Главы и разделы

Восток: I  II  III  IV  V  VI  VII  VIII  IX  X  XI   Греция:  I  II  III  IV     Рим: I  II  III  IV  V

восток

ГЛАВА I

Понятие о Древнем Востоке. Общие сведения

• 1.Понятие о Древнем Востоке
• 2.Классовая структура древневосточных обществ. Формы эксплуатации
• 3.Сословный строй Древнего Востока
• 4.Некоторые особенности экономики Древнего Востока
• 5.Политический строй Древнего Востока
• 6.Основные этапы истории Древнего Востока
• 7.Некоторые черты менталитета

Понятие о Древнем Востоке

В истории человечества первобытность сменяется стадией ци­вилизации, главными приметами которой считаются: 1) города, то есть укрепленные поселения, служащие центром власти и культа для целой округи с несколькими более мелкими поселени­ями; 2) монументальное строительство храмовых и дворцовых со­оружений, ведущееся в городе; 3) письменность. Стадия цивили­зации, как правило, соответствует появлению в обществе классов и государственности

Эпоха древних цивилизаций, вырастающих из первобытно­сти и сменяющих ее, составляет предмет изучения особой дисци­плины — истории Древнего мира, в свою очередь, подразделяю­щейся на историю стран Древнего Востока и историю античных обществ. Это разделение отражает существенные различия в пу­тях развития и социокультурном облике между древневосточны­ми и античными обществами. Древневосточные общества разви­вали культурно-политическую сферу одновременно с формирова­нием классовой, иерархической социальной структуры и выделе­нием центра мощной власти над членами общества. Античные же общества сформировали развитую культуру «с опережением», в условиях господства общинных структур, превратившись тем са­мым в т.н. «гражданские общества». И несмотря на конечный переход античного общества к той же общемировой модели, кото­рую с самого начала представляли общества древневосточные, на­следие этого первого этапа существования античной цивилизации никогда не забывалось и сыграло огромную роль не только в древ­ней, но и во всей мировой истории.

История цивилизаций Древнего Востока начинается с IV тыс. до н. э., когда развитие и усложнение общества и закономерная инерция однажды начавшихся в нем процессов приводит к пре­вращению властной верхушки в господствующий класс, живу­щий за счет эксплуатации, и одновременно к небывалому сосре­доточению власти в его руках. Завершается история древности для Ближнего Востока условно — походами Александра Македонского (IV в. до н. э.), в то время как для Южной и Восточной Азии она доводится обычно до второй четверти — сере­дины I тыс. н. э.

Географически понятие «Древний Восток» охватывает огром­ные территории, протянувшиеся от Северо-Западной Африки до Тихого океана и от Великой степи до Индийского океана и Сахары. В основном это зона субтропического климата с очень жарким, сухим летом и мягкой зимой. Особую роль в исторических судь­бах народов Древнего Востока играли великие реки: Нил, Евфрат, Тигр, Инд, Ганг, Хуанхэ, Янцзы. В бассейнах этих рек благодаря плодородию почв можно было эффективно развивать хозяйство при налаживании системы искусственного орошения и отвода воды (ирригации и мелиорации). Экономическое развитие, созда­вая возможности накапливать и изымать продукты потребления, поощряло социальную дифференциацию, а необходимость цен­трализованного коллективного труда для проведения ирригаци­онных работ стимулировала сосредоточение власти на верхах об­щества.

Вклад древневосточных народов в мировую культуру, слож­ный характер исторического процесса показывают условность традиционного противопоставления Запада Востоку. Еще древне­греческие философы (особенно ярко это проявилось у Аристотеля) отличали мир греков, рожденных для свободы и господства над предназначенными природой к рабству варварами, включая сюда и древневосточные народы. В дальнейшем противопоставление деспотического Востока миру свободных граждан повторялось даже тогда, когда исторический путь античности и Востока ока­зался унифицирован и Поздняя Римская империя давала не боль­ше реальных поводов для разговора о свободе, чем сасанидский Иран. Оппозиция Восток — Запад задавалась и тысячелетним по­литическим соперничеством греческих полисов, а затем и Рима, с великими иранскими державами — Ахеменидской, Парфянской и Сасанидской. Лишь археологические открытия XIX в., рас­шифровка письменных памятников Древнего Востока, активное изучение его истории и культуры разрушили былое представле­ние об отсталом, диком и неспособном к развитию Востоке, отте­няющем своим варварством передовой и культурный Запад.

Классовая структура древневосточных обществ. Формы эксплуатации

Первобытный социум, малочисленный и не сталкивавшийся со сложными задачами, был однороден. Его развитие и усложне­ние приводит к функциональному выделению властной верхуш­ки, доступ в которую находят прежде всего отличившиеся или влиятельные (благодаря своему имущественному положению) члены общества. В свою очередь, властная верхушка начинает ис­пользовать свои возрастающие с усложнением жизни социума полномочия сначала для их наращивания, а потом и для отчуж­дения рабочего времени и продуктов труда других членов обще­ства. Такое отчуждение называется эксплуатацией. Когда отно­шения эксплуатации пронизывают значительную часть общества и какая-то группа его членов (в данном случае это прежде всего властная верхушка) начинает существовать за счет эксплуата­ции, последняя становится классообразующим фактором, а само общество — классовым.

Классы — это группы людей внутри общества, различающие­ся по своему месту в системе эксплуатации, в организации соци­ального (прежде всего материального) воспроизводства: господ­ствующий класс организует его, а класс непосредственных произ­водителей осуществляет. Классовый статус человека различается по тому способу, которым он добывает себе основные материаль­ные средства к жизни. Аппарат власти классового общества на­зывается государством; о его существовании можно говорить с тех пор, как властная верхушка освобождается от контроля об­щинного самоуправления и становится наследственной (хотя бы в лице своего главы).

Непосредственные производители материальных ценно­стей — те, кто «кормят» сами себя и весь социум, — сами делятся на классы, различающиеся по двум параметрам:

а) по наличию у непосредственного производителя средств производства в собственности или пользовании и права на часть произведенного им продукта (если отсутствует и то и другое, про­изводитель работает в чужом хозяйстве за натуральный или де­нежный паек);

б) по свободе/несвободе работника покинуть свое производ­ство.

Соответственно выделяются четыре основных класса эксплу­атируемых непосредственных производителей.

1. Производители, пользующиеся долей в средствах и про­дуктах осуществляемого ими производства и при этом имеющие свободу бросить его; они отдают эксплуататору часть продукта,

оставляют себе часть и могут относительно свободно отказаться от своего труда. Таковы, например, свободные арендаторы, упо­минаемые в Законах Хаммурапи.

2. Производители, пользующиеся долей в средствах и про­дуктах своего производства, но в той или иной степени прикре­пленные к нему (в науке квалифицируются как крепостные, ило­ты, феодально зависимые); кроме несвободы оставить свой труд, во всем подобны предыдущей категории. Таковы «плательщики дохода» в Законах Хаммурапи.

3. Производители, не имеющие доли ни в средствах, ни в про­дуктах производства, но свободные его покинуть (наемные работ­ники). Они отдают все произведенное владельцу средств произ­водства, используемых ими, получают от него взамен паек по со­глашению и свободны бросить свой труд.

4. Производители, не имеющие доли ни в средствах, ни в про­дуктах производства и прикрепленные к нему (подневольники, в науке обычно называются рабами или подневольными рабского типа). Отдают весь произведенный продукт, получают паек по установлению хозяина или государства; трудятся по принужде­нию и не вольны бросать свой труд. Таковы были, например, стро­ители пирамид в Египте (подневольники нерабского сословного статуса); старовавилонские рабы, занимавшиеся производитель­ной трудовой деятельностью (подневольники рабского сословно­го статуса).

Хотя арендные и наемные формы труда в древности существо­вали, ни арендаторов, ни наемных работников как класса, за ред­кими исключениями, она не знает. Иными словами, таких людей либо было очень мало, либо наемный и арендный труд играл в их жизни второстепенную роль, а по главному для них способу жиз­необеспечения они относились к другим классам. Основными ти­пами эксплуатации на Древнем Востоке были эксплуатация ило­тов и эксплуатация подневольных рабского типа. При этом пер­вая, оставлявшая за эксплуатируемыми значительную личную и хозяйственную самостоятельность, была тем самым доступна только для весьма могущественного господствующего класса и осуществлялась прежде всего государством или при наличии сильного государства. Вторая же, рабовладельческая, доминиро­вала на’ранних стадиях развития классового общества и широко применялась частными лицами во все времена. Соответственно преобладанию одного из этих типов эксплуатации общество мо­жет быть отнесено к рабовладельческой или феодальной форма­ции. В том случае, если в отношения эксплуатации вообще втяну­та не особенно большая часть населения, говорят о раннеклассо­вом обществе.

Подневольники, как правило, принадлежали к особому со­словию рабов. Раб — это человек, имеющий господина, полнос­тью и произвольно распоряжающегося его рабочей силой и време­нем; такой человек, разумеется, целиком или почти целиком бес­правен в рамках любого коллектива. Господин часто имеет право убить своего раба, всегда — подарить или продать его и обычно (но не всегда!) считается прямым или верховным собственником рабского имущества. Отношения рабской зависимости известны с древнейших времен.

В’ эпоху перехода к классовому строю формирующийся го­сподствующий класс видит в захвате рабов главный способ обе­спечения себя рабочей силой, подлежащей эксплуатации: для на­лаживания эксплуатации илотской у него еще нет ни сил, ни опыта. Число рабов многократно возрастает: ими, кроме военно­пленных, становятся (иногда принудительно, иногда по необхо­димости) кабальные должники, преступники, изгои, вообще люди, утратившие возможность прокормить себя сами. Таким об­разом, если рабы были известны еще в поздней первобытности, то рабство как особый социальный феномен формируется только в эпоху сложения классового общества. Именно в это время боль­шинство рабов стали эксплуатироваться в производстве (до того раб был фактически младшим членом семьи или личным слугой) и тем самым пополняли один из общественных классов.

Наряду с рабами появляется прослойка подневольников раб­ского типа — не рабов по сословию. Это люди, в силу хозяйствен­ных условий или принудительным актом государственной власти превратившиеся в работников чужого хозяйства, как правило, первоначально царского или храмового (впоследствии такие хо­зяйства вместе с приписанными к ним людьми могли раздари­ваться частным лицам). Они не утрачивают юридической свобо­ды и не приравниваются к рабам, но эксплуатируются тем же способом, что и большинство последних.

Наконец, класс илотов формировался двумя способами. С одной стороны, государство подвергало общинников налоговой эксплуатации, да и сами они могли втягиваться в зависимость от государства и частных лиц, не отрываясь от своей земли. С другой стороны, и государство, и частные лица могли сажать своих под­невольных работников или вообще любых людей на принадлежа­щую им землю (это и были собственно илоты, или «царские люди»). Именно илотский способ эксплуатации доминировал на Древнем Востоке с начала II тыс. дон. э. («царские люди» в Египте Среднего царства, «плательщики дохода» у Хаммурапи), в то вре­мя как ранее (в Египте Древнего царства, в Шумере III династии

Ура) эксплуатировали работников, принудительно трудившихся в составе больших бригад и не имевших своего хозяйства.

Так в странах Древнего Востока сложились три основных класса: подневольники рабского типа (в том числе собственно рабы, занятые в производстве), класс мелких зависимых произ­водителей (прежде всего эксплуатируемые общинники и илоты) и господствующий класс, куда входили землевладельческая и слу­жилая знать, жречество, состоятельная верхушка селян и горо­жан. Соотношение государственных функционеров и частных лиц внутри господствующего класса задает государственный или частный «изотоп» того или иного общественного строя. На Древнем Востоке доминировала государственная эксплуатация. Исключая периоды упадка древневосточных обществ, именно участие в управлении страной обеспечивало главные возможно­сти эксплуатировать чужой труд.

Наличие трех основных классов определило своеобразный ха­рактер социальных взаимоотношений в древневосточных обще­ствах. Сохранились сведения о социальной борьбе (особенно на Дальнем Востоке), о восстаниях, в которых принимали участие, как правило, либо илоты или подневольные рабского типа, недо­вольные своим положением, с одной стороны, либо неэксплуати- руемые общинники (особенно жители автономных городов), опа­савшиеся распространения на них эксплуатации. В самом господ­ствующем классе сохранялась перманентная напряженность между царем и военно-служилой знатью, с одной стороны, и крупной землевладельческой и жреческой знатью (а иногда и об­щинной верхушкой), с другой. В целом древневосточным обще­ствам был присущ довольно низкий уровень социального проти­востояния между «верхом» и «низом»; основные открытые кон­фликты проходили «наверху», причем время господства государ­ства как крупнейшего эксплуататора сменялось в эпохи раздро­бленности и распада государственности доминированием имущих и влиятельных частных лиц и корпораций. Противоречие между частным и государственным присвоением являлось основным фактором периодической смены эпох социально-политического процветания и упадка на Древнем Востоке.

Сословный строй Древнего Востока

Каждый из трех основных классов древневосточного обще­ства не был монолитен и однороден, а состоял из различных сло­ев, различавшихся между собой по юридическому и бытовому по­ложению, имущественной состоятельности и сословной принад­

лежности. Сословия — это группы людей, различающиеся по своему правовому и престижному положению. Древность знает всего три главных сословных статуса, дифференцируемых по сте­пени свободы, с которой люди могут распоряжаться собой, т.е., по степени их формальной независимости от других людей:

1) полноправные граждане, принадлежащие к самоуправля­ющейся структуре общинного типа; их жизнь в широких преде­лах направляется ими самими;

2) неполноправные граждане, жизнь которых в широких пре­делах регламентируется другими лицами, от которых они счита­ются формально зависимыми, — частными людьми или государ­ством как особым учреждением (а не воплощением социума), — это клиенты, илоты, «царские люди» и др.;

3) рабы — люди, считающиеся движимым имуществом дру­гого человека, который может произвольно распоряжаться их временем и силами, а также волен продать их, подарить или осво­бодить.

Сословное деление весьма сложным образом соотносится с классовым. Так, господствующий класс состоит преимуществен­но из людей первого сословия, но включает и лиц второго сосло­вия; с другой стороны, люди первого сословия, как и люди второ­го, могут быть зависимыми и даже подневольниками; общинни­ки могут вовсе не эксплуатироваться, а могут принадлежать к классу зависимых; наконец, рабы могут эксплуатироваться и как подневольники, и как зависимые.

Определенные типы сочетания классовой и сословной струк­тур в обществе иногда описываются как формационные типы са­мого общества. Так, сочетание: (1) «долевой» эксплуатации, при которой отчуждается часть продукта у работника, ведущего от­дельное хозяйство, (2) преобладания общинников среди непо­средственных производителей, (3) роли государства как главного эксплуататора — иногда описывается как особый азиатский спо­соб производства (государство эксплуатирует общины, собирая с них ренту-налог).

Некоторые особенности экономики Древнего Востока

Экономика Древнего Востока в основе своей была натураль­ной: в обществе обычно очень мало людей, которые сделали бы куплю-продажу труда или товара главным источником своего су­ществования (например, очень мало профессиональных торговых посредников — частных купцов, а среди ремесленников типич­

ная фигура — это человек, работающий либо на постоянный за­каз, либо принудительно, получая паек). Соответственно обще­ства Древнего Востока почти не знают нормального денежного обращения (монеты). Основные формы развития товарно-денеж­ных отношений — ростовщичество и внешняя торговля.

Почему, если современное государство намерено выкопать канал, оно предпочитает нанимать работников, а древнее госу­дарство неизменно прибегало в таких случаях к использованию принудительного, повинностного труда? Дело в том, что техноло­гически неразвитая экономика не производит почти ничего сред­него между продуктами повседневной необходимости (которые произвести может любой неквалифицированный работник), либо предметами роскоши. Какой заработной платой могло бы соблаз­нить государство наемного работника на тяжелой ирригационной работе? Обычный паек он легче и быстрее выработает на собствен­ном участке, предметов роскоши на всех не хватит. Остается лишь мобилизовать работников по повинности.

В результате на Древнем Востоке найм, продажа трудовой силы обычно считалась великой бедой. В самом деле, наемный ра­ботник не получал ничего такого от нанимателя, чего не мог бы выработать сам на собственном участке, не исполняя ничьих при­казов и работая на себя и семью. Ясно, что в найм в этих условиях шли только наиболее обездоленные, потерявшие такой участок или никогда не имевшие его. Главная ценность и главное богат­ство на Древнем Востоке — это земля и собственный дом (т.е. жи­лище и хозяйство).

Производство в древности было так примитивно, что основ­ные трудности представляет собой не его техническая сторона, а организация труда и перераспределение ресурсов и продуктов — т.е. те сферы жизни общества, которые регулирует государство в меру своей политической власти. Именно в этом причина так на­зываемого «примата политики над экономикой» в древности. Поэтому же древневосточная экономика строилась прежде всего на соотношении выявленных И. М. Дьяконовым экономических секторов: (а) государственного сектора; (б) частно-общинного сек­тора мелких хозяев; и, наконец, (в) сектора крупных частных или получастных владений, образующегося за счет первых двух.

Для любого древнего общества самым болезненным социаль­но-экономическим вопросом был баланс частной и государствен­ной эксплуатации. Любая эксплуатация может быть «социально полезна» только в той мере, в какой изъятый с ее помощью про­дукт вкладывается затем в торговлю, производство, политиче­ское и культурное обеспечение социума — т.е. в сферы жизни, полезные в конечном счете для всего общества.

В обществах древности, с неразвитым обменом и доминирова­нием натурального хозяйства, богатство частного лица либо про­едалось, либо омертвлялось в виде сокровища, либо умножало само себя ростовщическим путем, но почти никогда не вкладыва­лось в общественно полезные процессы (единственным серьезным исключением была внешняя торговля). Добывалось же частное богатство, как правило, путем успешного использования имуще­ственного неравенства, втягивания в долговую кабалу и концен­трации земли, т.е. чисто паразитическими формами эксплуата­ции. Государственная эксплуатация, напротив, обеспечивала функционирование всем необходимых институтов. Таким обра­зом, для промышленно неразвитого общества древности частная эксплуатация была в больших масштабах всегда вредна, государ­ственная же могла быть весьма полезна (в зависимости, правда, от доли продукта, взыскиваемого государством), а в определен­ных размерах — всегда необходима. Поэтому жизнь многих об­ществ Древнего Востока колебалась от разрушительного усиле­ния частной собственности и частной эксплуатации (приводив­ших к разорению и порабощению огромной массы лиц) к их госу­дарственному ограничению и укреплению государственного сек­тора в экономике.

Два процесса — выделение крупных собственников внутри общин и неуклонное стремление служилых людей к приватиза­ции находящихся в их распоряжении или выданных им в обеспе­чение государственных фондов — постоянно угрожали социуму и в пределе грозили превратить его в скопище неуправляемых крупных частных собственников, вроде «сильных домов» Китая, поставивших в зависимость от себя огромную массу обездолен­ных и не подконтрольных каким бы то ни было общим для социу­ма в целом структурам. С другой стороны, государство-эксплуа­татор могло само превращаться в фактического паразита, исто­щая общество чрезмерными податями и повинностями и тратя их на амбициозные, не нужные никому, кроме властной верхушки, военные и строительные предприятия либо на содержание неимо­верного государственного аппарата, в подавляющей своей части опять-таки не нужного никому, кроме самого себя. В целом, одна­ко, подобное использование мощи государства на Древнем Востоке было скорее исключением, чем правилом.

Политический строй Древнего Востока

Потестарно-политическая организация древневосточных об­ществ имеет два основных уровня. Первый, унаследованный от первобытности, связан с общиной и общинным (общинно-племен­ным) самоуправлением. Существование общин является важней­

шей особенностью истории Древнего Востока. Устойчивое сохра­нение общинной организации, коллективных начал в быту и про­изводстве объясняется особенностями архаической экономики, крайне затруднявшей применение неколлективных форм сосу­ществования на земле, а также интересами самого государства, считавшего порой более удобным контролировать население именно через общины. В некоторых случаях, однако, общины переставали существовать именно под натиском государства и частных эксплуататоров, разрушавших общинное самоуправле­ние и превращавших общинников в неполноправных людей. Внутри общин постоянно происходит имущественная и социаль­ная дифференциация; именно здесь отношения частной эксплуа­тации развиваются наиболее интенсивно. И хотя выделяющиеся богачи обходят принципы общинной нивелировки при помощи ростовщичества, кабалы, частной эксплуатации людей вне общи­ны, а также аренды и субаренды, однако основная масса общин­ников сохраняет свой статус до конца древневосточной истории.

На втором, высшем уровне политической организации древ­невосточных обществ располагается государство, т.е. верховная власть и ее аппарат управления. Сущность деятельности государ­ства на Древнем Востоке (как и в любом другом обществе) — это противостояние внешним врагам социума, обеспечение функцио­нирования социальной вертикали (в частности, сложившихся от­ношений эксплуатации) и системы взаимных обязательств вну­три его. Специфика древневосточного государства заключается в осуществлении прямого хозяйственного руководства в пределах обширного сектора экономики, в том числе в виде создания систе­мы искусственного орошения, а также в государственном обеспе­чении культурных институтов. В лице древневосточного прави­теля государство считалось верховным собственником и распоря­дителем всей земли, взимая налоги и налагая повинности на все население, кроме привилегированных слоев или городов. Другая часть земли непосредственно принадлежала правителю, государ­ству и его учреждениям (в том числе храмам, часто пытавшимся превратиться в самостоятельные субъекты власти и хозяйства). Права полного пользования налогами и повинностями, как и го­сударственная земля, широко раздавались членам государствен­ного аппарата, воинам, жрецам и т.д. в собственность, «кормле­ние» или условное держание.

Активное вмешательство государственной власти в хозяй­ственную жизнь страны и экспансионистская внешняя политика приводили к появлению многочисленной администрации и слу­жилой массы, организованной по бюрократическому принципу

(деление на ранги, субординация, общественное положение в за­висимости от места на служебной лестнице). Эта служилая масса тяготела к «приватизации» своих должностей и особенно выдава­емой в их обеспечение земли (от огромных землевладений до кро­шечных наделов) в периоды ослабления государства. Кроме того, используя промежуточные отношения аренды и субаренды, госу­дарственный земельный фонд (как и общинный) пытались «рас­таскивать» любые имущие частные лица или корпорации.

Происходящее от определенных органов общинной или об­щинно-племенной власти (а именно, от должности военного вож­дя и от общинного храма как учреждения), государство становит­ся над всеми членами общества, теряющего контроль над ним. Логическим завершением развития такого государства становит­ся т.н. восточная Деспотия — режим абсолютной власти царя, как правило обожествленного или считающегося главной фигу­рой культа, предстателем перед богами за всех своих подданных. Взаимоотношения этой власти с общинами весьма сложны: она либо разрушает их полностью или частично, желая контролиро­вать население или его часть прямо, либо подчиняет общинные структуры, превращая их фактически в низшие органы админи­страции, либо довольствуется верховным контролем над ними.

Кроме позднепервобытного общинно-племенного строя и вос­точной деспотии, знаменующих начало и конец древневосточного политогенеза, на Древнем Востоке существовали всевозможные промежуточные политические формы, например, ограниченная коллективными общинными институтами номовая (от греч. «ном» — область) монархия, вырастающая из территориального объединения нескольких общин и включающая один крупный городской центр с округой. Поэтому номовые государства в науке часто именуются городами-государствами.

Другая промежуточная форма — олигархическая (аристо­кратическая) республика. Даже в крупных царствах власть царя иногда должна была терпеть влияние коллективных аристокра­тических и демократических органов.

Основные этапы истории Древнего Востока

Длительное развитие древневосточных стран совершалось не­равномерно. Наивысшего уровня развития самостоятельно до­стигли цивилизации Египта, Месопотамии, Индии и Китая. Прочие общества Ближнего, Среднего и Дальнего Востока разви­вались во многом под влиянием этих четырех цивилизаций. Сами они долгое время существовали изолированно или почти изоли­

рованно друг от друга (за единственным и недолгим исключением трансиранской системы связей, соединявшей в конце III тыс. до н. э. регионы от Индии до Восточного Средиземноморья). Однако к середине II тыс. до н. э. сеть интенсивных взаимных контактов охватила весь Ближний Восток, а в I тыс. до н. э. сложилась си­стема тесно связанных друг с другом разнообразными отношени­ями стран, занимающих в целом огромную территорию от Ганга до Атлантического океана. Общение между различными обще­ствами обогащало каждую местную культуру, вырабатывало над- региональные культурные ценности. Сложилось, таким образом, известное единство почти всего древневосточного мира, сыграв­шее заметную роль в развитии всемирно-исторического процесса. Для обширных пространств Восточной Азии от Приморья и Японии до Индокитая и Тянь-Шаня ту же интегрирующую роль к началу нашей эры играла конфуцианская цивилизация Китая.

В истории Древнего Востока могут быть выделены три большие эпохи, различающиеся по их социальному и экономическому об­лику (основы этой периодизации заложил Г. А. Меликишвили):

1) эпоха формирования и доминирования крупных централи­зованных хозяйств — конец IV — III тыс. до н. э.;

2) эпоха доминирования мелких хозяйств, охваченных госу­дарственной эксплуатацией — II — I тыс. до н. э.;

3) эпоха подъема товарно-денежных отношений и крупной частной собственности — I тыс. до н. э. — середина I тыс. н. э.

В первую эпоху существуют три цивилизационных центра, сложившихся в долинах великих рек, — египетский, шумеро-ак- кадский и древнеиндийский. В результате процессов политогене- за во всех трех регионах складываются ранние номовые государ­ства, а в Месопотамии и Египте за счет объединения номов фор­мируются обширные деспотические монархии с неограниченной властью царя, занимающего ключевое положение в культе, и сложным управленческим аппаратом. Основой экономики здесь становятся крупные хозяйства государственного сектора, а наи­более интенсивной эксплуатации подвергаются подневольные ра­ботники, трудящиеся целыми бригадами и получающие пайки. Одновременно в течение III тыс. до н. э. происходит формирова­ние классовых обществ на периферии первых цивилизаций, от Анатолии до Средней Азии. Здесь формируются протогородские центры и номовые государства. В конце III тыс. до н. э. складыва­ется единая система экономических и политических взаимоотно­шений от долины Инда до Месопотамии и Средиземного моря.

В конце III — начале II тыс. переселения полукочевых наро­дов (амореев и индоиранцев), ухудшение климата и внутренний кризис слишком сложных в управлении крупных централизо­

ванных хозяйств положили начало новому этапу истории Древнего Востока. Отныне громоздкая система контроля и над­зора в хозяйствах, использующих труд подневольных работни­ков, уступает место более гибким и менее обременительным как для верхов, так и для низов общества формам эксплуатации. Пройдя через полосу социального кризиса и политической раз­дробленности, древневосточные общества, отныне основанные на присвоении лишь части продукта общинников и «царских лю­дей» — мелких землепользователей, достигают нового расцвета.

В эту эпоху (II тыс. до н. э. — начало I тыс. до н. э.) образуют­ся новые и гибнут старые государства: на севере Передней Азии образуются крупные державы, в долине реки Хуанхэ формирует­ся раннеклассовое общество, создается первичный очаг древнеки­тайской цивилизации; в Иране и Индостане экологические изме­нения и перемещения племен привели к гибели древнейшей ци­вилизованной ойкумены, и классовое общество в начале I тыс. до н. э. складывается заново.

Важной внутренней гранью этого этапа был конец II — нача­ло I тыс. до н. э., когда новые переселения народов (эгейцев, фра- ко-фригийцев, иранцев, арамеев) потрясли Древний Восток и из­менили его этнополитическую карту. Существенные перемены произошли и в социально-экономической области. Подлинный технологический переворот переживают древние общества с осво­ением железа в конце II тыс. до н. э., и начало I тыс. до н. э. почти во всех регионах Древнего Востока характеризуется резким ро­стом частной эксплуатации, разложением общинной, а частично и государственной собственности. Развитие частной собственно­сти, частного рабства, товарных отношений связано прежде всего с крупными городами. Заново складываются международные торговые пути, увеличивается количество торговых факторий. Финикийская торговля в начале I тыс. до н. э. охватывает все Средиземноморье. Все это отразилось и на международных отно­шениях — начинается борьба за преобладание на торговых пу­тях.

В борьбе всех против всех складываются недолговечные над- региональные империи, которые путем взимания дани с побеж­денных, а также прямого ограбления покоренных стран произво­дят насильственное перераспределение прибавочного продукта в невиданном ранее масштабе. В этом отношении уникальна вели­кая Ассирийская держава, четырежды — в конце XIII, начале XI, середине IX и конце VIII вв. до н. э. — добивавшаяся неоспо­римого первенства на всем Ближнем Востоке.

Наконец, третья эпоха существования древневосточных об­ществ (середина I тыс. до н. э. — середина I тыс. н. э.) образует

уже заключительный этап их истории. В Передней Азии Ассирийская держава гибнет, ввергая обширные пространства Ближнего и Среднего Востока в новый передел мира, завершив­шийся к рубежу VI-V вв. созданием «царства стран» — мировой по тому времени державы Ахеменидов, простершейся от Инда до Балкан. Подчеркнем, что политическая интеграция в столь ши­роких масштабах была подготовлена предшествующими бурны­ми столетиями взаимодействия древневосточных государств и племенных образований. Войны Ахеменидов, а затем завоевания Александра Македонского привели к интенсивному взаимодей­ствию ближневосточной, средневосточной, индийской и эллин­ской цивилизаций. В конце концов сложился обширный пояс ак­тивно взаимодействующих классово-государственных обществ, непрерывной полосой протянувшихся от Атлантики до Тихого океана и ко II в. н. э. вошедших в состав четырех великих дер­жав — Римской империи, Парфянского царства, Кушанской дер­жавы и ханьского Китая.

Для социально-экономического облика этой эпохи показа­тельно дальнейшее развитие торговли и ремесленных произ­водств, рост городов и своего рода разделение труда между торго- во-ремесленными центрами и аграрной периферией. Повышается товарность хозяйств, о чем свидетельствует развитие системы де­нежных отношений. Деньги в монетной форме получают широ­кое распространение в державе Ахеменидов, циньском Китае, маурийской Индии. Другой характерной чертой периода являет­ся ослабление государственной власти, выход на первый план крупной военно-землевладельческой знати и различных корпо­раций. Это приводит к утверждению политической раздроблен­ности той или иной степени на обширных пространствах.

После поражения Ахеменидов в борьбе с Александром древ­невосточные общества к западу от Инда развивались по пути сво­еобразного синтеза традиций двух цивилизаций в форме эллини­стических государственных образований. Эллинистические госу­дарства в ряде случаев довольно скоро воспроизводят черты де­спотической монархии. С другой стороны, под влиянием полис­ных традиций умножается количество автономных городов.

В Китае в это время создается централизованная деспотиче­ская империя (однако в духе времени отношения государствен­ной эксплуатации переплетались здесь с далеко зашедшей част­ной, и здесь также крупные землевладельцы стали в конце кон­цов сильнее государства). В Индии специфической чертой явля­ется развитие варновой, а затем и общинно-кастовой системы, однако и здесь поздняя древность характеризуется усилением

землевладельческой знати, парцелляризацией и корпоративиза- цией общества (как раз и выражавшейся в торжестве кастовой системы).

Некоторые черты менталитета

Основным отличием духовного мира древности от современ­ного является то, что носители архаических культур восприни­мали сильные эмоциональные импульсы и интуитивные ассоциа­ции как некие «показания приборов», по которым можно с пол­ным правом судить об окружающем мире. Сегодня мы рассматри­ваем в таком качестве лишь так называемый «объективный» эм­пирический опыт. В древности дело обстояло по-другому: древний жрец, спонтанно испытывая сильнейшее эмоциональное потря­сение при обряде вступления в контакт с божеством, считал само это потрясение верным знаком того, что он и в самом деле вступил в контакт с божеством.

Еще более замечательный пример недавно выявил отече­ственный египтолог А. О. Большаков: как и у любого из нас, у египтянина при взгляде на изображение некоего человека перед внутренним взором автоматически, без усилия воли возникал мысленный образ этого человека. С нашей точки зрения это по­рождение нашего внутреннего мира — и только. Египтянин, од­нако, не сомневался, что упомянутый мысленный образ — от­нюдь не порождение его внутреннего мира, а реально существую­щий объект, явившийся ему извне, — Двойник (Ка) соответству­ющего человека. Связь мысленного образа с изображением осо­знавалась, но интерпретировалась в аналогичном духе: значит, изображение является дверью, из которой мне является Двойник изображенного. Таким образом, люди архаики последовательно рассматривали свой подсознательный субъективный опыт как опыт объективный, эмпирический.

Чтобы объяснить этот феномен, нет необходимости объявлять человека архаики, как это часто делают, носителем какого-то осо­бого «дологического» (мифологического) мышления, которое якобы, в отличие от нашего, априори принимает как объектив­ный факт любой эмоционально-ассоциативный импульс, напря­мую переводя его в итоговое суждение без поверки разумом. Такой способ мышления у нормального человека любых времен вообще едва ли вероятен психически. Достаточно вспомнить, что и для нас основным критерием объективности и репрезентатив­ности опыта является его независимость от нашего сознания и воли. Этому критерию яркие подсознательные импульсы, безу­

словно, удовлетворяют, а другой информации, которая позволи­ла бы человеку древности все-таки опознать их субъективность, у него просто не было (давно ли современный человек уяснил, что у него есть подсознание?). Иначе говоря, человеку архаики остава­лось самым логическим и рациональным образом расценивать яркие эмоционально-ассоциативные импульсы, пришедшие к нему как бы сами по себе (а не вызванные им в себе волевым уси­лием воображения), как объективный опыт, и, соответственно, строить свою картину мира на их интерпретации.

Основные концепции т.н. «религий» архаики — магия, бого- общение, представление о загробном мире — были получены, по- видимому, именно таким путем. Естественно, вырабатывающая­ся таким способом картина мира будет по рисунку и деталям со­вершенно отлична от нашей, но носит она такой же «стихийно- материалистический» и относительный характер, как и совре­менная. Действительно, общеизвестно, что древность в течение тысячелетий была принципиально чужда самому понятию о дог­мах и о «вере» как пути безусловного принятия догм. Различные, противоречащие друг другу религиозно-мифологические концеп­ции сосуществуют в пределах одной и той же древней культуры, пользуясь принципиальной взаимной терпимостью (на своей аб­солютной правоте не настаивает ни одна из них) — как это было бы возможно, будь они основаны на вере? Остается квалифициро­вать концепции древности как явления той же природы, что и концепции современного естественнонаучного (материалистиче­ского) сознания.

Вторым отличительным свойством древневосточного мента­литета было то, что он, при всей роли коллектива в общественной жизни, с самого начала оказывается сугубо личностным. Достаточно вспомнить о том, какую экстраординарную роль для человека архаики играет его имя — главный оплот личной иден­тификации вообще! В текстах самых разных эпох восточной древ­ности — от «Эпоса о Гильгамеше», «Диалога господина и раба» и шумеро-аккадских пословиц в Вавилонии до «Законов Ману» в Индии и сочинений раннего конфуцианца Сюнь-цзы в Китае — человеческий мир рисуется в первую очередь как мир отдельных людей, делающих индивидуальный выбор (и по отношению к со­циуму, и по отношению к богам, и по отношению к другим лич­ностям). Они стремятся к удовлетворению своих фундаменталь­ных потребностей и именно в силу этого (учитывая исходную структуру этих потребностей) конституируют общество, смысл и высочайший авторитет которого измеряется именно тем, что оно является важнейшим и незаменимым средством обеспечения и

защиты этих потребностей. Подчинение социальной норме рису­ется в этих текстах делом осознанного, ответственного и трудного личного выбора (во многом подневольного!), а отнюдь не реализа­цией какого-то «естественного» растворения личности в коллек­тиве. При этом индивидуум изображается экзистенциально оди­ноким и не сообразующимся в своем выборе ни с чем, кроме соб­ственных потребностей (включая, конечно, потребность в пози­тивных контактах с окружающими).

Как видно из письменных источников, общество на Древнем Востоке, хотя и имеет высший авторитет по отношению к любой личности, обосновывает этот авторитет только тем, что обеспечи­вает фундаментальные потребности своих членов; целью обще­жития, за редкими исключениями, считается не совершенствова­ние или преображение людей, а их оптимальное выживание; со­ответственно, общество предпочитает, так сказать, «не лезть в душу» своих членов, интересуясь обычно лишь практически зна­чимыми аспектами их поведения по отношению к окружающим. Поэтому поощряемая государством идеология играет важную ин­тегрирующую роль, но не насаждается и не навязывается как тре­бующая обязательного согласия на индивидуальном уровне.

Для так называемых «религий» Древнего Востока III— II тыс. до н. э., как правило, характерны следующие черты:

а) антропоцентризм вместо теоцентризма: в контакт с богами и прочими духами в первобытности и ранней древности вступают никоим образом не ради приближения к божеству, этического очищения, совершенствования и т.п., а ради получения самых обычных и насущных житейских благ для самих себя;

б) отсутствие догм, терпимое отношение к иным культам;

в) отсутствие всякой абсолютизации божеств; они не всемогу­щи, не всезнающи и не всеблаги. Этика (как и все остальные об­ласти культуры) существует независимо от них. Правда, боги почти всюду следят за тем, чтобы люди соблюдали определенную норму, однако в глазах людей данная норма не получает добавоч­ного нравственного авторитета просто потому, что ее вменяет бог (хотя это, конечно, повышает ее силовой авторитет). Достаточно вспомнить, как в Египте в общегосударственном порядке разра­батывались и преподавались заклинания, призванные научить людей способу обмануть богов на загробном суде. Боги не являют­ся ни источником, ни даже примером этики для людей и не стоят выше человеческой этической оценки; у них нет ни безусловного, ни даже повышенного этического авторитета;

г) сама этика носит достаточно рациональный, конвенцио­нальный и релятивистский характер; отсчет доброго и злого при­

вязывается исключительно к удовольствиям и страданиям лю­дей, ведущим этот отсчет. Этические оценки и суждения, сколько их можно выделить, никак не руководствуются волей богов как таковой, а отталкиваются исключительно от житейских, земных радостей и горестей поддерживающих эти оценки субъектов вос­приятия;

д) богообщение является прежде всего делом государства и привлеченных им для этой цели профессионалов-жрецов; част­ный человек вовлечен в него гораздо меньше. К данному богу мо­гут относиться с самым искренним восхищением, почитанием и любовью, но эти чувства условны: они находятся в зависимости от того, сколько явных житейских благ этот бог приносит людям, а не от факта его божественности. При ином поведении он встре­чал бы иное отношение.

Принципиально новые явления во всех этих областях прино­сит так называемое «осевое время» (если понимать его в широком смысле, как середину I тыс. и несколько последующих столетий). Здесь создаются первые примеры концепций, считающих тоталь­ное самоподчинение и жертвенное служение абсолютному внеш­нему началу — Богу безусловным и первейшим долгом человека, возводящих авторитет этической нормы исключительно к тому, что ее вменил Бог, отождествляющих Бога с абсолютным Благом, претендующих на подчинение всех сфер жизни общества и требу­ющих последовательно теоцентрической мировоззренческой ори­ентации. Богообщение становится делом, вменяющимся в долг каждой отдельной личности. Причины всех этих явлений до сих пор неясны.

Главы и разделы

Восток: I  II  III  IV  V  VI  VII  VIII  IX  X  XI   Греция:  I  II  III  IV     Рим: I  II  III  IV  V