Назад
ОГЛ
Вперед
Работая с материалами по истории Дагестана, я неоднократно наталкивался на упоминания о важной роли Койсубулинского общества* в исторической жизни Горного Дагестана. Находящееся на его границе с предгорьем и плоскостью, Койсубулинское общество оказывало влияние не только на граничащие с ним земли, но и на соседние с Дагестаном закавказские страны. Отсюда зачастую организовывались феодальные набеги на Закавказье в XVI—XVII вв., однако отсюда же всегда исходило сопротивление феодальной экспансии нуцалов, и здесь же зародилось самое мощное национально-освободительное движение первой половины XIX в. на Северном Кавказе. Наконец, отсюда вышел и прославленный герой гражданской войны Махач Дахадаев. Интересовал меня и Унцукуль— центр своеобразного ремесла — инкрустации по дереву, не имеющего аналогов на Кавказе и в сопредельных землях.
Разумеется, все это привлекало меня как историка и этнографа. Приглашал меня посетить эти места секретарь райкома КПСС Магомед Гимбатов, кстати, историк по образованию и мой бывший ученик.
Наконец такой случай представился: я был командирован туда обкомом КПСС для ознакомления с мероприятиями по повышению бытовой культуры населения района и для чтения лекций.
В то время Унцукульский и Гергебильский районы
* Территория нынешнего Унцукульского и Гергебильского районов, общество, объединявшее селения, расположенные вдоль р. Аварское Койсу.были объединены в один с центром в Гергебиле. Поездку я совершил в июле 1964 г. по маршруту Герге-биль — Аракани — Унцукуль — Гимры — Ирганай — Балахуни — Харачи. В этой поездке меня сопровождал председатель райисполкома Магомед Абду-рахманов, исключительно чуткий и внимательный человек. Вскоре после возвращения из командировки я прочел в газете «Дагестанская правда» заметку следующего содержания: «Недавно из поездки в горные селения вернулся доктор исторических наук профессор Дагестанского университета Р.-М. Магомедов. Он встречался с трудящимися Гергебиля, Унцукуля, Гимры, Ирганая и других сел. Р. М. Магомедов прочитал несколько интересных лекций — «Борьба за новый быт в период строительства коммунизма», «Формирование нового человека и борьба с пережитками прошлого», о международном положении и другие.
И везде, где бы ни побывал ученый, он видел стремление людей перестроить свой быт, ликвидировать пережитки прошлого, трудиться по-новому, по-коммунистически, их горячую заинтересованность в этом.
Р. М. Магомедов не ограничивался одними лекциями. Он дал колхозникам много практических советов, подсказал, как лучше организовать борьбу за новый быт, новую культуру.
Это была очень полезная поездка не только для тружеников села, но и для самого ученого. Он лучше изучил свой родной край, почерпнул много нового из жизни горцев, а главное — получил удовлетворение от общения с людьми».
Выполняя основное задание, я одновременно не мог не интересоваться местными историческими памятниками, преданиями, этнографией и современным бытом. Собранный мною материал я излагаю ниже.
Пусть меня простят гергебильцы за то, что сведения о них я помещаю среди информации об аулах Ун-ЧУкульского района. Гергебиль в то время, когда я совершал поездку, был районным центром и для Унцукуля. На нынешнем месте селение это существует около ста лет, поэтому никакие особенно старые памятники или достопримечательности мне там не попа лись. Зато резко бросились в глаза черты нового и в материальной культуре, и в духовном облике людей.
Преобладают здесь дома современного типа, довольно благоустронные. Много в селении автомашин и мотоциклов, а некогда привычный навьюченный ишак, погоняемый хозяином, сейчас встречается редко.
Новым явлением в жизни гергебильцев была комсомольская свадьба. Проводилась она в торжественной обстановке в клубе. В ней принимали участие общественные организации, представители колхозов и других учреждений; они же взяли на себя все заботы по организации свадьбы. Комсомольская свадьба не уступала прежним ни весельем, ни подарками, не было лишь денежных приношений, обычных в прошлом. Представители общественности выразили наилучшие пожелания молодоженам, после чего молодые вместе со своими друзьями и подругами отправились в ЗАГС. Мне сказали, что это тоже новая черта — раньше на регистрацию приходили порознь: сначала жених, затем невеста, причем без особого сопровождения.
Хорошей традицией стали в Гергебиле ежегодные встречи в клубе со студентами, приезжающими на каникулы. Присутствуют на этих встречах также выпускники школы. Директор школы открывает встречу приветственным словом, а затем студенты рассказывают о своей учебе, профессии, любимых преподавателях. Завершается эта встреча выступлением участников художественной самодеятельности.
Заметным событием в жизни райцентра был слет девушек района. Участницы съехались изо всех селений тогдашнего объединенного района, их встречали с цветами. В клубе были организованы беседы, выступления участников самодеятельности.
Подобные мероприятия имеют большое значение, если учесть, что сравнительно недавно, например, получение высшего и среднего специального образования девушками было сопряжено с определенными трудностями. Так, до 1962 г. ни одна девушка из с. Зи-рани не выезжала на учебу. Первой была Патимат Магомедова. Она окончила 7 классов, работала звеньевой, вступила в кандидаты в члены КПСС. Однако родители не хотели отпускать ее на учебу, тем более, что она была единственной дочерью. В принципе они были не против образования — им не хотелось лишь, чтобы их дочь была первой, они считали это чуть ли не позором. Патимат настояла на своем и выехала на учебу в женское педучилище. Ее примеру последовали еще 4 девушки.
К моменту моего посещения Гергебиля в 1964 г. на учебу из этого района выехало уже 47 девушек.
Пережитки прошлого по отношению к женщине преодолеваются нелегко. Об одном случае в с. Ашиль-та мне рассказал секретарь райкома партии М. Гим-батов. Однажды он получил письмо из этого селения от девушки, которая умоляла спасти ее от выдачи замуж против ее желания. Письмо заканчивалось фразой: «Возьми меня в дочери, но спаси!» Пока письмо дошло до райцентра, девушку успели выдать замуж. Однако она продолжала противиться и добилась своего : молодых развели.
Был и другой случай, о нем мне рассказала секретарь райкома КПСС Саидова. Гергебилец был женат на хаджалмахинке. Однажды он, сильно напившись, явился домой и объявил жене шариатскую формулу развода (трижды произнес «талак»), после чего потребовал от нее немедленного ухода к родителям. «Впрочем, — добавил он, — можешь взять с собой из дома все самое ценное, что есть».
Жена стала собираться. Тем временем муж заснул. Тогда она, недолго думая, навьючила спящего мужа на ишака и отправилась по хаджалмахинской дороге домой. Когда они добрались до Ташкапура, муж пришел в себя и все вспомнил. Ему стало стыдно, он попросил прощения у жены. После этого они вернулись в Гергебиль. Сейчас в этой семье несколько детей. Этот случай показывает, что женщины сегодня почти иронически относятся к некогда непреложным шариатским нормам,
Мне рассказали и о других новых чертах жизни гергебильцев, ставших традиционными. Так, Новый год в Гергебиле встречают бал-маскарадом, причем проводится отбор участников, устанавливаются призы за лучшие костюмы, одеваются в воинов, в космонавтов и др. Народу бывает много, причем почти все участники бала в масках. Танцуют как старинные национальные, так я современные танцы.
Гергебильская молодежь увлекается борьбой. Чуть ли не каждый второй молодой человек в Гергебиле— борец, самбист, есть даже секция для ребят дошкольного возраста.
По преданию, название селения происходит от прозвания данного селения за его неприступность «аржа-куни». И в самом деле, селение стоит на крутом, ныне сильно террасированном склоне. Обвалы и оползни нередки и до сих пор. Меня удивляло, как люди спокойно и нормально могут жить в таких условиях. Однако там хороший климат, много солнца, хорошие сады, вкусные фрукты.
Долина ниже Аракани почти полностью просматривается и контролируется из селения или с гребней ограждающих ее со всех сторон возвышенностей. Вход в нее через узкое, довольно длинное ущелье с отвесными склонами. В прошлом селение имело, кроме того, крепостные стены и ворота, следы которых сохранились доныне (все тогдашнее селение составляло часть нынешнего).
Место это обитаемо, видимо, очень давно. По преданию, прежде жители его исповедовали иудаизм, причем на месте нынешнего селения жило 12 семей, обитатели склонов и долины принадлежали к разным народностям и исповедовали разные религии. Их вытеснили предки современных жителей.
Аракани в прошлом был знаменит не только своими фруктами и умением изготовлять опьяняющие напитки, но и идейной борьбой местного ученого, поэта
й автора ряда книг Сайда Араканского против шариата и имамов Дагестана.
Предание гласит, что сначала Гази-Магомед, а потом и Шамиль некоторое время учились у Сайда. Сайд считался крупным арабистом, знатоком права и других наук. Таким же был и его отец Хаджи-Дада. У Сайда учился М. Казимбек. Его называли «отцом востоковедов России». Однако, когда началась Кавказская война, Сайд выступил против обоих своих бывших учеников и идеи мюридизма вообще. Выступал он и против борьбы с Российской империей, считая ее «безнадежной затеей».
Араканцы говорят, что Шамиль обещал не трогать их, если они не пропустят русских через Араканское ущелье. Араканцы согласились, но не пропустили при этом и самого Шамиля. Однажды мюридам все же удалось ворваться в Аракани. Сайд бежал от них к Аслан-хану казикумухскому. Мюриды разбили многочисленные глиняные сосуды с вином в его подвале, а затем побросали в эту огромную винную лужу все книги Сайда, после чего покинули селение. Узнав об этом, Сайд искренне сожалел о вине, а о книгах сказал: «Они заслуживают такой участи, ибо противоречат одна другой».
Пережитки прошлого успешно преодолеваются в селении, хотя все еще дают о себе знать. Например, в прошлом девушка-невеста не должна была показывать посторонним лицо, да и саму ее старались не показывать. Отец и братья ее не присутствовали -на свадьбе, более того, братья, надев шубы, заранее уходили на 3—4 дня из селения в дни свадьбы сестры. Сейчас от этого обычая не осталось и следа. Ныне невеста с открытым лицом сидит на свадьбе рядом со всеми родственниками и гостями, танцует с ними.
Если раньше случаев выдачи араканки замуж за пределы селения или женитьбы араканца на женщине из другого селения почти не было, то теперь сплошь и рядом заключаются браки с жителями Гоцатля, Хун-заха, Аймаков, Гимров, Кудутля, Унцукуля, Ботлиха. Особенно нежелательными раньше почему-то считались браки с кахибцами, ныне же преодолен не только этот «барьер», но и брачные связи с кумыками и русскими перестали быть редкостью.
К моменту нашего посещения в этом селении, имеющем 430 хозяйств, было около 15 врачей, в ;вузах обучалось 18 человек, а в средних специальных учебных заведениях — 30. В Аракани 15 учителей, причем 5 из них — с высшим образованием.
Я прибыл туда в сопровождении ‘ унцукульца — председателя райисполкома Магомеда Абдурахмано-ва. Первое, что бросилось в глаза, — расположение аула среди живописных гор, покрытых зеленью и низкорослыми деревьями. Дома опрятны, побелены, многие утопают с садах. В Унцукуле почти не осталось домов старого типа. Все дома выстроены заново, со всеми удобствами. Жители селения, особенно женщины, одеты очень опрятно. Редко встретишь традиционные овчинную шубу и шапку, а ведь еще до Великой Отечественной войны унцукульцы буквально не расставались с ними. На улицах селения и на базаре очень /чисто. В центре селения Дом культуры с просторным зрительным залом. Единственное, что смутило меня, — это его буквально изрешеченная крыша. Оказывается, здесь нередко бывает сильный град.
Недалеко от Дома культуры памятник Махачу Да-хадаеву. Унцукульцы очень гордятся своим земляком и чтут его память
О происхождении аула и его названия сохранилось несколько противоречивых преданий. По одному из них, с. Харачи существовало до Унцукуля. У одного из харачинцев пропал бык. Хозяин долго искал его, пока не нашел у родника. Место это так понравилось харачинцу, что он решил поселиться здесь. Так возник на этом месте хутор под названием Оцкули («оц» — по-аварски бык, «кули» — хутор). Отсюда название селения — Онсоколо (Унцукуль). Постепенно селение разрасталось, прежде всего за счет постоянно переселявшихся сюда харачинцев.
По другому варианту, имя человека, искавшего быка, было Онсо — отсюда и название.
По местным преданиям, унцукульцы жили в постоянной борьбе с их могущественным и хищным соседом — Хунзахским ханством. Нуцалы его не прекращали попыток подчинить себе койсубулинские земли. Борьба шла с переменным успехом. Вот какое предание сообщил мне 72-летний Муса Абдурахманов.
Однажды верх взял нуцал. Он обложил унцукуль-цев магалой — оброком — фруктами. Он требовал даже, ч’гобы вместе с фруктами унцукульцы привозили ему и колючки для ограждения склада. В магалу с унцукульцев входила также ореховая зола.
Унцукульцы ждали момента, чтобы избавиться от ханской власти. Однажды они пригласили дружинников нуцала вместе с его родственниками, стоящими во главе дружины, на пир к родникам в местности Мар-гал-иц. Унцукульцы тщательно готовились к этой операции, предусмотрев все, вплоть до условного пароля для начала боя. Им была фраза: «Поспели ли абрикосы на Шунги-меэр?» Так называется гора между Унцукулем и Гимрами, где вообще ничего не растет. Унцукульцы все время отвечали задававшему этот вопрос: «Не поспели». Так продолжалось до тех пор, по-, ка ханские люди не опьянели окончательно. Тогда один из унцукульцев ответил: «Поспели!» По этому сигналу остальные повскакивали и изрубили всех ханских людей.
* * *
Унцукульцы были постоянно готовы к борьбе с ну-цалом. По преданию, в Унцукуле существовала постоянная добровольная дружина из 100 человек, всегда готовая к выступлению. Любопытно, что она должна была выступать в случае нападения нуцала не только на унцукульские земли, но и на земли соседних свободных общин.
. Предания, записанные мною в Орта, Харахи о .постоянной поддержке, которую оказывали им .унцу^ кульцы в борьбе против хунзахского хана, хорошо согласуются с вышеприведенным. Очевидно, помощь сильного Койсубулинского союза соседним свободным общинам против экспансии нуцала — исторический факт.
Такая же дружина, с теми же задачами, существовала, по преданию, и в Балахуни.
В памяти унцукульцев до сих пор живут имена и дела знаменитых военных предводителей Койсубулин-ского союза — Чончолава, его внука Муеал-Адалала, Черного Годжо, Кудияв Малачилава.
Для нас, советских историков, весьма существенно то, что эти лица руководили не только набегами на Кахетию, имевшими, безусловно, несправедливый, феодальный характер, но и возглавляли борьбу против феодальной агрессии хунзахских нуцалов.
Мне удалось записать у инспектора ОНО Унцуку-ля Ахмеда Нурмагомедова, уроженца Балахани, отрывок из песни о Чончолаве:
Ярагъ чаран чу гьалак У кого оружие — сталь и конь борзый,
Чончаласул болъе а, Пусть идет в войско Чончолава,
Чуял къадарал чаг!и А у кого кони слабы,
Моцосиялде рахъа Пусть отправляется в Моцок.
Здесь любопытно противопоставление деяний войска, а следовательно, и самого Чончолава сугубо феодальным «исламским набегам» на Моцок—пограничные с Грузией земли с христианским населением. Не кроется ли в этом намек на отличие в самой сущности действий Чончолава от военных мероприятий дагестанской феодально-клерикальной верхушки?
К сожалению, целиком песню записать не удалось. Может быть, более удачливый исследователь соберет материал для ответа на этот вопрос.
Внук Чончолава, также знаменитый военный предводитель Мусал-Адалал, — пожалуй, наиболее популярная фигура в цикле преданий о войнах койсубу-линцев. Он, как и его дед, был родом из Валахани, поэтому более подробно о нем будет сказано ниже, в соответствующем разделе.
В Унцукуле 72-летний Муса Абдурахманов вспомнил, что слышал предание о том, что Мусал-Адалал и Черный Годжо не раз угоняли скот нуцала. Подробностей, однако, он уже не помнит.
По местному преданию, Шамиль в отрочестве находился некоторое время в Унцукуле в качестве мута-лима. Здесь же он жил после ранений вплоть до излечения. После ранения в Гимринском ущелье его лечил Абдул-Азиз.
Унцукульцы долгое время упорно не желали принимать шариат, очевидно, усматривая в нем ограничение своей традиционной независимости. Шесть раз унцукульцы отказывались от шариата до того, как имаму удалось ввести его принудительно. Наконец утвердившиеся уже после Шамиля шариатские нормы получили у унцукульцев ироническое название «куцый шариат».
Тем не менее многие унцукульцы активно участвовали в движении Шамиля. Унцукулец Кебед Хаджи-яв был даже казначеем Шамиля.
Наибом Шамиля в Койсубулинских землях был ученый из Кудатля Маха-Хаджияу.
Еще в XVIII—XIX вв. Унцукуль слыл местом искусных кузнецов (здесь выделывали хорошие кинжалы и ружья), оружейников и стрелков.
Унцукульцы ныне известны главным образом как талантливые мастера художественной инкрустации. Не померкла и слава унцукульских садоводов. Судя по всему, в Унцукуле существовала и сложная, детально разработанная система скотоводства, рациональное и интенсивное использование пастбищных ресурсов общины. Некоторые сведения о ней мне удалось записать.
Вся годная для пастьбы земля общины делилась на участия. Каждый участок был открыт для выпаса общинного скота в строго определенное время и в строго определенной очередности, в остальное время он был закрыт. Например, выпас на пастбищах Кушмата и Никамеэр начинался точно за 25 дней до начала лета. Так же строго использовались и все другие годные для выпаса земли и луга. С последних сначала скашивали траву, а на вырастающей отаве пасли скот. Такой строгий режим позволял обеспечивать скот унцукульцев постоянными кормами.
При этом учитывалось, что те или иные виды животных в разной степени травят пастбище. Это определяло разделение общественного стада на группы и «-очередность выпаса этих групп. Отдельно паслись те-v лята, яловые телки, отелившиеся коровы, причем для каждой из этих групп были отдельные пастухи. Ослы также составляли отдельное стадо.
Использование садов и виноградников также строго регламентировалось. Выпас скота в садах категорически не допускался, за исключением коров и телят (считалось, что последние не портят деревьев и лоз).
Строго запрещалось раньше времени пробовать виноград. Если даже виноград пробовал сам владелец участка, его приравнивали к вору. Существовал даже обычай, по которому за такого «нарушителя» унцу-кульцы избегали выдавать замуж дочерей.
Такие же строгости распространялись и на ореховые деревья. По адату, надо было ждать до дня «ах-биченко», когда открывались сады. В этот же день, кстати, разрешалось выгонять скот на поля, ибо к этому времени все злаки были убраны.
На остальные фрукты регламентация не была столь строгой. Путника приглашали отведать фруктов (за исключением запретных). Если же путник по незнанию пробовал запретные виноград или орехи, унцукулец старался обычно отвернуться иди отойти, „чтобы не поставить гостя в неудобное положение..Старые, унцукульцы рассказывали • мне о былых брачных» «обычаях. Так, раньше обычным брачным ,шзра.ет.рм..для. мужчины были. 30 лет, и болеет— счи-^длрсь, «то он, к.э,том.у-времени! только созревает и ста-.ровится.-,разумным./ Девушка -тоже обычно’ выходила
замуж не^ралее 25 лет
Развёденную женщину не, брали в жены,пока ее бывший муж был жив.-Раньше, девушек.,из Унцукуля никогда не выдавали замуж за юношей из других селений. Сейчас этот обычай забыт.
К моменту моего посещения, впрочем, некоторые пережитки подобного рода не были изжиты. Почти не случалось, чтобы женщины садились за стол в присутствии постороннего (то же относится икс. Гимры).
Дореволюционный быт унцукульцев был довольно тяжелым. Недаром, когда я завел речь об этом, один старик ответил мне: «Я даже во сне не хочу вспоминать старое время».
Все же пожилые люди припомнили кое-что из жизни рядового сельчанина до революции.
Обычной пищей был хинкал с чесноком и сыром. Мясо же ели один раз в 7—15 дней. Бедняки вообще не резали скот на зиму.
В дорогу брали тех (толокно). Смеясь, рассказали мне старики, как унцукулец Гасан отправился в Те-мир-Хан-Шуру с навьюченным ишаком. В местности Рогата он устроил привал. Развел тех в воде и, съев эту болтушку, запил ее водой, после чего сказал: «Теперь я пообедал, как русский царь, теперь я равьн ему. Да и в чем различие между нами? И он бывает сыт, когда поест, и я сейчас сыт!»
До революции отдаленные селения не снабжались промтоварами; для приобретения нужной вещи необходимо было пешком отправляться в Темир-Хан-Щуру с ишаком, навьюченным фруктами. Ходили чаще всего босиком (обувь надо было беречь). В холодное время жестоко страдал от холода не только такой путник — мерзли и портились фрукты, замерзали хинкал и сыр. «Ну-ка, пусть кто-нибудь пройдет такой путь сейчас — уже забыли, что такое бывало!» — так закончил свой рассказ М. Абдурахманов, в прошлом не раз совершавший такие «рейсы».
Зашла речь о степени чистоты и порядка в прошлом. Муса Абдурахманов засмеялся и ответил, что раньше подушку вместо пуха набивали козьей шер-стью, матрац — соломой. Вместо простыни на матрац стелили войлок и укрывались одеялом из козьей шерсти. Одна постель служила всей семье.
Керосин был известен, но чаще пользовались лучиной. Когда ели у очага, лучину втыкали в золу.
До революции в Унцукуле был лишь один человек, умевший писать на почтовом конверте адрес по-русски.
Ныне за 1954—1964 гг. 25 сельчан получили высшее образование, а 170 — среднее специальное, 10 женщин — высшее и незаконченное высшее образование. В 1964 г. в вузах обучалось 34 человека из Унцукуля, в том числе 9 девушек.
Из 41 преподавателя Унцукульской средней школы 16 имеют высшее образование.
Узнал я от унцукульцев и кое-что о перемене эстетических вкусов сельчан. Раньше стены в домах унцукульцев были увешаны медной и фаянсовой посудой и другими изделиями. Однажды в клубе была проведена беседа, где было высказано мнение, что такое убранство жилища не создает уюта, а напротив, собирает пыль и т. д. Вместо этого посоветовали приобрести шифоньеры, диваны, приемники, швейные машины и т. п.
Очень скоро выяснилось, что многие унцукульцы приняли к сведению беседу и убрали комнаты по-современному. В самом Унцукуле спрос на медную посуду упал, она буквально обесценилась, и покупали ее главным образом приезжие любители старой посуды из Гумбетовского, Чародинского, Советского, Ботлих-ского районов,
* * *
Раньше в Унцукуле, как и в других дагестанских селениях, о праздновании Нового года не имели понятия. К 1964 г., когда я посетил селение, там уже существовала традиция — встреча Нового года. В канун Нового года на площади устанавливается елка. Около нее — музыка, танцы, пение. Дом культуры организует выступления школьников. «Как в Махачкале!» — говорили мои собеседники, добавляя, что в этот день с трудом можно пройти по площади -из-за огромного стечения народа.
Торжественно отмечается и День Советской Армии. После доклада устраивается концерт силами художественной самодеятельности.
1 Мая в Унцукуле празднуют не только его жители — из Ашильты, Гимров, Кахаб-Росо, Иштибури, Ца-танеха, Харачи, Ирганая приезжают делегаты со своей художественной самодеятельностью, спортсменами, всадниками. Устраиваются спортивные состязания по бегу, национальной борьбе, а также скачки. В празднике участвуют поголовно все.
Также отмечается и 7 Ноября.
С интересом направился я в с. Гимры. Сопровождали меня в поездке председатель райисполкома М. Абдурахманов и инспектор районе Ахмед Магомедов.
Природа в Гимринском ущелье чудесная — кругом хвойные леса, прохлада. До сих пор там довольно много диких животных — кабанов, медведей.
В самом селении, впрочем, бывает жарко — до (+50° на солнце. Жарко было и в тот день, когда я прибыл в аул. Гимринцы говорили, что сильно страдают от жары дети. Зато эта «парниковая» атмосфера жаркого ущелья, очевидно, благоприятна для фруктов. Даже в Унцукульском районе, славящемся своим садоводством, гимринские фрукты считаются лучшими.
За гимринцами установилась репутация исключительно трудолюбивых людей. Даже в Унцукуле с его ремесленными традициями и традиционным трудолюбием о гимринцах издавна говорили с уважительным юмором: «Дайте гимринцу досыта поесть — и он готов прорыть любую гору».
В койсубулинских селениях еще помнят старую пословицу: «Один гимринец, пятнадцать унцукульцев, пятьдесят ирганайцев равноценны по труду».
До революции пригодных для пашни земель было Мало. Хлеб гимринцы покупали на плоскости в обмен на фрукты. Гимринец отправлялся в дорогу, обязательно нагрузив на своего осла мешок яблок, орехов, груш, кураги или персиков. Плоды обменивались на пшеницу.
Дух равенства и уважения к человеку без различия национальностей считается издавна присущим гимринцам. Я на себе ощутил атмосферу дружелюбия, царящую в селении. Позже, беседуя с сельчанами, я узнал, что при заключении брака в Гимрах давно отброшены старые предрассудки,— родственные связи установились у них с кумыками,, лакцами, даргинцами и представителями других национальностей.
Примечательно, что в селении Гимры девушки в большем почете, чем мальчики и парни. Издавна принято, что всю тяжелую работу выполняют мужчины. Эта традиция дает себя знать до сих пор: и в колхозе, и в индивидуальном хозяйстве женщинам поручается сравнительно легкая работа (уборка фруктов и т. п.). В сильную жару женщин по возможности освобождают от выхода на работу в поле и в садах. Такого уважительного, бережного отношения к женщине, как в Гимрах, я не встречал в других местах Дагестана.
Вот один из гимринских обычаев: жених, выбравший себе невесту, должен заготовить для ее дома запас дров на целую зиму. Он должен сделать это сам или позвать на помощь друзей.
Легенда о происхождении с. Гимры гласит, что в прошлом здесь был сплошной лес. Лишь начиная от местности Ростаник тянулась грушевая роща. Здесь и поселились охотники, давшие начало селению Гену (по-аварски «гену» — груша. Отсюда аварское название Гимров — Генуб, буквально «в грушах»).
Селение делится на кварталы, имеющие свои названия: Омарил гох — квартал назван так потому, что некий Омар когда-то собрал здесь много дикого винограда: Ицуавал — название дано из-за родника; Хаджиавал — по имени Хаджи; Ростаник — буквально «за сеном»; Тарад авал—«дальний квартал»; Аха-авал — «нижний квартал»; Гохгутль — «на двух холмах». Тухумное деление не соответствовало расселению по кварталам.
Гимринское кладбище необычно. Я бывал на многих кладбищах Дагестана, но гимринские памятники отдаленно напомнили мне скорее статуи острова Пасхи: это каменные стелы с выступающей наверху вперед склоненной головой, обращенной в сторону Кыблы (т. е. Мекки). Надписей на стелах нет.
Гимры — былой оплот феодализма и религиозной ортодоксальности. Современные гимринцы — это жизнерадостные, общительные люди. Не заметил я здесь и следов былого интереса к религии или склонности к консерватизму.
Я выступал в селении с обзором событий международной и внутренней жизни страны. Присутствовало около 200 сельчан. Как и во всех дагестанских селениях, слушатели радовались успехам нашей внешней и внутренней политики, живо интересовались новостями, особенно освоением космоса. Часть вопросов, заданных мне, относилась к движению Шамиля, в особенности к современной научной оценке этого движения.
Обойдя Гимры, я убедился, что гимринцы сохранили многие достопримечательности своего прошлого. Я побывал в долине первого имама Гази-Магомеда, сы-на Исмаила. -Совсем недавно -умер хозяин домика Хайбулла — прямой потомок первого -имама. Нас встретила его жена Хадижат Захра. 1 : •- •• —
Посетил я и дом Шамиля, который был’подарен им односельчанину Гусейн-Гаджи. В момент моего посещения в доме жил внук последнего — Базарганов. -. На гимринском—кладбище я; видел -могилу Динго-Магомы — отца Шамиля. Побывал и в мавзолее Гази-Магомеда.
За аулом есть узкое, неприступное со всех сторон ущелье — лишь одна тропинка ведет в сторону Буйнакска. Я побывал в одном месте этого ущелья, называемом Сангаратлук. Именно здесь вел свой последний бой Гази-Магомед и был тяжело ранен Шамиль. До сих пор сохранились остатки завалов, развалины укрепления (башни?) со следами бойниц.
В Гимрах, как и следовало ожидать, сохранилось множество преданий о Шамиле. Однако гимринские предания об имаме отличаются не только своей многочисленностью, но и оттенком своего отношения к Шамилю. Он для гимринцев прежде всего — односельчанин. Этим объясняется и исключительно большое количество преданий о детстве Шамиля (в других селениях их почти нет).
В Гимрах считают, что Шамиль родился здесь в 1798 году. Его отец — гимринец Динго-Магома, мать Баху-Меседу, дочь Пирбудаг-бека из с. Ашильта.
Шамиль учился во многих селениях. В Ирганае считают, что сам Шамиль признавал своим первым учителем ирганайца Гитинав-Магомед-Хаджи. Здесь мне рассказали о его учебе в Танусе и Кудатле, где он был муталимом в медресе.
Много сохранилось преданий о ловкости и силе Шамиля в отрочестве и юности. Говорят, что лишь одного человека Шамиль не мог победить в единоборстве, когда учился в медресе, — это был Капчилав из Кудатля,
Другое гимринское предание гласит, что некогда в стену мечети вбивали колышек, на который вешали шапку. Надо было с разбега сбить ее ногой. В этом соревновании Шамиль превзошел всех своих сверстников. Тогда с помощью лестницы колышек прибили у самого верха стены и, повесив шапку, предложили Шамилю попробовать снова. Шамиль сумел, разогнавшись, взбежать вверх по стене и сбить шапку.
В аварских районах до сих пор известна песня-плач ханши Паху-Бике о гибели ее сыновей, убитых по приказу Гамзат-бека, где она обвиняет в их гибели гимринцев. Отрывок из нее мне удалось записать, привожу его здесь:
Меседул кинида
куцарав
Булач кин кЪварав ле Гинал гГуруй виччазе!
В золотой колыбели воспитанного
Булача как могли вы, Гимринцы, бросить в реку?
Шамиль был избран имамом на горе Арак-меэр, в местности Гортлокал. Сюда прибыли ученые и почитаемые люди: Абдулла из Ашильты, Курбан-Магомед из Чиркея, Сайд из Игали, Худайнатиль из Гоцатля, Газияу-Дибир из Караты, Сурхай из Коло.
В Гимрах наибом Шамиля сначала был Ибрагим, сын Бартихана, павшего в Ахульго. Бартихан был дядей Шамиля. После него наибом был Доногол Магома из Гоцо.
В 1964 году, когда я был в Гимрах, там ожидались большие перемены: велось строительство восьмикилометрового водопровода, подводилась электролиния из Буйнакска. Уже работали хороший новый клуб, библиотека, пекарня, медпункт, зимняя баня, летняя купальня. Работала стационарная киноустановка. Строительство Чиркейской ГЭС совершенно изменило облик Гимров.
По преданию, Ирганайская долина когда-то была густо населена, здесь было около 29 тыс. дворов. И до сих пор по всей Ирганайской долине обнаруживаются чуть ли не сплошные следы построек. Аварское название Ирганая — Рихуниб — означает «место, которое вижу».
Сурхай-Магомед (74 года) сообщил мне- предание, что некогда в Дагестане существовало два больших города — Бахли-Кадар и Ирганай-Кадар. До сих пор сохранились в народе названия этих мест — Бахли-Гадар, Ирганай-шагар.
* * *
Вот одна местная легенда. Ирганай был настолько большим городом, что даже его жители не знали,сколько в нем дворов и людей. Жил там один человек, который водился с шайтанами. Он вызвался узнать то и другое. Для этого он велел сшить брюки с тремя штанинами и повесить их на шесте на перекрестке четырех дорог. Так и сделали. Ночью подошла группа шайтанов и давай удивляться: «Ой-ой-ой, неужели в этом городе есть человек с тремя ногами?» Один из них тут же возразил: «Что же тут удивительного, если в городе, где 9.999 дворов найдется человек с тремя ногами!» Сидевшие в засаде ирганайцы подслушали это и узнали таким образом число дворов в городе.
По другой легенде, во время войн из города Ирга-ная на одних только белых конях выходило 3 тыс. всадников (по другому варианту — 900 всадников).
Пусть это гиперболы — в основе их лежит бесспорный факт былой густонаселенности Ирганайской долины и ее политического единства. Очевидно, это нашло отражение и в известном месте текста «Дербент-на-мэ» о богатствах Ихрана.
Последующее запустение Ирганайской долины своим контрастом с былым ее многолюдьем не могло не поразить воображение людей. Видимо, этим объясняется и возникновение следующей легенды.
Однажды в Ирганае появился некий шейх. Ирга-найские дети начали донимать его, забрасывали камнями, издевались. Проходя по мосту, обозленный шейх вознес молитву, дабы бог послал на ирганайцев всяческие беды, чтобы отныне количество дворов в Ирганае никогда не превышало 300, а воды в речке хватало лишь на один полив. С тех пор и опустел Ирганай.
Здешнее предание гласит, что Ирганай горел семь раз.
» Старые ирганайцы вспоминают, что до революции жизнь народа была тяжелой. Время от времени приходилось ходить с навьюченным ишаком в Темир-Хан-ПГуру за хлебом. Иногда ишак срывался в обрыв — для хозяина это было полным разорением.
Старые ирганайцы вспоминают, что было время, когда 90—95% всех жите^зй страдало от малярии, и считалось, что рано или поздно все вымрут от этой
болезни. Климат в Ирганае жаркий, и это благоприятствовало распространению болезни.
«Здесь,— вспоминают старики,— трясло от лихорадки не только людей, но даже кошек». Бывали моменты, когда болезнь валила с ног всех, и некому было помочь ирганайцам.
Сейчас нет ни одного случая заболевания. Мероприятия Советской власти покончили с этой болезнью —|бичом селения. Ирганайцы говорят об этом с искренней благодарностью.
Сейчас в Ирганае 210 домов. Почти все они построены заново или капитально перестроены. В 1964 г. было построено 24 дома. К этому же времени в селении осталось всего 4 неперестроенных дома.
В Ирганае у меня состоялась встреча с учительницей русского языка Е. М. Семенюк. Она работает здесь с 1932 г., в совершенстве овладела аварским языком, вышла замуж за ирганайца, обзавелась детьми, усвоила нравы местных жителей. Она пользуется большим уважением сельчан. Все считают, что она много сделала и для обучения детей, и для улучшения быта аула. От нее самой и от сельчан я узнал любопытную деталь: когда подрос ее собственный сын и встал вопрос о выборе невесты, она было заупрямилась, когда сын решил жениться на русской. Вспоминая этот случай, муж смеялся. В конце концов все вышло так, как хотели молодые.
Сведения о Балахани я почерпнул благодаря содействию Ахмеда Нурмагомедова, выходца из этого аула и большого любителя местного фольклора и истории.
Сельчане объясняют название селения так: «бала* • — смотри, «хуниб» — туда. Балахани означает «смотри^ туда».
‘Балаханинцев считали выходцами из Закавказья,из Белокан, пришедшими оттуда около 1000 лет назад. Поэтому соседние аулы называли их «падар». Впрочем, один из балаханинских тухумов считается основанным мегебцами.
Из Балахани вышли известные в Дагестане военные предводители койсубулинцев: Чончалав, Кудияв Нурмагомед, Мусал-Адалал, позже Магомед Юсупов и Иса Годжоев.
Более всего преданий сохранилось о Мусал-Адала-ле. Внук знаменитого военачальника и сам выдающийся предводитель, Мусал-Адалал известен своей бесстрашной борьбой с аварским ханом.
Всякий койсубулинец, подвергшийся притеснениям хана, приходил к Мусал-Адалалу за защитой, целые джамааты обращались к нему за помощью и приглашали его в качестве предводителя для борьбы с ханом. Мусал-Адалал первый прекратил выплату мага-лы аварскому хану.
Все это сближает Мусал-Адалала с другим предводителем борьбы свободных общинников против насилий феодалов — с Гидатлинским Хочбаром. Оба они — предводители ополчений союзов сельских обществ. Оба прекращают выплату магалы и истребляют ханских сборщиков. Наконец, причиной гибели обоих является нуцал.
Хан время от времени делал попытки привлечь Адалала на свою сторону и однажды пригласил его в Хунзах на переговоры. Во время их беседы ханша принесла огонь для кальянов и нарочно уронила уголек на руку Мусал-Адалала. Тот даже не обратил на это внимания, пока уголек не погас, хотя в комнате и пахло паленым мясом.
Другое предание о Мусал-Адалале не лишено юмора. В бою он был храбр до безрассудства, а в обычной жизни предание рисует его рассудительным и отнюдь не кровожадным человеком.
Однажды Мусал-Адалал вернулся из очередного похода. Он застал у своей жены пастуха. Услышав стук возвратившегося мужа, жена попыталась спрятать и пастуха, и следы угощения. Мусал-Адалал все
это видел, но вел себя как ни в чем не бывало. Жена подала ему скудную, скромную пищу. Поев, он попросил пригласить ее родителей и братьев, своих родственников и муллу, устроил им хорошее угощение. Пос* ле этого он взял слово у сидящих, что они во всем будут следовать его указаниям, те пообещали. Тогда он предложил жене привести спрятанного человека. Та начала плакать. Тогда Мусал-Адалал сам привел пастуха. Возмущенные братья жены Мусал-Адалала хотели тут же убить ее, но он, напомнив им об их обещаний следовать его указаниям, не позволил им этого сделать. После этого он усадил всех и объявил свое решение о том, что он разводится с женой и тут же выдает ее замуж за пастуха. Присутствовавший мулла здесь же оформил развод и брак.
О гибели Мусал-Адалала существует известная историческая песня. Предание о том же событии, которое я записал, содержит интересный вариант передачи этого события.
Прежде всего дается предыстория этого события. Упоминается о походах Мусал-Адалала на Грузию и его неизменных военных удачах. Голодинцы считали его львом, за которым не задумываясь шли в поход, Мусал-Адалал вступил в борьбу и с аварским ханом. Он убил сборщиков ханских податей в Балахани, затем отправился с дружиной в Хунзах. Хан хотел убить храбреца в Хунзахе, однако его советники сказали, что такого человека следует убить не ружьем, а каламом (пером). Так в конце концов и случилось: узнав о намечающемся походе Мусал-Адалала в Грузию, нуцал тайно послал царю Ираклию письмо — предупредил о готовящемся походе, гарантировал свое невмешательство и настойчиво советовал убить Мусал-Адалала. Ираклий устроил засаду, и предводитель горцев был убит.
Отметим, что это предание, упоминая Ираклия, косвенно датирует жизнь и гибель Мусал-Адалала первой половиной XVIII в. Это совпадает с данными исторической песни о Мусал-Адалале, которая, кроме имени Ираклия, называет и имя нуцала — Умма-хан. В таком случае Чончалав (дед Мусал-Адалала) жил в XVII в.
Балаханинцы передают, что в их ауле долгое время жил Магомед Ярагский. До сих пор сохранился его дом, имя нынешней хозяйки его — Хапизат. Магомед Ярагский был женат на балаханинке.
Гази-Магомед также имел родственников в Бала-хани.
Сейчас даже трудно себе представить, каким бичом была в старом Дагестане кровная месть. Харачинское предание в этом смысле служит убедительным примером.
В Харачи считалось позором для мужчин умереть естественной смертью (от старости или от болезни). Настоящему мужчине следовало погибнуть или в бою, или от руки кровника. Не было другого аула в Дагестане, где кровомщение было бы столь распространено, как в Харачи. Тут даже родственники убивали родст-. венников, т. е. кровная месть бытовала и внутри ту-хума.
На харачинском кладбище убитых похоронено больше, чем умерших.
Поводы для кровной мести в Харачи были самые ничтожные. Например, если кто-либо сбрасывал или ронял ишачье седло на чью-либо крышу, такого человека, по харачинскому адату, следовало убить. Так начиналась непрерывная цепочка убийств.
Даже если кто-либо стукнул в чужие ворота — это приравнивалось к вызову и могло повлечь те же последствия.
Такие эпизоды тянулись с незапамятного прошлого, время от времени повторяясь. После долгой и упорной работы партийных, советских и общественных организаций был достигнут желаемый результат. Сельчане собрались на общий сход и решили простить друг друга и отныне считать всех братьями. Это был поистине великий день в их жизни. Одних только кинжалов было сдано около 500.
К моменту моего приезда прошло 5 лет с того дня — и за это время не было ни одного случая убийства, ранения или драки. Аул в конце концов был награж-
Почетной грамотой Президиума Верховного Совета ДАССР за образцовую работу по охране общественного порядка.
Как и в других койсубулинских (и не только кой-субулинских) аулах, в Харачи прежде запрещалось
Ртупать в брак с людьми из других аулов. Сейчас от пережиток забыт: достаточно случаев выхода девушек-харачинок замуж в другие селения, а среди харачинцев есть женатые на русских, осетинках и т. д. К моменту моего посещения в этом маленьком ауле было восемь семей, где женами были русские женщины.
Назад
ОГЛ
Вперед