крестьянства.

Интересны в этом отношении сведения о ежегодных пода­тях шамхалу, аварскому хану, кайтагскому уцмию, вноси­мых селениями с различным этническим составом населения.

По данным «Тарихи Дагестан», относящимся к XIV в., шамхал казикумухский собирал подать с большого числа на­селенных пунктов и обществ — Караха, Чамалала, Тиндала, Аргу, Анди, Кадара, Аркаса, Тумала, Губдена, Акуши, Усиши, Сюрхе, Цудахара, Кубачей, Ирганая, Цахура, Кюры и т. д. В их числе — лезгинские, даргинские, аварские селения.

Феодальные правители Кумуха, очевидно, рассматривали соседние земли как свою собственность, а подать — как свое­образную форму ренты: «…Присвоение ренты есть эконо­мическая форма, в которой реализуется земельная собствен­ность, и что земельная рента, в свою очередь, предполагает земельную собственность, собственность определенных инди­видуумов на определенные участки земли» ^[1]. Шамхалы и вы­ступают как верховные собственники.

Аварский хан также «получал доход со всех владений и подати со всех обитателей Дагестана». Ежегодно доход его составлял: чистыми деньгами — с каждого дома по три се­ребряных дирхема; зерном — с каждого дома кали; барана­ми — одного барана со ста; крупным скотом — с каждых ста домов по одному быку; тканями —с каждого купца по две штуки шелковой материи; фруктами — по корзине виноград­ных кистей. В его же пользу шел штраф или компенсация за убийство или воровство.

В упомянутом выше «Завещании Андуника» названы зем­ли, на которые особенно претендовали аварские правители: это земли алигиличинцев, дженгутаевских владетелей, гумбетовстких владетелей, андийцев, каратинцев, бактлухлинцев, хучадинцев и «Семиземелья».

В описываемый период средневековья уже твердо устанав­ливается регулярность и строгий порядок взимания дани. По­дать взимается с местного населения, согласно той же хро­нике, ежегодно и подымно («на общество Хибилал каждые четыре года положено было по овце с дыма»; «на жителей Тумал по барану и по мере пшеницы с каждого дыма… на жителей селения Иргана с каждого дыма по одной мере…»).

Ширван (через представителей дома кайтагских правите­лей, бежавших туда) в конце XIV — начале XV в. также под­чиняет своему влиянию ряд крупных населенных пунктов Юж­ного Дагестана: сын кайтагского уцмия Мухаммед-бек в кон­це XIV или в начале XV в. получил, согласно грамоте Ибрахима I Дербенди, правителя Ширвана, «в управление» селе­ния Ахты, Мискинджи, Докузпара, Микрах, Кюре, крепость Хакуль, Мака, Хиналук, ал-Фий, ал-Маха.

Сведения эти принадлежат автору XIV в. Мухаммеду Хиналукскому. Далее он пишет, что впоследствии потомки Му­хаммед-бека, вассала Ширвана, продолжали управлять ука­занной выше территорией, а также Курахом и Табасараном.

Политическое влияние Ширвана вело к усилению социаль­ного гнета. В лице правителей кайтагского происхождения мы видим не только исполнителей административных функ­ций, но и феодалов, пользовавшихся наследственной властью.

«Я даю управление над этим магалом ему и его потомкам от утробы до утробы, от рода в род»,— написано в одном из фирманов шаха цахурскому правителю.

Лезгинские селения также рассматривались правителями как собственность, отданная им в пользование с правом на­следования, т. е. что-то вроде условного феодального держа­ния, наследственного лена. В одном из фирманов, выданных в 1466 г. вместе с пожалованием Мухаммед-беку «Хариза, Докуз-пары и Махол-Ахтов», было предъявлено требование, чтобы «старшины и весь народ» этих обществ признали его «своим хакимом», а все подати и прочие сборы передавали назначенным им лицам. Бросается в глаза титулатура этих правителей — бек, хан, султан, амир. Это титулы, присваивае­мые исключительно представителям правящей, феодальной верхушки.

Известно, что в условиях особого значения пастбищного скотоводства основой феодальной эксплуатации была фео­дальная собственность на пастбищные земли. Во взимании феодальной ренты это право на пастбищные земли в нагор­ном Дагестане играло большую роль. Мухаммед Рафи ак­центирует внимание именно на эту сторону ренты при пере­числении податей Казикумухского шамхала: на общество Карах наложен был ежегодный платеж — 500 овец, Цахур и Голода были его собственностью, а с горы, примыкающей к нему, он получал ежегодно 50 овец, с обществ Ришкор и Мисрак — 70 баранов и т. д.

К концу описываемого периода уже четко противостоят друг другу основные классы феодального общества. На од­ном полюсе этого общества стояли феодалы, на другом — экс­плуатируемое крестьянство.

На вершине феодальной лестницы в дагестанских владе­ниях стояли нуцалы, позже — ханы (Авария), уцмии (Кайтаг), шамхалы (Казикумух), хакимы и наибы (Дербент), майсумы и кадии (Табасаран), султаны (Цахур). Они владели больши­ми участками пахотных и пастбищных земель, множеством скота и в ряде случаев установили наследственную власть. В своих феодальных владениях они были верховными прави­телями. За феодальными правителями следовали по своему положению и экономическому состоянию беки — близкие по­томки феодального правителя. Вслед за ними класс феода­лов представляли чанки и верхушка мусульманского ду­ховенства.

Класс эксплуатируемых крестьян разделялся на две ос­новные категории — узденей и райат.

Уздени в свою очередь подразделялись на несколько групп: 1) крестьяне, владевшие средствами производства и имев­шие в личной собственности пахотные и покосные земли (мюльки). В союзах сельских общин узденей этой категории было большинство. Владея землей на правах личной, свобод­но отчуждаемой собственности, формально считаясь свобод­ными, эти уздени в то же время находились в различной сте­пени зависимости от класса феодалов; 2) уздени, владевшие мюльком, но находившиеся в феодально-зависимом состоя­нии. Эта группа узденей в основном была сосредоточена в. феодальных владениях.

Категорию крестьян, не имевших собственности на основ­ное средство производства — землю — и находившихся на зем­ле феодалов, составляли раяты — основное податное сословие крестьян. Крестьяне, посаженные на земли, назывались ча- гарами. Они не имели прав на землю и были лично зависи­мыми.

Немногочисленный слой населения, кулы и караваши (ра­бы и рабыни), был лишен всяких гражданских прав—лич­ных, семейных, имущественных.

Основными формами земельной собственности были: 1) земли феодалов, 2) мюльки,

3) общественные земли, 4) вакуфные земли.

Крупные и мелкие феодалы владели феодальными имения­ми. Рента с этих земель шла в их пользу.

Основной формой земельной собственности были мюльковые земли — пахотные и сенокосные угодья, сады, считавшие­ся отчуждаемой собственностью отдельных семей. Расчист­ка горного участка под пахоту требовала титанического тру­да, и каждый завоеванный таким образом клочок земли ста­новился собственностью отдельной семьи, двора. В нагорных, районах с развитым животноводством основные пахотные, земли составляли собственность владельцев мюльков, но наи­более важные в этих районах земли — пастбищные — принад­лежали, как правило, феодалам.

Что касается лесов, многих летних и зимних пастбищ, вы­гонов, частично сенокосов и пахотных земель, то они нахо­дились в общем владении джамаата, составляя земельную- собственность сельских обществ.

Юридически все члены общин имели право пользоваться общественной земельной собственностью, но фактически эти: земли были в распоряжении владельцев скота. Сельская бед­нота была, таким образом, лишена права пользования своей земельной собственностью.

Особую категорию составляли вакуфные земли, возник­новение которых связано с распространением ислама в Да­гестане. Вакуфные земли принадлежали мечетям и образо­вались в результате дарений в «благочестивых» целях и при­своения выморочных земель. Как правило, вакуфные земли, не продавались и не дарились. В процессе дальнейшего раз­вития эта категория земель укреплялась и расширялась.

Хотя права на общинные земли охранялись адатом, фео­далы систематически присваивали общинные земли, в част­ности зимние и летние пастбища.

Разумеется, стремление феодалов подчинить общинные земли везде сталкивалось с упорным сопротивлением сель­ских общин, и в ряде случаев претензии их оставались безус­пешными.

Согласно грузинской хронике, в начале XIV в. некий Чолага, владелец большого числа скота, травил пастбища и при­теснял местных жителей. Поэтому крестьяне восстали про­тив него и изгнали из Дагестана.

Усиление противоречий между классом феодалов, с одной стороны, и непосредственными производителями материаль­ных благ — с другой, толкало правящую верхушку законо­дательно закрепить за собой права, принять меры к ограж­дению феодальной собственности, идеологически обосновать феодальную эксплуатацию основных масс крестьянства. Для этой цели было предпринято два важных шага — были зафик­сированы и утверждены адаты — нормы обычного права, с особой заботливостью охраняющие право частной собствен­ности; были предприняты меры к окончательной исламизации всех районов Дагестана.

С X в. создаемся ряд условий, внешних и внутренних, пре­допределивший усиление темпов исламизации Дагестана. Сравнительно быстрый рост производительных сил, успехи хозяйств и связанное с этим усиление имущественного и со­циального неравенства толкали правящую верхушку на ис­пользование идеологического оружия в целях укрепления и сохранения своих позиций. Факторами, ускорившими исламизацию, служили также политика завоевателей и рост связей с мусульманским Востоком.

Начиная с X в. Дербент выступает как активная сила по насаждению ислама в соседних районах. К этому времени и относится известие о том, что одни из северных ворот Дер­бента носят название «Баб ал-джихад», т. е. «ворота борьбы за веру». С именем «шахидов» — борцов, павших в борьбе за веру, связан также могильник в Дербенте, известный под тюркским названием «Кирхляр».

Позиции ислама в городе со временем все более укреп­ляются. По словам ал-Казвини, в XIII в. здесь «имелись же­лезные ворота и много башен; а на каждой башне — мечеть для тех, кто поблизости, и для тех, кто занят религиозными науками». В XV в. Контарини отмечает, что в «Дербенте на­ходится много гробниц» и что «все жители Дербента магоме­тане».

Заметную роль в исламизации земель, прилегающих к Дербенту, играл тюркский элемент, который в лице кипчаков и сельджуков находил пристанище в восточной части Даге­стана, особенно в районе Дербента. До первой половины XII в. Дербент и его правитель находились в зависимости от сельджукского султана. Тюрки входили в состав войска дер­бентского правителя, организовавшего в середине XII в. по­ход против жителей Зирихгерана, еще не принявших ислам. В эпоху монгольских завоеваний тюркский элемент еще бо­лее усилился.

В лезгинских районах в середине X в. также усиливаются темпы проникновения ислама. Один из списков «Истории Абу Муслима» датирует принятие ислама лезгинами временем «после 300 года хиджры», т. е. после 913 г. Хроника эта рас­сказывает о некоем Абу Муслиме, прибывшем из Дамаска в Дагестан и построившем мечети в Ахтах, Риче и Маке.

Наблюдается исламизация и других южнодагестанских районов. Во многих аулах строятся мечети. В рутульском се­лении Ихрек имеется мечеть, реставрированная в 1016— 1017 гг. К XI—XII вв. относятся также мечети, которые сохра­нились и поныне в селениях Рича (Агульский район) и Кара- Кюре (Ахтынский район). Тем не менее немусульманский элемент к началу XIII в. еще силен, в арабских надписях XI— начала XIII в. встречается значительное число немусульман­ских имен. По сообщению арабского историка Ибн ал-Асира, даже в первой четверти XIII в. часть населения Южного Да­гестана («лакз») еще не приняла ислама.

В XIII—XV вв. позиции ислама в Южном Дагестане за­метно укрепляются. Надпись XIII—XV вв. свидетельствует о широком размахе исламизации Южного Дагестана, в пер­вую очередь рутульских и цахурских селений: о строитель­стве минарета в Рутуле (XII—XIII вв.), о реставрации мина­рета в Мишлеше (1422 г.), мечети в Риче (XIII в.). Уже в XIII в. ал-Казвини писал, что жители Цахура — все мусуль­мане шафиитского толка. Цахур был одним из основных цент­ров приверженцев ислама, способствуя расширению сферы его влияния в юго-западной части Дагестана.

Позиции ислама в Южном Дагестане были особенно проч­ными. В XIII—XV вв. представители высшего мусульманско­го духовенства за пределами Дагестана — в Сарае, Бухаре, в Хунлике (Северный Азербайджан, совр. Хиналук) имеют нисбу «ал-Лакзи», т. е. «дагестанский».

Один из списков местной хроники «Тарихи Дагестан» от­носит исламизацию Кумуха к началу XII в. и связывает это событие с именем некоего Калантара, распространителя ис­лама, захватившего Кумух и силой заставившего жителей принять ислам.

Это сообщение хронологически перекликается со сведе-

ниями автора начала XII в., курда Масуда ибн Намдара, ко­торый приводит письмо ширваншаха Ферибурза «к жителям пограничной области Гумик», пожелавшим принять ислам. Письмо написано в конце XI в. Оно свидетельствует о том, что Ширван принимает ряд мер, чтобы упрочить свое влия­ние в Кумухе путем распространения здесь ислама при содей­ствии лезгинских селений, зависимых от него.

Трудно сказать, приняли ли ислам вместе с Кумухом жи­тели других селений «области Гумик». Но очаг ислама уже был создан и территория, охваченная новой религией, рас­ширялась.

Время монгольских завоеваний характеризуется ослабле­нием позиций ислама в Дагестане. Не будучи мусульманами, монголы, естественно, не поддерживали эту религию и неред­ко разрушали мечети. Это особенно ярко сказалось в Риче и Кумухе, подвергшихся страшному разрушению со сторо­ны монгольских полчищ в 1239 и 1240 гг.

Однако со второй половины XIII в. отношение самих мон­голов к исламу меняется.

В борьбе с государством ильханов золотоордынские ха­ны используют теперь религиозный момент в целях ослабле­ния позиций своего противника и привлечения мусульман на свою сторону. Представители власти (Берке, Тудаменгу, Уз­бек) выступают в роли ярых сторонников ислама. В такой обстановке мусульманское духовенство Дагестана не только нашло поддержку со стороны правящей верхушки Золотой Орды, но в лице своих отдельных представителей обрело по­кровительство в самой столице Золотой Орды — Сарае.

В свете изложенного можно предположить, что и в Кумухе, вернее среди лаков вообще, ислам находит все боль­шее число сторонников. Можно считать, что именно к XII— XIII вв. жители Кумуха превратились в «гази» — «воителей за веру», а Кумух стал называться «Газихумухом» (Казикумухом). Ислам в XIV в. уже не только был господствующей религией среди лаков, не только служил орудием эксплуатации в руках феодальной верхушки, но и стал знаменем в борьбе казикумухского шамхала с «неверными» соседних областей. Из сообщения Низам ад-Дина Шами, писавшего в начале XIII в., видно, что к концу XIV в., т. е. ко времени похода Тимура на Ускуджан (Акуша), борьба казикумухцев и «аухарцев» с «неверными» соседями уже стала традицией, ибо «у области Гази Кумуклук и войска Аухара был обычай, что они каждый год и месяц сражались с неверными». Тимур богато одарил феодальную верхушку казикумухцев и поставил перед ними условие с прежним рвением вести «священную войну с невер­ными».

В XIV в. в результате политики Тимура, ревностного по­борника ислама, среди лаков эта религия утвердилась окон­чательно. На могильных камнях XV—XVI вв. встречаются почти только мусульманские имена и формулы. Походы Тиму­ра сыграли также значительную роль в исламизации жителей Акуши, Кубачей и других даргинских селений.

Особенно интересен процесс распространения ислама в Аварии. В XI—XIII вв. наблюдается своеобразное явление — одновременное проникновение в Дагестан двух религий — ис­лама и христианства. С юга упорно проникает ислам, с за­пада, при активном участии Грузии, идет процесс проникно­вения христианства. Столкновение интересов христианства и ислама приняло в аварских районах весьма ожесточенный ха­рактер.

Одно из первых письменных известий о мусульманских эле­ментах Аварии относится к концу XIV в., ко времени похода Тимура на «Ускуджан». Правитель Хунзаха в конце XIV в., как и правитель Кумуха, предстает перед нами не только в ка­честве ярого мусульманина, но и активного проводника новой религии, причем политика «войны с неверными за веру» и здесь стала уже традицией.

Количество приверженцев ислама должно быть немалое, если судить по численности войска (3 тыс.), имевшегося в распоряжении правителей Казикумуха и аварцев. Из всех этих фактов мы можем заключить, что в Хунзахе и прилегаю­щих селениях в конце XIV в. наблюдается уже расцвет му­сульманства.

Большой интерес представляет сообщение одной из мест­ных хроник, которая приурочивает исламизацию Аварии к XIII в.

Согласно этой хроники, некий Абд ал-Муслим распростра­нил ислам от Кара-Кайтага до Чир-юрта, затем вступил в схватку с Суракатом, правителем Аварии, убил его и стал в 1256 г. имамом Дагестана. Следует отметить, что все выше- сказанное относится не ко всей Аварии, а в основном к Хунзаху и прилегающим к нему землям. К приходу войск Тимура жители остальной части Аварии были «неверными» и отчасти христианами.

Грузинская летопись сохранила сведения, касающиеся дея­тельности Тимура в аварских районах и проливающие свет на методы обращения аварцев в новую религию. По сообще­нию этой летописи, Тимур, покорив аварцев, обратил их в ислам и назначил им мулл, которых обязал учить детей араб­скому письму. Однако окончательно ислам в Аварии еще не утвердился. Надписи на камнях связывают акт принятия ис­лама в ряде районов Аварии с началом или серединой XV в., а не с походами Тимура. Во многих селениях Аварии можно встретить надписи, сообщения о том, что в Гидатле ислам принят в 880/1475 г. В некоторых сочинениях местных араби­стов указывается также имя распространителя ислама — Хаджи-Удурат из аула Мачада. Карахцы и цунтинцы, соглас­но преданиям, приняли ислам немного раньше — в 1435 г.

Гидатлинский союз после принятия ислама в свою оче­редь становится одним из очагов распространения новой ре­лигии в других частях Аварии, в бассейне Аварского и Андий­ского Койсу.

Таким образом, к XV в. ислам в общем приняли все даге­станские владения и общества. Ислам стал официальной ре­лигией. Однако пережитки доисламских религиозных веро­ваний также бытовали еще весьма широко. Сохранилось мно­го домусульманских личных имен.

Утверждение новой религии протекало в ожесточенной борьбе с местным населением, не желавшим отказываться от своих прежних верований. В устном народном творчестве сохранилось много преданий, отражающих длительное сопро­тивление горцев насильственному насаждению новой религии.

Аварское предание повествует об Абу Муслиме, распро­странявшем ислам в нагорном Дагестане и погибшем от стре­лы, пущенной гидатлинцем. О жителях лезгинского селения Микрах говорят, что они в течение семи лег отказывались при­нимать ислам. Сохранилась замечательная кумыкская леген- .да о борьбе нарта и дива. Схватка длилась долго, без замет­ного перевеса, но вот див обращается за помощью к солнцу, -а нарт — к Аллаху и побеждает противника.

Итак, мы видим, что ислам в Дагестане распространял­ся очень медленно, в течение веков, встречая сопротивление местного населения. Почти у всех завоевателей, пришедших в Дагестан после VII в., ислам служил идеологическим оп­равданием захватнических войн, знаменем борьбы против «неверных». Лозунгом «священной войны» оперировали и арабские завоеватели, и монгольские ханы, и полчища Ти­мура. Кроме того, религия оправдывала борьбу местных «га­зи» («борцов за веру») против своих соседей — горцев.

В середине XI в. образовалось сельджукское государство, ставшее крупнейшей по­литической силой Передней Азии. Сельджу­ки — это ветвь кочевых тюрков-огузов, переселившихся из Средней Азии. Государство сельджуков включало в себя ог­ромные земли — Среднюю Азию, Иран, Ирак и ряд других земель. В 1055 г. была захвачена столица Арабского хали­фата — Багдад, а глава сельджуков Тогрул-бек был объявлен султаном — главой политической власти во всем халифате. Столицей сельджукской империи был город Мерв, затем Рей и Исфахан.

Среди земель, захваченных сельджуками, была также часть Юго-Восточного Дагестана с городом Дербентом. Пер­вый поход с целью подчинить Дербент относится к 1067 г., когда сельджукский султан Алп-Арслан «послал своего хаджиба Сау-Тегина с отрядом регулярных войск в ал-Баб. Вме­сте с ним он послал раиса ал-Баба Аглаба бен Али, который был пленен ширваншахом, но освобожден султаном». Сельд­жуки вошли в город, захватили цитадель. Оставив Аглаба бен Али в городе своим заместителем, сельджукский предво­дитель «вернулся домой к султану».

Но положение сельджукского ставленника не было устой­чивым. Выступления горожан, поддерживавших противников сельджукского ставленника, привели к тому, что город осво­бодился из-под власти тюрков и подчинился Ширвану, высту­павшему против сельджуков.

В 1071 г. началась вторая оккупация Дербента. «Тюрок йагма, слуга (гулям) сельджукского султана Алп-Арслана, двинулся в пограничные облети ал-Баба как эмир от име­ни султана».

Тем не менее положение оставалось напряженным. В сложный водоворот событий были втянуты Ширван, Ар- ран, дербентский правитель и дербентские раисы, правитель Кайтага. Попыткам ширваншаха воспрепятствовать установ­лению сельджукской власти в районе Дербента был положен конец, когда в 1075 г. «пограничная область была пожалова­на султаном одному из предводителей» и имя последнего ста­ло читаться «в хутбе после имени султана с кафедр (мече­тей) пограничной области».

Однако власть сельджуков в Дербенте, так же как и в дру­гих завоеванных землях, была недолговечной.

В захваченных странах сельджукские султаны раздавали представителям военно-кочевой знати огромные земельные массивы, целые города и села, иногда с областями. Широкое распространение в подвластных сельджукам землях получила икта — владение землей на условии несения военной и гражданской службы. Феодальная знать кочевых племен же­стоко эксплуатировала местное оседлое население, обложив его поземельным налогом и массой разнообразных податей.

Земельная политика сельджукских султанов, массовая раз­дача государственных и мюльковых земель в икта, привели к росту сепаратистских тенденций, к экономической, а затем политической самостоятельности отдельных областей, входив­ших в состав империи. Рост производительных сил и много­численные восстания эксплуатируемого населения привели на рубеже XII—XIII вв. к распаду сельджукской державы, пред­ставлявшей собой типичное феодальное государство, конгло­мерат стран и народностей, объединенных завоевателями.

Ослабление и окончательный распад государства сельджу­ков, раздираемого феодальными распрями, протекал на фо­не объединительных процессов в ряде владений. Это как бы две стороны одного и того же явления. В Азербайджане, на­пример, ширваншахи с середины XII в. усилили борьбу за объединение азербайджанских земель. В Грузии царь Давид (1089—1125) возглавил борьбу за объединение грузинских земель и за освобождение от сельджукского ига.

Воспользовавшись помощью огромной армии наемных кипчаков, грузинский царь совместно с ширванцами высту­пил против сельджуков, разбил их, освободив затем, в 1122 г., Тбилиси, ставший столицей Грузии.

Еще в 1121 г. грузинские войска захватили Дербент. Впо­следствии, когда в 1123 г. сельджуки напали на Ширван, на помощь пришли грузины. Вместе с грузинскими войсками за освобождение Ширвана боролись и дагестанцы, которых гру­зинский царь Давид Строитель отблагодарил «почестями и добром».

Таким образом, совместная борьба грузинского, азербай­джанского и дагестанского народов, влившись в мощную вол­ну освободительного движения угнетенных сельджуками на­родов, ускорила падение державы сельджуков.

Дагестан не подвергся тому страшному разорению, кото­рое испытали в ходе сельджукской агрессии страны Закав­казья, так как только незначительная часть Дагестана, рай­он Дербента с примыкающими к нему землями, вошла в со­став державы сельджуков. Однако установление власти сель­джуков в Закавказье не замедлило крайне отрицательно ска­заться на экономике Дагестана, неразрывно связанного с Азербайджаном и Грузией, что послужило одним из стиму­лов участия дагестанцев в освободительной борьбе.

В начале XIII в. в Центральной Азии развернулись события, которым суждено было сыграть огромную роль в истории народов Азии и Европы,— образовалось Монголь­ское государство, а затем и Монгольская империя.

В 1213—1221 гг. Чингисхан огнем и мечом покорил Во­сточный Туркестан, Среднюю Азию, Восточный Иран (Хора­сан). Огромная дисциплинированная и подвижная армия мон­голов в своем стремлении к захвату богатой добычи не при­знавала никаких преград и продвигалась вперед, сравнивая с землей цветущие города, сметая все на своем пути.

По словам К. Маркса, монголы «…совершают варварства в Хорасане, Бухаре, Самарканде, Балхе и других цветущих городах. Искусство, богатые библиотеки, превосходное сель­ское хозяйство, дворцы и мечети — все летит к черту» ^[2].

Успех монгольских завоеваний объясняется, конечно, не более высоким по сравнению со Средней Азией уровнем разви­тия общества. Одной из причин их успехов было то, что к нача­лу XIII в. страны Средней и Передней Азии переживали глу­бокий общественный кризис и не могли поэтому организовать сопротивление монгольским ордам.

В 1220 г. армия, руководимая монгольскими полководца­ми Джебе и Субудаем, вторглась в Азербайджан. Несмотря на упорное сопротивление местных жителей, были захваче­ны один за другим города Нахичевань, Серав, Ардебиль, Байлакан, Гянджа. Далее монголы пошли на север. «Они (монголы) направились к Дербенту Ширванскому, по пути они захватили осадою Шемаху, учинили там поголовное из­биение и увезли с собою множество пленных. Так как прой­ти через Дербент было невозможно, они послали ширван- шаху сказать: „Ты пришли несколько человек, чтобы мы заклю­чили мир!» Он прислал 10 человек из вельмож(акабир) своего народа; (одного) из них (монголы) убили, а другим сказали: „Если вы покажете нам путь через Дербент, мы вас пощадим, в противном случае мы вас тоже убьем!» Они из страха за свою жизнь указали путь, и те прошли». Так описывают­ся эти события в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина. Хотя источники ограничиваются лаконичной фразой: «они хотели перейти Дербенд, но не смогли это сделать», за этими словами скрывается указание на упорное сопротивление жителей города монгольскому нашествию. Киракос Гандзакеци — армянский историк, так и пишет, что «таджики (т. е. му­сульмане), владевшие Дербентом, не пропустили их. Тогда татары по местам неприступным перешли Кавказские горы, заваливая пропасти деревом, камнями, бросая туда свой ба­гаж, даже лошадей и военные снаряды, и таким образом прошли в свою родину».

Татары, стало быть, избрали иной путь, мимо Дербента, по горам, т. е. по территории внутреннего Дагестана. Горцы также выступили против завоевателей, за что подверглись же­стокой расправе со стороны последних. И. П. Петрушевский, давая оценку татарским завоеваниям, писал: «…при чингизовских завоеваниях мы видим уже не стихийные жестокости и разрушения, а организованные приемы массового истребле­ния мирного населения, опустошение целых районов, приме­нявшиеся чингизовыми полководцами. Это была целая систе­ма террора, проводившаяся сверху и имевшая целью орга­низованное истребление способных к сопротивлению элемен­тов населения, запугивание мирных жителей и создание мас­совой паники в завоеванных районах».

Хотя монголам и удалось проникнуть во внутренний Даге­стан и выйти в северокавказские степи, все же Дагестан не был подчинен в результате этого похода. Даже Дербент в этот период продолжает вести самостоятельную политику. Именно к его правителю Рашиду обратились за помощью в 1222 г. кипчаки, бежавшие после поражения, нанесенного им монголами на Северном Кавказе. «Татары,— говорили они,— захватили нашу страну и разграбили наше имущество; мы пришли к тебе, чтобы расположиться в твоей стране. Мы твои рабы, и мы тебе завоюем области, и ты наш султан».

В 1231 г. начался второй поход монгольских войск в сто­рону Кавказа. В 1231—1239 гг. был покорен Южный и Се­верный Азербайджан, в 1239 г., несмотря на упорное сопро­тивление, монголы захватили Дербент.

Феодальные распри, не прекращавшиеся даже в этот пе­риод, усугубляли и без того тяжелое положение Дагестана. Вот как описывает это время «Тарихи Дагестан», хроника, в которой впервые четко выражена концепция политического единства дагестанских народов: «…зеркало согласия между князьями Кумуха и Кайтага разбито было усилиями сатаны, который есть самый зловредный из врагов; так они разъедине­ны были друг от друга злобою, ибо добродетель покинула край, а коварство, вражда и порок распространились повсюду; и это разногласие было такого рода, что не обещало ничего хорошего и не давало надежды на согласие». Кайтагские вла­детели потерпели поражение, остатки их «нашли убежище у по­велителей Аварии и обязались клятвою быть их союзниками и делить с ними добро и зло во всех случаях и обязанностях.

Тут произошли между ними и князьями кумухскими страш­ные войны и адские распри, которые продолжались много лет».

В дальнейшем аварский правитель, продолжает свое сооб­щение автор «Тарихи Дагестан», обратился за помощью к «султану Каутер-шаху» из «страны турок», т. е. монгол. «Каутер-шах» не замедлил выступить против мусульманского Ку- муха, и объединенные войска Каутер-шаха, Саратана и «кня­зей кайтагских» совершают нападение на Кумух.

Путь монгольских войск из Дербента в Кумух лежал че­рез Табасаран — Касумкент — Хив (или Курах)—Ричу — Чираг — Кумух. Всюду монголы встречали упорное сопротивле­ние, о чем говорят дошедшие до нас сведения.

В сел. Рича сохранилась запись на камне об упорных боях местного населения против завоевателей: «…Пришло войско татар… в Баб ал-Кист Рича, когда оставалось от месяца раби*’ ал-аввал десять дней. И сражались с ними жители Рича до середины (месяца) раби’ал-ахир в шестьсот тридцать седь­мом году».

Таким образом, в течение 25 дней, с 20 октября по 14 нояб­ря 1239 г., горцы сражались с монгольскими завоевателями. Очевидно, в этом сражении участвовали представители мно­гих дагестанских аулов, ибо только своими силами жите­ли сел. Рича вряд ли могли бы так долго противостоять врагу.

Монголы оставались в Риче до весны 1240 г.; только к это­му времени относится сообщение источников о приходе та­тарских войск в Кумух, который, несмотря на упорное сопро­тивление кумухцев, был захвачен и разрушен. «Тарихи Даге­стан» оставил красочную картину борьбы жителей Кумуха: «Они сражались с великим мужеством, и семьдесят юношей пали мучениками. Они заняли укрепление выше мечети (на­зываемое) Кекели, и обязали себя клятвой сражаться и по­жертвовать своим имуществом, жизнью и телами. Когда эти юноши исполнили свой долг в укреплении (т. е. были все убиты), оба князя, Сартан и Каутер, опустошили Кумух в субботу месяца сафар».

Пребывание монгольских войск во внутреннем Дагестане было кратковременным. Власть монголов в горах (за исклю­чением узкой прибрежной полосы), как мы видим, не утверди­лась. Об этом лишний раз свидетельствует сообщение Гильо- ма де Рубрука: аланы и черкесы борются против татар, и «не­кие сарацины, именуемые лесгами (имеются в виду дагестан­цы), равным образом не подчинены татарам».

В середине XIII в. единая Монгольская империя распалась на ряд фактически независимых государств — улусов. Отдель­ные районы Дагестана входили в сферу влияния государства ильханов — Хулагидов (с юга)—и Золотой Орды (с севе­ра). Территория Дагестана служила ареной ожесточенных

схваток между этими враждебными государствами. Погра­ничным пунктом был Дербент. Значение города в этот период еще более усиливалось в связи с политикой золотоордынских ханов, заинтересованных в восточной торговле и поэтому все­мерно поддерживавших ее.

Поэтому укреплению северных границ государства ильханов, т. е. укреплению территории между Дербентом и Ширваном, придавалось особое значение. Еще ильхан Абака-хан (1256—1282) послал своего брата «в Дербент, Ширван и Муган до Алтана, чтобы он охранял те пределы от врага». Укрепление северных границ осуществлялось не только чисто военными мероприятиями. Воинам и местным феодалам щед­ро раздавались земельные участки, что должно было приве­сти, по мнению ильханов, к укреплению границ государства.

Все же войска Золотой Орды проникали в Закавказье через Дербентский проход. С середины XIII до начала XIV в., почти в течение 80 лет, Дербент и прилегающая к морю поло­са служили как бы мостом, через который проходили войска Золотой Орды и Хулагидов. Иногда войска проникали и во внутренние районы Дагестана.

Все это самым пагубным образом отражалось на состоя­нии хозяйства Дагестана, в особенности его прибрежных райо­нов. В результате длительных нашествий на завоеванных монголами землях тормозился рост производительных сил, пахотные и пастбищные земли приходили в запустение. Из­вестно, что большой вред хозяйству приносили охоты в захва­ченных землях, устраиваемые с целью грабежа и обучении войска. Во время таких охот затаптывались пашни и пастби­ща, у местного населения отбирался скот.

Податное сословие — раяты, т. е. крестьяне и низшие слои горожан, несли тяжелое бремя огромных податных сборов к повинностей, установленных монгольскими ханами — преемни­ками Чингисхана.

Между тем местная феодальная знать, подчинившись мон­гольским завоевателям и найдя с ними общий язык, добива­лась различных льгот и привилегий для себя и становилась, соучастником завоевателей в организации ограбления низов своего народа. Многие дагестанские феодалы использовали, поход монголов для достижения своих целей. Так, кайтагские правители «снова вступили в свои владения». Аварский правитель, очевидно, также сохранил за собой власть и укре­пил свои владения.

В свою очередь монгольские завоеватели также стреми­лись заручиться поддержкой местной феодальной знати. «Каутар-шах», предводитель монгольских войск, вступил, ес­ли верить «Тарихи Дагестан», в родственный союз с авар­ским правителем. Известно, что в 1727 г. аварский хан яв­лялся в русский лагерь с прошением покровительства и при­возил с собой письмо, будто данное одному из его предков Батыем на ханство Аварское. Наличие подобной грамоты—одно из самых веских свидетельств поддержки монголами местных феодальных правителей.

В руководящих слоях монгольских завоевателей имело место два направления — два метода эксплуатации крестьянства завоеванных стран. Представители первого направлений были поклонниками кочевых традиций, сторонниками неогра­ниченной хищнической эксплуатации оседлых крестьян и го­родских низов. Второе направление считало необходимым сближение ханской власти с феодальной верхушкой покорен­ных стран, покровительство городам, купцам и торговле, вос­становление сельского хозяйства и точную фиксацию податей и повинностей.

В государстве ильханов (1256—1353), в состав которого входила также часть Южного Дагестана, победило второе направление при Газан-хане (1295—1301), проведшем ряд реформ. Реформы эти имели целью восстановление сельского хозяйства и усиление платежеспособности крестьян в покорен­ных странах.

Ильханы щедро раздавали земельные участки воинам и местным феодалам, что приводило к укреплению феодальных владений. Широкое применение получила икта. Так, Газан- хан назначил в горные проходы и малодоступные погранич­ные области «тазикские войска и всех снабдил одеждой и раз­дал им икта».

Эти обстоятельства способствовали некоторому развитию производительных сил в ряде районов Дагестана в конце XIII — начале XV в., как и во всех других частях государст­ва ильханов, а также усилению процесса феодализации и ис­ламизации Дагестана.

Во второй половине XIV в. в Средней Азии на место выдыхавшихся монгольских улу­сов в условиях, когда ясно проявилась тен­денция к созданию сильного, единого, централизованного го­сударства, сложилось государство Тимура. Уже в первые го­ды власти Тимур стал совершать в соседние области походы, носившие чисто грабительский характер. Тимур, политика ко­торого «заключалась в том, чтобы тысячами истязать, вырезы­вать, истреблять женщин, детей, мужчин, юношей…» ^[3], заду­мал план обширных завоеваний — подчинить Золотую Орду, где был ханом Тохтамыш, захватить Иран, Закавказье. Ин­тересы Тимура и Тохтамыша столкнулись именно на Восточ­ном Кавказе, на стыке их владений.

Тохтамыш неоднократно совершал через территорию Да­гестана набеги на Закавказье. Так было в 1386 г., когда 90-тысячная армия Тохтамыша прошла Дагестан, Ширван, разру­шила Нахичевань, Тебриз, Марату, захватила огромное ко­личество рабов. Вслед за этим в Азербайджан ворвался Ти­мур. Ширваншах Ибрахим I Дербенди удачно использовал сложившуюся обстановку, выступил на стороне Тимура и тем самым спас Ширван и Дербент от разорения. После этого Тимур закрепил за Ибрахимом управление Ширваном.

В конце XIV в. войска Тимура и Тохтамыша сталкива­лись неоднократно. В 1395—1396 гг. Тимур в ответ на поход Тохтамыша прошел Дербент и, преследуя войска соперни­ка, ворвался на территорию Дагестана. Здесь он встретил упорное сопротивление жителей Кайтага, выступивших в этой борьбе на стороне Тохтамыша. Они мужественно сражались, но под напором превосходящих сил вынуждены были отсту­пить. Область и близлежащие земли были подвергнуты Ти­муром страшному разорению. Множество аулов было ограб­лено и сожжено.

В том же 1395 г. на Тереке Тимур окончательно разбил Тохтамыша, тем самым навсегда покончив с претензиями наи­более сильного противника. Тимур вернулся обратно. Путь его в Азербайджан лежал через Северный Кавказ, почти все население которого выступило против Тимура. Здесь войска Тимура «много сражались с врагами веры и взяли бесчис­ленную добычу из имущества неверных». Были захвачены после упорных усилий «область Иркувун», Кулу и Таус. Захватив Акушу и разорив ее, Тимур расположился здесь лагерем и «разослал в разные стороны войска, чтобы делать набеги» и ограбить окрестное население. Тогда Казикумух и Авария выступили с большим войском на помощь Акуше, но потерпели поражение. Земли эти были захвачены вой­сками Тимура. Затем были покорены крепость Деркелу, Зи­рихгеран, Кайтаг. В аварских, лакских, даргинских землях была захвачена огромная добыча, с которой Тимур вернул­ся в Закавказье.

Местная историческая хроника сохранила подробности о борьбе горцев с Тимуром во внутренних районах Дагестана. Тимур, покорив силой кумыков, живших между Тереком и Сулаком, отправился в Салдтавию по дороге, которая и ныне называется «дорога Тимура», и осадил несколько укрепле­ний. Салатавцы храбро защищались, но все-таки не смогли устоять против силы и искусства Тимура. Тимур разрушил эти укрепления, а жителей переселил «в низменные места».

В борьбе с местным населением Дагестана Тимур опи­рался на феодальную знать, на местных правителей. По сло­вам придворного историографа Тимура Шараф ад-Дина Йезди, «старшины (калантары) казикумухские и аухарские вместе с тамошними казнями и вельможами» прибыли с по­винной к Тимуру, тот богато одарил их, дал им наставление «всегда воевать с врагами веры и держать обнаженным меч для утверждения ислама», а затем утвердил за ними область и дал им ярлыки.

Тимур неуклонно следовал политике укрепления феода­лизма. При нем широкое распространение получила «восточ­ная форма лена» — суюргал, под которым подразумевали тогда передачу в наследственное владение определенных зе­мель с правом взимания с их жителей государственных на­логов и податей.

И в Дагестане Тимур был верен своей политике. В Ава­рии, Казикумухе он не отобрал у владетелей земли, а оста­вил, возможно, на правах суюргала, тем самым превратив местных феодалов в своих вассалов.

Так же поступает Тимур на территории кумыков. Соглас­но преданию, одного из кумыкских предводителей по имени Губден Тимур назначил владельцем всех земель и угодий, приписав их к селению Губден и тем самым основав боль­шое селение.

Надо сказать, что политика Тимура в Дагестане была весьма дальновидной и рассчитанной на укрепление его по­зиций и ослабление позиций противника — Тохтамыша. Не­маловажную роль в этой борьбе играл фактор религиозный. Тохтамыш преследовал мусульман, а в 1386 г. уничтожал мечети и медресе в городах. Тимур же поддерживал мусуль­ман и каждый факт принятия ислама или упрочения его рассматривал с точки зрения усиления своих позиций: утвер­ждение за местными правителями земель должно было уве­личить число сторонников ислама и укрепить его власть.

Таким образом, Тимур выступает как последовательный проводник классических форм феодальных отношений и важ­нейшего идеологического оружия в руках феодалов.

В середине XV в. народам Дагестана пришлось столкнуться с новой политической силой, с государством Сефевидов, образо­вавшимся на территории современного Азербайджана и Ирана.

Военной опорой Сефевидов служили тюркоязычные пле­мена — зулькадары, афшары, каджары, шамлу, румлу и дру­гие, получившие впоследствии название «кызылбаши».

В течение 1500—1503 гг. преемнику сефевидских шейхов Исмаилу удалось подчинить Ширван, Баку, значительную часть территории Ак-Койюнлу. К 1510 г. государство Сефе­видов охватывало земли от Аму-Дарьи до Евфрата. Столи­цей нового государства был Тебриз.

Первые захватнические войны на территории Дагестана связаны с именем известных сефевидских шейхов — Джунейда (1447—1460) и Хейдара (1460—1488). И Джунейд и Хей- дар под лозунгом «войны за веру» совершали постоянные грабительские набеги на Грузию и Дагестан, уводя оттуда множество пленников, которых затем продавали на неволь­ничьем рынке.

Походы шейха Джунейда в Дагестан («в страну черке­сов») ставили под угрозу и независимость Ширвана.

Когда Джунейд, собрав многочисленное войско, напра­вился на Ширван и Дагестан для ведения «священной вой­ны», правитель Ширвана Халилуллах I, заключив союз с Джахан-шахом Кара-Койюнлу, выступил против Джунейда. На берегу Самура в 1460 г. произошла решительная битва, в которой шейх Джунейд и его дервиши и газии потерпели поражение и вынуждены были отступить.

Шейх Хейдар по примеру отца не жалел сил для захвата Ширвана и Дагестана. В результате трех походов в Даге­стан (1483, 1487, 1488 гг.) он захватил там 6 тыс. пленных.

Искендер Мюнши, один из замечательных авторов XVII в., так описывал подготовку шейха Хейдара к третьему походу: «Султан Хейдар, посоветовавшись с начальниками суфиев и приверженцами династии Сефевидов, решил выступить в по­ход в сторону Дагестана, жители которого были далеки от правильного пути и следовали путем невежества и темноты, с объявлением газавата черкесским гяурам».

Битва состоялась на территории Табасарана летом 1488 г. «Враждебные войска… — пишет Мюнши, — начали та­кой бой, от пламени которого жизнь многих друзей и вра­гов сгорела». Сефевиды потерпели поражение, шейх Хейдар был убит и похоронен в Табасаране.

Так окончилась попытка Сефевидов подчинить земли Во­сточного Кавказа. Это было началом длительной и упорной борьбы, которую впоследствии народам Кавказа пришлось вести против сефевидского Ирана.

Как уже было отмечено, исторические судьбы Ширвана и Дагестана тесно переплета­лись. Военные, политические, культурно-экономические свя­зи никогда не прекращались, но в силу сложившихся исторических условий до X в. военный фактор был преобла­дающим. На всем протяжении X в. и позже, в XI в., взаимо­отношения Ширвана и Дагестана были напряженными. Основными конкурентами в развернувшейся борьбе были Дербент и Ширван, и оба государства старались использо­вать дагестанские владения в своих политических интере­сах. Дагестанские владения, в первую очередь Кайтаг, Се­рир, Лакз, были втянуты в орбиту сложных и бурных по­литических событий и нередко играли в них важную роль.

Ширван, как правило, ориентировался на Лакз, а Дер­бент— на Кайтаг и Табасаран. Владетель Серира удачно использовал внешнеполитическую конъюнктуру и выступал с учетом обстоятельств то сторонником Дербента, то его про­тивником. Значительную роль во взаимоотношениях Даге­стана и Ширвана стал играть в XI в. Кайтаг. Участие Кайтага во многих событиях XI в. показывает, что к этому вре­мени он вырос в сильное феодальное владение, обычно стоящее на стороне Дербента. В 1064 г. кайтагцы помогают амиру Дербента в борьбе против раисов, а через год, когда жители Дербента и Серира потерпели поражение в Ширване, дербентский правитель нашел убежище в Кайтаге. Че­рез три года (в 1068 г.) кайтагцы вместе с жителями Дер­бента выступили против Ширвана, выдвинувшего своего ставленника на пост правителя Дербента. В конце концов Ширвану удалось установить свою власть на территории до Дербента.

Правящая верхушка Ширвана неоднократно предприни­мала попытки подчинить себе и другие дагестанские се­ления. Хотя попытки эти встречали упорное сопротивление, тем не менее влияние Ширвана все более усиливалось. К 1074 г. Ширван занял земли Лакза и «собирал харадж с его жителей» после ожесточенных схваток с ними в тече­ние 467/1074—75 г. Представители правящего дома, стараясь усилить свое экономическое положение, имели в собствен­ности значительное число земельных участков в районе Дер­бента, в Табасаране.

Ширван конца XI—XII в. представлял собой экономиче­ски и политически сильное государство, с высоко развитой культурой.

В середине XII в. здесь процветало искусство, особенно литература, представленная именами Низами, Фелеки, Хакани. Целый ряд ученых и поэтов — выходцев из Ширвана играл в XII—XIII вв. значительную роль в развитии науч­ной мысли не только в Ширване, но и во многих странах Ближнего Востока. Не меньшую роль в усилении Ширвана, в расцвете искусства и литературы сыграло ослабление за­висимости Ширвана от власти сельджукских правителей в начале XII в.

Положение Ширвана позволяло ему расширять экономи­ческие и культурные связи со своими соседями. Так, в конце XI — начале XII в. Ширван имел довольно широкие мирные связи с некоторыми лезгинскими селениями, оказывая на них влияние и поддерживая через них связи с кумухцами.

В конце XI в. ширваншах обращается «К жителям неко­торых областей Лакза» с письмом: «…что касается того, что упомянули вы относительно жителей Гумика… мы уже по­слали к ним посла и ответили им как можно хорошо, и мы предлагаем вам, чтобы вы взялись решительнее за это дело… и чтобы отряд из них отправился в Кува и чтобы они заключили с вами договор на верность и поклялись, чтобы тогда мы послали сына эмира Адуда в одеянии чести, подар­ков, почестей и редкостей и, чтобы мы вернули им залог их… Нет (у нас) ни жажды к хараджу их, ни надежды на по­мощь их… Пошлите к ним послов, обратитесь с ними весьма любезно, обещайте им от нас всякого рода выгод (удач), великой славы…».

Письмо это отразило один из моментов, когда Ширван играл активную роль в исламизации лакских районов, при­влекая к этому население, уже принявшее ислам. В этом отношении представляет интерес факт строительства в 1162 г. в Баку мечети, получившей наименование «лезгинской», а также то, что в связи с бурными событиями первой поло­вины XIII в. часть культурных сил Ширвана нашла убежи­ще в горах Дагестана.

Связи между Дагестаном и Ширваном не прекратились и после похода монголов в 1220 г., ибо в период господства Джелал ад-Дина (до 1231 г.) Ширван не переживал того тяжелого и бедственного положения, в котором очутились соседние страны, в особенности Грузия.

Не удивительно поэтому, что в ряде случаев ширванцы обнаруживали хорошее знакомство с Дагестаном. Именно ширванский правовед факих Юсуф ибн Мухаммед Ган- джинский сообщил Закарийе ал-Казвини важные и довольно подробные сведения о селениях Цахур и Шиназ, о хозяй­стве и культурной жизни их жителей.

Экономические и культурные связи с Ширваном подкре­пились связями политическими; население Ширвана и Ар- рана, поддерживаемое грузинами и дагестанцами, выступи­ло против кипчаков, прорвавшихся в Закавказье после по­ражения, нанесенного им монголами. Совместная борьба жи­телей Ширвана и Дагестана привела к тому, что в течение примерно десяти лет территория эта оставалась независимой.

Связи Ширвана с Дагестаном особенно усилились в кон­це XIV — начале XVI в., когда Ширваном правила новая, дербентская династия (1382—1538).

Ширван занимал в это время территорию, которая дол­гое время служила объектом столкновения двух сильных завоевателей — Тохтамыша и Тимура. Так как собственными силами государство не могло оказать ощутимое сопротивле­ние ни одному из этих грозных союзников, судьба Ширвана зависела от той политики, которой придерживается ширван- шах. Первый ширваншах новой династии, Ибрахим ад-Дер- бенди (1382—1417), оказался на высоте положения, проявив себя как гибкий политик. Он сумел удачно использовать про­тиворечия своих противников и сохранить фактическую неза­висимость Ширвана и Дербента.

История ширвано-дагестанских отношений этого времени освещается в сочинении Мухаммеда Хиналугского, написан­ном в 1456 г. Большое место в сочинении уделено деятельности Ибрахима ад-Дербенди. По совету сына кайтагского уцмия он добровольно подчинился Тимуру, чем и сохранил все свои владения.

Селения и общества в районе долины Самура в конце XIV —начале XV в. находились в политической зависимости от Ширвана. Согласно грамоте Ибрахима I Дербенди, Му­хаммед-бек получил «в управление» Ахты, Мискинджи, Докуз-пара, Мукрах, Кюре, крепость Хакуль-Мака, Хиналук, ал-Фий, ал-Маза. Зависимость лезгинских селений от Ширвана и в последующее время подтверждается тем, что им управляют потомки Мухаммед-бека.

Политическое влияние Ширвана наблюдалось не только при шейхе Ибрахиме ад-Дербенди и Халилуллахе I (1417— 1462), но и при Фаррух-Йассаре (1462—1500), при котором Ширван достигает наибольшего расцвета и могущества.

Дербент и прилегающие к нему земли входили в состав Ширвана. Поэтому-то правитель Ширвана и обращается «к шурину своему Адильбегу, Кайтагскому князю» с предло­жением вернуть пленных и товары, награбленные «кайтагами» при вынужденной остановке русского путешественника Афанасия Никитина близ Тарков.

Хотя Ширван в конце XV — начале XVI в. представлял собой фактически независимое государство, однако это были последние дни ширваншахов. Известно, что Ибрахим II Шейх-шах, утвердившись на ширванском престоле (1502 г.), отказался платить дань сефевидскому шаху Исмаилу. По­следний предпринял второй поход в Ширван (1509 г.). При этом он захватил Баку и дошел до Дербента. Наместник Дербента оказал сильное сопротивление, но в конце концов вынужден был сдать город. Был покорен также Табасаран.

Связи между Ширваном и Дагестаном не прерывались и в последующее время и носили не только политический, но культурный и экономический характер. Культурные свя­зи шли по линии взаимозаимствования культурных ценно­стей, в частности сочинений на арабском языке, в передаче традиций (особенно это заметно в архитектуре). Жители Ширвана нередко переселялись в Дагестан. Переход из Шир­вана в Дагестан был связан с преодолением многочисленных перевалов и чреват опасностями. Зимой узкие горные тропы становятся непроходимыми. Тем не менее связи Северного Азербайджана и Дагестана не прекращались. Постоянно функционировал путь Шемаха —Дербент, о чем свидетель­ствуют сохранившиеся на этом пути многочисленные кара­ван-сараи. Кратчайшим же был путь через перевалы. Оче­видно, в XIII в. Ганджу и Цахур соединяла действующая дорога, чем и объясняется сообщение ал-Казвини о том, что Цахур расположен в шести переходах от Ганджи. Имелись также пути местного значения, и они использовались более шли менее регулярно.

В XI—XV вв. наступает новый этап в грузино-дагестанских отношениях, связанный с значительным ростом торгово-экономических и культурных связей. Внутреннее положение обеих стран также способ­ствовало развитию этих контактов. В XI—XV вв. Дагестан, правда, оставался разделенным на несколько частей, терри­ториальная раздробленность сохранялась, но оформились крупные государственные образования. Грузия же XI — на­чала XIII в. представляла собой единое централизованное государство. Феодальная Грузия в этот период достигает наи­большего политического и экономического подъема, стано­вится одним из ведущих государств Кавказа и играет зна­чительную роль в политической жизни соседних стран, осо­бенно северокавказских. Под властью грузинского царя были объединены не только чисто грузинские княжества, но в от­дельных случаях ряд других закавказских земель. Большую роль в объединительной политике играл грузинский царь Давид Строитель (1089—1125). При нем в состав Грузии был включен Дербент.

Однако североазербайджанские земли и Дербент находи­лись в составе Грузии очень короткое время, и потому поли­тическое влияние Грузии было здесь незначительным. Но в западных районах (в частности, у дидойцев) это влияние было более длительным и ощутимым.

Политическое влияние Грузии приводило к усилению эко­номических и культурных взаимосвязей. Оживляются торго­вые связи: среди монет XII—XIII вв., найденных в Дагеста­не, встречается большое число грузинских. В то же время монета дербентской чеканки была распространена в закав­казских городах.

Важную роль в усилении связей Грузии и Дагестана игра­ли и экономические факторы — усилившаяся в Дагестане спе­циализация производств, в значительной степени способство­вавшая оживлению торговых операций.

Политическое влияние и экономические связи дополнялись и подкреплялись идеологическим воздействием. Грузинские правители в своей деятельности огромное внимание уделяют религиозному фактору. Предпринимаются новые попытки на­садить в районах Дагестана христианство, усиливается мис­сионерская деятельность, строятся памятники христианского культа. В XI—XII вв. христианские храмы были «в Антцухе, Тенухи», у «народа Хундзи». Активная деятельность христи­анской церкви в Дагестане связана с именем царицы Тамары, в правление которой предпринимались неоднократные попытки христианизировать северокавказские народы.

С процессом христианиза­ции, а также с культурными контактами связано распрост­ранение грузинского письма в Дагестане. Здесь найдено сем­надцать грузинских надписей. Как правило, текст надписей канонический. Некоторые из них представляют собой би­лингвы на грузинском и авар­ском языках.

Искусствоведческий матери­ал также приводит нас в об­ласть грузино-дагестанских связей. Дагестанские строите­ли, в частности мастера архи­тектурного декора, поддержи­вали профессиональные связи со строителями Грузии и Ар­мении. Возможно, с этим и связано то, что в Табасаране особое развитие получил лен­точный орнамент, характерный для «христианской» архитек­туры.

Дагестано-грузинские контакты в области экономики, куль­туры и в быту в значительной степени нашли отражение в дагестанских и грузинских языках, и в частности, наложили отпечаток на топонимику. Так, в Западном Дагестане топо­нимические данные дают ряд наименований, грузинское про­исхождение которых находится вне всякого сомнения. С гру­зинами легенды связывают также происхождение некоторых дагестанских аулов или же тухумов. В то же время в древ­ней топонимике и этнонимике северных горных областей как Кахетии, так и Картлии обнаружены многочисленные парал­лели с северокавказским миром.

Известны случаи, когда грузинские правители переселяли горцев за пределы Дагестана, а некоторые грузинские кня­жеские фамилии возводят свой род к дагестанским князьям- чанкам, переселившимся в Грузию из Дагестана.

В V—XV вв. культура Дагестана развивалась на базе складывания и укрепления феодальных отношений. Активное участие Дагестана в политических событиях, его регулярные связи с внешним миром способствовали тому, что многие до­стижения мировой культуры того времени становились до­стоянием и народов Дагестана.

В эту эпоху определилось этническое лицо Дагестана, в основном горного, где уже окончательно сложились основные формы материальной культуры. Именно в это время форми­руется ряд крупных горных аулов современного типа с раз­витым каменным домостроительством, оформлением основных видов монументальной горской архитектуры и широким рас­пространением типично кавказских костюмов, оружия и ору­дий производства.

Последние века описываемого периода характеризуются распространением в Дагестане грузинской и арабской пись­менности, о чем свидетельствуют письменные памятники, в том числе и местные хронографы. Высокого мастерства до­стигают художественные ремесла: резьба по камню, дереву, ювелирное искусство и т. п.

О культурных памятниках описываемого периода мы мо­жем судить как по дошедшим до нас письменным источни­кам, так и, в значительной степени (особенно для V—X вв.), по археологическим данным, полученным в результате широ­ких исследований, проводимых за последние годы в респуб­лике.

Среди изученных археологических памятников большой интерес представляют как культовые памятники-могильники (Таллинский, Ураллинский, Верхнечирюртовский, Агачкалин- ский, Хлютский, Ботлихский, Бежтинский, Аркасский, Узунта- линский, Кулинский, Дегвинский и др.), так и бытовые (Верх- нечирюртовское, Урцекинское, Аркасское городища и др.).

Основная масса населения в описываемый период проживала в небольших укреплен­ных поселениях. Остатки таких поселений существуют почти у каждого крупного современного аула.

Они располагались на гребнях возвышенности, занимая частично солнечные склоны этих возвышенностей (Чиннаб, Ботлих, Ирганай и др.) или же перевалов. Часто место для поселений выбиралось у реки, но и при этом оборонитель­ные факторы учитывались прежде всего.

В XI—XV вв. увеличивается количество крупных насе­ленных пунктов, образованных в результате слияния несколь­ких мелких поселений. Слияние происходило как мирным пу­тем, так и в результате военных столкновений. Аул разрас­тался, причем, как правило, укрепленную (возвышенную) часть аула занимали победители. Часто аул строили на со­вершенно новом месте. Аулы нового типа обычно имеют спе­циально отведенные места — годеканы (площадь, майдан), игравшие важную роль в общественной жизни горцев. Здесь решались важнейшие вопросы политического и хозяйственно­го значения.

Жилища на плоскости строились из сырцового кирпича, но были и турлучные. Некоторые дома крылись остроконечными крышами. Наряду с надземными существовали и под­земные жилища. В предгорье и горах основным типом жи­лища была двух- и трехкамерная сакля с каменными стенами и плоской земляной крышей.

Если для V—X вв. характерны жилые камеры с очагами в центре дома или же пристенными, то в позднейший период повсеместно распространялись пристенные камины различ­ных конструкций, иногда украшенные налепным орнаментом на глиняной обмазке. Неотъемлемой частью интерьера явля­лась лежанка. Часто она представляла собой обработанный скальный выступ. Существовали также специально пристроен­ные лежанки. Иногда под лежанкой проходил дымоход. По­добные дома со сложными дымоходами были выявлены при раскопках Миатлинского поселения. Очаг и очажная кон­струкция, а также отдельные детали интерьера, например центральные столбы, обычно богато орнаментированные, но­сили культовый характер. С культом, видимо, связан и пере­носный очаг.

Экономическое и политическое положение Дагестана в описываемую эпоху привело к бурному росту городов.

Первоначально это, как правило, оборонительные соору­жения. Возводимые на стратегически важных путях, они впо­следствии становились центрами экономической жизни райо­на. Так, многие из них постепенно превращались в типично средневековые города с ярко выраженными архитектурными элементами: цитаделью, городским ядром и посадом.

Наиболее ярким памятником раннего средневековья яв­ляется система дербентских укреплений, возведенных на ме­сте еще более ранних оборонительных сооружений, построен­ных из сырцового кирпича.

Начало возведения этих укреплений следует отнести ско­рее всего к VI в. Дербентские фортификационные сооруже­ния состоят из двух параллельных стен, наглухо запиравших узкий проход по морскому побережью. Общая протяженность их составляет 6 км, максимальная высота 19 м. Стены сдела­ны из хорошо отесанных плит (размером 1 м X 70 см X 35см). Каждые две продольные плиты чередуются с плитой, поло­женной на ребро. По единодушному свидетельству средневе­ковых авторов, блоки, из которых построены стены, скрепля­лись железными скобами и заливались свинцом. Простран­ство между панцирными плитами было заполнено забутов­кой на растворе.

В каждой из стен имелось по трое ворот. Одним концом стены уходили в море, где они образовывали удобную гавань, защищенную большой цепью. С запада к этим стенам при­мыкает цитадель Нарынкала, построенная несколько позже, в X в. От Нарынкалы древние стены простираются на север, уходя в горы на 40 км и защищая пути, ведущие в обход го­рода через горные перевалы.

Примером высокого развития архитектуры у народов Да­гестана являются также развалины средневековых городищ: Урцекинского, Аркасского и Верхнечирюртовского. Поражает умение местного населения использовать военно-топографиче­ские преимущества того или иного района.

К концу рассматриваемого периода можно говорить о со­здании в Дагестане, как и на всем Кавказе, своеобразного вида монументального зодчества — каменных многоэтажных башен. Такие башни сохранились в различных районах Да­гестана. Большинство из них в плане четырехугольной фор­мы и имеет до пяти-шести этажей. Наиболее интересны баш­ни, сохранившиеся в сел. Тидиб (Советский район), Рича (Агульский район) и в Кубачах. Развалины их найдены и в Хунзахском районе (поселение Чинна). Круглая башня со­хранилась в сел. Ицари (близ Кубачей). Башни встречают­ся разных типов: жилые, оборонительные и наблюдательные. Сохранились остатки целой системы сигнальных (наблюда­тельных) башен, расположенных вдоль Аварского Койсу.

Все башни имели входы, расположенные на втором или третьем этаже. Сообщение осуществлялось приставными лестницами, которые убирались в минуты опасности. Первые этажи использовались в качестве хранилища. В стенах ба­шен имелись бойницы, а также специальные козырьки, защи­щавшие осажденных от стрел противника. Башни построены в основном по единому плану и в единой строительной тех­нике, что свидетельствует о значительном опыте дагестанских средневековых строителей.

Поражает тщательность обработки и укладки камня, на растворе и без него. Особо следует отметить, что отдельные башни возводились на растворе из яичного белка с примесью пшеничной муки (башня в сел. Мусрух Советского района и др.).

В средние века в связи с проникновением монотеистиче­ских религий (христианства и ислама) развернулись работы по строительству культовых сооружений — храмов и мечетей.

До настоящего времени у сел. Датуна (Советский район) сохранился христианский храм IX—XI вв. Он представляет собой однонефную базилику с купольным сводом, которая пе­реходит снаружи в двускатный коробовый свод. Перекры­тие покоится на двух подпружных арках, расположенных крестообразно. Крыша храма была облицована великолепной глазурованной черепицей. Остатки подобных церквей сохра­нились также у аулов Хунзах, Хини, Тидиб и др.

Не менее интересны и раннемусульманские культовые ме­чети. К XI—XIV вв. относятся мечети в сел. Ихрек (Рутульский район) и в сел. Рича. Они датируются куфическими надписями на камнях, уложенных в кладке их стен. К этому же периоду относится и Каракюринская мечеть (Ахтынский район). Ее характерная особенность—три нефа, образуемые двумя рядами подпорных колонн, которые покоились на четырехугольных базах, покрытых стуковым орнаментом и ку­фическими надписями по стуку. Столбы, в плане круглой формы, также орнаментированы. Хотя мечеть была разру­шена при пожаре, тем не менее она сохранила первоначаль­ный план и частично древнюю кладку. Аналогичные сооруже­ния сохранились в Хиве, Хунзахе, Кумухе и других аулах. Особо следует отметить две небольшие мечети конца XIV в., исследованные на Аркасском городище.

Это были небольшие одно- и двухэтажные строения с мих- рабами в южной стене. К восточной стороне примыкало не­большое здание, предназначенное, видимо, для хранения при­пасов. До нас дошли архитектурные детали: капители, базы колонн, детали культовых и жилых парадных помещений XI— XV вв. Как правило, все эти архитектурные элементы покры­ты великолепной сюжетной резьбой.

Резьба по дереву и камню достигла значительного расцвета в описываемый период, особенно в его последние века. Эти виды художественного ремесла развивались в тесной связи со строительным делом.

В декоративном искусстве Дагестана раннесредневекового периода наблюдается определенная эволюция. Если в началь­ные века средневековья в декоративном искусстве господ­ствовали сюжетно-реалистические начала, то впоследствии они отчасти вытесняются орнаментально-декоративными фор­мами.

Этот процесс сопровождается усложнением сюжета, дроблением композиции и канонизацией отдельных элементов декора. Появляется плетенчатый орнамент, а затем и орна­мент в виде арабской вязи, связанные с проникновением в горный Дагестан христианства и ислама.

Резьба по дереву была развита во многих районах гор­ного Дагестана. Резьбой украшались важнейшие детали по­мещения: двери, окна, опорные столбы, а также посуда и ме­бель. Это искусство имело много общего с исконным народ­ным дагестанским орнаментом. Так, например, в Табасаране, где исстари была развита резьба по дереву, орнаментальные мотивы резного дерева перекликались с ковровым орна­ментом.

Выдающимся памятником искусства этого периода явля­ются деревянные резные ворота из сел. Калакорейш (XII— XIII вв.), а также деревянные детали дома Хаду Гитинова из Тидиба.

Не уступают этим шедеврам и опорные столбы ричинской мечети XII—XIII вв., сплошь покрытые сложным и изыскан­ным орнаментом. Характер орнамента гармонично сочетается с конструкцией опорного столба и деревянных деталей в мечетях Тпига, Хучни и других аулов.

Есть все основания полагать, что в обработке дерева ши­роко применялся токарный станок, появившийся еще в пре­дыдущую эпоху.

Почти по всей территории Дагестана встречаются камни, покрытые великолепной тонкой резьбой. Они знакомят нас с бытовыми и военными сценами и религиозными представ­лениями горцев. Особенно часто встречаются растительные завитки, магические знаки (лабиринты, вавилоны, кресты, свастики), изображения игр, охоты, единоборства и т. д.

Наиболее интересны так называемые «албанские релье­фы» из Кубачей и памятники Гидатлинской долины. Техника резьбы по камню самая разнообразная, а изображение на­столько искусно выполнено, что можно говорить о сложив­шейся школе резчиков по камню.

По мнению специалистов, резьба по камню в Дагестане находится «в глубокой связи с художественными традициями не только соседних областей Кавказа, но и Средиземно­морья». Особо следует отметить развитие некоторых форм монументально-декоративного искусства, выявленных за по­следние годы. В селениях Калакорейш, Луткун, а также в Дербенте обнаружены замечательные памятники стуко, близ­кие по орнаментальным мотивам стуковой резьбе Азербай­джана и Средней Азии.

Уже в начальные века раннего средневековья в керамическом производстве наблю­дается переход к гончарному кругу. Кера­мика Таллинского, Верхнечирюртовского могильников и Урцекинского городища частично является кружальной.

Раннесредневековые со­суды, известные из много­численных памятников, ан- гобировались, подвергались лощению и украшались раз­личным орнаментом в виде налепов или геометрическим, врезным.

Особый интерес пред­ставляет серия сосудов из раскопок Урцекинского горо­дища, украшенных традици­онным для Ближнего Восто­ка сюжетом «древа жизни» и оленями в «адорирующей позе». Со временем этот сю­жет становится основным компонентом дагестанского национального орнамента «тутта», «мурк», «к1ибикь- араб накьи».

В XI—XV вв. качество гончарных изделий резко повышается. Это объясняется широ­ким распространением гончарного круга, улучшением техники отмучки глины, а также появлением усовершенствованных гончарных печей. В рассматриваемую эпоху почти полностью исчезает грубая кухонная посуда типа горшков. Последние заменяются металлическими изделиями. Основными типами гончарных изделий являлись изящные, богато орнаментирован­ные одноручные и двуручные кувшины безупречных форм и пропорций, тарелки, солонки, а также светильники — чирахи.

Большой интерес представляет крашеная керамика, вы­явленная при раскопках города в Аркасе, Бежтинского мо­гильника, в районе Хунзаха, Верхнего Чир-юрта и в других районах Дагестана.

Найденные здесь сосуды и их обломки украшены красной и белой краской — ангобой. Фактура теста, формы керами­ки, а также цветовое сочетание и узоры не оставляют сомне­ния в том, что эта керамика непосредственно предшествовала прославленной балхарской.

В X—XIII вв. в Дагестане исключительно широкое рас­пространение получила поливная керамика. Она выявлена повсеместно в горах и на равнине. Сначала использовалась примитивная полива, внутреннее смоление, с X в. появляется уже глазурь. Часть керамики, обнаруженная в горном Даге­стане, по своим технологическим особенностям и методам декоровки перекликается с аналогичной поливной керамикой Кахетии и Азербайджана. Другую часть, особенно из Юж­ного Дагестана (керамика, покрытая бирюзовой глазурью, обнаруженная у лезгинских селений Кала и Испиг), можно считать изделиями местного производства.

Металлообработка являлась ведущей отраслью средневекового ремесла. Крупными очагами металлообработки были не только средневековые города — Дербент, Зирихгеран, Урцеки, Аркас, но и ряд горских аулов и поселений.

Новые данные, полученные при раскопках Аркасского и других могильников, позволяют утверждать, что металлооб­рабатывающая традиция таких аулов, как Гоцатль, Казикумух и др., имела свою богатую предысторию. Уже в ран­нем средневековье получили распространение небольшие поделки с растительным, иногда черненым орнаментом, в ко­торых можно усмотреть орнаментальные мотивы, характер­ные для развитого дагестанского декоративно-прикладного искусства.

Прекрасными образцами мастерства дагестанских умель­цев в раннем средневековье считаются многочисленные пред­меты утвари. Большинство из них выполнено в форме зверей и найдено в горном Дагестане. Это своеобразные бронзовые блюда, кувшины, водолеи и курильницы, хранящиеся в раз­личных музеях нашей страны. Они украшены различными инкрустациями: пастой, металлом, врезным и чеканным орна­ментом. Изучение этих предметов позволило уверенно гово­рить о создании в Дагестане различных художественных школ по обработке металла.

Дагестанские мастера были знакомы еще в начале раннесредневекового периода с такими сложными техническими приемами, как инкрустация, зернение, фигурная ковка, худо­жественное литье.

Впоследствии эти технические и художественные тради­ции не были утрачены и получили дальнейшее развитие с расцветом на Кавказе и Ближнем Востоке так называемого «позднесасанидского искусства», в формировании которого активное участие принимали и народы Дагестана.

Примером развития ремесла и художественных промыс­лов в горном Дагестане служит Бежтинский могильник (VIII—X вв.), давший исключительно богатый металлический инвентарь. В окрестностях этого могильника, а также в Цун- тинском районе, административным центром которого являет­ся Бежта, найдены и разнообразные высокохудожественные бронзовые статуэтки и массивные зооморфные пряжки, хра­нящиеся во многих музеях страны и за ее пределами. Изу­чение их дало основание говорить о местном изготовлении этих изделий еще в первой половине I тысячелетия до н. э.

Раскопочные данные свидетельствуют о длительном су­ществовании этого древнего очага металлообработки, сырье­вой базой которого служили многочисленные рудопроявле- ния, расположенные в непосредственной близости к могиль­нику. Данные Бежтинского могильника говорят также и об отраслевой специализации, о самостоятельном существовании кузнечного, ювелирного и литейного дела.

Средневековые кузнецы изготовляли мечи, палаши, саб­ли, шашки, ножи, кинжалы, наконечники стрел и копий, а также шлемы-шишаки. Найденное оружие поражает совер­шенной техникой изготовления. Кузнецы свободно владели ковкой (в том числе и фигурной), знали также паяние, свар­ку, волочение (калибровку), а ювелиры-чеканщики — тисне­ние, резьбу и пуансон. Особенно великолепны железные цельнокованые шлемы с двумя декоративными отверстиями, прикрываемыми железными дисками, обитыми чеканными медными листами. Поверхность шлема украшена также мед­ными шляпками, радиально расходящимися от плюмажной втулки. Эти уникальные шлемы созвучны с бронзовой ста­туэткой из Дидо, на голове которой ясно различается анало­гичный шлем. Не уступают шлемам по пышности отделки и два железных палаша, ножны которых обложены медными пластинками, покрытыми геометрическим орнаментом.

Наиболее ярко технологическое мастерство и художествен­ная культура бежтинских мастеров проявилась при созда­нии замечательных шедевров художественного литья: мас­сивных ажурных зооморфных бронзовых пряжек. Сложная многосюжетная композиция составлена очень умело и сви­детельствует о большом художественном вкусе ее создате­лей. Не уступают этим пряжкам по художественной ценности и многочисленные крупные поясные пряжки, найденные в Ар- касе, с концами, оформленными в виде голов драконов.

Наряду с изготовлением этих пряжек и других высоко­художественных изделий, несомненно предназначенных для определенного круга постоянных заказчиков, в производстве этого времени наблюдается тенденция к массовому выпуску продукции: широко используется штамп, появляются устой­чивые литейные формы, ложная зернь.

В последующие века средневековья (X—XV) искусство бронзового литья принимало все более совершенные формы. Путем литья изготовлялись кольца, серьги, браслеты, а так­же различные фигурки животных, используемые в качест­ве амулетов. Особенно следует отметить знаменитые бронзо­вые кубачинские котлы с рельефным изображением людей, животных и птиц.

В этот период значительно изменился ассортимент ювелирных изделий. Вместо массивных изделий (браслеты, привески, пряжки и т. д.) появились изящные серьги, пла­стинчатые браслеты, лунницы и другие украшения. Широкое распространение получают зернение и чеканка.

С XIV—XV вв. чаще встречаются серебряные и позоло­ченные изделия. Успешно осваиваются новые технологические приемы: чеканка по меди и серебру, инкрустация золотом и полудрагоценными камнями и чернение серебра. Серебряные изделия с чернью, сканью и зернением стали предметом вы­воза во все районы Кавказа и более отдаленные области.

В V-X вв. в Дагестан, как указывалось выше, проникли христианство и ислам. На­ряду с ними была широко распространена и языческая религия. По-прежнему бытовала вера в загроб­ную жизнь, о чем свидетельствует погребальный инвентарь многочисленных могильников средневековой эпохи. Этот ин­вентарь состоял из пОсуды для заупокойной пищи и питья, оружия, предметов вооружения, орудий труда, украшений, принадлежностей туалета, а также предметов культа. Сопро­вождение покойника этими предметами, а также тризна, ко­торая устраивалась около могилы, не только имели целью обеспечить покойника в загробной жизни всеми необходимыми предметами, но являлись также попыткой задобрить дух по­койника, наделенного сверхъестественными силами и способ­ного активно вмешиваться в земную жизнь. Именно об этих верованиях, видимо, идет речь в описании погребальных обря­дов царства Серир арабским путешественником X в. ибн Русте. Он пишет: «Когда кто-нибудь из них умирает, они кладут его на носилки и выносят его на открытое место, где оставляют на три дня на носилках. Затем жители города садятся на ко­ней и облачаются в панцири и кольчуги. Они едут на край названного места и со своими конями устремляются на мерт­вое тело, но не пронзают его. Местные жители объяснили эти церемонии следующим образом: „Был у нас один человек, он умер и был похоронен, а через три дня закричал из своей мо­гилы. Поэтому мы оставляем наших умерших на три дня, а на четвертый пугаем его нашим оружием, чтобы дух его, если он вознесся, вернулся бы в свое тело»». Далее ибн Русте со­общает, что этот обычай существует у них свыше 300 лет.

Интересные космогонические представления горцев (вера в священного быка, поддерживающего на рогах земной шар), а также понятие их о небесной тверди и космическом про­странстве. Впоследствии эти представления тесно переплета­лись с исламскими догмами и мусульманское духовенство развивало самую активную деятельность с целью придать- религиозную окраску различным истинно народным праздне­ствам и обрядам, связанным с трудовой деятельностью горцев, с целью приспособления их для укрепления авторитета ислама.

В раннем средневековье почти полностью исчезают ха­рактерные для более древнего периода обычаи захоронения в сидячем и скорченном положении. Господствуют вытяну­тые захоронения в грунтовых ямах, склепах и каменных ящи­ках, т. е. в устройстве погребальных сооружений и в их ори­ентации наблюдается весьма определенная стандартизация. Развитие погребальных -сооружений идет в сторону их уп­рощения. В некоторых местах они принимают формы, близ­кие к современным. Даже в равнинном Дагестане, где в V— VII и VIII—X вв. характерным был катакомбный обряд, на рубеже I—II тысячелетий н. э. появляется новый обряд за­хоронения: обложенные камнями и перекрытые плахами грунтовые ямы.

Унификация погребального обряда связана с изменения­ми, характеризующими определенный этап в формировании этнической общности дагестанцев. Хронологически он совпа­дает с проникновением и утверждением в Дагестане моно­теистических религий — христианства и ислама.

Сокращение погребального инвентаря и некоторое ухуд­шение качества погребальных сооружений, наблюдаемые в конце раннесредневекового периода, обычно связываются с усилением имущественной дифференциации и обнищанием ос­новной массы рядовых членов общества, т. е. с дальнейшими социальными сдвигами в местном обществе. Этому же спо­собствовало проникновение монотеистических религий, кото­рые исключают древние ритуалы, связанные с привнесением заупокойной пищи и питья, и лучше обслуживают укрепляю­щийся класс феодалов. Это предположение подтверждается письменными источниками Масуди, ибн Русте, «Тарих ал- Баб», сообщающими о развитии экономической и социальной жизни в Дагестане на рубеже I—II тысячелетий н. э.

К широко распространенным культам в средневековом Дагестане следует отнести земледельческие культы. Они вос­ходят к глубокой старине. Таков, например, наиболее попу­лярный в Дагестане весенний праздник— «День первой бо­розды», или «Праздник первого плуга».

Не менее оригинальны и другие домусульманские куль­товые праздники, например «Праздник черешни», «Празд­ник цветов», ныне возрожденные с новым содержанием в Южном Дагестане, и кайтагский праздник, связанный с про­полкой. Все эти праздники связаны с народным тщательно разработанным сельскохозяйственным календарем, существо­вавшим у всех народов Дагестана.

Из всех сезонов года наибольшее число народных празд­ников приходится на весну, как наиболее ответственный период хозяйственного года.

Во всех дагестанских районах отмечены «запретные дни», когда рекомендуется прекратить сев во избежание гибели урожая. Только по истечении этих «запретных дней» можно возобновить полевые работы.

У горцев особо выделяют середину лета, называемую по­чти везде «турши» — ответственная пора полевых работ. На­ступление «турши» определяется как по счету от начала лета, так и по одноименной звезде. Звезде Турши приписы­вается чудодейственная сила, способная убивать людей или же предотвращать болезни.

Вопрос о времени появления и характере ранней письменности у дагестанцев наукой окончательно не решен.

Однако совершенно очевидно, что уже с эпохи антично­го албанского государства необходимость в письменности была велика. Возможно, что в начале нашей эры сущест­вовал особый албанский алфавит, который впоследствии был вытеснен азбукой, созданной Месропом Маштоцом (V в. н. э.). Видимо, остатки этого алфавита дошли до нас в виде бук­венных знаков, использованных в качестве меток гончарами Урцекинского городища.

Остатки письменности, созданной в V в. н. э., в виде ла­пидарных надписей найдены пока в Северном Азербайджане (Мингечаур). Расшифровка этих надписей показала, что ал­банский алфавит обслуживал один из языков дагестанской группы, а именно удинский. Впоследствии в силу сложных политических и этнических процессов, происходивших на Во­сточном Кавказе, албанская национальная письменность бы­ла утеряна. Тем не менее албанский алфавит, вероятно, ши­роко применялся в Дагестане, где находился религиозный центр Албании — город Чога.

В Южном Дагестане получила распространение и пехле­вийская письменность. Об этом свидетельствуют пехлевий­ские надписи из Дербента. Они выполнены на крупных бло­ках, из которых сложена городская стена, с большим искус­ством, что позволяет считать пехлевийскую грамоту доступ­ной не только духовным лицам, но и мастерам-резчикам.

К X в. н. э. относятся арабские надписи из Южного Да­гестана (Дербент, Ихрек, Гельхен), указывающие на знаком­ство части местного населения Южного Дагестана с арабской письменностью.

В X—XV вв. в Дагестане широкое распространение полу­чили грузинское и арабское письмо.

Грузинским письмом в основном пользовались в Севе­ро-Западном Дагестане (в основном в Аварии). Именно здесь найдено наибольшее число из всех найденных на Се­верном Кавказе древнегрузинских надписей. В основном это кресты вотивного характера, а также довольно крупные стен­ные блоки, на которых выгравированы грузинские слова. Большинство надписей сделаны заглавными уставными бук­вами «мгловани», хотя встречаются и тексты, написанные скорописью. Особый интерес представляют двуязычные тек­сты-билингвы на грузинском и аварском языках. Они свиде­тельствуют о попытках, и весьма удачных, использовать гру­зинский алфавит для создания аварской письменности. Све­дения письменных источников, археологические материалы, а также данные этнографии показывают, что христианство в горах не в пример другим районам Северного Кавказа пусти­ло достаточно глубокие корни. В распространении грамоты в горах большую роль играли школы, в которых грузинские миссионеры обучали грузинскому языку и письму. Возмож­но, грамотность коснулась не всех слоев населения, но гру­зинские надписи и памятники христианства во многих райо­нах Северо-Западного Дагестана свидетельствуют о довольно большом ареале распространения грузинского письма.

С X в. н. э. наблюдается интенсивное проникновение ис­лама сначала в южные, а затем в остальные районы Даге­стана. Одновременно усиливается и значение арабского язы­ка, который довольно скоро распространился среди духовен­ства и знати, а затем и среди некоторой части остального населения, главным образом ремесленников. О довольно широ­ком распространении арабского языка и грамоты свидетель­ствуют многочисленные (несколько десятков) куфические надписи, найденные в основном в Южном Дагестане. Так, надписи XI в. были выявлены в Дербенте и других пунктах, а XII—XV вв. — в Ахтах, Рутуле, Тпиге, Лучеке, Цахуре, Курахе, Хунзахе, Кумухе и других пунктах. Большинство из них строительного характера, хотя отдельные надписи повест­вуют о событиях политического, даже социального характе­ра. Так, надписи из сел. Рича сообщают о монгольском на­шествии, а надпись из Тпига гласит о восстании жителей со­седних аулов.

Большой интерес представляют также эпиграфические па­мятники из Цахура, где сообщается о битве местного населе­ния с «турками и рутульскими феодалами» (XV в.).

К концу рассматриваемой эпохи в Дагеста­не распространились арабские книги, в ос­новном богословского и философского содержания. В XIII в. в Цахуре, по сведениям Казвини, были распространены кни­ги, посвященные толкованию шафиитского учения,— «Китаб ал-имам ал-Шафии» («Книги имама Шафии») и «Мухтасар ал-Музани фи фуруй ал-Шафия» («Компендий Музани по отделам шафийского учения»).

Помимо книг богословского содержания в Дагестане, ви­димо, ходили и светские, такие, как «Космография» Казвини, представляющая собой своего рода энциклопедию естествен­ных наук (начало XIII в.). По словам И. Ю. Крачковского, «Космография» была «крупнейшим систематическим произве­дением этого рода, получившим широкое распространение во всех литературах мусульманского Востока».

В том же Цахуре существовала арабская школа для обу­чения подростков.

В указанное время произведения на арабском языке писа­ли и местные ученые. Это были в основном хронографы, от­ражающие важнейшие для своего края события и факты (войны, стихийные бедствия, эпидемии и т. д.). Эти летопи­си имелись почти в каждом ауле и дошли до нас в различ­ных списках и редакциях. Они переписывались и дополня­лись новыми фактами, но сохраняли свою сюжетную канву. Широкое распространение подобных произведений знамену­ет появление в Дагестане особого жанра — региональной ис­ториографии,— составившего основу сводных исторических работ. Последние дошли до нас только в единичных экзем­плярах.

Выдающимся произведением подобного рода являлась «Тарих ал-Баб» («История Дербента»), посвященная собы­тиям IX—XI вв. в Дагестане и Ширване. Оригинал «Исто­рии» утерян, неизвестно и имя автора. Однако и сохранив­шаяся в краткой редакции, которая дошла до нас в многотом­ном сочинении турецкого историка Ахмеда ибн-Лутфуллаха, часть «Тарих ал-Баб» имеет исключительное значение для ис­тории Восточного Кавказа рубежа I—II тысячелетий н. э.

Огромной популярностью в горах пользовалась историче­ская рукопись «Дербенд-наме», которая в многочисленных списках и вариантах сохранилась в горах. Она посвящена нашествию арабов на Дагестан. Рукопись имеется на араб­ском, персидском,  и джагатайском языках. Хотя этот труд тенденциозен и носит компилятивный харак­тер, тем не менее в нем есть некоторые сведения, которые не приводятся в арабских источниках. Не уступает в популяр­ности «Дербенд-наме» и другая рукопись, а именно «Тарихи Дагестан» («История Дагестана») — вероятно, XIV в.,— по­священная той же тематике. Она переведена и на местные языки и также содержит много интересных сведений по средневековой истории Дагестана.

К XIII в. относится появление ряда локальных историй, отражающих события отдельных аулов и обществ. К таковым относятся «Ахты-наме», «История села Куркли», «Цахур-наме» и «История Абу-Муслима».

В указанное время в Дагестане выросла плеяда ученых- арабистов, которые пользовались известностью далеко за пределами страны. Ибн-Батутта, известный ученый и путе­шественник (умер в 1377 г.), сообщает о том, что в столице Золотой Орды Сарае подвизался шафиитский ученый «до­стойный имам Садредин Сулейман ал-Лакзи, один из отлич­нейших людей».

Еще раньше, в XII в., как сообщает Насир Хосров, автор широко известной книги «Сафар-наме», писал о дербент­ском философе Абдул-Хадле Халифе ибн Али. Знаменитый арабский ученый йакут в книге «Словарь стран» сообщает о видном ученом Хакиме ал-Лакзи ал-Хунлихе (Хунлих — на­селенный пункт близ Дербента) как о превосходном шафий-ском хакиме, ученике и последователе знаменитого восточ­ного ученого ал-Газали (середина XII в.). Йакут же сообща­ет об ученом Мусе ибн Юсуфе ибн Хусейне ал-Лакзи, выход­це из Южного Дагестана.

В раннесредневековом периоде была сделана первая по­пытка перевода на цахурский язык «Компендия Музани» и «Книги имама аш-Шафии». Переводчик этих книг Низам ал-Мулк ал-Хасан ибн Исхак (XIII в.) основал в Цахуре школу, «где имелись учитель и факихи».

Было бы неправильно считать, что средневековые даге­станские ученые-арабисты занимались только изучением бо­гословия и схоластики. Они интересовались грамматикой, ло­гикой, географией и другими светскими науками. Особенно важно их историческое наследие — бесценный источник по ис­тории Дагестана.

Можно полагать, что в XI—XIII вв. в Дагестане получили развитие некоторые точные науки: астрономия, геодезия, ма­тематика. Концом XIV — началом XV в. можно датировать мечети раннесредневековой эпохи, исследованные на Аркасском городище. Их раскопки позволили выявить особенности, указывающие на знакомство строителей с астрономией. Так, например, они умели вычислять долготу и широту, местное время, знали разницу между географическим меридианом и линией Кибла.

Есть все основания считать, что в XI—XV вв. в Дагеста­не было налажено производство бумаги и чернил. До нас дошло большое количество книг, написанных именно на бу­маге местного производства (бумага делалась из льна), а также различные рецепты изготовления бумаги и чернил.

^[1] К. Маркс, Капитал, т. III, — К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 25, ч. II, стр. 183.

^[2] Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. V, 1938, стр. 221.

^[3] Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. VI, стр. 185.

   

 I   II   III   IV   V   VI   VII   VIII   IX   X   XI   XII   XIII