Часть VIII
Подавление восстания 1877 г. в Лезгистане
Не играй с огнем — все потеряешь
Один из участников подавления восстания писал: «...тактика здесь не при чем, все решает стратегия… началась настоящая охота на людей…».
3 ноября отряд генерала Комарова подошел к селению Магарамкент, к хуторам. Иногда солдаты мстили тем, чья жизнь была такой же темной, беспросветной, как и их. И все же к Комарову на пути явились с изъявлением раскаяния предводитель восставших в Табасаране Нохбек Джабраилов и некоторые жители Самурского округа. Мехти-бек был пойман в устье р. Самур, Кази Ахмед бежал через Ахты по ахтычайскому ущелью. Его сопровождали приверженцы и семья. У Согратля их выдали, и все были пойманы.
5 ноября для переправы войск через Самур был устроен мост из арб жителей, артиллерия и обоз перешли реку вброд. Эта переправа настолько задержала движение отряда, что ночевать пришлось у Цухульского моста под небольшим снегом. После этого моста открывалась прямая дорога к ахтынскому укреплению. Уже на следующий день этот отряд был у Аджиахурского моста и 7 числа в полдень вступил в Ахтынское укрепление (сохранился подробный журнал 35- дневной блокады этого укрепления). Часть войск находилась в Касумкенте, требуя с местных жителей каждый день 40 быков «мясной порции» и 40 арб сена.
Солдат Кавказского корпуса во время зимнего похода в Дагестан
Отказавшие селения получали «свинцовый дождь». Г.Гузунов писал: «В груди огонь плачем обливается, ущелья наполнены слезами». Часть селений (Мака, Кара-Кюра уже 3-й раз и др.) были сожжены. Солдаты-невежды в алкогольном опьянении пели («Песня самурцев», 1877г.):
Вдруг раздался крик «Ура!»
Мы дружно подхватили.
Испугалась «татарва»
С завалов мы их сбили.
Жители селения Ахты объявили о своей виновности. Многие из виновников еще до прихода отряда были арестованы Юзбашевым. К аресту остальных приступили по приходу отряда, немедленно. Семь дней отряды Комарова и Чавчавадзе простояли в Ахтах, продолжались расхищения домов и разорение имущества. В округе был восстановлен прежний порядок, представители Самурского и Кюринского округов с белыми флажками прибыли к начальникам округов. Выбраны и назначены были взамен изменивших новые старшины, депутаты окружных судов, наибы. Кюринское окружное управление снова открылось 17 ноября. Все, в том числе и документы по Кюринской истории, здесь было сожжено или расхищено. Комаров на зиму для прокорма оставил отряды в Касумкенте, Ахтах, Великенте, Дербенте. Агаси-бек тогда пал от пуль 5 разбойников- ахтынцев у сел. Ихрек. Ш. Алиеву удалось их умертвить и бросить к воротам Агаси-бека. (Эти пятеро были похоронены вместе, ныне это место называется «Шахидрин пир»).
В материалах полиции по расследованию мятежа есть много интересных подробностей тех событий. Так, например, житель сел. Мамрач прапорщик милиции Гасан сын Юсуфа показал, что когда началось возмущение, он бежал из своего дома в Дербент, а семейство отвел в сел. Испик к кунаку своему Гаджи Магомед-хану. Все оставшееся имущество разграбили мятежники: кобылица — 35 руб., виноград — 200 репе, 25 арб сена — на 75 руб., бурдюк сыра и 3 пуда масла на 30 руб., 10 пудов убега, 100 пудов ячменя и пшеницы, разных мелких вещей на 40 руб.
Редко кого не постигло бедствие этого восстания: ограблен, посажен, ранен, убит, выслан… Ссыльные в России умирали от разных болезней, на шестом году пребывания в ссылке они были амнистированы новым царем. В числе высланных оказались и обвиненные в распространении слухов о, якобы, победе турецких войск над российскими и отказавшие в уплате податей во время войны. Оправдываясь перед властями, представители общества сел. Каладжух писали в письме: «Из нашего селения не было на совещании мулл никого перед наступлением на крепость, нам даже не было известно о намерении главарей восстания напасть на крепость… Но в Кубу наших парней повели обманом или силою. Из сельчан наших один (Кезри) убит и похоронен на месте смерти. Никто от нас не раскапывал могилы русских возле Кусарской крепости …
месяц зулькара 9 дня 1294 г. (1877) «.
Кавказский наместник Михаил Николаевич — брат Государя Александра II, дядя Государя Александра III, считал кавказских христиан равными с русскими, а мусульман — только подданными царя, но не допускал грубого национализма, как и его предшественники.
Этот Великий князь был малообразованным. После подавления восстания он решил жестоко наказать не только главарей, но и все население. «Смертная казнь, — указывал он на писания своей бабушки Екатерины II, — предотвращает другие преступления. Еще долго придется управлять народами с железным прутом».
Из сарая Дербентской городской полиции были доставлены эшафот и прочие принадлежности для процедуры казни (сделанные в 1850 г.). На шее каждого смертника висела дощечка с надписью «Государственный преступникъ». На них надевали суконные черные покрывала. Десятки людей из Южного Дагестана были повешены.
В обвинении Кази Ахмеда говорилось: «…задумав с другими лезгинами произвести вооруженное восстание с целью оказать помощь Турции в войне ее с Россией, он для достижения задуманного распространял воззвания к восстанию, затем, в сентябре 1877 г., когда началась война между Турцией и Россией, он принял на себя звание хана[1], организовав партии мятежников и подняв восстание в Самурском округе и Кубинском уезде…».
Кази Ахмед считал, что его любимому сыну Гасану лучше принять казнь первым, ибо, увидев смерть отца, будет трудно сохранить мужество, достоинство и не дать врагам повода для насмешек. Гасана повесили на аркане, и отец сказал: «Я умираю дважды».
Второму сыну Гаджи Мураду смертная казнь была заменена ссылкой? в Сибирь. Этот приговор также сохранился: «…сослать на каторжные работы в рудниках — сроком на 25 лет, с лишением всех прав состояния, в места Сибири, не столь отдаленные. Судебные по делу издержки взыскать из имуществ… без права обжалования сего приговора». Такой же приговор получил и курахский Магомед Али, вместо казни, «за своевременное раскаяние». (Гаджи Мурад после 24-летнего пребывания в Сибири вернулся на родину в 1902 г.)
Ануширван завещал потомкам: «Не начинайте драки с другим. Того не любит всевышний, кто шутит с жизнью людей, проявляет упорную смелость. Во всем следует придерживаться меры, даже за интересы народа: кто за него заплачет, у того глаза ослепнут». Всех главарей восстания после презирали, называя их порочными интриганами. Сохранились устные песни народные с проклятиями в адрес богачей, ввергнувших всех в беду.
Были, конечно, случаи, когда восстание о себе напоминало через много лет и по-другому. Так, например, живший в 1898 г. в Ахтах Бирзниек-Упит вспоминал: «Однажды окружной начальник решил навестить столетнего старика Насрудина. Гостя сопровождал нукер Саид…, который услужливо открыл своему начальнику дверь калитки… Старик плюнул в лицо нукера. Никто не успел опомниться, как старик на месте был убит…
Оказалось, что 20 лет назад (в 1877г.), когда горцы осадили Ахтынскую крепость, Саид бежал в Дербент, чтобы сообщить начальству об этом событии… и «предатель», как его считал старик, сделался нукером, получил награды».
Вернемся к судьбе Кази Ахмеда. Все же ему сделали честь его последовательность и упорство до самого конца восстания. Мужество свойственно было и его жене — матери троих сыновей и двух дочерей. Она не оплакивала потерю мужа и двух сыновей, осталась с младшей дочерью и еще меньшим сыном Ибрагим-беком без всяких средств к существованию, считала, что все от Аллаха.
Многие пошли на эшафот…
Во время казни не проронил ни одного стона и кадий Абдулхалик Эфенди. Владелец деревень Заграб, Бот, Хтун Нох-бек сын Джабраил-бека был выслан административным порядком в Харьков. Магамед-Али-бек лишился деревень Бар-Баркент, Газыркент, Биль- Биль. Владелец Махмудкента Джафар-бек по пути на каторжные работы умер в Темир- Xан- Шуре.
Когда в Касумкент вернулась старая администрация, бывшие сотрудники царского режима, из местных, обрадовались и выступили на арену, показывая на всех тех, кто был участником восстания. Они приобрели себе должности, отбирали у арестованных лошадей, оружие, улья, коров и присвоили их себе. Арестовывали и невиновных для того, чтобы собрать с них взятки.
На виселицу из Кюринского округа отправили троих: 1) жителя сел. Юхари-Сталь Гаджи Шихбубу сына Гаджи Рагима (он был избран представителем от кюринцев у имама Гаджи сына Абдурахмана в сел. Сограгль в «Совет семи ученых»); 2) жителя сел. Ашага- Сталь Абдулгамид Эфенди — духовного представителя своего аула; 3) жителя сел. Кабир Гаджи Мурада сына Нурали — помощника Магамед Али-бека. (Другой его брат — Али жил в Цмуре и был начальником Котур-Кюринского участка, выступал против восстания и был оставлен царскими властями после разгрома мятежа на прежней работе).
В Сибирь отправлены были: Абдул сын Гафара, Дадаш сын Гани, оба из Касумкента; Гаджи Исмаил Эфенди сын Магомед Эфенди из сел. Юхари-Яраг; Мирзе Гасан Эфенди сын Абдулла Эфенди из сел. Алкадар; Мирза Казанфар и Гаджи Муртуз Али сыновья Такмаза из сел. Юхари Сталь; Абдул Азиз сын Герея из Куркента. «Они были главарями Кюринского округа, видные лица, могли бы успокоить население, а они, наоборот, способствовали восстанию…», — написано в обвинении.
В Дербентскую тюрьму отправлены были: Гаджи Али Эфенди сын Хан Магомед Эфенди из сел. Джули, Гаджи Сефи Курбан сын Магомед Хасана из сел.Юхари- Яраг, Гаджи Керим сын Раджаба из сел. Ашага-Яраг и многие другие. Вследствие духоты и морозов десятки умерли в тюрьме.
Из Самурского, Кюринского и Кайтаго-Табасаранского округов было выслано 1660 человек[2]. На них была возложена большая контрибуция. У жителя сел. Ахты Исака сына Даш Дамира было отобрано 300 кв. сажен земли в доход казны. Много земель раздавалось местной знати, принимавшей участие в подавлении восстания. Почти все крестьяне были обложены трехрублевым сбором. Наместник сказал: «Наказание одних только зачинщиков не может быть примером и предупреждением остального населения». Остальные были высланы в Саратовскую губернию, Томск и Тобольск. Активнее всех участвовали в восстании жители сел. Ахты, и более всех они пострадали. Юзбашев просил генерала Комарова, чтобы войска не беспокоили население. В дальнейшем со стороны правительства особенных репрессий не было, вместе с тем прежнего обращения к населению со стороны администрации больше не наблюдалось. Высланные в Тульскую, Рязанскую и Калужскую губернии лезгины долго не находили приюта. Население тех мест встревожилось при их появлении и завалило МВД просьбами, чтобы не допустить ссыль- ных на их земли, опасаясь преступлений. В местах ссылки не было зданий, где могли бы разместить горцев с семействами. Начались болезни. В России оказались и Мирза Казанфар сын Зулфукара из Мамрача, Гаджи сын Рамазан Эфенди из Штула, поручик Абдул-бек сын Юсуфа из сел. Хрюг; прапорщик Гасанхан-бек, Кази Маджид сын Махсуда и молла Гаджи сын Абдурахмана — все из Рутула.
«Немногие вернулись из России после манифеста,- писал Г. Алкадарский,- ...и я, несчастный, состою в их числе».
Х. Геничутлинский пишет: «Неверные отделили всех дагестанцев, которые первенствовали в делах, обладали личными достоинствами и даром речи и имели склонность к шариату и с семьями отправили в Сибирь, где испытывали огромные тяготы, женщины и дети плакали от сильного холода и грубости окружающих «.
В произведениях Е. Эмина, С. Стальского виден «стон из сожженной груди», как «вздох настрадавшего сердца». Е. Эмин мужественно называл виновников бедствий трудящихся масс:
Когда же наконец народ
Покой и волю обретет ?
Империи тяжелый гнет
Терпеть покорно — вот беда!
Гляди — ударами судьбы
Разбито дело Ших-Бубы;
Когда же встанем для борьбы,
Чтоб изгнана была беда ?!
С. Стальский также проклинает ярмо властей:
Ярмо опять сдавило грудь,
И страшно в песне вспомянуть,
Как в ледяной сибирский путь
Пошли повстанцы…
Ныне малоизвестный Али-бек так сообщает из Дагестана сыну Шамиля в Карс о расправе:
Ученые алимы повешены все,
Старые аулы сгорели в огне.
Почему тогда Г. Алкадарский заявил, что это восстание было попыткой «осленка», вздумавшего «львом зажить»:
Под властью русского царя,
Народ жил лучше, чем теперь,
Неожиданно согратлинцы зря
Ошибкой злу открыли дверь.
Алкадарский дал той ситуации негативную оценку. Некоторые считают, что это было связано с тем, что царскими властями он был амнистирован, вновь назначен на наибскую должность (3 000 р. сер. в год) и стихотворение «Сыну» было написано под диктовку властей. Думаем, что ситуация была несколько другая и об этом мы расскажем в конце нашего повествования. Считается, что Г. Гузунов написал о восстании в 1877 г. также под диктовку царских властей. Например, он пишет там «Константинополь», хотя мусульмане тогда этот город называли «Истамбул»[3] и др.
Стояла поздняя осень после подавления восстания. На всем лежал желтый цвет, умирающий, печальный. Солнце сияло тускло.
Никому не было дела до того, что в жертву восстанию было принесено столько жизней, столько людей прекрасных гнило в тюрьмах, иные ушли в разбойники, чтобы сохранить свою жизнь. Появились люди, сделавшие доносы доходным занятием, родные оплакивали погибших и сосланных. Военно-полевой суд еще интересовался совершившими тяжкие преступления.
Однажды к ген. Комарову явился переводчик-армянин бывший с ним во время его движения через Кюру, и заявил, что знает, где скрывается парнишка Камиль из сел. Экен, внезапно бросившийся на генерала с кинжалом полмесяца назад. Нукер тогда выстрелил в него, но убил другого, а Камиль успел сбежать и долго скрывался в скирдах.
Окружной начальник получил «секретный» приказ и забрал его из-под соломы, совершенно ослабевшего за две недели.
В редакции газеты «Русская мысль» за 1878 г. сохранилась черновая рукопись, принадлежавшая, по-видимому, Юлии Вревской, умной и красивой женщине того времени, с передовыми взглядами. Она иногда писала заметки в газеты. Часть ее писем хранится в Пушкинском музее. В 16-летнем возрасте она вышла замуж за генерала в Темир-Хан- Шуре, после его гибели вернулась в Петербург. Она организовала отряд сестер милосердия и уехала на русско-турецкую войну на Балканы, но через 5 месяцев снова оказалась на Кавказе, в декабре 1877 г. В начале нового года заболела тифом, заразившись от больного, и 24 января 1878 г. умерла.
Ю. Вревская
Смерть лошади — праздник для шакала. Редактор, видимо, чтобы поставить свое имя под чужим произведением, оставил рукопись неизданной на некоторое время. Как бы то ни было, рукопись увидела свет и там, в частности, написано:
«Мулла что-то читал, затем взял горсть земли посыпал ею голову несчастного юноши и быстро отошел от него в сторону толпы. Слезы душили юношу, и он силился только их скрыть. Солдаты накинули на него белую рубаху, откуда было видно его почти детское, испуганное лицо с голубыми глазами и черными кудрями на голове.
… Барабаны забили учащенную дробь, послышались крики. Его прислонили к столбу и крепко связали. Шестеро стрелков с заряженными ружьями выстроились на расстоянии 12 шагов от столба. Офицер махнул платком, раздался грохот шести ружей, юноша захотел что-то крикнуть, по-своему, но не успел… Голова моментально безжизненно повисла, ноги подогнулись, алели свежие пятна крови… разрезали холст, и он грузно кувыркнулся в могилу, которая за несколько минут была засыпана.
А к столбу, тихо рыдая, подошли несколько женщин и в трауре достали из карманов белые платки и вытерли оставшуюся на столбе кровь расстрелянного на память о нем…
Говорят, мать расстрелянного, узнав о смерти единственного сына, потеряла рассудок…».
Ахтынский кадий Абдул Халик Эфенди удивил всех абсолютным равнодушием к смерти, на что Комаров сказал: «Если его преступления не были столь тяжкими, за такую стойкость его бы следовало помиловать «.
Дагестан притих, сослужив серьезную услугу туркам, удержав в самую горячую пору войны три дивизии России. Восстание погибло от силы и мощи России и отсутствия ожидаемой помощи от Турции, двойственной политики духовных наставников и хитрых богачей. В России еще не было окрепшего революционного движения, способного возглавить такие стихийные бунты…
Народы легко становятся врагами, когда их судьбами играют богатые проходимцы в своих корыстных целях. Бедным людям не из-за чего враждовать между собой. В той же войне были примеры, когда русские матросы ныряли в холодную воду, чтобы вытаскивать утопающих турок. Старик Прокофьич тогда сказал: «Просить «амань» умеешь, а плавать не научился! Тебе бы дома посидеть, поджавши ноги!» Оказывается,» все люди — братья».
Как бы выражая проклятие войне, в конце 1877 г. курушцы за счет общественных штрафных сумм начали строительство дороги в Бумскос ущелье через Базар-Дюзи. Касумкентцы, официально выражая «Астафируллах!», в 1878 г. открыли двухклассную школу, взяв на общественные расходы все содержание, в том числе и обслуживание персонала школы.
После этих событий неизвестный ашуг, в частности, оставил нам горестные слова:
Да будет известно Геогчаю:
Иран сгубили муллы.
* * *
Я помню вас, горы, в клокоте орлов,
В блеске водопадов, в сиянии цветов.
Отчего вы так печальны горы?
Не мычат стада, не ржут кони ?
От Ярудага до Шагдага — эхо выстрелов.
От клинков враждующих, от свиста пуль
И стонов раненых, нет сна вам, горы!
Зря светят звезды по ночам —
Не собираются уж добрые меджлисы!
Кровь легла между людьми
И закрылись ваши дороги, горы!
Абдулгамидов Н.А
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…
⇓
Примечания
[1] Приказы (эмиры) и письма Казн Ахмед-хана сохранились частично. Иные остались в заброшенной арбе, когда он принужден был воротиться назад. В одном из первых приказов повелевалось «аксакалам всех селений нашей провинции всякого рода хлеб не молоченный молотить, и, смоловши, присылать воинов-героев(игитов) равенственно на подводах».
[2] Сведения о числе восставших горцев, высланных и подлежащих выселению в Россию в 1878 г.
Кюринского округа:
Атар- 1 |
Кеан — 5 |
Филя — 8 |
Ашага-Яраг — 2 |
Касумкент-16 |
Хакикент- 2 |
Аликент- 5 |
Карчаг — 12 |
Хпеж — 2 |
Ашага-Сталь — 8 |
Куркент — 1 |
Хтун — 9 |
Ашага-Захит –15 |
Курах — 40 |
Цнал — 12 |
Барикент- 1 |
Кувуг- 1 |
Чулат — 1 |
Биль-Биль — 1 |
Ляхля — 1 |
Шимикент — 1 |
Ганты — 1 |
Магарамкент — 1 |
Шихидкент — 1 |
Гильяр — 1 |
Махмудкент — 10 |
Штул — 14 |
Джули — 1 |
Мугерган — 2 |
Юхари-Сталь — 3 |
Заза — 1 |
Нютюг- 3 |
Юхари-Яраг — 16 |
Испиг — 6 |
Суркент — 12 |
Яраг — 12 |
Кабир — 23 |
Тинит — 3 |
из др. сел. — 18 |
Кала — 5 |
Туруф- 8 |
|
Кама-Кучун — 1 |
Уртил — 1 |
|
Кандип — 1 |
|
|
Всего — 288 чел.
В архивных документах, кроме двух селений Юхари-Яраг и Ашага-Яраг, упомянуто еще селение Яраг. По всей видимости, последнее относится к местечку Яраг-казмаляр на берегу Самура, где во времена восстания 1877 года находились сельскохозяйственные земли жителей сел. Юхари-Яраг и при этих землях были временные жилища, как и в других казмалярах. Возможно, к 1877 году некоторые жители сел.Юхари-Яраг перестали на зиму уезжать в горное селение и осели рядом с сельхозугодиями. В полицейских списках высланных и подлежащих выселению числятся 12 человек из этого местечка. В настоящий момент Ашага-Яраг слился с Целегюном, а Юхари-Яраг, полностью переселился в Яраг-казмаляр и это местечко теперь называется село Яраг.
Самурского округа:
Ахты — 150 |
Миджах — 1 |
Ухул — 4 |
Кара-Кюра — 1 |
Микрах — 33 |
Фий — 4 |
Катрух — 10 |
Рутул — 12 |
Хкаш — 14 |
Луткун — 1 |
Севраган — 2 |
Храх — 10 |
Мака — 1 |
Усур — 5 |
Шиназ — 1 |
|
|
|
из др. сел.-2 |
